Писательский очерк

      – Смотри, – под солнечными лучами, почти исчезнувшими в другом полушарии, сверкнула золотая монетка самой мелкой цены. Ногти, немного ободранные от работы, переходили в гибкие пальцы, которые вмиг появились из длинных и широких рукавов. Между пальцами прошла монетка, едва уцепив карий взгляд, а потом внезапно исчезла, будто испарившись. Ладони потряслись в воздухе, как бы демонстрируя что она не затерялась в рукавах и не лежала в другой ладошке.       – И как ты это сделала? – оставаясь на месте, выгнул бровь Сасори и неловко поправил на себе чью-то форму, которая с непривычки смотрелась нелепо и сидела очень неудобно.       – Это магия, – завороженно произнесла девушка, уставившись на руки словно сама впервые увидела этот фокус. – А теперь нужно пустить её в ход.       Пройдя чуть дальше она очутилась рядом с небольшой коробкой на подпорке, и вычурная надпись: "Оставь желание" манила своей некалиграфичностью. Намазанная от балды она сияла и привлекала простых людей, которые зашли поглазеть на достоинство старого храма, а заодно и вытянуть из них побольше денег. Завидев куда она направляется спустить монетку, отступник лишь фыркнул и тряхнул головой, сбросив волосы с глаз. Отсутствие привычного высокого воротника сильно сковывало, а обмундирование в неприметную чунинскую форму сильно отвлекало, особенно учитывая то, что за свою жизнь он носил подобное только в формате Деревни Песка, то есть стягивающей сетки и облегающей ткани не было. Поэтому то и дело приходилось поправляться, да и следить за тем, чтобы рукава не поднялись выше и кукольное тело не стало бы заметным. Хируко пришлось оставить, также как и плащ Акацки, Момо утверждала, что на прогулке им это ни к чему. Честно говоря, Сасори ни о каких "прогулках" и не задумывался, но кто же знал, что Орочимару вдруг понадобится так резко куда-то сбегать и у него появится возможность побыть наконец с девушкой вдвоём, пока ему не приставят нового напарника. К счастью, здесь в какой-то глуши – конечно, где ещё ставить какой-то древний храм, который переживёт их всех вместе взятых – никто и не ведал про только недавно вышедшую в свет организацию, и уж тем более не знал как выглядят её члены, однако перестраховаться пришлось. Именно из-за этого Сасори красовался среди людей в своём обычном виде, привлекая взгляды красной шевелюрой, а рядом с ним спокойно вышагивала девушка в длинном, но по её заверениям удобном кимоно. Нежно-персиковые оттенки гармонировали с светлыми волосами, уложеными в аккуратную причёску, делая её похожей на какую-нибудь принцессу, а отступника на её телохранителя. Невольно улыбнувшись этой мысли, Сасори подошёл и плавно перехватил её руку, которая уже тянулась к тому, чтобы бросить монетку в ящик.       – Хорошо подумала? – их взгляды пересеклись, и девушка кивнула, мягко улыбнувшись.       – Моё желание немного странное.       – В этом нет ничего необычного, – хмыкнул Акасуна и отпустил руку, начав следить глазами за тем, как монетка падает с характерным звуком, Момо берёт листок и неровным почерком начинает выводить кандзи.       Неторопливые движения кистью заставляют его слегка заглушить окружающий мир и поддаться наваждению; смотря на такую неспешность, думается, что весь мир сейчас шумит в каком-то своём ритме, кто-то возможно сейчас проливает кровь, а она вычерчивает слова, и необъяснимое спокойствие налегает на сердце. Чувство, будто начнись сейчас война, она всё также осталась бы под куполом и продолжила бы вникать и соединяться с природой в плавных движениях. То, что осталось от сердца нелепо трепещет, превращая закалённого боями и одиночеством преступника в невероятно влюблённого школьника. Даже представить смешно, что его кукольные руки, кукольное тело способно дотрагиваться до неё, и чувствовать не кожу или температуру, а чакру. Её циркулирующие каналы, точно такие же медлительные и спокойные, заставляют Сасори уходить в себя, ощущать умиротворение. Если она рядом, значит вечность ещё не закончилась и вечно гонимому одиночеством кукловоду можно любить зрителя из зала. Что её понимающий взгляд неподалёку, и что стоит попросить и они заведут бессмысленную, но такую приятную беседу, когда обдаст нежным голосом возлюбленной. Он сможет зацепиться за пальцы, некрепко сжать, поделиться мыслями, смущённо выразить чувства. Но он ловит себя на мысли, что опять задумался, лишь наблюдая за Коикэ, а те прекрасные картины остались в мечтах.       – "Я не хочу жить вечно" , – тупо повторяет написанное и переводит удивлённый взгляд на девушку. – Здесь нужно писать свои желания, а не то, чего ты не хочешь.       – Возможно, – уклончиво отвечает Момо, и неловко отходит в сторону по дорожке, а отступник следом за ней. Ему уже не кажется, что следовать за кем-то – так плохо.       – Ты не будешь жить вечно, – Сасори вновь дотрагивается до её руки, и остановившись, он разворачивает её к себе лицом, желая увидеть ответ на немой вопрос. Противоречивые чувства одолевают, и он беспокойно проводит деревянными подушечками пальцев по щеке, пытаясь снять с её лица это выражение неминуемой грусти.       – Зато ты будешь, – тихо выдыхает она, но тут же зажмуривается и мотает головой. – Неважно, неважно. Я очень рада, что мы с тобой сейчас здесь.       Она вновь улыбается, но Сасори словно читает в её глазах мольбу: "Твоя философия невозможна, вечность – обман, а ты продолжаешь утягивать себя глубже и глубже, калечась всё больше". Он знает. Знает, что искусство не вечно, рано или поздно всё умирает, всё исчезает. Как его родители, как сломанные марионетки, как собственное тело, которое он в погоне за временем променял на прочное дерево и оружие. И его всё ещё рвёт на части эта мысль, что одиночество, от которого он старался бежать как можно быстрее, в итоге и стало его вечным спутником. Это ужасно, но осознав, что только что сделала, Момо обнимает Сасори, стараясь как можно нежнее дотрагивается до любимого тела, извиняясь, что в такой редкий день заставляет думать о плохом.       – Прости, – глухо раздаётся голос из складок одежды, а нукенин аккуратно держит её за предплечья – профессиональная привычка.       – Тебе не за что извиняться, – он наклоняет голову и пытается разобрать что-то ещё в светлых глазах. Изучает форму лица и беспрерывно заносит в память всё новые и новые пометки, чтобы хоть изредка вспоминать об её лице во время выполнения очередного задания. Может хоть так его жизнь приобретёт малейший смысл, и вечность пропадёт в её мыслях и жестах.       – Господа, это святой храм! Вы можете пойти миловаться в любое другое место, но здесь я вас попрошу! – чей-то возмущённый голос разрушил хрупкую иллюзию их обособленности от мира, и Сасори резко отстранил девушку от себя.       Кинув на служителя храма безразличный взгляд он прошёл мимо него, зная, что Момо последует за ним. Глупое желание так и останется у неё в руке, а может она выкинет его куда подальше. Теперь бесполезная бумажка будет подхвачена ветром, а монетка вновь спрячется в ловких руках; уже после Сасори обнаружит её прикреплённую между шарниров руки и, очертив её мягким взглядом, сунет в свободный карман.