Дерево на ветру

Хазан моргнула, икнула и зажмурилась, надеясь, что эти нехитрые манипуляции прогонят видение. В самом деле, ловить глюки всего в двадцать пять лет было несколько пугающим. Она, конечно, видела одним глазом пару романтических комедий, в которых влюбившейся по уши героине в каждом встречном-поперечном мерещился тот самый принц с белым конём под мышкой, но узреть такое наяву было до ужаса жутковато. Чьи-то руки схватили её и поволокли прочь. Хазан открыла глаза, имея столь редкую возможность полюбоваться недовольным лицом матери. Та быстро тащила непутёвую дочуру в какую-то конуру под лестницей, очевидно, служащую комнатой для прислуги. — Мама! — Хазан с раздражением выдернула руку из назидательно-карающей хватки. — Больно! В уже закрывающихся дверях комнатушки возникла внушительная фигура Ягыза Эгемена, упорно не желающего признавать, что он просто видение и мираж. Фигура молчала и только грозно вращала глазами, рискуя вызвать приступ морской болезни у замерших, как сурикаты в прерии, дам. — Вам чего, господин? — вкрадчиво поинтересовалась Фазилет. — Позвольте, мы тут переговорим с глазу на глаз. Не против? Нет? Замечательно. И закрыла перед его носом дверь. — Я сплю? — вяло поинтересовалась Хазан, ни к кому конкретно не обращаясь. — Скажите, что я сплю. Этого просто не может происходить на самом деле... Видя странно-апатичное настроение старшей дочери и удивляясь тому, что она ещё никого здесь не растерзала, как тигрица, и не обрушила дом на головы его обитателям, Фазилет подавила заготовленную гневную тираду в зародыше. По эмоциям, отражающимся на лице Хазан, можно было сделать вывод, что она сейчас либо истерически расхохочется, либо судорожно разрыдается. — Дело сделано, — спокойным тоном сказала Фазилет. — Будет лучше, если не станешь вмешиваться и всё портить. Скажи «спасибо» Эдже и не строй из меня монстра. Я всего лишь пытаюсь выйти из ситуации с наименьшими потерями. Хоть и не надеюсь, что ты поймёшь. Тихо ступая, она вышла из комнаты. В коридоре было пусто. Хазан поплелась за матерью обратно в помпезно обставленную гостиную. «Молодые» с растерянными лицами вышли из-за стола и принимали вялые поздравления от собравшихся. Хазан устало привалилась к стене и только тогда заметила, что по другую сторону арки с точно таким же выражением лица, как и у неё, к стене привалился Ягыз. — Сестра! — позвала Эдже. — Хазым, это моя сестра Хазан, она живёт в Германии и немного опоздала, задержавшись в пути. Новобрачная подтащила к Хазан своего великовозрастного муженька. — Тогда уж и меня представь всем, папа, — вдруг взвился Ягыз, подскакивая к их компании. Фазилет, нутром чувствуя стремительно приближающийся апокалипсис, вклинилась между парами. — Давайте сделаем небольшой перерыв, остынем, а после поговорим, как цивилизованные люди, — примеряя на себя образ голубки мира, предложила новоиспечённая тёща богатея. — Хорошая идея, мама. Впрочем, как всегда, — толкнув Фазилет плечом, Хазан направилась к арке. Казалось, что ещё секунду в этом дурдоме девушка просто не выдержит — устроит очень некрасивую, если они вообще бывают красивыми, сцену. Представляя, как какая-нибудь из стоящих здесь ваз, не дай Бог династии Мин, летит старику в голову, Хазан досчитала до десяти, стараясь глубоко дышать. В холле она подхватила свой чемодан, чтобы беспрепятственно покинуть особняк, и, лишь спускаясь по уличным ступеням, услышала окрик. — Сестра! Сестра, постой! Хазан обернулась. В её представлении Эдже была ещё слегка наивным и доверчивым подростком, с неконтролируемыми перепадами настроения и твёрдым намерением завоевать мир. Сейчас же к Хазан приближалась прелестная девушка в подвенечном наряде, очень женственная и уверенная в себе. Кажется, младшая сестрёнка давно выросла, а Хазан и не в курсе. Обидно. — Сестра, постой! Пожалуйста, не уходи, — проговорила слегка запыхавшаяся Эдже, поправляя на голове венок из живых орхидей. Хазан опустила взгляд на её ноги — невеста была обута в ослепительной красоты туфли на высоченном каблуке. — Нам надо поговорить! — Мне дурно, Эдже, — честно призналась Хазан. — Тошно, если пожелаешь. Плохо. Разговорщик из меня сейчас так себе. — Прости! Прости, сестра! Давай присядем. Хочешь чего-нибудь? Воды? Чая? — Хочу, чтобы