Моя любовь к истории

      Утром предстояла выволочка от мамы. Меня упрекали в пренебрежительном отношении к своему здоровью, в том, что не делюсь с матерью переживаниями. Она даже пустила слезу, говоря, что я у нее один самый дорогой и любимый и что у нее давление подскочило, когда ей сообщили об обмороке. — Ты моя надежда и опора, Дим. Пожалуйста, цени себя! — причитала она.       Испортилось настроение. Все это лишний раз заставляло задумываться о выборе, который я делаю, идя сегодня к историку домой. Жизнь — то еще дерьмо. И найти в ней то, что заставляет сердце биться чаще, — большая удача. Да, я могу предположить, что на пути мне еще много встретится людей, которые западут в душу. Но почему из-за этого я должен упускать такой шанс? Потому что впереди ждут одни неприятности? Потому что мне восемнадцать, а ему тридцать два? Потому мы никогда не сможем открыто проявлять чувства друг к другу? Все это вкупе с ответственностью перед родными — вот препятствие, которое железной стеной становится между мной и тем, что я действительно хочу.       Кто знает, что нас ждет впереди. Может, Алексей Юрьевич не захочет терпеть все эти трудности ради меня. Чувства рано или поздно уходят. Я даже не могу отрицать, что и сам когда-нибудь могу остыть, хоть это и кажется невероятным. Но стоит себя одернуть и идти напролом. Нужно было убивать сомнения еще в зародыше, а не давать им плодородную почву, чтобы разрослись и опутали мозг. Поздно уже метаться и подвергать чувства еще большим испытаниям, чем было до этого. Ведь практически восемь месяцев прошло с тех пор, как я понял, что влюблен, и ничего не помешало мне усомниться до сих пор. Да, я влюбился в мужчину, он отвечает мне взаимностью, судя по всему. Да, сегодня наконец осуществятся те мои сны, от которых утром хотелось лезть на стену.       Погода радовала. Лето уже вовсю вторгалось в мою жизнь, но это лишь значило, что скоро экзамены. Контрольные успешно написаны, доклады защищены. А сегодня нам дают наставления по некоторым нюансам сдачи ЕГЭ. Не знаю, сколько это займет времени, но терпения ждать совершенно нет. Нужно расставить все точки над «i» с учителем. Только вот школьная жизнь нас больше не связывает, а это дает свободу действиям. Как же много мне с ним хочется сделать. О том, позволит он или нет, даже не задумываюсь — после всего, что историк заставил меня пережить, я просто достоин поощрения, и никакие доводы ему не помогут. Не то чтобы я был уверен в своих силах, будучи лишь в теории осведомленным, как это все происходит у мужчин. Но желание завладеть им превышало все возможные сомнения и стеснения. Мы ведь уже видели друг друга практически без одежды, так что же может быть более смущающим? «А что, если я сделаю что-то не так? Что, если ему не понравится?» — нудил внутренний голос. Мои мысли прервало появление классной руководительницы.       В ходе трех часов, которые меня неимоверно вымотали, нам объясняли правила проведения экзамена и ответов на вопросы, сложные моменты и просили задавать вопросы. К слову, их посыпалось великое множество. И чем эти бездельники только занимались целый год? Нам ведь повторяли сегодняшнюю информацию снова и снова. Уже тошнит от всего этого. — Эй, с тобой все в порядке? — взволновано шепчет Макс под боком.       Сколько раз у меня возникали мысли о том, чтобы посвятить друга в свои переживания. Я был уверен, что он поймет, просто было стыдно. Ведь если о том, что мне нравится мужчина узнает еще хоть один человек, помимо самого предмета желания, то все — пиши пропало. А именно это означало бы то, что я действительно признаю свою ориентацию. Но Макс и так достаточно давно что-то подозревает. Но он не настаивает на том, чтобы я открылся. Очень благодарен ему за это. — Мама утром отругала, — отмахнулся я, потирая слезящиеся от непрекращающихся зевков глаза. Ну и зачем надо было собирать нас в такую рань? — Еще бы, я и сам еле сдерживаюсь, — признаться, меня малость удивили его слова. Поэтому, когда он увидел недоумение на моем лице, продолжил. — Думаешь, я не замечаю, что с тобой что-то не так после Нового года? Ты замкнулся в себе и начал учиться как проклятый, словно пытался за полгода всю школьную программу наверстать. Но я знаю, что это все из-за того, что ты пытаешься отвлечь себя от чего-то. — Ты это о чем? — мне стало не по себе от проницательности друга. Хотелось его остановить, сказать, чтобы не нес чепухи, но я не смог.       