Искуситель любви

— Арс, куда ты собрался? — спросил Стас, когда физик хотел встать из-за стола, вопрос его, естественно, остановил, — Ты почти ничего не съел. — Нет аппетита, — ответил Попов, нахмурив брови, быстро посмотрел на него, а потом на тарелку перед собой, — Тем более у меня дела после ужина. — Какие у тебя могут быть дела? — хмыкнул лингвист и потянулся за куском черного хлеба, который лежал в вазе по центру стола. — После ужина придет Шастун, — тихо ответил Арсений, прикрывая глаза. Шеминов повернулся в его сторону и уже хотел было что-то спросить, но физик продолжил, — Чтобы я объяснил ему новую тему, которую он пропустил, когда болел. — Вот оно что, — выдохнул Стас, посмотрев вперед, где были столы для учеников, — Но тебе некуда торопиться, вон он сидит, — качнул головой он в сторону ученика и его друзей. — Я не слепой, — буркнул в ответ Попов, смотря на пятерку десятиклассников, которые ужинали, о чем-то говорили и смеялись. — Ты же засосешь его? — спросил его на ухо лингвист. Арсений повернулся к нему лицом и еле заметно отрицательно покачал головой, — Почему? Такой шанс выпадает, — сказал в полный голос Шеминов.       Физик ничего не ответил, забрал в руки телефон и встал с места. Смотря только вперед, быстро покинул шумную столовую. И так целый день все мысли Попова были заняты одной длинной шпалой из десятого класса, а тут еще Стас с вопросами совсем не к месту. Зачем было спрашивать очевидные вещи, если и так понятно, что он такого не сделал по отношению к ученику, потому что у Шастуна своя жизнь и свои отношения, в это он точно лезть не планировал. Арсений так для себя и решил: не портить мальчику жизнь, а сам он как-нибудь перебесится.       В комнате он методично наводил порядок: расставлял вещи на свои места на рабочем столе, поправил кровать и даже полил цветок в горшке, который обычно поливала уборщица. А потом в ванной комнате поправил рубашку, находящуюся на себе. Долго смотрел в зеркало, причесал рукой непослушную челку. Попов успел подумать, что не стоило так стараться и заморачиваться, в этот момент в дверь постучали.       Антон был как всегда в бесформенной оранжевой толстовке и черных джинсах. Он пропустил подростка к себе в комнату, закрывая за ним дверь. Арсений как всегда занял кресло перед столом, а ученик сел за сам стол. Физик спросил, что именно он не понял и, получая ответ: «почти все» — начал свой рассказ. Он говорил то, что буквально знал практически наизусть и мог рассказывать бесконечно. Говорил и сам увлекся, начал махать руками и чертить графики. Говорил и знал на все сто процентов: его не слушали. Шастун вроде бы здесь, сидел напротив него, спрятав руки под столом, но он совершенно не слушал его объяснения. Но Арсению слушатели не нужны, он мог рассказывать и стенам, но Антон смотрел на него. Не сквозь него, как обычно бывало, когда кто-то летал в облаках, а именно на него. В глаза, потом на руки, потом опять в глаза. Вот это учителя и напрягало.       Но больше напряг вопрос Шастуна, когда тот почти ушел. Арсению казалось, что ученик не хотел уходить, но ноги сами несли его к двери. Смотря парню в спину, физик подумал о том, что Антон уходил как будто навсегда. Вопрос же был слишком неожиданный. Попов ответил на него быстро, почти не думая, а потом начал нести какую-то чушь. Зачем-то давал советы по поводу его девушки. Хорошо, что Антон остановил учителя, неизвестно куда бы это зашло.       Сильно выбило то, что Шастун, как оказалось, в кого-то влюблен. Вопросы сами лились из уст учителя, сейчас было плевать на этику. Но окончательно из колеи выбил ответ парня, а потом отчаянный поцелуй. Попов сам не понял, как это произошло, но прошла буквально доля секунды, и он начал отвечать. Поначалу поцелуй выходил медленным, нежным и невинным. Пробуя друг друга на вкус, физик закинул его руки к себе на шею, а сам обнял за талию. Так же осторожно он прошелся по пухлым губам языком, а потом проник внутрь. Секунда, и поцелуй превратился в жадную борьбу двух языков. Антон не отступал и чувствовал, как руки учителя на ребрах сжимаются сильнее. Не отпуская манящие губы, Арсений сделал вперед несколько шагов, пока ученик не уперся в дверь. — Не пожалеешь? — шепотом спросил Попов, смотря прямо в глаза. — Никогда, — так же ответил Антон, опять потянулся к нему. И физик поцеловал сразу же, жадно сминая чужие губы, а одной рукой потянулся к ключу в замке, поворачивая два раза вправо.       