Моя любовь к истории

      Просыпаться, лежа на ком-то, было для меня в новинку. Оказалось, это крайне неудобно: все затекло, а насколько плохи дела у учителя, который все это время лежал под моей шестидесяти килограммовой тушей, я даже не представлял.       Я проснулся именно из-за дискомфортной позы. За окном только начало светать. Несусветная рань, можно сказать. Но это и к лучшему, что я проснулся первым, потому что лучше бы мне вернуться домой.       Поднимаю голову, чувствуя боль в затекшей шее, и смотрю на историка, который все еще сладко посапывает, сложив руки у меня на спине. Без очков, с расслабленным лицом он выглядит таким беззащитным и, да, намного моложе чем в школе. Теперь при взгляде на него у меня нет того трепета — сейчас я точно знаю, что между нами есть чувства, и мне больше не нужно раздумывать, почему он их не проявляет. Ведь совсем недавно он показал, что испытывает ко мне.       Встаю медленно, стараясь не потревожить его сон. Честно говоря, сам я от подобных манипуляций давно уже проснулся бы, но он все еще спит. Видимо, из той категории людей, которых и пушкой не разбудишь. Что ж, это хорошо. Когда я полностью с него слез, то увидел белесые подсохшие следы спермы у него на футболке. Осмотрел себя и обнаружил точно такие же. Черт, даже не удосужились привести себя в порядок.       Очень хочется принять душ, а еще не помешало бы в туалет сходить. Но мне неловко пользоваться его ванной пока он спит, поэтому решаю по-тихому свалить. Потом напишу смс. На улице повсюду валяются пустые коробки из-под фейерверков. Голубо-серый туман клубится довольно-таки низко и я не вижу ничего буквально на три метра перед собой. До дома совсем недалеко, людей нет, машин тоже. На мобильнике лишь одно сообщение от мамы: «Вызвали в больницу посреди ночи, напиши, как будешь дома!»       Выдыхаю в морозное утро клубок пара и улыбаюсь как дурак, вспоминая то, что мы вытворяли на его диване. А он оказывается очень горяч! Когда захожу уже в подъезд, начинает вибрировать телефон. — Алло… — Эй, ты чего сбежал сосранья? — сонный голос на другом проводе. — Мне домой надо, я уже дошел, кстати. Не хотел будить Вас в такую рань, — объясняю я, пытаясь сдержать улыбку, так и рвущуюся наружу. — Понятно, ну ладно тогда… — Стойте, Алексей Юрьевич! — еле успел окликнуть его, чтобы не клал трубку, — А мы… еще увидимся на каникулах? — Вряд ли, Дим, — почему-то у меня сердце оборвалось от этих слов. — Я сегодня отсыпаться буду, а завтра к родителям поеду.       Голос у него ровный. Слышу, как он чем-то шуршит. Почему он так просто говорит о том, что мы так долго не увидимся?! Я даже остановился на лестничной площадке, ошарашенный этой новостью. Но чего я ожидал? Что мы теперь будем видеться каждый день? Нет, что я буду приходить к нему когда пожелаю? Снова не верно. Может, что теперь он действительно осознал, что мои чувства серьезны и достойны взрослого человека? Похоже, что опять мимо цели. И на что я в таком случае рассчитывал после этой ночи? Наивный дурак. — Понятно. — Дим, что за страдальческий голос? Через неделю в школе увидимся, — послышался скрип кровати, и он начал устраиваться поудобнее, судя по копошению. — Но в школе мы не можем… — Да, в школе мы ничего не можем, если ты подразумеваешь нечто большее, чем учебу. — Но… — Дим, я ужасно хочу спать. У меня все тело ноет от сна на маленьком диване под тобой, — устало вздыхает он. — Хороших каникул, увидимся в школе. Кладет трубку, даже не дождавшись моего ответа.       И снова шаг вперед и два назад. Мне нехорошо, начинает подкатывать тошнота, как это обычно бывает утром, если накануне переедаешь. Но на этот раз есть ощущение, что это негодование подкатывает к горлу от пренебрежительного отношения ко мне, а не от еды. Негодование превращается в злость, достигнув глотки и, наконец, выливается в немой крик. Черт, я снова возомнил себе невесть что. Или… о нет, он что, специально кидает меня в пропасть, чтобы проверить, способен ли я летать? Снова проверка? Сколько можно? Что же с ним такое в прошлом произошло, что он до последнего не верит, что в него влюблены? Стоило бы выяснить и, раз уж придется ждать начала занятий, стоит подловить его и расспросить обо всем. Но я решаю действовать иначе.       