Нас уже распустили, пожелав удачи, и класс поспешно начал покидать помещение, оставляя нас одних. Меня не покидала мысль, что сейчас все само собой и прояснится. — Я ведь не дурак — в состоянии сложить два плюс два. После Нового года ты перестаешь заниматься с историком. Как следствие, твое настроение падает, — перечисляет на пальцах друг. — Думаешь, я не видел, как ты на него смотрел на уроках и как искал глазами на переменах в коридоре? А когда видел, у тебя становился такой загнанный вид, что мне стоило огромных трудов не пнуть тебя и не потребовать объяснений. — Макс… — Не перебивай… — выставил он передо мной ладонь, — в итоге ты не спишь ночами, мозоля глаза не бог весть чем и впоследствии грохаешься в обморок на его последнем уроке, — друг переводит дыхание и, наконец, замолкает, пристально глядя на меня. — Что скажешь в свое оправдание, м?       Мне нечего сказать и в то же время хочется сказать все. Меня просто распирает признаться. В висках начинает стучать, и я тяжело вздыхаю, начинаю массировать их, закрыв глаза. Макс терпеливо ждет моего ответа. И я наконец говорю: — Я люблю Алексея Юрьевича, — взял и сказал наконец то, что нужно было сказать еще давно и не мучиться. — Чего? — он щурит глаза и неверяще улыбается. — У нас чувства друг к другу, практически с начала учебного года. Он не подпускал меня близко все это время, и поэтому мне было тяжело.       Я решаюсь поднять взгляд на друга, который подозрительно умолк. Вижу осознание в его глазах и то, как они раскрываются пропорционально удивлению. Он даже не допускает, что это может оказаться дурной шуткой. Он знает меня, знает, что такими вещами я бы никогда не стал шутить. — Дим, ты не поверишь, но я и такое предполагал, — выдает он в конце концов, — но что скажет твоя мама? И вообще, в этой стране быть… геем опасно и… — Думаешь, я не думал обо всем этом? — устало усмехаюсь я. Мне на душе неимоверно легко. — Сколько бы я не мучился этими мыслями, сколько бы не размышлял над тем, что это опасно, не имеет будущего и вообще аморально — все равно не смог выкинуть его из головы. — А что он сам по этому поводу думает? — Он… не знаю, Макс. Все это время он в основном отталкивал меня. Но вчера, видимо, понял, насколько я могу быть настойчивым в своих желаниях.       В глазах друга непонимание. Он закрывает рот ладонью и над чем-то размышляет, рассматривая исписанную парту перед собой. — И что теперь? Вы вместе? — серьезно спрашивает он, сложив ладони на коленях. — Не знаю, наверное. Сейчас иду к нему, чтобы все прояснить, — и я краснею после этих слов, понимая, как двусмысленно они могут прозвучать. Это не скрывается от глаз друга, и он по-доброму улыбается. — Чувак, надо было раньше рассказать, а не строить из себя мученика. Вон до чего себя довел: кожа да кости, синяки под глазами и вообще как зомби выглядишь.       Я усмехнулся этому сравнению, которое даже учитель вчера озвучил. Видимо, мои дела и вправду настолько плохи. — Я думал, если скажу, то признаю свою ориентацию окончательно. Я элементарно боялся этого, — сознаюсь я другу и решаю встать, чтобы собрать небольшой рюкзак.       Он встает следом и похлопывает по плечу, ничего на этот раз не говоря. И я ему признателен. С души свалился груз, и теперь хочется летать. Но вместо этого я иду к учителю. Макс меня провожает некоторое время, потом мы расходимся в разные стороны. Мне подмигивают и желают удачи. От того, как он легко воспринял такую новость, во мне появилось больше уверенности. Со временем нужно будет сказать маме. Я просто не могу обманывать столь дорогого человека. Зная ее, нужно запастись валерьянкой, валокордином и большим терпением, чтобы выдержать слезы и истерики.       