Call Me Devil

      В контейнере размеренно стучало сердце.       Сасори никому не говорил о нём. Свой секрет он иногда раскрывал лишь деревянным куклам да мертвецам, что лежали на хирургическом столе и готовились стать человеческими марионетками. Не то чтобы Сасори испытывал тягу к разговорам, просто давно заметил — вслух рассуждать проще, и порой так хотелось услышать в ответ на свою речь понимающую тишину.       Пустую тишину.       Глядя в стеклянные или замутнённые глаза немых слушателей, он говорил правду: о том, что его единственное слабое место — в груди, о том, что от его собственного тела осталось лишь сердце.       Но даже мертвецам и куклам он не открывался полностью. Только творец может знать о своём произведении всё. У любого шедевра должна быть своя маленькая тайна, порождающая у публики ощущение недосказанности.       В контейнере отбивало размеренный ритм сердце, да, но вместе с ним за хрупкими стенками покоились также мозг, несколько нервных волокон и артерий. Без них не получилось бы переместить сознание, чакру, зрение и крупицы жизни в искусственное тело.       — Сложнее всего было решить проблему с пространственными техниками, — говорил Сасори, вынимая из тела коренастого шиноби скользкие почки. — Но я справился, как видишь.       Печати на голове, сердце, на животе и веках. Такие же — внутри контейнера. Всё зависело от аккуратности и концентрации чакры. Где-то едва смазанная печать, чуть больше или чуть меньше чакры, и человек на хирургическом столе был бы жив. А Сасори — нет.       Почки с хлюпающим звуком отправились в таз к остальным органам.       Сейчас Сасори понимал, что поторопился и нужно было не бояться времени, потратить ещё год или два на эксперименты и опыты, чтобы сделать себя совершенно неуязвимым. Но стоило ему вспомнить прошлое, то, как сильно его захватил энтузиазм, как свербела идея фикс в голове, как желание стало наваждением… И Сасори лишь качал головой, отгоняя мимолётное сожаление. Он был не в силах бороться со своими амбициями.       — Правду говорят: самый страшный враг — внутри нас.       По крайней мере, раствор, благодаря которому его органы не сгнивали и продолжали функционировать, получился идеальным.       Сасори нечасто делился своими секретами с глухими слушателями, только когда понимал, что нужно разгрузить голову. После превращения мучающих его мыслей в слова становилось так легко и пусто. Словно балласт сбросил. А ведь если бы он не поторопился, будучи подростком, то в первую очередь уничтожил бы тот отдел мозга, в котором рождались эмоции. И тогда не было бы никакого балласта и желания поделиться секретами с выпотрошенными телами. Но поспешил. Слишком не любил ждать и терпеть.       — Не стоит думать, словно я чем-то недоволен, — продолжал рассуждать вслух Сасори. — Иногда угнетает собственное несовершенство, но не более.       Взгляд скользнул по трупным пятнам. Разговоры отвлекали его от работы. Нужно как можно скорее заканчивать с органами.