ты мне объяснила, как так вышло? Как могло всё это случиться? — В двух словах не расскажешь... Уже второй раз за время, проведённое в особняке, Хазан тащили в каморку под лестницей. Они прошли мимо арки, из которой на них смотрело двое: среднего роста шатен с мутным взглядом и кучерявый брюнет, плечи, талия и бёдра которого образовывали почти ровный прямоугольник. Брюнет смерил гостью взглядом и игриво подмигнул. Хазан передёрнуло. — Я совершила ошибку, сестра, — быстро затараторила Эдже, едва прикрыв двери, словно боялась, что кто-нибудь вломится в комнату и прервёт их. — Очень большую ошибку совершила. Я не знала, как рассказать кому-либо: маме, тебе... Всё никак не решалась, пока не стало слишком поздно. Хазан села на кушетку, стоявшую в каморке. Потом встала. И снова села. Эдже примостилась рядышком и взяла ладони сестры в руки. — Сестра, я... жду ребёнка. В голове у Хазан что-то громко хлопнуло, и от страха она даже зажмурилась. — Не от Хазыма! — быстро добавила Эдже. — Конечно же, не от Хазыма. Я сама долго не понимала, что со мной, и не с кем было посоветоваться... Хазан опалила сестру грозным взглядом. — То есть, да, была ты, но ты была далеко, и такое сложно обсуждать по видеосвязи... в общем... Когда я рассказала всё отцу ребёнка, он... Повёл себя не совсем так, как я ожидала. А ведь говорил, что хочет жениться на мне! Да и детей хотел! Правда, не сейчас, но немного попозже был совсем не против. Сложно было поверить, что такой классический, если не сказать банальный, сценарий мог до сих пор разыгрываться в современном мире у теперешней, казалось, до мозга костей прожжённой от цинизма, молодёжи. Ах, Эдже, вот она, обратная сторона влюблённости! Хазан даже не стала себя утруждать закатыванием глаз, и так всё было ясно. — Но ведь ребёнок уже был, уже существовал! Я хотела признаться матери, но мне сказали, чтобы я немного подождала. Мы справим сватовство. А потом он просто уехал в другой город, учиться. Его родители даже не в курсе о моём существовании. И я... Сестра, только не ругайся! Я была в отчаянии! Каким-то образом я оказалась на высокой скале, с неё открывался прекрасный вид. Хоть и было пасмурно, море было такое тихое и спокойное, красивого цвета, словно бирюза с подпалинами. И я подумала, что хочу такого же покоя, как у этого моря. Солёная слеза скатилась по щеке Хазан и зависла на краю подбородка. — Не знаю, что случилось бы дальше. Я, правда, была сама не своя: жалела себя, проклинала его, ненавидела весь мир, испытывала такое чувство вины перед ещё не родившимся ребёнком, за то, что уже обрекла его на судьбу безотцовщины, что хотела умереть. Да, хотела! Мне стыдно за это сейчас, но тогда я совсем не думала о вас с мамой. Только о себе. Слеза всё же упала, оставив на плече куртки Хазан маленькое пятнышко. — Я стояла на краю обрыва и плакала. Мне было очень страшно, но я не представляла, как вернусь домой, зато прекрасно представляла реакцию мамы. Я знала, какие скандалы последуют за моим признанием, и знала почти наверняка, что она отправит меня на аборт, чтобы я «не портила себе жизнь». А она уже была испорчена! Ну кому я нужна такая? Со всеми этими мыслями уже собралась делать шаг вперёд, а он схватил меня. Хазым схватил меня! Проезжал мимо на машине и увидел случайно. Успел. Наступила тишина, Эдже переводила дух, чтобы продолжить рассказ, а Хазан пыталась совладать с болью в сердце. — Он был первым человеком, кому я всё рассказала, простым незнакомцем, которому так просто облегчить душу. Давилась рыданиями и жаловалась на жизнь, а он утешал, говорил, что всё наладиться, укорял за намерения. Я почувствовала от него столько тепла и сердечного участия, словно ему действительно было не всё равно. Он проявил столько заботы: отвёз в больницу, чтобы убедиться, что с малышом всё в порядке, а когда мне дали успокоительное — ждал в коридоре, чтобы вернуть домой в целости и сохранности. «Что ж, забота, это, похоже, их семейное», — не удержалась от ехидной мыслишки Хазан. — Я не знаю, сестра, как так вышло, но всё закрутилось, Хазым предложил пожениться, а я сказала «да». Он даст ребёнку свою фамилию и будет растить, как своего. Я ему так благодарна за всё, что он сделал, но не только из чувства благодарности