Все ненужные мысли выветрились из головы Шастуна окончательно, когда Арсений, не переставая глубоко целовать, убирал руки Антона со своей шеи и переплел с ним пальцы, вжимая парня в деревянную поверхность двери прямо над головой. Как только губы физика исчезли с уже алых губ Антона, они тут же появились на белой, ещё чистой шее. Шастун откинул голову назад быстрее, чем начал чувствовать слабые укусы. Попов вылизывал каждый сантиметр нежной кожи, при этом левой рукой держал кисти ученика над головой, а правой рукой проникал под его толстовку. Когда мужчина оставил самый настоящий засос, то Антон издал первый стон, который пытался подавить еще в горле. — Сейчас, маленький, — тихо прошептал Арсений, как только услышал этот слабый стон.       Физик опять целовал его в губы, потому что не мог этого не делать. Потому что хотел до спазма в мозгу. Потому что слишком долго держался. Он резко подхватил подростка под бедра, а тот не растерялся, обнимал Попова длинными ногами за талию. Все это для того, чтобы переместиться от запертой двери к мягкой кровати.       Шастуна кинули на постель. Для него это неожиданно, потому что он был слишком увлечен поцелуем. Арсений тут же потянул его любимую толстовку вверх, потом отбросил ее на пол. Учитель начал покрывать поцелуями выпирающие ключицы, руками оглаживая бока и ребра, что также выпирали. Сам Антон не знал куда себя деть, он кусал губы и пальцами расстёгивал пуговки на рубашке учителя. Только он путался из-за ровных зубов физика, что прикусили один из сосков. Именно поэтому Попов выпрямился и расстёгнул рубашку сам, стягивая со своих плеч. Потом уже заметил взгляд на себе. Он уже видел этот взгляд и не раз. Взгляд восхищения, желания, а самое главное любви. Почти все смотрели на него так, но только от взгляда этого десятиклассника стало тепло на душе.       Быстрый, но сладкий поцелуй в губы, Арсений расстегнул молнию на джинсах, а потом выдернул из них подростка, который до этого успел скинуть свои кроссовки на пол. В полумраке комнаты он осмотрел почти голого парня с еле заметной улыбкой на лице. А потом в голове физика возник вопрос о все еще девственности Антона. Перед глазами тут же возникла полуголая Ира с его парнем.       Да, уже его. Попов уже это решил. — У меня с Кузнецовой ничего не было, — тихо выдохнул Шастун, когда заметил быстрое изменение в лице преподавателя, — Я вообще девственник, — он приподнялся на локтях. — Был до сегодняшней ночи, — ответил с ухмылкой Арсений, освобождая свои ноги от легких ботинок, в которых ходил по школе.       Это обрадовало его больше, чем прибавка к зарплате. Потому что его Антона никто не касался, потому что сейчас он только его, а на потом физик не загадывал. То, что происходило сейчас куда важнее для него, чем то, что будет потом.       Попов навис над ним, опять поцеловал в губы, но куда нежнее и аккуратнее. Шастун отвечал, как умел, но в силу своего опыта, сильно ему уступал. Он обнимал физика руками за плечи, но ненадолго, пока Арсений опять не выпрямился, чтобы раздеться окончательно. Учитель гладил его, еще хрупкое, подростковое тело руками и видел в нем столько эстетики, сколько нет ни у одного из его прошлых любовников.       Антон прикрыл глаза и дышал через рот, ощущая прохладные руки одновременно на плечах, груди, животе и на худых бедрах. Будто гладкие ладони Арсения были везде. Он расслаблялся и старался ни о чем не думать, но тут его резко перевернули на живот. Попов приподнял его за таз, стянул ткань белых боксеров вниз, но не снял до конца. — Не волнуйся, все хорошо, — прошептал Арсений, оглаживая округлые и одинаковые половинки его пятой точки.       