Хрустальный Человек

Четыре таблетки утром, три вечером. По моему биосинхрометру это было утро. Привычным жестом я высыпал таблетки на ладонь и разом заглотил все, не запивая. - Все свободны до выяснения обстоятельств, - известил Андерсон и покинул док в сопровождении своей свиты, состоящей из Аленко, Шепард и Уильямс. Что это значит - "Все свободны до выяснения обстоятельств"? Каких обстоятельств? Конечно, все эти мысли я держал при себе, но последнее напутствие Андерсона никого не обрадовало. Всю команду списали на берег до выяснения решения Совета по поводу происшествий, связанных с Иден Праймом. Хотите знать моё мнение о Цитадели? Чёртова клоака. Конечно, даже в клоаке есть приятные места, но больше всего я терпеть не могу, когда нас дружно списывают. Обычно это означает большой кусок дерьма: кто-то из вышестоящих вляпался, но запах чувствуют все. Похоже, что о судьбе Андерсона задумывался, кроме Прессли, только я. Шепард и Уильямс, например, забылись сразу же, как увидели Цитадель в иллюминаторе. - Размер не главное, - бросил я тогда на восторженные взгляды космопехов, прильнувших к переборке и не отводящих взгляда от гигантской космической станции. Проплывший мимо нас "Путь Предназначения" - флагман Совета Цитадели - вызвал новый шумный восторженный вздох. "Дети", - подумал тогда я, усмехнувшись из-под кепки. Сорокапятикилометровый тюльпан цвета мокрого асфальта жадно распахнул пасть, впуская нас в своё лоно. Тысячи огней весело подмигивали туманности Змея, но никто, кроме пилотов, не мог расшифровать эти круги на воде. Голубые - отмечают жилые сектора и этажи, яркие трехцветные - посадочные на стыковочных: красные - посадка запрещена, синие - посадка разрешена, желтые - мои нелюбимые: ожидайте. Иногда это, мать его, "ожидайте" может потрепать нервы сотен людей, поверьте мне. Фиолетовые мне нравились. Они всегда ярче всего светили там, где бурлила жизнь: Президиум, верхние Жилые Кварталы... и притоны. И огромные оранжевые артерии, пронизывающие все "рукава" Цитадели, в которых каждый видел что-то своё: бизнесмен - деньги, СБЦшник - кварталы, а пилот - жизни. Именно так ведётся сухой и холодный подсчёт, когда приходится решать, в каком месте производить посадку, когда окидываешь взглядом всё сразу, целиком, когда встроенный счётчик отстукивает неровным пульсом: "Десять тысяч человек в секторе 3, развитая инфраструктура, сотня крупных торговых центров и пятнадцать школ"... Десять тысяч - это мало, скажет космопех, цинично затянувшись сигаретой. Десять тысяч - это слишком много, выдохнет пилот. *** - Джокер! Капитан влетел в мою рубку с такой скоростью, что при желании мог бы стать новым спутником Юпитера. Я и так выжимал из Тевтонца всё, что было в моих силах, но неповоротливый как утюг транспортник перегораживал мне всю видимость. Часть приборов отказала еще во время первого раунда схватки, наблюдались сильные помехи, и полагаться только на автоматику я бы сейчас не смог. Да, вести бой в космосе следует согласно протоколу - именно это в наши головы вбивали инструкторы лётной академии, но только зубрёжник стал бы ориентироваться на протоколы в такой обстановке. Нестандартная ситуация требовала нестандартных мер. Например, протокол требовал отключать гравитацию на военных кораблях во время ведения боя. Но только дебил бы пошёл на это, с моими-то физическими данными. Я был рад, что в этом плане капитан Дориан всегда шёл мне навстречу. - Джокер! Какого чёрта ты тошнишь, выводи за... Нас неслабо тряхнуло, но я смог удержаться в кресле. Капитан чуть не покатился кубарем из рубки, я отчётливо