Янтарная петуния

      Мир полон удивительных вещей. Вот например — живешь, радуешься жизни, печешь печеньки и тортики, портишь жизнь окружающим людям, поднимая себе настроение… А потом раз — и карма настигает тебя ударом по темечку, заливисто хохоча и с застенчивой улыбкой пряча за спиной здоровенную киянку.       Примерно так Петуния восприняла новость о родстве с Эмбером. Несмотря на то, что к магику она питала весьма теплые и светлые чувства, они были очень далеки от родственных. К непутевому вору она относилась скорее как к ребенку вроде И-пин и Ламбо, ну или как к котенку. Мило, но проблематично.       И именно поэтому не собиралась сообщать о неожиданно открывшихся фактах Эмберу. Тот и так пытался усесться к ней на шею, свесив ножки (прекрасно маскируя это под дружбу), и если он вдруг получит вполне законный повод сидеть на этой самой шее… Более того, зачем облегчать тому жизнь? Если ему интересно, пусть ищет свои способы узнать правду.       В общем, к очередному выверту судьбы она отнеслась как к Реборну — то есть, как к неизбежному злу.       Но это вовсе не означало, что отношение к Эмберу у Петунии не поменялось. Конечно, воспринимать его как дедушку (Господи, какое страшное слово в отношении вора) не получится никогда, но как члена Семьи… почему бы и нет. Но, разумеется, она не собиралась это демонстрировать. Еще чего!       Впрочем, в том, что вредный, но прекрасно маскирующийся под безобидную котичку вор таки узнает однажды о своем родстве с ней, она не сомневалась. Вполне вероятно, кстати, что Эмбер очень даже в курсе о степени близости с Гарри, Лили и самой Петунией. Просто как всегда вводит окружающих в заблуждение.       В эту игру можно играть вдвоем.       Тем более что…       Очередную умную мыслю прервал резкий запах горелого сахара. Петуния охнула, мысленно матернулась — кастрюльку теперь было не спасти — и обратила внимание на плиту. — Приготовила карамель, называется, — уныло пробормотала девушка, разглядывая обуглившуюся лопаточку. Это ж как надо было задуматься, чтобы любимую кухоньку едва не спалить!       Хотя определенный плюс в ситуации всё-таки был. Мозги прочистились, не иначе как дым так повлиял. Впрочем, чему удивляться. Конечно, гарь от сахара не сравнится с гарью пороха, да и обстановка мирная, а не поле боя, но рефлексы остались. А Петуния признавала — думать ей лучше всего удавалось именно в бою.       Как и многим другим носителям пламени Неба.       Как-то неожиданно навалились усталость и апатия, что весьма странно. Предпосылок никаких не было, а сгоревшая до черноты кастрюля, пусть и была неприятностью, но не стоила того, чтобы из-за этого впадать в депрессию.       Честное слово, ощущение — как будто Мукуро со своей очередной мозголомной иллюзией по разуму проехался. За исключением того, что Рокудо рядом нет и не предвидится, а местные менталисты по своей фантазии и умениям и в подметки Туману Вонголы не годились.       Мукуро вообще мало кто мог перепрыгнуть по умению манипулировать эмоциями. Хотя будем честны — сделать это могла только сама Петуния, просто направления они выбрали разные. Девушка заставляла чужую душу раскрыться, залечивая раны едва ли не кусочками себя самой, а Рокудо с радостной улыбочкой эти самые раны расковыривал, заставляя те постоянно кровоточить.       Что-то слишком часто в последнее время она вспоминает Мукуро. Не к добру это.       Совсем не к добру.

***

      Петуния сурово поджала губы, вчитываясь в письмо сестры. Светлые волоски встали дыбом, а губы то и дело норовили расползтись в оскале. Приветливом и дружелюбном, как у Кеи в горячке боя.       Лили ничего особо не объясняла — оно и понятно, бумага не то, чему можно доверить что-то серьезное. И пусть в способность Занзаса защитить письмо девушка не сомневалась — характер у птицы был такой же мерзкий, как у тезки — здоровую паранойю сестры блондинка одобряла.       Другое дело, что для этой паранойи была причина. И вот это ей ну совсем не нравилось. Ведьмочка кратко, без объяснений причин отменила следующую встречу, сообщила о том, что в ближайшем обозримом будущем они видеться не смогут, попросила за это прощения, и смутно намекнула на возможную опасность для самой Петунии.       Больше всего на свете в данный момент времени блондинке хотелось что-нибудь сломать, потому что интуиция весьма тревожно отзывалась о сложившейся ситуации. Ну, как тревожно — в голове выла и переливалась сигнальными огнями боевая тревога. Казалось, еще чуть-чуть, и можно будет услышать противный вой сирены противовоздушной обороны.       Другое дело, что причин для этого не было. Конечно, в Магическом мире шла война, и опасность как бы была, но!       Местный Темный Лорд, хотя и был явным козлом, нападал только на взрослых. Матерей и детей ни он, ни его ручные Пожиратели не трогали. Понимал, гад, что в таком случае вся Теневая аллея не пожалеет сил, сдохнут сами, но его размажут в лепешку. Потому как среди обитателей этой чудной улочки было слишком мало людей и слишком много тех, кто размножался с трудом.       Дети для них были драгоценны, для некоторых — и вовсе бесценны.       Что, впрочем, не означало, что те же ассасины не возьмут заказ на ребенка или беременную. Или что неосторожно забредшего детеныша не приберут к рукам… или зубам.       Поэтому причина, по которой гиперинтуиция так надрывалась, оставалась для Петунии загадкой. В который раз она пожалела, что не владеет ни способностью Юни видеть будущее, ни способностью Бьякурана просматривать варианты событий в параллельных мирах.       А может, и слава богу — недаром Джиглио Неро была такой фаталисткой, а Бьякуран — абсолютным пофигистом по отношению к любому бреду. Неудивительно — когда видел ну вот совершенно все — начиная от женской версии своих знакомых и заканчивая миром где все они — пони — все кажется таким мелким и незначительным.       Именно поэтому блондинка, наплевав на принятое решение не соваться к Эмберу в ближайшие месяца три — картину мира, несмотря на принятое решение, ей все же было нужно восстановить — все-таки решила навестить Магический мир. Ей были нужны ответы на свои вопросы, и она их получит, даже если окружающие будут сопротивляться.       Особенно если будут.