Шастун залился краской, когда почувствовал горячий язык на том месте, где точно никто и никогда не касался, этого он явно не ожидал. Физик прошелся по кругу сжатой звездочки, а после плавно проник кончиком внутрь. Антон застонал и от неловкости спрятал лицо в подушку, где заглушал все свои слетающие стоны.       Попову это не сильно нравилось, но он ничего парню не сказал, лишь продолжал более усердно работать языком. После спустился губами к потяжелевшим яичкам. Вобрав одно в рот, начал нежно посасывать, а правой рукой плавно водил по вставшему органу. Теперь даже через пуховую подушку слышны громкие стоны подростка, что не могло не радовать Арсения. Вообще, раньше преподаватель занимался подобным не с каждым, далеко не с каждым, но Антон был исключением из правил. Поэтому учителю хотелось доставлять удовольствие в первую очередь подростку, который перед ним лежал совершенно раскрытый, а уже потом Попов думал о себе.       Не убирая одной руки от члена парня, он потянулся к тумбочке, где лежали несколько презервативов и смазка. Второй рукой он выдавил смазку на пальцы и подставил их к чуть покрасневшему входу. Шастун мало понимал, что происходило. Он тонул в новых неизведанных ощущениях, но прекрасно чувствовал, как в него плавно входил один палец. Первый всегда легко, а потом было сложнее. Арсений поцеловал левую ягодицу, одной рукой плавно надрачивал ему, а другой продолжал растягивать тугой вход. Когда второй палец присоединился к указательному, Антон от дискомфорта внутри не кричал, а лишь закусывал край подушки. Попов так называемыми ножницами растягивал нежные стенки внутри и саму звездочку. Левой рукой подливал смазку, которую раньше очень жалел. Она стекала на яички, поэтому физик размазывал ее ещё и по ним, заодно и по стволу. Из-за обилия смазки внутри подростка хлюпало, когда добавился третий палец учителя, а сам Шастун стонал, никого не стесняясь.       Арсений понимал, что сдерживаться ему все трудней. Возбуждение в трусах давило на него, но он продолжил растягивать десятиклассника. Через пару минут физик вытащил свои пальцы из него, вытирая об первую попавшуюся под руку вещь, то есть об собственную рубашку. После окончательно снял белые боксеры, которые болтались на коленках, с парня и перевернул его к себе лицом. Потому что хотел видеть его эмоции.       Попов стянул с себя мешающее белье, а потом вновь навис над ним, чтобы поцеловать сладкие губы. Шастун хватался всеми конечностями за физика будто боялся, что тот уйдет или исчезнет. А сам учитель будто это чувствовал и дальше целовал его, изучал языком чужой рот и гладил ладонями там, куда мог достать. После все же отстранился, но ненадолго, только чтобы быстро надеть презерватив и смазать дополнительно смазкой. — Ничего не бойся, — прошептал Арсений, закидывая его тощие ноги к себе на талию. Хоть он и знал, что в первый раз точно будет больно, но пытался сделать все, чтобы её было как можно меньше. Физик подставлял головку своего члена к входу, а когда увидел, как расслабленно закрыл глаза Антон, вошел в него резко и сразу на всю длину, потому что так легче. Шастун кричал в голос, широко открыв глаза, — Тише, сейчас все пройдет, — опять шептал Попов, и тут же подался вперед, начинал накрывать лицо мелкими поцелуями, — Сейчас, малыш, сейчас будет легче, — говорил он, слизывая слезинку, которая выкатилась из левого глаза подростка.       Антон дышал часто, чувствовал все нежные поглаживания по телу, все легкие поцелуи по лицу, слышал все слова, сказанные учителем. Минуту другую, и он окончательно расслабился на кровати перед ним. Он провел ладонями по спине Арсения, тем самым привлекая его внимание. — Давай, — одними губами произнес Шастун, и физик тут же поцеловал их.       