камера обскура

Я рад, что встретил тебя, - обратился один ребенок к другому, - И, знаешь - мне все равно, о чем ты думаешь, если только не обо мне. Так что теперь мой долг - полностью дренировать тебя. Путешествие через трубку, которое закончится заражением твоего организма. Жевать для тебя мясо и возвращать назад - опять и опять, в жарком поцелуе, рот в рот, неуклюжими губами к губам. ты для меня как лекарство, потому что я такой же, как ты. Drain You - Nirvana

1 Наверное, некоторые люди - это какой-то определенный цвет или оттенок. А вот он, этот парень - это когда горят все разноцветные лампочки на новогодней гирлянде, абсолютно все, и очень яркими цветами. _ Кай едет на работу в душном автобусе, затыкая уши кислотного цвета капельками со стереофоническим звуком. Часы показывают восемь утра или несколько минут следующего часа. Хочу пользы, ищу пользу, продолжай танцевать, детка продолжай танцевать, да, продолжай танцевать…[1] Кай дышит иссушенным воздухом и советует своим легким поглубже дышать – не то, чтобы он чувствовал себя плохо, просто это тот самый синдром, подтверждающий, что after every party I die [2], и никаких других побочных. У него не болит голова, не просто дышится очень плохо. А вот легкие, кажется, словно в дыму – дым не сигаретный, а непросохшего в крови алкоголя. Мы любим Rohypnol, мы принимаем Rohypnol, давай забудем обо всем…[3] Но, нет, думает Кай, вслушиваясь в строчки, так только хуже станет. Так ему не поможет уже ни глоток свежего воздуха для отмирающих легких, ни капли мелкого дождя на закрытые веки. Кай выходит не на своей остановке, на десять минут раньше. С неба падают капли осеннего дождя, и, наверное, где-то недалеко гремит гром. Он решает, что с сегодняшнего дня уже не работает в том магазине. Кай останавливается возле оперного театра и садится на бетонные ступени, пряча руки в карманы кожанки. По-прежнему моросит дождь, но это успокаивает. Он давно уже не видел до такой степени сырого неба и не дышал дождем. _ Конечно, он мог бы одним лишь образом своего сознания перенестись куда угодно, в любую точку мира, стоит только мысленно набросать эскиз этого места. Но ездить в неспешных автобусах, слушая на плеере музыку - это такое хобби. Люди мечтают о шикарных машинах, а не о том, чтобы нажать на плэй и, дождавшись нужного номера автобуса, проехать на нем до конечной. Там Кай обязательно купит латте на автозаправке в минимаркете, где его уже знают в лицо, а после прогуляется по набережной в районе Мапогу, где набредет на интернет кафе, в котором за несколько проведенных часов его ноут пополнится новыми фотографиями. Он мог бы делать это и дома, но что-то в атмосфере этого кафе почти безлюдного в это время, цепляет, заставляя возвращаться. Потом в его маршрут внедряется хаос - после двух дня Кай обычно не знает, где он окажется. Он может оказаться в Индии, чтобы отвлечься от привычного, или в Пекине, чтобы распечатать фотографии в полиграфическом корпусе. И вот именно там работает парень, на чьем бейдже его имя – Тао - выведено на двух языках, китайском и английском. Кай не знает китайского, только несколько фраз, выученных по разговорнику: он говорит привет, и Тао кивает, говорит, что сегодня ему нужно распечатать фотографии. Да, кивает он, 15х10, да, глянец, не нужно металлизированной, и да, полный формат. Когда Кай возвращается в квартиру, то делает пометки на обратной стороне фотографий. Он пишет, какой карточкой лучше воспользоваться, что купить, куда пойти и на какой транспорт сесть. Иногда он делает приметки фразы на незнакомом языке. И, вроде бы, помнит их все. Иногда он находит себе работу, но совсем не из-за того, что нужны деньги. Муторные рабочие будни, считает этот парень, вдохновляют лучше всего. Но сегодня Каю тошно от всего этого, от того, что он знает, от того, что видел, а видел он раз в тридцать больше, чем любой среднестатистический турист. Сегодня от этого хочется сбежать, притворяясь простым, мало где побывавшим, и уставшим от метро и автобусов, человеком. Дождь начинается, когда Кай выходит из автобуса. _ Сэхун почти неслышно закрывает за собой дверь и спускается по ступенькам на первый этаж, едва заметно кивая в такт играющему наушникам «год сейв зе квин» [4]. Сэхун не чувствует себя в рамках какого-то времени, не следит за ходом стрелок часов. Он – где-то между вчера, сегодня и завтра, и в его сознании их границы мягко плавятся, как сливочное масло от горячего пара. Стены разграничения этих временных понятий тают. Они, все три, смешиваются каким-то гигантским антивременным миксером в одну белую и сладкую, как заварной крем, массу, прилипающую на внутренние стенки его существа с каждым прожитым днем просто потому, что каждый прожитый день неспешно следует туда же, под шумные, быстро вращающиеся вилки миксера, вмешиваясь в крем. Сэхуну кажется, что этой осенью слишком мало дождей, а улицы переполнены толпами укутанных в теплые дутые куртки людей. Сэхун ненавидит людей