увидел рёбра армейского ботинка где-то у себя под носом. - Коммандер, кинетические щиты повреждены на восемьдесят три процента, термографика давно отказала, нам необходимо выходить из боя! - закричал я так сильно, что на следующем вдохе зашёлся в неистовом кашле. - Мы не можем уйти на ССД! - проревел мне в ухо Дориан. - Мы не можем оставить Малькольм! Нет, пока Тевтонец не разорвало на части! - Ну, это произойдет весьма скоро! - сердито возразил я, а потом увидел Малькольма: неуклюжий транспортник, похоже, вздумал сыграть в смертника, либо у меня галлюцинации. Я искренне надеялся на последнее, потому что посадка на луну в таких условиях для него - это самоубийство. Особенно, когда речь идёт о такой махине как транспортник. Дьявол, они хотят себя поджарить?.. - Я всё сделаю как надо, - проскрежетал я и явственно ощутил крошку зуба на языке. - Держитесь, сейчас мы будем танцевать! Тевтонец лаской прошмыгнул под Малькольмом и чуть не встретил мордой залп из батарианского фрегата. Я чудом уклонился, но понял, что второй такой маневр закончится для нас плачевно. Одно попадание - мы трупы. - Ко мне, мальчонка с грязной попкой, - услышал я одно из традиционных дориановских ругательств над ухом. Я искренне надеялся, что батарианец так и сделает, а потому решился немного покусать его, чтобы отвлечь от Малькольма, неуклюже отступающего с поля боя. Пропуская мимо ушей все причудливые ругательства капитана Дориана, я смотрел прямо в око шторма, всё стремительнее приближаясь к носу батарианца. Я видел, что он готов для атаки, но знал, что маневр не сработает, если я не подойду слишком близко. Ещё немного... ещё чуть-чуть... Тевтонец чуть "прилёг", избавляясь от двух дезинтегрирующих торпед. Малышкам нужно время, чтобы сработать, но теперь ПОИСК батарианца точно ненадолго сойдет с ума. И теперь батарианец точно будет готов поставить на карту всё, чтобы убить меня. Именно меня. Если я хорошо понимаю логику батарианских пиратов, они готовы пожертвовать даже призом - в нашем случае призом выступал MSV Малькольм - лишь бы растерзать обидчика. - Мы так просто от них не отделаемся, - заметил капитан, придерживаясь рукой за спинку моего кресла. - Я знаю, - буркнул я, включая громкую связь. - Рекомендую всему экипажу воспользоваться спасательными капсулами. Повторяю: всему экипажу... Кепка слетела с моей головы, когда капитан отвесил мне неплохого подзатыльника. Впрочем, надо отдать ему должное - он бил нежно. - Что, чёрт тебя подери, это значит?! - Дориан отчаянно ловил мой взгляд, но я смотрел только перед собой. Только вперед. Не замечая ничего. - Капитан... Ричард, - я бесстрастно наблюдал за тем, как к нам приближаются неуютные расселины луны, к которой так отчаянно стремился Малькольм, пока бешеный батарианец не выскочил на нас как чёрт из табакерки. - Ты сам сказал спасать транспортник любой ценой. Так?.. Этим я и занимаюсь, хорошо? Если ты не хочешь сдохнуть, либо убирайся к черту с корабля, либо не мешай мне делать мою работу. - Если бы я тебя не знал, я бы пристрелил тебя, - беззлобно ответил Дориан, но взгляд его стал целеустремленным как никогда. - И был бы прав. Но даже, если мы сейчас сдохнем, я хочу увидеть, насколько красиво мы это сделаем. Чёрт, хотел бы я видеть то же самое на Торфане. Экипаж уже полностью эвакуировался, когда под нами замелькала колония Альянса - одна из многочисленных, маленьких, пока что плохо контролируемых, но она была чертовски важна капитану. И этому Малькольму, везущему груз, который люди ждали хренову тучу месяцев. Я искренне надеялся, что если мы всё сделаем правильно, то