У меня есть гордость, в конце концов, а еще пресловутая «хитрожопость», а с ней не пропадешь. Да, будет сложно, практически невыносимо мучиться от недосказанности и показного безразличия на людях, но я справлюсь. Я подожду. И когда настанет день «Икс» — окончание школы, ему мало не покажется! ***       Какого это, падать с небес на землю? Насколько тяжело перестроиться и насильно занять голову такими вещами как учеба, подготовка к ЕГЭ и выбор университета? Ответ — неимоверно. Чаще хотелось запираться в комнате, надевать наушники с тяжелой музыкой и сидеть так часами. Я стал раздражительным и напрочь отказывался от различных внешкольных мероприятий с друзьями. Никакого кино, скейтпарка, прогулок — вообще ничего. Алексей Юрьевич думал, что прекрасно справляется с игнорированием моих взглядов, но теперь я доказываю, что превосхожу его в этом. В коридоре прохожу мимо, будто его и нет, на уроках как ни в чем не бывало отвечаю и задаю интересующие вопросы. Макс ноет, что я превратился в робота и что это ненормально. Согласен с ним целиком и полностью. Но у меня есть цель. И если мне не удастся ее достичь по каким-либо причинам, будет только хуже. Поэтому нужно стараться и лезть из кожи вон. — Дима, ты в последнее время сам не свой, — отчитывает меня мама как-то вечером. — Это из-за экзаменов, я понимаю, что ответственность большая, но…       Мне остается лишь успокаивать ее и говорить, что «все хорошо». Некоторые умудряются кончать жизнь самоубийством, чтобы не сдавать экзамены, настолько сильно на них давление. Но я лучше их, я обязан со всем этим справиться.       Но время шло, я не сбавлял оборотов, а лишь набирал их. В итоге, под конец мая у меня сдают нервы. Оказывается, я не в состоянии выдержать все это. Черт… А ведь только мне начало казаться, что со всем справился. Появилась уверенность в удачной сдаче экзаменов. Решение об университете было принято, и проходной бал там оказался не столь высоким.       Я упал в обморок прямо перед своим историком. Да уж, хуже не придумаешь — стою у доски, рассказывая доклад и в один момент замечаю, как Алексей Юрьевич округляет глаза, протягивает ко мне руки, а я проваливаюсь в темноту, так и не успев за них ухватиться. В этой тьме мне тепло и уютно, меня куда-то несут, укладывают и гладят по голове, вот только глаза открыть никак не выходит, все тело расслабленно и не желает приходить в себя. Слышу лишь обрывки фраз, взволнованные голоса, но веки настолько тяжелые, что не слушаются. Возможно, не следовало пару ночей подряд ложиться под утро. Но ведь я и раньше так делал. В итоге я открываю глаза после неопределенного времени в забытье. Первое, что вижу — лицо историка с взъерошенными волосами, без очков. И оно у него бледное как лист бумаги. — Дима! Как себя чувствуешь? Приятно, когда за тебя так волнуется любимый человек. — Значит, нужно было потерять сознание, чтобы вы наконец обратили на меня внимание… — смеюсь я и понимаю, что мне намного лучше. — Как же ты меня напугал, — потирает переносицу и переводит на меня свои серые глаза. А я и забыл, насколько они мне нравятся, и вообще, как учитель хорош собой. Поэтому залипаю на нем и ничего не говорю. Да и нечего мне ему сказать. Не готов я слушать о том, чего мы не можем и что мы должны. Надоело. — Приходила твоя мама. Сидела с тобой часа три, не меньше, — принялся рассказывать он, не отводя от меня взгляд, — но потом ей пришлось уехать на работу. Наш врач заверила ее, что с тобой все будет хорошо, а я пообещал отвезти домой, как проснешься. Как же красиво двигаются его губы. — А… сколько я проспал? — решаюсь вернуться в реальность я, оглядываюсь и наконец замечаю, что в медпункте горит свет, а за ближайшим окном темень. — Сколько время? — Уже семь вечера. Ты спал восемь часов. — Ничего себе вырубило! — усмехаюсь и наблюдаю, как мрачнеет его лицо. — Что с тобой происходит, Дим? — от тона его голоса в помещении заметно похолодало. — Я вижу твои оценки. Пробное ЕГЭ написано более чем хорошо, но ты выглядишь все хуже. Буквально на моих глазах… ты превратился в какого-то зомби! — Ого! — я действительно удивлен его сравнением, но еще больше меня удивило другое, — да вы наблюдаете за мной. — Что? — возмущенное удивление застывает на его лице, чтобы превратиться затем в обиду. — Конечно, наблюдаю, ты же мне не безразличен!       