почти так же, как те самые дутые куртки. Может, даже с небольшим перевесом. Он выходит сегодня на улицу так рано утром, едва ли представляя, что мелкий моросящий дождь застанет его врасплох. Он проходит по тротуару - часов семь утра, у людей в квартирах только начинают звонить будильники, и вот поэтому городские улицы еще кажутся вымершими. Серебряная куртка тускло отсвечивается серостью пасмурного неба, а кеды нещадно промокают минуты через две. Сэхун мысленно материт себя, когда телефон катастрофически жалостно пиликает в его кармане, оповещая о малом заряде батареи. Парень бросает умирающему аккумулятору кислое ''угу'', поющий голос умирает, и Сэ быстро прячет наушники в карман. А потом внезапно замирает, видя на тротуаре щенка. Дождь прозрачными нитями льется с пасмурной ткани неба. Сэхун не знает породы собаки, но она очень милая, маленькая и даже немного нелепая, гладкошерстная, а шерсть оттенка пепельного крема для торта. Сэхун запоздало думает, что именно такой оттенок и волос и у него сейчас, ну может, пепел более глубокий. Дождь начинает выбивать дробь по асфальту. Сэ подхватывает на руки собаку и бежит. Он укрывается под массивной крышей оперного театра, и, пока дождь набирает силу, мельтешит вокруг широких колонн. Шерсть этого щенка в его руках мягкая и теплая. Сэхуну кажется, что будни смазываются ярким ультрафиолетом этим утром, утром серым не больше и не меньше, чем предыдущие. Но все же, что-то такое сегодня есть в атмосфере, не видимое, как и ультрафиолетовые лучи, но оставляемое обширные ожоги на подсознании. _ - Как зовут? – спрашивает Кай, вынимая из уха один наушник. Парень делает вид, что совсем не дрожит от зябкой погоды, крепче прижимает к себе этого пепельного щенка и отвечает, что не знает. - Только купил что ли? – не понимает Кай. - Это не мой. Чонин коротко кивает – а, ясно. - Мне его отдать хозяевам нужно. Чонин слышит этот голос всего полторы секунды, а ему уже кажется, что голос парня что-то на подобии wake-up-call, потому что именно он пробуждает его будто бы ото сна. И тогда, не понимая своего минутного внутреннего порыва, он говорит: - Тебе помочь с объявлениями?.. Сэхун смотрит долго, так что Каю хочется снова задать свой вопрос, ну или же бросить все это, когда парень отвечает. Отвечает с таким взглядом, словно, нет, не хочу никаких объявлений, не хочу отдавать. А ты помоги, конечно. Чонин говорит, что нужно сфотографировать щенка. И, пока Чонин отключает вспышку, и собака греется на руках Сэхуна, тот смотрит очень тоскливо. Жалостливей даже, чем маленький пепельный комочек в его дрожащих от холода руках. Кай – да, этот парень представляется самым нелепым именем, на что Сэхун лишь хмыкает, даже не вспоминая финала сказки. Так вот, Кай протягивает ему лист, который выдирает из небольшого ежедневника, который помещается на ладони. Пальцы Кая, как успевает заметить младший, теплые; взгляд – «неужели ты думал, что я правда из сказки?». Пальцы Кая не касались никаких ледяных игрушек, думает Сэхун, пока мокрыми от дождя пальцами сминает листок с телефонным номером в своем кармане. - Я расклею, - обещает Кай, – объявления. Сэхун понимает, что не может взять собаку домой, и поэтому несколько часов просто гуляет в городе, покупает им обоим перекусить и какой-то журнал с рок-звездой на обложке. Страницы мокнут от дождя, пока он читает, а собака греет живот под курткой. Сэхун думает, что мать вряд ли одобрила – прогуливание школы и то, как он сейчас мерзнет на сырой лавочке, а одежду придется стирать. На кеды он даже не смотрит, потому что внутри обувь размокла. Сэ думает, что несколько вдохов помогут ему забыть это всё, но его лимит исчерпан – Чанёля он увидит только завтра, да и рано еще. Хозяин щенка находится быстро, Сэхун бы добавил, что слишком, mоthеrfuckа, быстро. Он звонит Каю через час из телефона автомата, просит, чтобы просто пришел. - Страшно встречаться с незнакомыми людьми, - привирает он. Когда мелкий пепельный щенок переходит из его рук в чужие, Сэхун пытается сказать, что это ничего не значит. - У тебя цвет волос красивый, - улыбается девушка, и дает младшему несколько купюр. Тот сминает их, зажимая ладонь. "Спасибо", - одними губами говорит девушка. Кай все это время мнется в стороне, делая вид, что смотрит на разноцветный фонтан. Сэхун подходит к нему, и они оба провожают девушку взглядами. Первый - с тоской, второй просто смотрит. - Эти фонтаны. Ну, кто придумал включать их в дождь, - задумчиво произносит Кай, первым отводя прищуренный взгляд. _ Немного позже Сэхун уже не может вспомнить, как в тот день оказался у театра. Его кеды помнят сырой асфальт, капли дождя на лице и теплую шерсть щенка, а домой он добирается слишком вымотанным, еле держась на ногах. Во всем теле слабость, и он переодевается в теплое домашнее с запахом кондиционера, а потом сразу идет спать. Он живет с мамой и старшим братом, Луханем, но тот уже полгода как уехал в Китай. В квартире сейчас никого, но