Знакомый до боли подъезд, дверь с номерком. Какими же силами я себя сдерживал, чтобы не прийти сюда все это время. А сейчас стою и мнусь перед заветной дверью и опять не знаю, что сказать и как объяснить. Вдруг вспоминаю, что стою с пустыми руками. В размышлениях забыл зайти в магазин. А ведь планировал купить его любимый торт. — Вот черт…       Оборачиваюсь и иду обратно, как телефон в кармане начинает громко звенеть. Ощущение дежавю настолько четко впечатывается в сознание, что я буквально замираю. А дверь за мной с щелчком открывается. — Смотрю, ты так и не научился стучать или же на звонок нажимать, — комментирует мне в спину бархатный голос.       Я оборачиваюсь с глупой виноватой улыбкой и пожимаю плечами, сбрасывая его звонок на мобильнике. — Хотел торт купить…       Понимаю, что звучит жалко, но ничего не могу с собой поделать.       Меня жестом просят зайти. На его лице играет озорная улыбка, а в глазах пляшут огоньки. У него на удивление хорошее настроение. И оно передается мне. — Уже полдень, ты голоден? — будничным тоном спрашивает он, заходя на кухню, — Тебя так и хочется накормить, нежить ты моя. Я закатываю глаза от этой реплики. — Не голоден я. Лучше давайте поговорим.       Он в удивлении приподнимает брови. Такой домашний, теплый. Мне ужасно хочется его обнять, втянуть запах кожи, потереться щекой о сильную грудь. — С места в карьер! — комментирует он. — Давай тогда в гостиную.       При взгляде на маленький диван, в памяти живо возникли картинки той ночи, и я покраснел как рак. Точнее, я так думал, ведь все лицо начало гореть от смущения. Но я, как и тогда, сел рядом с ним, но на этот раз не оставляя расстояния, а соприкасаясь бедрами. И это, как ни странно, придало уверенности. — Алексей Юрьевич… — Стой, — прервал он меня, — для начала давай уже на «ты» и зови меня Леша. А еще, прежде чем ты скажешь то, что хочешь сказать, позволь мне раскрыть перед тобой некоторые карты. Я молчал, не зная, что и сказать. Кажется, он воспринял это молчание как одобрение и устроился удобнее на диване. Повернулся ко мне лицом, сев по-турецки. Я, чтобы не выворачивать шею, тоже поднял ноги, но оставил одно колено, чтобы опираться подбородком. Мне уже давно хотелось знать об учителе больше. Поэтому я весь обратился в слух, рассматривая при этом его губы. — В отличие от тебя, я в двенадцать лет уже понимал, что отличаюсь от остальных мальчиков. Не хочу читать лекции про то, как мальчики понимают, что им не нравятся девочки, — усмехается, потирая лоб, — но я самый типичный случай. Правда, родителям об этом стало известно слишком поздно, — он помрачнел, но снова принялся говорить и жестикулировать. — Дело в том, что я преподавал в частной школе для мальчиков. Таких в Англии немало. Там случился один неприятный инцидент… скажем так, моя ориентация стала достоянием общественности, и меня уволили, сообщив родителям во всех подробностях почему. Учитель замолчал, будто обдумывая, стоит ли продолжать, и заглядывая в мои глаза с немым вопросом. — И вы поссорились с родителями… — заключил я, подстегивая его на продолжение. — Да. Это был скандал, учитывая, что я старший сын и наследник. Мои родители давно перебрались в Англию и основали там бизнес — сеть книжных магазинов, которые приносят неплохой доход. Отец собирался оставить все мне, несмотря на то что Виктор, мой младший брат, хочет этого с самого детства. — А вы… ты не хочешь, значит? — уточнил я.       