50 вопросов

      Разбитый экран тихо шипит, а помехи на нем не прекращаются уже минут пять. Эти минуты перетекают для парней в вечность, тёмную и неизменную в плохом ее плане. Никто в комнате не слышит громкого дыхания, но вместо этого до России доносится учащенное сердцебиение друга.       Сначала они, теперь Украина, потом, как оказалось, еще Великобритания. Россия догадывался, как ему будет тяжело. Родной человек, отец, папа. Хотя постойте, ведь… — Америка, — вдруг окликает он американца. Тот, дрожа, поворачивает к россиянину голову. — Да?.. — Ты говорил, что ненавидел Британию. Это ведь правда, да? Это точно было правдой, я помню.       США будто бы отрешен. И хоть по телу заметно бежит дрожь, особенно охватывая побледневшие темные руки, а губы иногда колышатся от несуществующего ветра, в его взгляде, на лице не читается ничего. Страх, ярость, печаль, недоумение — он вообще знает об этом? Помнит ли? Или сломался? Сломался после того, как в ярости кинул в их единственный источник связи с Указателем камень? Или когда услышал имя британца, которого не любил? Что вообще творится с этим парнем? Он пугает. До чёртиков пугает. — К чему это? — доносится до Федерации. Он немного опешил. — Зачем ты задал этот вопрос?..       Монитор наконец перестает шуметь, и картинка на нём становится все яснее и яснее, приобретая холодные, в большинстве черные и серые краски.       Теперь на стуле, с прикованными уже к стене руками, опущенной головой и завязанными глазами сидит Великобритания. Низкого роста, уже в возрасте, мужчина с седыми волосами и бледной белой кожей, что кардинально отличался его от смуглого сына. Все знали его как джентльмена. Галантный, спокойный, всегда умеет договариваться и знает, когда нужно молчать. А теперь, в роли жертвы у психопата, как он будет себя вести? Россиянину даже становится отчасти интересно.       Британец громко дышит. Грудная клетка, стесняемая дорогим изящным костюмом, еле поднимается, из-за чего он инстинктивно открывает рот, желая схватить больше воздуха. — Добро пожаловать в нашу маленькую безумную игру, Великобритания! — Указатель громко смеется, довольный своей неприметной фразой. — Как Ваше самочувствие? Мне пришлось использовать немного наркотиков, чтобы Вы крепче спали. Вот и волнуюсь.       Ослабленная жертва начинает потихоньку просыпаться. Пропуская все «где я» и «что…», он слабо дёргает рукой, пытаясь отпустить. Цепи громко лязгают, но запястье по прежнему остаётся сцепленным. — Господин Британия, пожалуйста, успокойтесь! Постарайтесь собраться! — кричит Федерация, пытаясь достучаться до обескураженного бедного мужчины. — Россия, это, конечно, очень мило, что Вы так переживаете, но для начала неплохо было бы поздороваться, — издевается голос. — А что же Вы, Америка, молчите? Неужели не хотите услышать отца?       США не произносит ни слова. — Как грубо с вашей стороны. Вы ведёте себя, как ребёнок. — Великобритания приподнимает голову. — Скажите что-нибудь, не будьте хамом.       Американец поджимает губы. — Америка, осторожнее. — Россиянин придерживает его за плечи. — Ты в норме? Присядешь?       Он качает головой, отворачиваясь от заботливого парня. Наконец, хрипло и тихо подает голос и виновник сего торжества: — Америка, сынок, ты тоже тут?.. Что происходит?..       Молчание. Парень сильнее сжимает кулаки и уже готов взорваться. Только непонятно, от чего. — Да-а-а… — тянет Указатель, расхаживая по комнате где-то сзади камеры. — Нужно будет поработать над вашими манерами, США. Тут же, всё-таки, Ваш отец. — Он делает небольшую паузу, останавливается и уже тихим, пугающе тихим низким голосом говорит: — Или папа для Вас просто слово?       Американец разворачивается лицом к монитору, случайно или специально оттолкнув от себя друга. — Не имеет значения. Каковы правила?       Голос довольно мурлычет, и в ту же секунду Указатель выходит с руками за спиной. — Всё те же. Я задаю вопросы, вы отвечаете. Правда — Великобритания цел и невредим. Неправда… — Вдруг он достает из-за спины красный, раскаленный нож. — Дальше думайте сами.       