согласилась. Мне кажется, я его люблю, не как мужчину, конечно, но как человека. Я обязана ему жизнью, во всех смыслах, он так много даёт мне, ничего не получая взамен, снося насмешки общества и сталкиваясь с непониманием собственных взрослых детей. Конечно, такой скандал, вдовец в годах и семнадцатилетняя... Я понимаю, как ужасно это выглядит со стороны, но я решила быть сильной. Ради ребёнка. Я должна это перетерпеть. Хазан тупо смотрела себе под ноги, сосредоточившись на узоре из ковровых ворсинок под своими грубыми башмаками. — Теперь ты всё знаешь. Прости, что не рассказала тебе обо всём сразу же, да и вообще не поговорила. Когда мама сказала, что ты приедешь на каникулы, я подумала, что так будет даже лучше. Мы объяснимся при встрече, глядя друг другу в глаза. Меньше всего сейчас Хазан хотелось смотреть сестрёнке в глаза. Она не могла понять, какая конкретно часть разговора разбила ей сердце больше: беременность, попытка самоубийства или согласие на этот брак. — Мама боялась, что я помешаю, поэтому не сказала, где свадьба. Я случайно узнала. Эдже покрепче сжала пальцы Хазан, но та отняла руку. — Знаешь, мне нужно побыть одной, обдумать новости. Ты права, теперь тебе надо думать за двоих. Ты выросла, у тебя появились взрослые проблемы. А я... Мне нужно переварить услышанное. Знаешь, не каждый день сообщают, что твоя беременная младшая сестра вышла замуж за вдовца, который спас её от смерти. Я не хочу никого осуждать, спасибо, что поделилась хотя бы сейчас. — Пожалуйста, не разговаривай так отстранённо! — взмолилась Эдже со слезами в голосе. — Ты всё ещё моя старшая сестра, и я нуждаюсь в твоей помощи и поддержке! Хазан горько усмехнулась. — Конечно, милая. Я всегда буду твоей сестрой, и заботливой ворчливой тётушкой для твоего малыша. Поздравляю со свадьбой, Эдже. Правда. Я рада, что вышло как вышло, видно, судьба. — Оставайся с нами в особняке! Мы с мамой живём здесь уже две недели, теперь это наш дом. — Нет, я не останусь, — твёрдо проговорила Хазан. — Дай ключи от моего дома, хочу сейчас поехать туда. Мне нужно, если понимаешь. Эдже склонила голову: — Понимаю. Хорошо, подожди здесь, сейчас принесу. — Я буду на улице. На Хазан от одной мысли, что придётся остаться в особняке хотя бы минутой дольше, накатывала дурнота. Пустой холл эхом отразил их шаги. Хазан застегнула куртку и вышла на улицу. Её сопровождал верный чемодан. Она понимала, что надо сказать хоть два слова матери, но не находила их. Даже Эдже она больше не знала, что сказать, да и эмоций не осталось. Нужно было отсидеться в привычной обстановке и спокойно всё обдумать. Сестрёнка вынесла ключи, и Хазан крепко обняла её на прощание. — Я сменила номер телефона, — сказала Эдже и протянула клочок бумажки с цифрами. — Позвони, как доберёшься, я буду ждать. — Хорошо. Хазан побрела к воротам, грохоча колёсами чемоданчика по брусчатке. Эдже стояла у подножья лестницы в своём лёгком подвенечном платье, ёжась от холодного, пронизывающего ветра. В последний раз обернувшись и помахав сестрёнке, Хазан вышла за ворота. Толпа журналистов заметно поредела, оставшиеся акулята пера, в основном молоденькие девочки и безбородые юнцы, сиротливо кутались в пуховики, докуривая очередную пачку сигарет на всех. Хазан прошла мимо, но на неё никто даже не обратил внимания. Она поднялась вверх по улице, минуя несколько домов, и, почувствовав, что силы кончились, уселась прямо на тротуаре, вытянув ноги на проезжую часть. Заплакала. Было больно осознавать себя плохой сестрой, которая не смогла уберечь Эдже от столь раннего взросления такой ценой. Беспечный ребёнок вмиг превратился в рассудительную и продуманную молодую женщину, отодвинувшую чувства на второй план ради блага будущего потомства. Что может быть ужасней бессилия? Именно его чувствовала сейчас Хазан. Раздался скрип тормозов, и недалеко от Хазановых ботинок замер серебристый капот здоровенной иномарки. Хазан подняла глаза, натыкаясь взглядом на круглый значок «мерседеса». Ей был знаком только один почитатель этой марки. Водительская дверца отворилась, и на тротуаре материализовался Ягыз Эгемен. Бежать было поздно, однако подобное желание всё же промелькнуло на лице девушки, что явно не укрылось от проницательного аквамаринового