Леша, как он просил себя называть, сейчас выглядел каким-то растерянным и уязвимым. Я понимал, насколько сложно ему открываться, и поэтому слушал с интересом и старался подвинуться как можно ближе. Во время рассказа я вообще придвинулся к его коленям, и сложил на них ладони, периодически поглаживая и сжимая, выражая поддержку. — Мне никогда не хотелось ничего подобного. Во-первых, я мечтаю проложить свой собственный путь. Учить детей истории, как ни странно, - мое пристрастие, даже хобби, если угодно. Мне нравится преподавать, нравится, когда мои ученики начинают любить мой предмет (это маленькая победа для меня), а еще — способ показать себе, что я чего-то стою, — он пожимает плечами, накрывая мои ладони своими и наблюдая, как я переплетаю наши пальцы, а затем отпускаю, поглаживаю костяшки, прохожусь по мягкой ладони, очерчивая линию жизни. — У меня здесь бабушка живет. Так что после ссоры с родными приехал к ней, а потом, как начал нормально зарабатывать, снял квартиру. Меня пытались вернуть раз десять. Иногда даже угрожали. Мама все еще говорит о психологе, который должен вылечить меня.       Он невесело усмехается, все еще наблюдая, как я массирую его узкие ладони. Они расслаблены и охотно поддаются на ласки. Я ему искренне сочувствую. Мне хочется крепко прижать его к себе и сказать, что все будет хорошо. Но я понимаю, что он взрослый мужчина и уже давно разобрался со своими скелетами в шкафу. То, как уверенно он держится в школе, как подстегивает учеников учить свой предмет, как готов бесплатно с ними заниматься — все это говорит о том, что он в порядке. Да, Леша уже давно все пережил. Это видно по глазам: будто рассказывает о чем-то, что произошло не с ним, а с кем-то другим. А он лишь невольный свидетель. — Спасибо, что рассказали, — коротко говорю я, когда пауза затянулась, и было похоже, что он закончил рассказ. Но, правда, чуялась некая недосказанность. — Я ведь правильно понимаю, что все эти проверки моих чувств для того, чтобы я понял серьезность ситуации? Он вскидывает голову, глядя на меня и пожимает плечами: — Это очевидно даже без моего рассказа о себе, Дим. То, что я тебе нравлюсь, еще не значит, что ты должен в восемнадцать-то лет делать меня центром своей вселенной… — Как это вы точно сказали про центр вселенной, — усмехаюсь я, сжимая его ладони в своих. — Вот только уже поздно. Я не могу без вас… — Я думал, что мы договорились перейти на «ты», — улыбается, притягивая меня к себе, и прикасается к губам в легком поцелуе. Его мягкие изогнутые губы проходятся вдоль моих, поглаживая и прижимаясь. Я замер от ощущений. Так тепло, даже горячо, несмотря на целомудренность прикосновений. Раньше он делал это с напором, да и я не мог сдерживать свои порывы, как настоящий девственник. Но, надеюсь, эта проблема сегодня решится. Я отстраняюсь и встаю с дивана, протягивая ему руку. Он сначала принимает ее, крепко сжимая, а уже потом вопросительно смотрит на меня — это говорит о многом. — Я так понял, твоя спальня находится там? — спрашиваю, указывая себе за спину.       Леша хитро улыбается и тоже встает, подходя ко мне вплотную и положив ладони на талию. — Значит, ты не передумал идти дальше?       Я смотрю на него снизу-вверх и решаю снять очки, которые чертовски ему идут, но мешают целоваться. Они летят на диван, а я плотнее прижимаюсь к учителю, отчего он коротко вздрагивает и с силой выдыхает. Но когда я решаюсь встать на цыпочки, чтобы потянуться к его губам, меня просто хватают за кисть и ведут в спальню. — Знаешь, — говорит он, останавливаясь и стягивая легкую футболку, — даже если захочешь остановиться, я не смогу.       И смотрит на меня как-то обреченно. В спальне полумрак из-за плотно закрытых жалюзи. Большая двуспальная кровать посередке с округлыми тумбами и светильниками по бокам. Эта комната похожа на те, которые видишь в каталогах. Немного безликая, практичная, в светлых тонах, вероятно, насколько можно судить по освещению. Но я оглядываю ее лишь мельком перед тем, как перевести свой взгляд на застывшего историка. — Я не хочу быть снизу, — выпаливаю я не подумав.       Но решаю оговорить условия заранее, чтобы потом это не явилось неожиданностью. На мои слова Леша прыскает смехом. Плоский подтянутый живот напрягается, взгляд привлекает дорожка темных волос, идущая от пупка и скрывающаяся под резинкой штанов. Он замечает мой взгляд. — Будет все, как захочешь ты, — надавил он на последний слог и подошел ко мне. — Но это в первый раз. А там, я думаю, мы договоримся.       