Мое сердце словно снова начало качать кровь. Будто все это время оно этого и не делало. Пропустив удар, оно предательски начало биться часто и отдаваться в ушах гулом. Сколько же времени я делал вид, что мне все равно? Месяцев пять, не меньше. Подавлял в себе чувства и эмоции. Помню, через пару недель полегчало и дальше уже пошло по инерции. Но я понимаю сейчас, что когда сдерживаешься — хуже. Все так говорят, только вот у меня не было выбора. — Не безразличен… — повторяю я, глядя на свои ладони. — Я вроде как знал об этом еще в январе. Но за несколько месяцев забыл.       В напряженном молчании слышится шум улицы за окном, а еще его дыхание. Он зол. Скорее всего, на себя, судя по взгляду, направленному в пол, а не на меня. Но я рад этому, потому что мне надоело мучиться одному — уже в который раз. — Вставай, я отвезу тебя домой, — коротко бросает он и выходит из медпункта.       Остаюсь один, и становится не по себе. Белые стены, неудобная, на самом деле, кушетка со стоячим одеялом, настолько оно прокрахмалено. Но состояние действительно лучше. Да, мои результаты действительно выросли, но я, как экспресс, не переставал нестись вперед, даже еще больше набирал обороты. Если мама узнает, что я пил энергетики, мне так просто не отделаться. Пожалуй, нужно прекращать. Как-никак, это последняя неделя перед окончанием, а потом выпускной и экзамены. Я ведь планировал ждать учителя ровно до окончания школы, а не до поступления. Сейчас, когда он снова оказался в такой близости, мне стало ясно, что больше я не выдержу. Мне необходимо с ним увидеться вне школы и хотя бы поговорить. Он ждет меня на парковке для учителей сзади школы. Прислонился на капот, пока машина греется, и мозолит свои ботинки взглядом, но переводит его на меня, как только я появляюсь в поле его зрения. Тогда он смягчается, и во всем его виде сквозит чувство вины и сожаления. Поэтому, когда подхожу к нему и встречаюсь взглядом, тянусь и обнимаю, прижимая к себе. Мы оба в легких куртках, ощутить его тепло сквозь них не так просто. Он напрягается, но через пару секунд обнимает в ответ, и этого достаточно, чтобы бабочки у меня в животе разлетелись в стороны и начали неистовствовать. На парковке больше никого, в школьных окнах нет света — все уже давно разошлись. Но даже если бы это было не так, я все равно обнял бы его. Потому что мне это физически необходимо. — Прости меня, — говорит он, отстраняясь и заглядывая в глаза.       Разница в росте у нас ощутимая, мне приходится задирать голову, но при этом, как ни странно, я чувствую его уязвимость и податливость. — Я сам довел себя до этого, — пожимаю плечами я. — Не спал, пил энергетики и всеми силами пытался держать мысли о Вас под контролем. — Что ж, в этом мы похожи, — улыбается он, — только я, в силу возраста, выносливее, поэтому еще держусь.       Все карты раскрыты. Нет нужды что-то спрашивать или уточнять. Мы нужны друг другу, и нам обоим было плохо за эти пять месяцев. Мне хотелось таким образом наказать его за то, что устраивал проверки, но я малость не рассчитал и подставился сам. Думаю, стоит признать поражение.       Едем до моего дома молча, держась за руки. Здесь совсем недалеко. Зная, что мама пробудет на смене до утра, приглашаю его зайти, но он лишь улыбается и качает головой. Затем тянется ко мне, заключая лицо в ладони и целует. Мягко, без напора и языка. Его руки спускаются на шею оглаживая ее, затем на плечи — сжимают их, когда я подаюсь вперед и пытаюсь углубить поцелуй, и, наконец, отстраняют от себя. Думаю, что негодование было написано у меня на лице огромными светящимися буквами. На это он загадочно как-то улыбается: — Приходи завтра после школы ко мне. — Что? — я немного ошарашен и даже не знаю, радоваться мне или… или вообще, что делать и как реагировать. Но он решает уточнить: — У меня завтра выходной. Не засиживайся допоздна, выспись хорошенько, чтобы силы были.       Мне подмигивают и открывают дверь, перегибаясь через ноги. Снова обдает его особенным ароматом.       В растерянных чувствах стою, провожая его машину взглядом и вздрагиваю, от звука клаксона на прощание.       При иных обстоятельствах, у меня бы ушло полночи на обдумывание его слов. Но организм не до конца насытился сном, так что в одиннадцать часов я вырубился, не дочитав статью, повествующую об анальном сексе в первый раз. То, что мне затем снилось, заставило утром застирывать трусы.