Он отвлекся на поцелуй, потому что мужчина позволял взять главенство в нем, и только потом уже почувствовал первые осторожные толчки. Попов максимально сдерживался, как бы ни было внутри него узко и горячо, как бы ему самому ни хотелось, он сдерживался, лишь бы не сделать хуже подростку. От манящих губ он переместился на шею, по которой водил языком и чуть прикусывал кожу. При этом продолжал аккуратно двигаться. Антон начал постанывать ему на ухо, окончательно отдаваясь ему. Тут физик уже не выдержал. Арсений выпрямился, облокотился рядом с ним руками на матрас, тем самым поменял угол проникновения и, видимо, задевая простату. Шастун из-за этого застонал в голос, тогда Арсений понял, в чем дело. Попов плавно ускорился, вновь попадая по комку нервов внутри, на что Шастун продолжал стонать и кусать губы.       Арсений, обхватив руками таз, тем самым приподняв его, принялся уже насаживать парня на свой колом стоящий член. Челка его уже давно взмокла, как и прямая спина. Он двигался, не останавливаясь, наблюдал за Антоном. А младший не знал, куда деть свои руки, то цеплялся ими за простыни, то ворошил свои волосы. Он пытался подавлять свои громкие стоны, то закусывая нежную губу, то пытаясь прикрыть рот ладонью. Но сам Попов убирал его руки от лица, чтобы видеть, как ему было сейчас хорошо. А Шастуну и правда было хорошо, он стонал с каждым толчком. Когда физик вбивал слишком сильно, то Антон выгибался в спине. Впоследствии его лицо покраснело и тоже взмокло от пота.       Арсений бы не останавливался, продолжал бы это до бесконечности, чтобы слышать эти сладкие стоны из его уст, чтобы видеть Шастуна таким раскрытым и раскрепощенным, чтобы наблюдать, как его мальчику сейчас безгранично хорошо. Но оба уже были на пределе, это Попов отлично понимал. Поэтому, чтобы достичь конца с подростком одновременно, физик принялся надрачивать ему в такт своим движениям, также ускорился сам, хотя казалось, что ускоряться уже некуда. Сильный толчок, а за ним еще один, и Антон обильно кончил ему в руку, тут же улетая далеко в нирвану. Доли секунды, и за ним финишировал Арсений, прохрипев на всю комнату. Еще не выходя из него, физик лениво поцеловал подростка в плечо, но тот еще не вернулся.       Шастун пришел в себя после сильного оргазма, когда внутри него стало слишком пусто. А учитель уже сходил в ванную, чтобы выбросить презерватив, и вернулся к нему на кровать. Попов прилег рядом на постель, укрывая его и себя мягким одеялом. Нежно погладил по голове и поцеловал в скулу. Антон думал о том, что, наверно, ему пора, потому что там, за пределами комнаты физика, уже отбой, и парни его потеряли. Но Арсений обнял и прижал к себе. — Переночуешь у меня, — шепотом сказал Попов, прикрывая глаза.       И десятикласснику ничего не оставалось, кроме как расслабиться и закинуть ногу на него. Резко перехотелось куда-либо идти. Наоборот хотелось вот так лежать с Арсением в обнимку и не думать совершенно ни о чем. Хотя вопросы были и еще будут. Но с этим они будут разбираться завтра, а не сейчас.

***

      Арсений плохо спал этой ночью. Всё потому, что в этот раз он спал не один. В голове его не припоминалось момента, когда он бы делил кровать с кем-то. Это из-за того, что он не любил. Часто после всех любовных игрищ, Арсений либо уходил сам, либо выпроваживал гостя или гостью. Но сейчас был совершенно другой случай. Под боком спал никто иной, как его Антон. Именно с ним физику хотелось делить не только постель. Даже при том факте, что ученик ворочался во сне. Он то прижимался к нему всем телом, то закидывал свои длинные ноги и руки на него. То отбрасывал одеяло не только с себя, но и с физика. То спал звездой по центру кровати, а уже через сорок минут, свернувшись калачиком, тихо посапывал в подушку. А Попов не жаловался. Всю ночь накрывал его одеялом, обнимал, ерошил волосы, слабо целовал в висок, а потом опять через час сна накрывал одеялом и снова обнимал.       