мама скоро вернется с работы, и лучше пусть она не увидит, в каком ее сын снова состоянии. «Хотя за промокшие кеды достанется», - успевает подумать Сэ перед тем, как сон склеит его веки. Сэхун постоянно ждет чего-то. Чего-то, что оправдает всю его непонятную прожигаемую легкими наркотиками жизнь. Ждет прилива вдохновения, тогда он напишет какой-нибудь умопомрачительный экшн, или найдет какого-нибудь щедрого спонсора, который увидит его среди всех людей, выберет и сделает его какую-нибудь мечту реальной. Или, внезапно мелькает мысль, которую сам же Сэхун тотчас отгоняет, теперь он ждет Кая. По вечерам или рано утром, проскакивая среди колонн театра худой нескладной тенью. Нет, - он откидывает челку, - пока ничего из этого, ждать еще долго, думает он. И вместо обеда, впихивает деньги сумасбродному Чанёлю из параллельного класса, получая в ответ небольшой пакетик, который Сэхун в туалете запихивает в кроссовок. _ - Я бы назвал его Сан, - говорит Сэхун, а Чонин тут же вскидывает голову. Сегодня Сэхун видит его второй раз, после дня, когда они впервые встретились. Интересно, он тоже ждал Сэхуна? Тоже приходил сюда, чтобы встретить еще раз? Просто дни они выбирали разные. - Почему Сан? – Кай вытаскивает из ушей капельки с грохочущей битами кислотой и редкими просветами скрипки, задирает голову – взгляд куда-то на воротник, за которым видна открытая шея. Шарф Сэхун не носит. - Как солнце, - объясняет парень. Кай тогда представляет, как Сэхун в альтернативной вселенной просыпается рано-рано утром, и зовет сонным голосом: «Сан, Санни, мы идем гулять». Чонин грустно улыбается своим мыслям. Альтернативная вселенная исчезает, и его взгляд встречается со спокойными, очень спокойными глазами младшего. - Ты сегодня гуляешь со мной, да? _ Сэхун какой-то непонятный с самого начала – Чонин запомнил его образ с щенком на руках, и еще холодный дождь в обесцвеченных волосах. Сейчас Сэхун смеется и улыбается, вспоминая «хочешь со мной гулять? В смысле гулять, как говорят: они гуляют вместе» из «Донни Дарко, ты что, не знаешь?» и Чонин смеется, говоря, что правда не знает. Чонин признается, что на самом деле его зовут не Каем, а Сэхун шутит, что уже поверил в ту сказку. Сэхун питает огромную любовь к зарубежной музыке, танцам под всё тот же чониновский дабстеп и конфетам М&M`s – но «только шоколадные, без орехов и в пачке их больше, чем желтых». О Сэхун учится в старшей школе и через полтора года планирует заняться танцами профессионально – тогда Чонин говорит, что «следовать за мечтой – смело» а еще «не будет возможности сказать, что не попытался». Все эти слова Сэхуну нравятся по той простой причине, что так правильно, и еще так не говорят взрослые. А Чонин не говорит, но в собственных словах видит только красивую ложь, которую нужно говорить молодым и мечтательным. Они с Сэхуном начинают прекрасно ладить. - С кем ты живешь? - спрашивает Кай. - Со старшим братом и мамой, - отвечает младший. - А ты? Левый уголок каевских губ приподнимается вверх. - Один. Сэ смотрит на него неожиданно восторженно. - Всегда хотелось узнать, каково это, когда в квартире только ты. - Только я? - переспрашивает Чонин, останавливаясь, и тогда Сэхун тоже останавливается. Сэ понимает, что этот вопрос тот задает специально. Он переводит взгляд на губы Кая – легкая ухмылка в уголках, тень интереса и чего-то невысказанного. - Только ты, - находит он единственный нелепый ответ и шагает дальше. _ На следующий день Чонин находит его там же, где они впервые встретились, только в этот раз ближе к вечеру. Сэхун плотно сжимает веки – реальность режет появившимися внезапно красками из купленных разноцветных таблеток. Уже час как он ушел от Чанеля а с момента, как началось путешествие, часов шесть. В руках М&M`s, но младший не пробует ни одной конфеты, просто пачка открыта, в воздухе запах шоколада и пищевого красителя, а подушки пальцев чувствуют гладкую и слегка шуршащую обертку. В его крови растворились совсем другие конфеты, не шоколад, но тоже разноцветные, кислотно-яркие и словно бы нарисованные фломастерами. Кай, встречая его, искренне смеется и рассыпает на асфальт яркий водопад из драже в разноцветной шоколадной глазури. Сэ смотрит, как серый окрашивается цветными каплями - это смотрится как-то даже волшебно и совсем не буднично. Окрашивается, несмотря на нисходящий на «нет» эффект от кислоты. Сэ смотрит тоскливо и с сожалением. Краски до ужаса яркие, но сейчас Сэ четко понимает, что это обман. И еще - Сэхун понимает, что Кай рядом [5]. «Эй, - слышится звонкий и очень приятный голос Кая, - зачем тебе конфеты, если есть я?» Сэхун поднимает на него взгляд – мутный, отстраненный и перебитый внутренними красками, которых на самом деле почти нет. Да. Конфеты. СТОП. Повтори?.. Кай снова смеется. Сэ забывает обо всем: о том, что сегодня Кай видит его таким, о том, что говорить об этом он хотел по-другому, и о том, что скорее всего, он уже опоздал на свой автобус, а значит, выход – это только говорить. Тогда он решает сказать Каю правду. Сначала он медленно поднимается со ступенек и шагает вперед. Улыбка Кая тает, когда под ботинками Сэхуна ломаются позвонки разноцветных конфет. Голос Сэхуна – сухой и хриплый. «Я на ЛСД, слышишь? Уже несколько месяцев». _ Небо настолько яркое, что Кай прикрывает глаза. Солнце где-то рядом, ослепительное и почти закатное, Кай прячется от него под тенью, которую отбрасывает полуразрушенная стена двухэтажного банка из серо-оранжевого кирпича. Небо на фоне этого оранжевого кажется морем, спасительной прохладой в позабытом людьми Риолите [6]. Здесь, в сотне милях от Вегаса, на самом пороге Долины Смерти, Чонин сквозь ткань кожанки чувствует, грубую песчаную породу, нагретую солнцем, и сонно закрывает глаза. По телу расползается вязкое тепло, особенно приятное после Сеула с его ноябрьскими ветрами. Снимать куртку не хочется, и не потому что лень, а просто Чонин любит кожанки. Тем более земля слишком жаркая, и не хочется обжигать и царапать плечи. Небо разорвано перьевыми облаками, иногда напоминающими Каю сгустки алкогольной «медузы». Пальцы лениво перебирают крошки песка, нагретые желтой звездой, а самые мелкие крупицы раздувает ветер. В этом городе всё замерло около ста лет назад. И Кай любит быть здесь, когда грохочущие хаосом мысли требуется рассортировать по алфавиту. _ Сэ больно кусает нижнюю губу, когда Чонина на следующий день не оказывается там, где тот был с ним вчера. Он опускает взгляд вниз, рассматривая космическую расцветку ботинок от dr.martens. И ждет ответа. Любого ответа. Хотя всё слишком предсказуемо. Мысли почему-то настойчиво ставят на репит чье-то резкое: «космос вышел из моды». Сэхун оглядывается по сторонам, но Кая, конечно же, нигде нет. На площади не так много людей, и если бы парень был где-то здесь, Сэ еще издалека заметил бы его какой-нибудь яркий пиджак или модную расцветку джинс. Сэхун неуверенно идет к неработающему фонтану, спугивая голубей, ищущих на плитках площади крошки. Руки в карманы, воздух слишком холодный даже для ноября, поэтому Сэ вжимает мерзнущие ладони в грубоватую ткань, пытаясь согреть. "Кай, пожалуйста, выслушай меня". Он называет себя слабаком, и точно знает теперь одно - Кай теперь не выслушает, а кроме как услышать голос этого парня, едва знакомого, Сэхуну не хочется ничего. Голос Чонина, в которого он, кажется... Сэ проходит раунды онлайн игры на телефоне, укрывшись теплым одеялом, и почти не выходит из комнаты. Когда мама спрашивает как дела, он ставит левел на паузу, улыбаясь ей. Может, устало, и она это замечает. Зато по этой фальшивой улыбке нельзя понять, что ему больно. Хочется позвонить Чонину на следующее утро. Номер, вроде бы, сохранился. «Да», - слышит он спокойный голос Кая на телефонной линии. «Это Сэхун». «Я понял», - мягко отвечает Кай. Сэ кажется, или в интонации этого парня правда ощущается улыбка?.. «Я нашел твой номер», - Сэ говорит это просто потому, что страшно говорить что-то другое. «Я понял. По-другому ты бы мне не дозвонился», - голос у Кая все еще теплый и Сэхун совсем теряется, не зная, что говорить, не понимая, что будет правильно, а что лишним. Ему лишь хочется слушать приятный голос Чонина и медленно умирать, после того как таблетки начнут действовать. Или они уже начали? У него в рюкзаке есть еще одна, невскрытая пачка и... А к черту таблетки. Просто слушать голос Чонина. Касаться его рук. Говорить что-то о детстве и конфетах. И отмотать пленку немного назад – ни слова о кислоте. «Чонин, дай мне сказать». «Чонин, пожалуйста. Выслушай меня». «Чонин, я всего лишь…» «Сэхун?» - немного взволновано переспрашивает старший. «Чонин, пожалуйста, выслушай меня», - на автомате повторяет младший. «Я тебя слушаю», - отвечает Кай. А Сэхун снова теряется. 6, 5, 4. Где-то на фоне слышится шум городского транспорта. 3, 2, 1, считает Сэхун по отбиваемой сердцем дрожью. «Кай, в общем, я не хотел тебе говорить, чтобы ты так узнал... То есть я, конечно, хотел тебе сказать и сказал бы в любом случае, просто мне нужно было как-то предупре...» «Увидимся сегодня?» - перебивает Кай. 6, 5, 4. Визг шин на фоне щелчков в трубке . 3, 2, 1. Ладно. [7] _ Чонин пропускает несколько дней, и Сэхуну кажется, у театра он больше никогда этого парня не встретит. И всё-таки он ждет. А Чонин пропускает лишь несколько дней. Сэхун находит бумажку с цифрами, которая так и осталась в джинсах с того дня, когда он отдал хозяевам щенка. Он набирает номер – Кай берет трубку почти сразу. Они договариваются о встрече - Сэхун звонит из телефона-автомата. _ Дождя в этот день нет, даже сквозь облака проглядывает солнце и, сквозь перистые и белые, почти крошится чьей-то невидимой рукой на серый город. Кай в черном костюме и белой рубашке, и черная шляпа на голове - напоминает Сэхуну даже не классику, а руд-боевскую агрессивность – тут младший почти слышит ненавязчивый саунд шестидесятых – рокстеди, хотя из наушников Чонина грохочет нездоровый