Учитель берет меня за руки, и мы идем к кровати. Он медленно садится, не разрывая зрительный контакт и двигается назад, не отпуская меня, заставляя лечь между его раздвинутых ног. У меня, кажется, сердце сейчас вырвется из груди. Словно во сне, я на вытянутых локтях нависаю над соблазнительным мужчиной, который облизывает в привычном жесте, а может, намеренно соблазняя, нижнюю губу. Длинные ноги обвивают мою поясницу, заставляя прижаться пах к паху, и я от неожиданности охаю. И в этот момент он шепчет мне в ухо, вызывая ворох мурашек по телу: — Я подготовился для тебя, но смазка справа на тумбочке. Так что, будь добр, попробуй сначала пальцами — мне это нравится.       Я застываю в шоке и неверии от только что услышанного. Поэтому отстраняюсь, чтобы посмотреть соблазнителю в глаза и понять, что мой член уже болезненно упирается в джинсы, да еще прижимается к возбуждению мужчины. Мне буквально сносит крышу. Откуда-то появляется уверенность в совершаемых действиях. Хотя, это, скорее, от того, что я действую на голых инстинктах, как там говорится? — «дают — бери». Поэтому я с легкостью стягиваю с него штаны, отмечая, что и трусы заодно стащил. Налитый крепкий член прижимается к молочно-белой коже живота и дергается в такт дыханию учителя. Затем взгляд ловит блестящий тюбик со смазкой, и я тянусь за ним, перелезая через него. В это время мою ширинку расстегивают, и ловкие пальцы извлекают из нее мой возбужденный ноющий член. Не выдерживаю и стону от того, как он проводит по нему и сжимает чуть сильнее, чем следовало бы, немного сбивая тем самым приближение разрядки. Его ноги широко разведены и покоятся на моих бедрах, открывая просто умопомрачительный вид. Чуть подбритый лобок, пульсирующий с оттянутой из-за крупной головки крайней плотью член, полностью выбритые поджатые яйца и ложбинка между ягодицами, тоже как у младенца. — Это вы для меня так постарались? — спрашиваю я, разглядывая все это, стараясь не кончить от одного только вида и выдавливая на два пальца смазку, пахнущую клубникой. Мне никогда не приходилось иметь дело с чем-то подобным. На ощупь так приятно, что хочется еще немного порастереть и даже попробовать на вкус — запах очень соблазнительный.  — Она съедобная, — выдыхает в ответ мужчина и прогибается в пояснице, поднимаясь выше на мои бедра так, что я вижу сжавшийся сфинктер. — И, да, я же говорил, что все для тебя.       Я, не медля, наклоняюсь, чтобы затянуть его в требовательный поцелуй. Он стонет, так как теперь наши члены соприкоснулись, и отвечает, неистово сминая мои губы, покусывая и попутно чуть ли не выдирая мне волосы на голове. Но я успеваю вовремя опомниться, и моя склизкая от смазки ладонь ложится ему между ягодиц, от чего гибкое тело вздрагивает, и напор поцелуя спадает, перерастая в нежный, просящий. Как же он умудряется без слов давать мне понять, что хочет?       Нащупав сфинктер, пытаюсь медленно просунуть средний палец. Смазка обеспечивает просто идеальное скольжение, а еще я не встречаю особого сопротивления, меня словно засасывает, обволакивает мягкими горячими стенками кишечника, и я не выдерживаю, просовываю второй палец и начинаю двигать ими, попутно раскачиваясь сам. — Ох, черт! Да! — со стоном выкрикивает учитель, вцепившись в подушку руками и начинает метаться, насаживаясь на мои пальцы до упора. Я отстраняюсь, чтобы оценить вид со стороны и прикусываю губу. Таким соблазнительным, сексуальным передо мной предстает изгибающееся в экстазе тело моего учителя, что я вот-вот кончу, стоит провести по члену пару раз. — Третий палец! — требует в это время он.       