Шастун спал и подсознательно ждал звонка будильника, который всегда будил его раньше. Сейчас он проснулся гораздо позже положенного времени. Он попытался потянуться с закрытыми глазами, но получилось плохо. Потому что кто-то крепко прижимал к себе. Открыв глаза, Антон, вспомнил все подробности вчерашнего вечера и ночи. Смотрел он на спящего перед собой Попова не долго, так как тот проснулся. — Доброе утро, — тихо сказал Шастун, медленно выбираясь из его объятий. — Доброе, — выдохнул Арсений, прикрывая глаза.       Сейчас Антон осознал, что вообще не имел никакого понятия, как теперь ему общаться с физиком. После того, что было пару часов назад, вряд ли кто-то будет обращаться по имени и отчеству. А потом Антон подумал о том, кем они теперь являются друг другу. Что будет дальше? И как они вообще будут общаться дальше? Мысли сменяли друг друга, пока он продолжал лежать на кровати и смотреть в потолок. Сам Попов успел принять сидячее положение, поставив ноги на холодный пол, и посмотреть на время, которое показывали его наручные часы, которые валялись на тумбочке. — Завтрак уже идет во всю, — сказал тихо Арсений, поднимая вещи с пола. Сам он как взрослый человек прекрасно понимал, что нужно поговорить с подростком, пока тот не напридумывал себе не пойми что, — Антош, — позвал он парня, повернувшись к нему. — Теперь нужно возвращаться к нормальной жизни? — спросил Шастун, сев прямо, обняв при этом свои колени через одеяло. — Только за пределами этой комнаты нужно будет делать вид, что мы просто учитель и ученик, — ответил Попов, — Будет не очень хорошо, если о нас узнают. — То есть я могу прийти опять? — удивленно спросил Антон, на что физик растянулся в улыбке. — Если хочешь, — тихо ответил Арсений, проводя правой ладонью по его щеке. Шастун еле заметно закивал, прикусывая нижнюю губу, которая уже настрадалась прошлой ночью. Попов подался вперед и смачно поцеловал его, придерживая лицо руками, — Нужно идти на завтрак, малыш. — Ага, — кивнул Антон, прикрывая глаза, а сам обнял физика руками. — Кстати, как ты? — спросил Попов, все же поднимаясь с постели, тот смотрел на него, явно не понимая вопроса, — Ничего не болит? — пояснял учитель, улыбнувшись уголком губ, в ответ подросток лишь отрицательно покачал головой, про себя надеясь, что щеки не покраснели, но Арсений все видел, поэтому улыбка стала шире, — Прими душ у меня, правда это нужно было сделать еще вчера, — сказал физик, когда Шастун тоже поднялся с кровати и поравнялся с ним. — Было бы неплохо, — сказал Антон, смотря прямо в глаза, а руками прикрывая свой пах, потому что он все еще был голый. — Если хочешь, то я потру тебе спинку, — сказал больше утвердительно, чем вопросительно Арсений, слегка прикусывая губу. К слову, на завтрак они так и не попали.

***

— Сереж, вставай, у нас чрезвычайная ситуация! — крикнула Оксана и сдернула одеяло со спящего Матвиенко, который видел прекрасные сны до ее прихода, — Вставай, кому говорю! — опять крикнула девушка и ударила его по плечу ладонью. — Что случилось? — пробубнил Сережа, перевернувшись на спину, и, не открывая глаза, попытался найти одеяло руками, — Бля, — простонал он и сразу же принял сидячее положение, а уже потом смог разлепить глаза.       Паштет уселся на один из трех столов, которые стояли по центру, и принялся крутить в руках кубик Рубика, что нашел недавно у себя на полке. Дима спокойно сидел за другим столом и что-то писал в тетради. Шастуна вообще не было, а вот Оксана, сложив руки на груди, ходила кругами по комнате. — Шаста не было на завтраке, — проговорил Сорокин, не поднимая взгляда от своей игрушки. — А потом я сообщил, что он сегодня не ночевал в комнате, — продолжил за ним Позов, показывая рукой на заправленную кровать Антона. — И что? — тихо спросил Матвиенко, все же накидывая на себя одеяло. — То есть меня одну волнует, где он? — развела руки в стороны Фролова, — А вдруг с ним что-то случилось? — Да что с ним могло случиться, — нахмурился Сережа, а после добавил, — Хотя это же Шастун, с