дабстеп, пусть и с переливами скрипки. Но в этом, кажется Сэхуну, совсем не враждебность, а свободный порыв, и ни одного элемента ксенофобии [8]. - Идем, - Кай протягивает ему руку, и тогда Сэхун думает, что все-таки прав – порыв. В момент, когда ладонь Сэхуна нагревается от каевской кожи, что-то резко меняется в пространстве вокруг них. Сэхун запоминает это как резкую вспышку, а колонны театра, фонтан рядом, машины на стоянке, даже силуэт Чонина – всё сливается в размытые полосы и теряет четкость. Младшему даже кажется, что та доза, которую он взял у Чанёля, действует иначе, и теперь он теряет сознание, но внезапно реальность становится на место и пиксели пространства приобретают былую четкость. Сегодня Сэхун еще не принимал таблеток. - Что это?.. - Я телепорт, - перебивает Кай. – А перед тобой Индийский океан [9]. Солёный ветер отбрасывает челку Сэхуна назад – перед глазами невероятно-синие, прозрачные и шумные волны – этот шум постоянный, кажется Сэхуну, ни за что не нажать на стоп. - Мы в Онслоу, Австралия, - говорит Чонин, придерживая шляпу, чтобы не унесло ветром. Волны взрываются белой пеной, откатываясь к песку, а шум океана не отпускает ни на мгновение – заполняет Сэхуна с каждой взорванной волной у каменистого берега. Ему кажется, что мыслей не остается. - Что-нибудь спросишь? – говорит рядом Кай. Сэ с трудом разлепляет губы: - Это не галлюцинация? Я не под кайфом сейчас?.. - Тебе виднее, - почти неслышно хмыкает Кай. – Но у меня перед глазами Индийский океан. - Да, у меня тоже, - говорит младший. Взгляд отпускает океанские волны и хватается за Кая, такого вольного в этот момент. - Просто ты... - Сэ замолкает и опускает взгляд на песок остывшего пляжа. Кай тогда подходит к нему ближе, заставляя смотреть на себя, а не на иссушенные песчинки под ногами. - Это не выдумка. И не сон. Я покажу снова. Сэ чувствует горячую кожу Чонина на своем запястье. Перед глазами повторно размывается реальность, а когда четкость восстанавливается, Сэхун снова не знает, где они. Светлая комната, высокие потолки. Ламинат – классика, светлое дерево, матрас на полу и черно-белое постельное, до жути белые стены с тысячами налепленных на скотч фотографий, много черных маркеров на полу, стойки с дизайнерской одеждой и обувью, книги, глянцевые журналы и большое зеркало на всю стену. И не только на стену - когда Сэ смотрит на потолок, тоже видит зеркала, десятки маленьких квадратиков, разбросанных словно нечаянно то тут, то там. Кай дает возможность осмотреться – Сэ понимает, что это его квартира. Вдоль стен черно-белые картонные коробки с надписями на английском. Сэхун бросает на Кая взгляд – тот пожимает плечами. Младший открывает одну, с пугающе-черной надписью «Amazonas». В ней бесчисленные глянцевые фотокарточки, такие же, как на стенах. Позади фотографий значатся «Сантарен», «Сукре», «Ла-Пас», «Эль-Альто» все тем же черным цветом. - Кито, - говорит Кай, когда взгляд Сэ останавливается на новой фотографии с панорамой города. – Сан-Франциско-де-Кито. Это одна из главных улиц [10]. Сэхун переводит взгляд на Кая – тот смотрит как-то отстраненно. Вспоминая. - Этот город кажется мне смешением разных миров, - говорит Кай, а его губы тянет мягкая и сотканная из солнца воспоминаний улыбка. - Ты это серьезно? – вырывает из себя младший, обрывая её. - Нет конечно, - немного хмурится Чонин. – Там довольно однообразно… - Я не о том, - негромко перебивает Сэхун. – А о том, что делаешь сейчас. - А что я делаю? – щурится Чонин. - Ты делаешь мне шаг навстречу. Но ты помнишь? Я на ЛСД. - И бросать не собираешь? Сэхун сильно сжимает вместе губы – открыто признавать, что Чонин прав, ему слишком стыдно. Сэ так и не отвечает на вопрос, а Кай и без этого знает ответ. - Я телепорт. С шестнадцати лет, - начинает Чонин. Сэхун смотрит на него слегка нахмурившись, еще не понимая до конца. Но по взгляду Кая Сэ понимает, что тот доволен, а еще в воздухе что-то незримо щелкает, перебивая их до этого неравный счет. Теперь Сэхун понимает без лишних объяснений. 1:1 говорят глаза Кая. Тайна на тайну, сокровенное на сокровенное. Еxchange trip journey?..[11] - Я могу перенести кого-то еще, а если он мысленно представит это место, мне будет намного проще. Поэтому смотри, - с этими словами он вкладывает в руки Сэхуна другой фотоснимок из коробки. На нем, под слоем глянца, изображение - Почему туда? - единственное, что спрашивает младший. Кай делает выбор. - Потому что. Сэхуну кажется, что таблетки всё-таки сказали ему правду – они с Чонином правда увиделись. _ - Площадь бассейна Амазонки почти равна площади Австралии. А сегодня, с тобой, – уточняет Чонин, - меня тянет на Австралию. Мы в Сентрал Кост. Листва деревьев приятна, как и теплый южный ветер, - яркие изумруды под полуденными солнечными лучами. - Здесь можно сыграть в пейнтбол, - говорит Чонин. – Или ты хочешь в Уайонг? Там все улицы одинаковые… Раньше мне казалось, что там ничего нет, кроме сервисных центров