Сфинктер действительно легко поддается, и я подключаю безымянный, при этом стараюсь тереть пальцами в поступательных движениях ближе к члену. И внезапно тело подо мной изгибается, он вскрикивает, и сперма плещет ему на живот, грудь и даже достает до шеи. Я в шоке сижу, все еще не вынимая пальцев, не понимая или, скорее, не веря, что вот так просто нащупал у него простату, а ведь имел только смутное представление о том, где она находится: только лишь по статьям в интернете. — Это точно твой первый раз? — отдышавшись, расплылся в блаженной улыбке он.       Я лишь пожал плечами, медленно извлекая пальцы, замечая, как при этом морщится любимое лицо, и как сжимаются и разжимаются стенки разработанной дырочки, словно прося войти. Что я и делаю, не дождавшись разрешения, потому что уже нахожусь на грани от увиденного сладкого оргазма. Учитель снова изгибается и подается навстречу.       К сожалению, меня надолго не хватило. Удовольствие накрыло с головой и пронзило тело, словно электрическим током.       Выхожу из желанного тела и истощенный ложусь рядом, плечом к плечу. Учитель уже восстановил дыхание и, прикрыв глаза, будто задремал. А я все еще пытаюсь опомниться. Алексей Юрьевич в постели и Алексей Юрьевич в школе — насколько разительна разница между этими людьми. Он сказал: «будь добр, попробуй сначала пальцами — мне это нравится». Черт, эти слова меня не на шутку завели, и я как сам не свой начал потакать его желаниям. Но дарить удовольствие любимому человеку просто незабываемо. Чувствуешь власть над чужим телом, способность его контролировать и вести. Видимо, мне предстоит открыть в себе новые, до сих пор неизведанные грани. И что уж говорить о самом историке, который извивается и насаживается на три пальца, постанывая и кончая только от этого. А ведь как хотелось заласкать его гибкое упругое тело поцелуями и укусами. Довести до изнеможения, чтобы он умолял взять его.       А еще стало любопытно — неужели стимуляция пальцами может привести к тому, что кончаешь даже без рук? Мне никогда не удавалось кончить, не прикасаясь к себе. Придя в себя, переворачиваюсь на бок и наблюдаю за Лешей. Непривычно даже мысленно называть его так. Мне нравилось обращаться к нему на «вы», это даже будоражило. Наверное, я извращенец, раз меня такое возбуждает. А еще меня возбуждает его тело. Сейчас оно расслаблено и спокойно распласталось по кровати. Он идеален от макушки до кончиков пальцев на ногах. Господи, я думаю точно, как влюбленный идиот.       Одежда, оказывается, все еще на мне. Я даже не удосужился ее снять. Лениво, даже не вставая с постели, стаскиваю с себя все до последнего и кидаю на пол.       Провожу пальцами по шее, тянусь вниз, очерчивая ключицы, обвожу ореол сосков по очереди и слышу резкий выдох. Он завозился и приоткрыл глаза, взглянув на меня. Ничего не говорю, продолжаю свой путь и оглаживаю впалый живот, размазываю капли спермы, вычерчиваю узоры, наблюдая за тем, как его кожа покрывается пупырышками и как член начинает снова возбуждаться. Вот он дергается, сползая с бедра, и поднимается медленно вверх. Буквально на глазах от незатейливых ласк он приходит в полную боевую готовность. Это очень возбуждает, я сам практически одновременно с ним начинаю чувствовать прилив крови в паху.       Не успеваю среагировать, как оказываюсь прижатым сверху, руки заведены за голову и крепко сжаты всего одной его ладонью, а вторая уже ласкает меня ниже живота. Не сдерживаюсь и начинаю постанывать, не в состоянии вырваться от нахлынувших чувств. Поддаюсь бедрами вверх, навстречу его ладони и продолжаю совершать поступательные движения, как все прекращается: руки свободны, ладони внизу нет. Зато есть историк, который в данный момент оседлал меня и медленно проседает вниз, насаживаясь на мой член. Обратив лицо вверх, закрыв глаза и направляя одной рукой мое возбуждение в себя, второй упирается сзади на бедро. Его гордо стоящий член дергается от сокращений мышц, и капелька прозрачной смазки капает мне на живот, когда он полностью опускается и выдыхает. — Ммм… — ощущения совершенно другие, внутри намного туже и горячее. Я буквально чувствую, как меня сжимают и ласкают изнутри сокращающимися мышцами. Он движется медленно, смотрит прямо в глаза нечитаемым