ним — все что угодно, — хоть он и был сонный, но не мог не заметить, как его парень поджал губы, — Дим, ты что-то знаешь? — Столько же, сколько и вы, — ответил Позов, не повернув головы в его сторону. Теперь на него в упор смотрели все без исключения, даже Паша повернулся. Никак в головах ребят не укладывается, что отличник ничего не знает, — Хватит на меня так пялиться, — развернулся на стуле Дима. — Говори, — сказала Оксана и положила руки на бока. Вид у нее был злой, будто она сейчас его придушит, поэтому пришлось рассказать. — Он у Попова, — выдохнул Позов, — Думаю, они ночевали вместе, потому что вечером Антон собирался признаться в своих чувствах. — Это ты его заставил? — спросила Фролова, пока двое парней переваривали информацию. — Я никого не заставлял, — с обидой ответил Позов, — Лишь дал совет, когда он пришел. — Граф сожрет его с потрохами, — сказала Оксана, покачав головой. — И сделает очередной своей марионеткой, — тихо добавил Сережа. — Не надо ля-ля, — ответил резко Дима, поднимаясь с места, — Будто вы не заметили, как физик изменился. Будто я один наблюдал, как он ревновал Шастуна, когда тот целовался с Ирой в коридоре. Будто я тут один вижу очевидные вещи, — пожал плечами Позов и отошел к окну. — Я не обращал внимание, — выдохнул Паштет, откладывая свою игрушку. — Не обращал внимание на то, как один устраивает этот цирк с Кузнецовой, а другой от ревности краснеет как рак? — переспросил Дима, сложив руки на груди, — Два влюбленных придурка, один из которых сопляк, а другой вообще не знал, что это такое и с чем это едят, — после его слов образовалась тишина, потому что каждый задумался. — Значит так, — выдохнула Оксана спустя минуту, разрушив тем самым тишину, — Если Антон сам что-то расскажет, хорошо, а если нет, то не будем докапываться. — Да, пускай сами разбираются, — подхватил Сорокин. — На том они и порешили, — подытожил Сережа, — А сейчас давайте в карты поиграем? — предложил он, доставая колоду из своего ящика.       Все согласились, чтобы отвлечься от ненужных мыслей. Тем более раньше, пока к ним не перевелся Шастун, они частенько играли в разные картежные игры. С первой раздачей сразу вспомнились все шутки и клички, кто вечно был дурачком. Они даже не заметили, как быстро пролетело время и уже пришел третий жилец комнаты.       Антон швырнул учебник по физике и тетрадь к себе на кровать, а потом скептически посмотрел на то, как его друзья сидели за столом и играли в карты. Все сидящие кинули взгляды на него, а потом, ничего так и не сказав, вернулись к игре. Шастун выдохнув, сел на свою постель и, облокотившись на стену спиной, стал за ними наблюдать. Когда через пять минут они оставили в дурачках Паштета и, судя по шуткам, далеко не первый раз, он, наконец, спросил. — А вы не хотите спросить, где я шлялся всю ночь? — привлек внимание к себе Шастун. — А ты готов ответить нам честно? — вопросом на вопрос ответил Матвиенко, смотря на него. Думал тот не долго, почти сразу же кивнул. — Окей, — выдохнула Оксана и, чуть повернувшись к нему, спросила, — Ну и где ты шлялся всю ночь? — Я ночевал у физика, — ответил Антон. Он опустил взгляд на свои руки и продолжил, — Потому что я люблю его, но при этом я даже не знаю, как и что будет дальше, ведь он мой учитель. — Да какая разница, — ответил Сорокин, перемешивая карты в руках, — Через год и пару месяцев он уже не будет твоим учителем, ведь сердцу не прикажешь. — Главное, что твои чувства взаимны, — сказал Сережа, сжимая под столом кисть своего очкарика, — А остальное не так важно, — договорил он, глядя уже в карие глаза через очки. Единственная девушка тоже словила на себе любящий взгляд, потому улыбнулась. Все это, конечно, на глазах Шастуна. — А вы в карты меня не зовёте играть? — как ни в чем не бывало спросил Антон, поднимаясь с кровати. — Давайте лучше в дженгу, которая в библиотеке есть, — предложил Паша, откладывая колоду в сторону. — Паштету надоело проигрывать, — хмыкнул Дима.