через десяток лет эта маленькая беспомощная колония станет большой ахрененно убийственной колонией, способной размозжить любого батарианского пирата, позарившегося на неё. Но сейчас она была в нашей власти. Лишь одна ПВОшка сиротливо томилась на дальней окраине колонии: придерживаться её - и мы легко потрепем батарианца, но если его посудина упадёт вниз... Я помню эту смесь отчаяния и решимости в глазах Дориана. Когда он понял то, о чём думаю я: либо Тевтонец, либо колония. Батарианский облегчённый фрегат - не крейсер, но если он грохнется туда, это будет слабым утешением колонистам, если от них вообще что-то останется. Капитан выбрал то же, что и я. Я в последний раз осмотрел неуклюжие строения под собой, я даже видел колонистов - все в скафандрах, Боже, у них даже атмосферных установок нет, что там о какой-то защите говорить. И я видел бегущие цифры: двадцать пять женщин, двадцать мужчин, один ребенок. Один, мать его ребенок, которого родители притащили сюда в поисках лучшей жизни - наверное, как когда-то меня мать пыталась утащить на Типтри. Хотя этот кусок скалы имеет мало общего с Типтри. Батарианец обрадованно поднажал, когда увидел, что мы удаляемся от ПВОшки. Я спустил две последние дезинтегрирующие торпеды - если нам повезёт, хоть одну батарианский ПОИСК пропустит, хоть одна уйдет по назначению. Если повезёт... Нам повезло. Я круто развернулся, задев брюхом Тевтонца за край скалистого плато, в очередной раз бросил взгляд на красный мерцающий треугольник, на надпись "Кинетические щиты 95%: отключено", на сухую статистику "Двадцать пять женщин, двадцать мужчин, один ребенок". И выдохнул, целясь прямо в нос наглого ублюдка. Одна из торпед, которую пропустил ошалевший растерявшийся ПОИСК, пробила-таки батарианскую посудину, а поэтому мой последний залп уже ничто не могло удержать. Выстрели я на двадцать секунд позднее - и кинетический щит противника поглотил бы этот укус, а наши кишки бы разметало по всей луне в сопровождении громкого "Аллилуйа". Я уже не видел, как батарианский пиратский фрегат сложился пополам. Я уже не помнил, почему и какой удачей мы оставили позади себя еще двоих перехватчиков, чьи ошметки сейчас жадно поглощал вакуум. Я не знал, что сделал Малькольм и что подумал его капитан, глядя на выкрутасы моего эсминца с гордым именем "Тевтонец". Я видел вдалеке лишь только колонию: целую, спокойную. Дышащую. И слышал, как выдохнул над моим ухом капитан. - Чертовски рад служить с тобой, Джефф Моро. - Капитан Ричард Дориан... сэр... как твои штаны?.. Ответом мне был оглушающий удар: Тевтонец пропорол пузом лунный грунт и замер. А далеко над собой, прямо перед тем, как отрубиться, я как будто видел среди звёзд и Малькольма, и наши спасательные капсулы - сияющие, словно метеоры. *** Вечер, как услужливо мне сообщает биосинхрометр на омнитуле. Три таблетки ложатся мне на ладонь: длинная красно-синяя капсула, большая сиреневая плюшка и белая, маленькая, с цифрой "d3", полуистёртой от того, что я крепко сжал пилюли в ладонях. Я смотрел вниз, на Президиум, на искусственное голубое небо, которое в моих глазах выглядело фальшивой игрушкой, а автоматический свет, который поддерживался на Цитадели двадцать четыре часа, не вызывал ничего, кроме мигрени. Я не сидел в кресле Нормандии, я не имел доступа к большей части подсети Альянса, на моём омнитуле не было никаких спецпрограмм, но в голове всё равно сам собой вёлся счёт, когда я переводил взгляд на площадь: двое турианских мужчин, один саларианец, четыре человеческих мужчины, две человеческих женщины, пять азари, один ребенок...