взгляда. — Хотел поинтересоваться, когда подойдёт моя очередь поговорить с тобой? — с вызовом произнёс Ягыз и грохнул дверцей машины на весь квартал. Хазан скукожилась, пытаясь уменьшиться до размеров шерстяной моли и потеряться в недрах куртки навсегда. — Если я правильно понял — никогда? — в раскатистом баритоне улавливались нотки обиды, злости и робкой надежды, что Хазан сейчас же примется всё отрицать. — Что ты хочешь обсудить? — вытирая слёзы, выкрикнула Хазан. — Что твой отец и моя младшая сестра теперь муж и жена? Что ж, давай! Давай поговорим об этом! Начинай! — То есть вот так, да? — побагровел Ягыз. — Решила просто сбежать, вычеркнув меня из жизни? Даже ни слова не сказав на прощание? — Я не сбегала! — Хазан вскочила на ноги, оказавшись нос к носу (кого она обманывает, нос к груди) с мужчиной. — Я просто ушла из того дома, потому что не могла больше там находиться! И, если уж начистоту, да! Не представляю, как мы можем что-то обсуждать, будучи теперь в подобном родстве! — Что тебя смущает? — взгляд Ягыза блеснул сарказмом. — Давай растормошим твою фантазию. — Не надо ничего тормошить! — вскипела Хазан. — Ты Эгемен! Ягыз Эгемен! Сын Хазыма Эгемена, того самого, что теперь женат на Эдже Чамкыран! А я — Хазан Чамкыран, сестра... — Да-да, я понял аналогию, — тирада была бесцеремонно прервана, — можешь не продолжать. То есть, основная проблема в том, что я Эгемен? Ради тебя я готов стать кем угодно! Какое там самое популярное имя в Турции? Мехмет? А фамилия? Думаю, Йилдыз. Здравствуйте, девушка, я Мехмет Йилдыз, можно с вами познакомиться? — Думаешь, это смешно? Считаешь себя чрезвычайно остроумным? — Послушай, может это не так бросается в глаза, но мне тоже хреново! Тебе кажется, что ты одна тут страдаешь, но мы в абсолютно равном положении! Моя семья рушится! Братьям плевать друг на друга, а уж на меня и подавно! Гекхан сам по себе, Синан сам по себе, а отец вообще решил организовать частный детский сад на старости лет... Я совершенно случайно узнал про эту свадьбу, сорвался из дому, летел сюда с тремя пересадками, сутки не ел и не спал, чтобы услышать: «Прости, сын, но это моё решение и моя жена». Так почему бы мне не смеяться и шутить, когда девушка, которой я только что признался в любви, считает, что теперь мы не можем быть вместе? Ягыз распахнул ярко-синий пуховик и гневно уставил руки в боки, явно отвлекая внимание Хазан от проблем, которые они обговаривали, и явно привлекая внимание Хазан к своей выдающейся фигуре. И даже если коварный умысел был вовсе не таков, он удался на все сто процентов. — И что ты предлагаешь, Ягыз Эгемен? — с вызовом спросила девушка, упрямо подняв подбородок, словно целилась им оппоненту промеж глаз. — Раз уж нашим семьям наплевать на нас, Хазан Чамкыран, я предлагаю не разбрасываться людьми, которым мы небезразличны, как минимум. Он подошёл вплотную, пугающе нависнув над Хазан. Её ноздри затрепетали, улавливая знакомый аромат модной туалетной воды, смешанный с естественным запахом мужского тела. Девушка несколько раз моргнула, не в силах выдержать взгляд, который словно впитывал её всю с головы до пят. — Я предлагаю, — продолжал Ягыз уже тише, — взяться за руки и, не оглядываясь, пойти своей дорогой. Вместе. Он протянул ей крепкую широкую ладонь. Хазан уставилась на неё со смятением. — Колеблешься? — ладонь дрогнула, готовая в любой момент нырнуть обратно в карман. — Знаешь, одна только мысль, что ты допускаешь расставание, невыносимо ранит. Я... Хазан опрометью бросилась к Ягызу, всхлипнув, прижалась к груди, обняла за талию. — Неужели после всего этого я всё ещё нужна тебе? Он застыл в неестественной позе, смешно вскинув руки, словно боялся, что пошевелится, и она исчезнет. Хазан почувствовала, как тяжёлые руки всё же накрыли её плечи. Ягыз несколько раз погладил девушку по спине, а после, удостоверившись, что она не сбегает, сжал в объятиях крепко-крепко. Хазан даже пискнула. — У меня даже слов для тебя не осталось, — вздохнул он. — Кроме тех, что я уже когда-то сказал и хочу повторить. Я люблю тебя. Она подняла голову, ловя глазами согревающий взгляд. — Ягыз... — нерешительно начала. — Что? — каждая чёрточка его лица искрилась счастьем, словно светилась изнутри. — Я тоже тебя люблю.