***

      Выходные закончились так же быстро, как и начались. Но для Арсения это не имело значения. Он не расстроился и не обрадовался. Ему теперь на эти дни недели все равно. Учитель теперь ждал, когда солнце спрячется за горизонт и настанет в школе отбой. Ждал, когда его мальчик тихо прокрадется по темным коридорам к нему. Ждал его, чтобы целовать и гладить всего нежно всю ночь. Ждал, потому что Антон стал для него всем: и воздухом, и солнцем.       Сам Попов тоже изменился, хоть днем он и старался надевать свою привычную маску холодного и эгоистичного мудака, но физик уже стал другим. От того прошлого Арсения не осталось почти ничего. Он был в этом уверен на все сто процентов. Менять что-то физик даже не собирался. Но все равно старался играть роль, пока не оставался один на один с десятиклассником. — А тебе идет, — сказал тихо Стас, облокотившись на доску. — Что идет? — спросил Попов, переписывая задачу на доску из учебника перед уроком, но оторвался от своего занятия, чтобы посмотреть на друга. — Тебе идет влюбленность, — спокойно сказал Шеминов. — О чем ты? — решил сыграть в дурачка Арсений. — Не притворяйся, — покачал головой лингвист, — Я-то все вижу, ты буквально светишься изнутри, даже когда ты не улыбаешься, — он обошел друга, чтобы покинуть класс, — Я рад за тебя Арс, правда рад, — сказал Стас, похлопав его по плечу, а потом вальяжно покинул кабинет физики.

***

      Одной ночью, когда кровать Шастуна опять пустовала, Сережа смотрел в спину своего парня, который доделывал очередное дополнительное занятие, все думал. Больше о себе с Димой, чем об Антоне и физике. Нет, к учителю он не ревновал, потому что давно понял, что вообще его не любил. Тем более у него теперь есть Позов. Но Матвиенко все равно не мог принять мысль в своей голове, что Арсений Сергеевич влюбился в их друга. Подсознание напоминало о поступках Попова, и было какое-то волнение за Антона. При этом было другое, что волновало куда больше, чем отношения физика и Шастуна. Это их отношения с Позовым, которые не развивались дальше поцелуя. — Почему ты так вздыхаешь? — спросил Дима, когда закончил все дела и начал наводить порядок на столе. — Да так, ничего особенного, — ответил Матвиенко, беря свой телефон в руки. — Ну же, говори, — посмотрел на него пристально Позов.  — Сегодня у Окс и Паштета какая-то важная дата, и они сейчас вместе, — сказал Сережа, кидая быстрый взгляд на него, — А Шастуна опять нет. — И что? — спросил Дима, не понимая, к чему он ведет. — А то! Все вокруг трахаются, а мы нет, — резко сказал Матвиенко, и при этом ударил кулаками по постели. Он понимал, что это было слишком резко и неожиданно, что нужно поговорить нормально. — Спокойной ночи, — сказал Позов и выключил свет в комнате, а раздевался уже в темноте, чтобы лечь спать.       На этом разговор был окончен. Оба отвернулись друг от друга к стенке, а потом не могли уснуть. Сережа гонял мысль, что обидел его. А Дима не думал обижаться, наоборот, он строил план у себя в голове. На следующий день армян извинялся, почти в ногах валялся, но Позов сказал, что все нормально, и он не обижался. Матвиенко чувствовал, что что-то не так, но объяснить не мог. Пришлось плыть по течению.       Через два дня после того разговора, также вечером, когда до отбоя оставалось мало времени, но Шастун еще был в комнате, Дима попросил своего парня пойти с ним. И Сережа пошел, почти ничего не спрашивая. Но когда Позов стал подниматься к спальням учителей, он все же не выдержал. — Куда мы идем? — спросил Матвиенко, оглядываясь на лестницу. — Доверяй мне, — кинул через плечо Позов, идя вперед по коридору. После остановился напротив одной из дверей и открыл её ключом, — Прошу, — пригласил он внутрь.       Сережа нахмурившись, неуверенно шагал вперед и попадал в полумрак комнаты, где все было в свечах. Он тут же понял, что это одна единственная комната учителей, которая пустовала. Потому что в школе не было учителя информатики, ее как раз вела Вобла. Дима закрыл ключом дверь, чтобы никто не вошел и не вышел. — Откуда у тебя ключи? — спросил Матвиенко, смотря на двуспальную кровать, которая была в лепестках роз, — И откуда ты достал свечи и лепестки? — Доставка, — ответил только на второй вопрос Дима, кидая ключ на тумбу у двери, — А ключ я украл, — Сережа повернулся, чтобы удивленно посмотреть на него, хоть было темно, Позов увидел и решил пояснить, — В комнате уборщиц есть доска, где каждый ключ подписан, одолжил на время, завтра верну. — Я пиздец как удивлен, — выдохнул Сережа, — Серьезно, я этого не ожидал, — развел руки в стороны. — Ну романтика, все дела, — тихо говорил Позов, уходя от его прямого взгляда, а когда тот подошел ближе и обнял за талию, быстро выдохнул, — Я хочу отдаться тебе. — Даже так, — хмыкнул Матвиенко и, не дожидаясь никакого ответа от него, тут же поцеловал в любимые губы, чтобы потом завалить своего парня на кровать.