На всю комнату раздется громкий смех. Россия с ужасом глядит то на смеющегося мужчину в чёрной маске, то на перепуганную жертву, дергавшую руками в бессмысленных попытках освободиться, и переводит взгляд на Штаты. Он холодно смотрит прямо на экран. Без грамма эмоций. Абсолютно не смущенный или раздосадованный. Будто обезумевший маньяк, наблюдающий за страданиями обидчика. — Хорошо, — произносит он. — Каков наш первый вопрос?       Указатель довольно усмехается, не то чтобы это было видно, но по голосу легко было определить, как он чувствует свое превосходство в данной ситуации. — Вам уже не терпится начать? — Вальяжная, неспешная прогулка до самого британца и слышится, как рвётся дорогущий костюм. Треск ткани в буквальном смысле заставляет напрячься. —Знаете, в свое время, я ходил на художественные курсы. Мне так нравилось, просто до безумия, но... — Он замолкает, словно погружаюсь в воспоминания с головой, а после Нервно встряхивает ей, отгоняя наваждение прочь. — Не важно. В общем у меня не плохо получалось и я хотел бы запечатлеть шедевр на теле нашего дорогого гостя, если вы понимаете о чем я.       Федерацию блевать тянет, от осознания. В его культуре есть выжигание по дереву, просто прекрасных узоров, но что будет с человеком, если провернуть такое на нем? Нервы накаляются до предела, кончики пальцев неприятно покалывает и он плотно сжимает челюсти. Безумие, его окружает лишь сплошное безумие. — И так, господа, ваш первый вопрос будет... — Он берет газовую горелку в свободную руку. — Хотели бы вы изменить что-то в своем прошлом? - Указатель задумчиво крутит вентиль, после чего появляется горящий клин, что нагревает нож ещё больше. — Любой бы этого хотел, как школьник, что хотел бы заранее подготовиться к нужному тесту, так и взрослый, что хотел бы переиграть некоторые моменты своей жизни. — Федерация сжимает пальцы в кулак и нервно смотрит на экран. — Это не корректный вопрос. Нет людей, что не хотели бы что-то исправить и сделать по другому. Тут любой ответит да.       Указатель нервно хмыкает и замирает, от чего кажется, что картинка на экране зависла, но после тот издаёт нервный смешок. — Действительно... — Его пальцы сжимают рукоять ножа, аккуратно его вертят, словно это самая драгоценная вещь в мире. — Тогда я поставлю вопрос по другому. Что именно вы хотели бы изменить в своем прошлом?       США ведет плечом в сторону, словно оно затекло или защемило мышцу. Что бы он хотел изменить в своём прошлом? Наверное таких моментов слишком много, чтобы определить самый важный из них. Вопрос просто вгоняет в ступор и заставляет мозг работать в усиленном режиме. Время тянется как жвачка, от чего нервы снова накаляются, тело всегда напряжено. — Это будет считаться отдельным вопросом? — Америке важно знать, что это отдельные вопросы. — Конечно. Конечно. Ведь тогда это было бы нечестно по отношению к вам, мои дорогие гости. — Эта усмешка в голосе раздражает, но и возможности стереть ее с этого лица нет. Приходится лишь молча смотреть в экран и следовать правилам.       Федерация оглядывается по сторонам, сжимает и разжимает собственные пальцы, что не удивительно, в помещении сыро и холодно. Хотелось бы сейчас полежать в теплой ванне, расслабиться, а после лечь в уютную кровать и уснуть. Сколько они здесь уже находятся? Одна из самых распространенных методик сведения с ума, это лишение социума и средств коммуникации. Ты не знаешь, где ты, как тут оказался, как долго здесь сидишь, сколько должно пройти времени, прежде чем они выберутся? От всего этого просто голова кругом идет, а мозг отказывается воспринимать данность. — Я хотел бы исправить отношения со своими братьями и сестрами. Временами уступить, а не только стоять на своем. Признать вину в некоторых моментах и извиниться. Сделать все, чтобы сейчас мы были бы так же дружны, как и в прежние времена. — Россия говорит это с какой-то вселенской задумчивостью и серьезностью, от чего США непременно бы рассмеялся, только вот ситуация не позволяет.       Указатель задумчиво вертит нож в руках, а после медленно подносит, раскаленное добела, лезвие к горлу мужчины. Кожа начинает слегка краснеть, а самого британца заставляет завертеть головой и начать дергаться всем телом. Он чисто инстинктивно хочет уйти от угрозы и это наверное понятно всем. Указатель тихо хмыкает и почти раздраженно убирает лезвие от горла Великобритании. — Хороший ответ, Российская Федерация, а самое главное, что это правдивый ответ, но что же на счёт вас, Америка?       