Ниссана, а потом нашёл неплохой китайский ресторан. - Чонин? – тихо произносит Сэ, не обращая внимания на смену декораций. - Да? - Мы можем вернуться? Сгущение красок заповедника Сентрал Крос отражается на бледной коже Сэхуна. Кай переводит взгляд на губы младшего, а затем снова смотрит в глаза. Одно касание, и Сэхун снова видит белые стены квартиры. Здесь уже вечер, так что этот цвет не раздражает зрачки, как сначала, а мягко струится полутенями. «Почему ты согласен закрыть на это глаза?» - вопрос не дает Сэхуну отвлечься, а Каю, под тяжестью этого взгляда младшего, - сдержаться. Потому что Кай без шуток, правда, согласен на всё это. Шаг вперед - почти скольжение, мягкие ладони на бледных скулах – тепло, как и ветер в Сентрал Крос, и губы к губам – никак не привычно, но ожидаемо. - Я не могу телепортироваться, если не представляю, как выглядит место, - объясняет Кай, когда прижимает парня к стене, и спина того шелестит под десяткам фотографий. - Поэтому мне нужны все эти снимки. Чтобы видеть образы, - Чонин дышит почти в губы. - Пейзажи, улицы, дома. Любая зацепка. Любая деталь, - вырванный из легких младшего полустон, - связывающая с местом. Кажется, Чонин откланяется от темы – курса, заданного сэхуновским взглядом. Но младший принимает его отклонение, так что поля постоянных магнитов беззвучно взрываются. - Купил бы принтер, - почти ровно говорит Сэхун, когда взгляд Кая равняется с его. - Зачем? - усмехается тот. - Мне нравится процесс. Я печатаю фотографии там, где захочу. Узнаю новых людей. А иначе совсем сошел бы с ума в своем изолированном мирке с перемещениями, которому доступно все, что только пожелаешь. Сэхуну нравится, как говорит старший. И нравится, что он говорит. А Чонин, кажется, не намерен останавливаться только лишь на разговорах. Рубашку Чонин теряет где-то под ногами, и Сэхун чувствует приятную мягкость матраса напряженными оголенными лопатками. Он зовет: - Чонин? Кай отрывается от бледной кожи, находя взглядом полутени лица младшего. - У меня никогда не было этого. Чонин медлит секунду: - Вообще?.. - Ну, - мнется Сэхун, дергая плечами так медленно, словно неустойчивый септаккорд раздается в глубине его, за плечами, - с парнем. - А с чего ты взял, что у меня было? И он не дает времени на какой-либо ответ - рука аккуратно скользит по коже – мурашки бегут волнами, и Сэхун вспоминает Индийский океан. - Иди мне на встречу, ладно? - дышит Кай, опаляя живот младшего горячей ладонью. Пальцы что-то рисуют, настойчиво скользя по коже, а потом зажимают твердеющий сосок. Другую руку Кай кладет поверх ширинки штанов, надавливая. Сэхун сдавленно выдыхает, закрывая глаза. Чонин быстро расправляется с застежкой - в тишине комнаты слышно лишь, как расстегивается молния, а еще как тяжело вдыхает воздух младший. - Помоги мне, - говорит Чонин, и Сэ отталкивается бедрами от постели. Тогда старший стягивает с него штаны до колен, а руками гладит худые ноги, поднимаясь к бедрам. Пальцы цепляют резинку белья, проскальзывая за - Сэхун сжимается внутренностями, напрягает живот и вдаливает подушки пальцев в матрас. Кай обхватывает его член в тугое кольцо своих пальцев, понемногу ускоряя темп. Не слишком быстро и не издевательски медленно. Наверное, так, как сам привык. Веки Сэхуна закрыты. Сейчас разум чист настолько, словно он ныряет в ледяную воду. Ему сложно смотреть на Кая, потому что стыдно встречаться взглядом с тем, чьи движения сосредотачивают всё внимание ниже живота. Он толкается в ладонь Кая, вздергивая бедра, пытается не стонать, - рот просто хватает воздух, которого сейчас слишком мало. Кай делает еще несколько резких движений ладонью, когда Сэ кончает. - Ты красивый, - Кай коротко целует висок парня, а потом поднимается с матраса. - Ты... - Сэ с трудом разлепляет веки. Кай хмыкает, расстегивая по пути в ванную свои джинсы. - Кай, - тихо зовет Сэхун, а мысли выдают обратное: «Чонин». Тот не оборачивается, бросая в ответ "я сам". Сэхун слышит, как несколько мгновений шумит вода. Потом затихает, и Сэ различает в тишине квартиры сдавленные вздохи Чонина и едва различимый стон. Дверь в ванную Чонин не закрывает. Пересохшие губы Сэхуна молча дышат в полутемный потолок. _ - Черт. Черт, черт. Сэхун просыпается утром именно от этих тихих слов Кая, и находит его на кухне. Неловкости после вчерашнего никакой нет. Только белые стены заново режут по глазам своей белизной. - Кай? - сонно переспрашивает младший и трёт веки. - Что там у тебя? Кофе сде... - Я забыл, что сегодня у меня трех часовая танцевальная практика, твою ж мать, - фыркает Чонин. - Когда? - хмурится Сэ, разглядывая взъерошенного парня. - Сорок минут назад. Забей. Я уже опоздал, - все же улыбается старший, высыпая в чашку для Сэхуна кофе-порошок. – Кофе? - Куда? - на всякий случай спрашивает Сэ, сильнее растирая веки. – Да, кофе. - В Нью-Йорк. Ты выспался? - М. Сегодня какой день? - Видимо, я не один потерялся в восприятии времени, - хмыкает Кай. - Суббота