***

      Антон не заметил, как закончился февраль и начался март, а потом не заметил, как наступил женский день. Все потому, что ему приходилось жить в двух разных мирах. В одном он являлся учеником десятого класса, ходил на все уроки и исправно делал каждое домашнее задание, иногда, конечно, списывал у Димы. Еще общался с друзьями, много шутил и был самим собой. Так же звонил маме и отчитывался о делах, которые не менялись. Тут он был простым, упрямым и обычным подростком. Но был второй мир, что сужался до комнаты учителя физики. Там его всегда ждали и были рады. Там его целовали до потери сознания, стирая губы. Там он тонул с головой в мягких руках, в ярких глазах и нежных словах, которые шептались без конца. И пока он был там, в том маленьком уютном и любимом мирке, ничего другого не существовало. Ничего не было важно, ни возраст, ни положение, потому что там ему было хорошо. Но возвращаться из него приходилось всегда, чтобы снова быть обычным десятиклассником, пока не объявят отбой.       Хоть днем он и находился в своем первом мире, Шастун прекрасно мог помнить о том маленьком мирке. Мог кидать взгляды на учителя. Мог замечать его в коридорах и столовой. Мог разговаривать с ним на школьные темы. Мог отвечать у доски. При всем этом он помнил о том своем маленьком мире. И вот сейчас, совершенно не слушая физика, он смотрел на него и вспоминал прошлые ночи. Со стороны может показаться, что он внимательно слушал, но Арсений знал, что это не так. Учитель продолжал объяснять новую тему, а сам кидал взгляды на него. Сам Шастун не переставал смотреть на него ни на секунду, вплоть до самого конца урока.       Десятый класс быстро покинул кабинет. Антон сделал все, чтобы пойти последним, будто он не специально задержался. Идя позади одноклассника, вместо того, чтобы выйти в коридор вместе со всеми, он закрыл дверь. Не успевал Шастун повернуться, как к нему приблизился физик. Сначала его смачно поцеловал, а потом уже прижал к двери всем весом. — Нельзя так смотреть на меня, — произнес прямо в губы Арсений. — Накажешь меня? — спросил Антон, перебирая пальцами мягкие темные волосы на загривке. — Обязательно, — выдохнул Попов, поглаживая ладонями ребра и бока сквозь школьную форму, — Сегодня вечером. — Сегодня не получится, — огорчил его Шастун, — У Окси день рождения, и у нас типа праздник. — Только не шляйся пьяный по школе, — хмыкнул Арсений перед тем, как поцеловать его опять, — Всё, иди, а то тебя потеряют.       Шастун поцеловал сам на прощание, а после покинул кабинет. Сегодня его мирок сделал исключение и появился при дневном свете. К слову, празднование дня варенья Фроловой прошло на ура. Он пил немного, но этого хватило с головой, чтобы потанцевать и поиграть в дурацкие фанты. А Попов все, что не получил этой ночью, получит следующей в двойном размере.

***

      Это была обычная среда, ничем не примечательная. Все по-старому, школьная жизнь кипела и шла своим чередом. Утром Шаст попросил тональный крем у единственной девушки, потому что прямо посередине шеи красовался алый засос. Арсений часто их оставлял, но в основном на груди и плечах подростка, а тут, видимо, не удержался. За завтраком же началась тема про весенние каникулы, потому что до них остались всего две недели. После были классические уроки. И вот на уроке географии, где весь десятый класс скучал и зевал, раздался голос директора по громкой связи. — Антон Шастун, зайди в кабинет к директору, — все тут же уставились на Антона, который подпирал рукой голову.       В полном молчании, он взял свои вещи и вышел из кабинета. Пока шел по коридору, пытался вспомнить, что именно он мог сделать, раз его вызвали к директору. Даже пришла мысль о том, что узнали про его ночные похождения в комнату физика. Однако Антон так и не догадался об истинной причине.