Штаты едва дергается, стоило услышать своё имя и медленно переводит взгляд на экран. — Нет. Я ничего не хотел бы изменить в своем прошлом, потому что считаю, что поступал правильно. — Его взгляд медленно переводится на спутника, а после снова на экран. — Вы уверены в своем ответе? — Да. — Даже кивает для верности и в эту же секунду раздается душераздирающий крик. Раскаленное лезвие разрезает нежную кожу груди и живота, почти сразу прижигая рану, от чего на теле не появилось ни капли крови. Длинная линия, что пока не несет никакой сути, располагается на бледной коже, что отдает едва заметным контрастом. — Увы, но это был не правильный ответ. — Указатель разминает шею, от чего слышится неприятный хруст суставов. У Федерации просто нет слов, он лишь молча смотрит, как из все еще открытого рта капает слюна, как по щекам льются слезы. Его тело пробирает неприятный холод, заставляя с головой погрузиться в эту неприятную пучину и молча наблюдать за этим. — Но не будем останавливаться на этом и продолжим нашу замечательную игру. — Он театрально взмахивает руками, разводит их в стороны и шевелит пальцами, словно для него это все постановка на сцене, а не реальные пытки вполне себе живого существа, которое может и умереть. — Кого из членов семьи вы презираете больше всего? — Таких людей нет. — И снова молниеносный ответ, после которого следует новая порция криков о помощи и звука, как шипит кровь и сукровица на теле Британца. — Хватит! Остановись! — Нет в нем уже больше той стати и гордости, той степенности с которой он входил в зал заседаний на собрания, нет ничего, что было в том британце, которого все знали, лишь кричащий, жалкий и совершенно беспомощный человек. — Пожалуйста, хватит врать. Молю тебя, сын мой.       У Штатов лицо перекашивается после этой фразы. Он словно теряет контроль в какой-то момент, но стоит появиться тяжелой руке на плече, как удивленный выдох срывается с губ. — Америка, что ты творишь? — Россия не ругается, не злится, не избивает его. Он просто молча смотрит и задает вполне очевидный вопрос для каждого. — Этот человек издевался надо мной годами, избивал меня и когда я просил его остановиться, молил о пощаде, будучи еще совсем маленьким, он не прекращал. Никто мне не помогал и не собирался, в тот момент. — Америка переводит взгляд на экран, наблюдая как раны причиняют немыслимую боль его родному отцу и чувствует лишь противоречивые ощущения. С одной стороны, как живое существо, его немного жаль, с другой же, ему очень хочется избавиться от его общества в своей жизни навсегда. — Теперь же настал час расплаты.       Из динамиков слышится хриплый смех и легкое дребезжание, цепи неприятно бьются о стену и издают странные лязги, когда прикованный к ним содрогается в болезненных судорогах. Даже с таким плохим качеством изображения на экране, прекрасно видно ужасающие раны, покрывающие живот и задевающие часть грудной клетки Великобритании. Линии на теле причудливо изгибаются, вырисовываясь в какой-то узор. — Я удивлен не меньше вашего, Господин Великобритания, но к сожалению таковы правила нашей с вами игры. — Указатель фальшиво-заботливо говорит это и треплет его по голове. — Соединенные Штаты Америки, прошу вас ответить на вопрос правдиво. — Я всё ещё остаюсь при своем мнении и считаю, что никого из своей семьи не презираю. — Снова крик, снова слезы и выпученные глаза. — Что такое, отец? Где же твоя гордость сейчас? Где же твое непоколебимое эго? — Россия встряхивает Америку, а после дает крепкую пощечину, заставляя обратить внимание на себя. — Остановись, безумец! Ты что творишь вообще? Он же твой отец. Твоя семья в конце концов. Он может умереть от болевого шока. Посмотри на него, он же сейчас отключится. — Стоило только присмотреться и уже заметна бессознательная пелена на глазах британца, пелена боли, шока и потерянного разума. — Не лезь даже, тебя это не касается. Этот ублюдок мне никто и я не хочу иметь с ним никаких дел. Пусть сдохнет в грязи, как свинья!       Аккуратная тушка птицы прорисовывается на покрасневшей коже живота, а после под песнь из криков появляется и часть крыла. Штаты смотрит на это с нескрываемым упоением и продолжает врать, пока его родной отец не погружается в бессознательный сон.