же. - Аллилуя, - Сэхун усаживается на высокий барный стул в кухне. - В школу не идти. Чонин усмехается – даже если и идти, Сэхун уже опоздал. - Прости, - хмурится младший, глядя на эту улыбку в уголке пухлых губ. - Ты при чем? У меня просто из головы вылетело, что практика. Тем более, я должен сделать тебе кофе, - на губах Чонина совсем нет притворства, а в глазах – усталости. Сэхун говорит: - Значит, у нас обоих сегодня выходной?.. _ Сэхун любит фильмы, а Чонину никакое кино и не нужно. Но он просит подождать пять минут, «нет, даже три», куда-то испаряется в воздухе, пока Сэхун перематывает титры, а потом снова появляется. - Прямиком из Чикагского Garrett Popcorn Shops, - хмыкает Чонин, вручая младшему большое темно-синее ведерко с жаренной кукурузой. Пока идет фильм (Сэхун выбирает что-то про гангстеров, а Чонину нет дела до картинок на экране), они говорят. - И у кого ты воруешь? – спрашивает младший. - Я так понимаю, что на что-то легальное ты не решаешься, хотя вряд ли тебе стоит бояться полиции. - Ну да. Я одалживаю кое-какие суммы у наркоторговцев. Они в полицию не заявят. Сэхун внезапно смеется, очень громко, и как-то отчаянно. - Что? - спрашивает Чонин, не понимая причины такого панического веселья. - Я... - Сэ переводит дух, все еще улыбаясь. - То есть, можно считать, что ты воровал и мои деньги тоже? Те, что я платил за эйсид , трип и диски? Мне так даже проще. Чонин, кажется, начинает понимать. Он криво усмехается, как обычно: - Как хочешь. Я беру эти деньги по двум причинам: потому что они незаконные и потому что эти бумажки дали кому-то когда-то гребанную возможность, чтобы сделать прыжок в Лету. Вот поэтому их нужно оживлять. Последняя, вторая причина, - Каю вообще не хочется этого говорить. Не хочется, потому что с младшим может быть точно так же. - Мне больше всего нравится во всем этом твоё слово «одалживать», - усмехается Сэхун. А Чонин лишь ловит губами улыбку этого парня, сцеловывая мятный вкус холодного чая с тонких губ, и крепко прижимает к себе. _ Сэхун сразу говорит матери, что теперь Чонин будет его другом. Она почти не спорит и, глядя на покрасневшие глаза сына, говорит, чтобы выспался. - От Лухана ничего, мам? – бросает Сэхун, уходя в комнату. - Пока нет. _ - Я тут подумал, - дышит Сэхун в телефонную трубку автомата на углу. - И? – голос Кая на другом конце пропитан улыбкой. - Мы же пропустили Хеллоуин, - говорит Сэ. - И? – Сэхуну кажется, что Чонин непонимающе хмурится, но улыбка по-прежнему остается в его интонации. - Нельзя же пропускать Хеллоуин, - настаивает младший, пиная ботинком плитку под ногами. - Неужели. - Ага. День Велосипеда еще далеко. Так что предлагаю праздновать, что есть. Я предлагаю замутить патихард с нашим парным участием. Когда Чонин слышит голос этого парня, тягучее тепло невольно разбегается по венам. Кай сам не знает, зачем ему этот школьник с неиссякаемым ЛСД в мозгах, но что-то его привязывает к нему. И он соглашается. Сэ приходит сразу после школы, а в квартире Чонина темно и много зажженных свечек. - Атмосфера такая, патихард ведь, - жмет плечами старший. Кай демонстративно игнорирует весь треп Сэхуна про Хогвартс, напяливая серую толстовку с капюшоном поверх обычной черной футболки. - Я буду Донни Дарко, - «и мне плевать» договаривают губы Чонина. Сэхун вскидывает подбородок – «ты посмотрел?..» - А ты, для красивого предложения, можешь быть Драко, - договаривает Кай вместо ответа. После школы Сэхун еще покупает темно-зеленый шарф, а потом уже идет к Каю. У них есть 4 пачки м&м's по две каждого вида, а еще какие-то энергетики и поп-корн. Кай щелкает мышью по монитору: - Призраки или зомби? - Давай и тех, и других. - Я не собираюсь смотреть все сезоны Сверхъестественного. Я хочу какой-нибудь страшный фильм. Сэхун кидает в него конфеты, те, что с арахисом, желтого и оранжевого цвета, и оба раза промахивается. - Страшнее чего-то заставки «американ хоррор стори» я еще ничего не видел, - как бы между прочим замечает Сэхун. _ - Тебя на это подсадил Чанёль?- спрашивает у него Кай. Сэхун понимает, что когда-то он бы всё равно спросил. Сэхун искусственно возмущается и жестикулирует руками в воздухе. Отвечать ему не хочется, но ему наперед известно, что старший получит свой ответ. Он кивает. - И когда это было? - Чонин знает, что ему младший врать не будет. Сэхун делает шумный вдох, щелкает пальцами и кусает губы перед тем, как сказать: - Спустя несколько месяцев, как уехал Лу. Перед глазами у него блестящие от солнца стекла аэропорта и горящие посадкой-вылетами широкие табло, на которые он бросает лишь мимолетные взгляды; перед глазами множество лиц и гул голосов. Сэхун помнит, как улыбался Лухан, когда говорил им с матерью прощальные слова, помнит солнце в его светлых волосах и помнит, как верил ему в тот момент. «Всё будет хорошо, Сэ». Сэхун дергает плечом и закрывает глаза ладонями. Ему хочется вытряхнуть эти обрывки из своих воспоминаний. И хочется навсегда запомнить, оставляя