взглядом, перебирается немного вперед, опираясь на мою грудь. Я сжимаю его бедра ладонями, чувствуя, как те напрягаются в движении, и уношусь в нирвану от мерных покачиваний. На втором заходе меня хватает определенно на больше. В процессе я оглаживаю его тело, при этом не дотрагиваясь до самого заветного, что пускает на меня капли смазки, тянущиеся от поблескивающей дырочки до моего живота. Наше дыхание смешивается, мы словно слились воедино. Чувствую подступающий оргазм, сажусь, притягивая учителя для долгого глубокого поцелуя, где я веду, буквально вылизывая его рот, прикусывая губы. Пошло чмокая и мыча от удовольствия мы проваливаемся в удовольствие с головой. Когда начинаю ему дрочить, меня сжимают с такой силой, что я не выдерживаю и бурно кончаю, неосознанно сильно сжав чужой член в руках. Он зашипел и излился мне в ладонь, вздрагивая всем телом и зарываясь головой в плечо. Второй оргазм нас окончательно довел до истощения, и мы, не говоря ни слова, просто легли лицом друг к другу, лениво целуясь. Так и заснули. ***       Судя по тому, что в комнате стало темнее, уже наступил поздний вечер, на улице наверняка уже сумерки. Переворачиваюсь на спину и потягиваюсь всем телом, разгоняя истому. От моих копошений просыпается учитель и обхватывает меня поперек живота, попутно оплетая ногами, смешно мычит и утыкается в шею. Это так мило, что я с минуту не шевелюсь, наслаждаясь моментом. Но потом решаю все же встать, убирая с себя его конечности. — Ну и куда ты? — слышу хриплый голос с кровати, когда натягиваю трусы. — Душ принять. Не хочется как в прошлый раз возвращаться домой в сперме.       Удивительно, как мне уже легко дается произносить подобные слова вслух. А чего нужно стыдиться после проведенной с ним ночи? Я же не девушка, чтобы смущаться даже после бурного секса. А ведь действительно, у мужчин в отношениях все проще и яснее. Можно говорить все, что думаешь, не боясь быть обвиненным в извращенских наклонностях. И можно говорить все, что ты хочешь, чтобы с тобой сделали, и все, что хочешь сделать с ним ты. Как же это замечательно, просто не передать! — Эй, о чем ты там так упорно размышляешь? — усмехнулся сонный учитель, сев на кровати и потягиваясь, при этом кожа обтянула ребра, раздувшиеся в глубоком вдохе, а мышцы рук напряглись. Я бы мог наблюдать за ним целую вечность, изучая каждый сантиметр тела. — Да так, ни о чем таком, — пожимаю плечами я. — Слушай, а давай вместе примем ванну, — внезапно предлагает он, с взъерошенной шевелюрой глянув на меня.       Я считаю это просто отличной идеей. Мы вдвоем в теплой ванной в окружении ароматной пены. Я облокачиваюсь на его грудь, мы лежим и о чем-то лениво болтаем, истощенные после секса и короткого сна. И может, у нас снова появятся силы на новый подход. Ведь кажется, что мне не насытиться им, так хочется прикасаться и откровенно пялиться на то, как он двигается, говорит. Даже страшно от осознания своих желаний.       Он понимает меня без слов. Ведь мы уже давно, как оказалось, этому научились. А еще именно с этого все и началось. Если вспоминать, с какого конфуза вообще начали развиваться наши отношения, то прорывает на смех. Кто же знал, что по ошибке не переименованный файл так привлечет внимание учителя по истории и что я так скоро осознаю, насколько он сексуален и насколько это неправильно осознавать.       Мягкой мочалкой, зажатой в крепкой ладони, он водит по моей груди. Говорит, что никуда меня не отпустит, даже если я захочу уйти. А мне даже думать больно, что когда-нибудь подобное может случиться. Поэтому я поворачиваюсь и целую его, оглаживаю щеку с еле проступающими щетинками и говорю, что ни за какие коврижки не откажусь от такого.       Затем мы обсуждаем, как деликатно подать маме новость о нас. Но все это после экзаменов и поступления. А пока мы можем вместе наслаждаться близостью друг друга. Пусть весь мир подождет, прежде чем накинуться на нас с вилами и факелами. Вместе мы преодолеем все. Конец 20.11.2018