***

      Честно говоря, Элиза давненько не видела босса такой раздраконенной. Дай Бог памяти, в последний раз блондинка так бесилась во время визитов полиции. Что такого могло случиться за три часа, девушка не представляла, однако немножко нервничающая до своего ухода мисс Петуния по возвращении больше напоминала злющего дракона. Разве что огнем не плевалась, и то… мелькало в глазах что-то такое… нехорошее.       Заваренный чай вместе с чашкой отправился прямиком в стену, оставляя малосимпатичное пятно. Элиза видела хозяйку разной — включая те моменты, когда Петуния напоминала Карающего Ангела, но такой — в первый раз.       Если после смерти Виктора блондинка заледенела, вымораживая ненавистью и ошпаривая холодом бурлящего азота, то сейчас Эванс больше напоминала бурлящий вулкан, из которого вот-вот потечет лава. Честно говоря, Элизе очень хотелось узнать, кто сумел довести солнечную блондинку до подобного состояния. Неизвестного или неизвестную она не жалела ни капли — Петуния была не из склонных к намеренному насилию людей, да и эмоции, пусть обычно весьма яркие и непосредственные, и все же были ею контролируемыми.       Бойтесь гнева спокойных — потому что только они могут выплеснуть всю скопившуюся за годы терпения ярость одним разом, сильно и мощно. Все равно что на едва-едва тлеющие угли плеснуть ведро спирта. Если сперва может показаться, что жидкость потушила искру, то спустя мгновение можно горько пожалеть — взрыв пламени вполне может сжечь. А потом так же резко опасть, снова едва тлея, дожидаясь следующего мгновения.

***

      Ил действительно обожал Петунию Эванс.       За то, что она горела.       Не для себя.       Для других.       За всю свою жизнь — а она у ассасина была очень, очень длинной — он встречал подобных блондинке людей всего пару раз. Потому что гореть душой, освещая и согревая всех без исключения — практически никто не мог. Если хочешь сиять, словно солнце — попробуй сперва словно солнце гореть.       Петуния не пробовала. Она горела, сжигая себя и свою душу по кусочкам для окружающих ее… созданий. Без сожалений, без страха, без обязательств.       Много ли найдется в мире тех, кто без колебаний протянет руку во тьму, хватая залитые кровью ладони, и, не вытаскивая на слепящий сжигающий свет, будет удерживать от падения в страшную Бездну, в которой теряешь самого себя?       И как много из них сможет гореть, не сгорая? Даже феникса в конце концов опаляет собственный огонь, пусть и для того, чтобы подарить новую жизнь. Беззаветная Жертва — вот какая суть была у Петунии Эванс.       Не жертва маленького агнца, идущего на заклание от безысходности, не жертвенность отчаявшегося смертника — нет. Но и не благородная Жертва Спасителя во имя Мира.       Когда отдашь все, что угодно, все, что у тебя есть, ради других — тех, кто дороже всего на свете. Когда цена, которую придется заплатить, не имеет значения. Когда единственный неприемлемый исход — это смерть.       Глупы те, кто думает, что самая большая жертва, что можно принести — это отдать жизнь за семью, друзей, близких. Не умирать ради них, а стоять до самого конца, каким бы он ни был, заслоняя собой от всех несчастий, подниматься снова и снова, раз за разом вытаскивая себя из Чертогов Смерти только ради близких… Ведь если умрешь — ты их оставишь. И удержать их от падения в Бездну будет некому. И заслонять собой от опасности никто больше не станет.       В желании Петунии жить не было ничего эгоистичного. Она жила ради других. И тем страшнее ярость подобного существа. Наёмник не обманывался — Петуния не была человеком. Потому что человек на такое не способен.       Мальчишку, что возомнил себя вершителем Судеб, ни Илу, ни Эмберу не жаль. Они оба на своем веку повидали немало таких «Лордов», и пережили их всех. И если тот был столь глуп, что разозлил Небеса…       Что же, да познает тот их гнев.