на бесконечный репит. Губы Чонина беззвучно произносят: "Ясно". _ Сэхун практически не интересуется другими странами, но безоговорочно позволяет Чонину таскать себя по миру. - А машина, - говорит Сэхун, - у тебя есть машина? - Никогда не видел в ней необходимости. - Ты мог бы купить себе что-то спортивное. Ну, знаешь... - Знаю. Но она мне не нужна. Сэхун практически не интересуется другими странами, но однажды он говорит: - Мне бы хотелось увидеть Пекин. И, наверное, Луханя. - Так давай. В чем проблема? - Вроде ни в чем. Просто Лу не должен об этом знать. А я просто хочу его увидеть... Он оставил нам адрес, - Сэ достает из заднего кармана джинс мятый лист, вырванный когда-то давно из его школьной тетради Луханем. - Сказал, что первое время поживет с каким-то Чондэ из того же универа. После того, как он уехал, он ни разу еще не позвонил. Кай берет бумажку и читает наполовину размытые буквы. - Я на него стакан с водой нечаянно пролил, - виновато произносит Сэ, кивая на нечеткие иероглифы. - Ладно. Найдем, - отвечает Чонин. Вчитываясь, он говорит: - Но это не адрес. Точнее, только фрагмент. - Он нам с матерью оставил только этот, - поджимает тонкие губы Сэ. - Значит, точного адреса нет? – еще раз спрашивает Чонин. Сэхун мотает головой. А потом легко касается руки старшего: - Чонин, давай все равно проверим, а? Они перемещаются в район, который Кай запоминает по картам гугла. Какой-то парень едва не сшибает их на своем модном велосипеде. - Гомэнайсай, то есть, юань лян во или…эээ ши? - говорит Чонин, вспоминая сначала почему-то японский, а потом и китайский, а еще – с какой интонацией произносил слова Тао. - Нам жаль. Соу сори. Парень на BMX лишь качает головой, вытирая ладонями испачкавшиеся джинсы, а потом Чонин и Сэхун провожают извиняющимися взглядами его спину. Они еще полчаса слоняются по этому месту, они Лухана не находят, и даже не знают, где искать. К вечеру они набредают на кофейню, и Сэхун засыпает у Чонина на руках. Кофе младшего так и остается недопитым, а Чонин берет второй. _ К вечеру следующего дня Сэхун не возвращается – утром он говорил что-то о том, что ему нужно купить недостающие таблетки, а Кай весь день посвящает танцевальной практике, которую в прошлую пятницу пропустил. Утром – часы загораются цифрой «пять» в рассветной темноте – Чонин слышит звонок в дверь. Сэхун выглядит слишком помятым для пяти часов утра. - Чонин, мне срочно нужно перекраситься. Сонный взгляд Кая останавливается на взъерошенных волосах младшего, наполовину скрытых капюшоном толстовки. Волосы Сэхуна бледно-зеленого цвета. Кай моргает – сказка – ему это кажется? или реальность? Он моргает, чтобы сбросить с темных ресниц наваждение. Куртка Сэхуна, кстати, тоже зеленая. Бледная, расшитая широкими пайетками и нашивками, отражающими тусклый свет, добавляющий в него изумрудные переливы и вкрапления. - Да ладно. Тебе идет, - тихо хмыкает Чонин, пытаясь отогнать сонливость с падающих век. Когда Сэхун усаживается на барном стуле чониновской кухни, тот спрашивает, игнорируя болезненный взгляд младшего: - Так из-за чего всё это? Сэхун теребит края толстовки, заламывая пальцы. Взгляд скользит по минималистичной кухне, ни на чем не останавливаясь, а в тишине слышен хруст суставов. - Это Бэкхен. - Кто? – переспрашивает Кай. - Помнишь, я сказал, что мне диски нужны? Кай устанавливает нужный режим на кофе-машине. - Я вчера встретил Чанеля. А у него с собой не было, так что мы поехали к нему. - Ага, - кивает Чонин, глядя, как пальцы младшего нервно выгибаются. - А Бэкхен это его сосед. Он парикмахер в Ибальгване, и мы вместе... - Накачались какой-то дрянью, - перебивает Кай. - У тебя был настолько бэд-трип, что ты вспомнил время фанатства по джей року? Сэхун ничего на это не отвечает, опуская голову на красную доску барной стойки и сдавленно хныкая. - Чонин? - М? - Мама меня убьет, если так увидит. - Точно. - Чонин. - М? - Мне нужно покраситься. - Осветлиться. - Без разницы. - Ну так действуй. Сэхун ловит Чонина на свой болезненно-жалостливый взгляд. Тот закатывает глаза: - Когда ты уже протрезвеешь?.. _ Руки Чонина пахнут краской, грубым аммиаком и лекарственными травами. Он открывает окно на кухне, чтобы выветрился специфический запах, и, пока Сэ смывает в душе краску с волос, пытается отмыть правую руку, на которую все-таки попал окислитель. Потом - краска так и не отмылась - он уходит в спальню и падает на кровать. Часы показывают половину восьмого утра. Чонин не знает специальных слов, так что говорит Сэхуну "протрезвеешь". Того это слово немного веселит, и он, приходя из ванной с мокрыми, но уже снова пепельными волосами, тихо шутит, что они слишком часто напиваются. Чонин смотрит на него практически не мигая, а потом отворачивается. - Хочешь заснуть? У тебя же бессонница, - тихо хмыкает младший, накрывая спину Чонина горячими ладонями. Кай практически моментально забывает все свои обиды - прикосновение Сэ неожиданное, но слишком нужное, и ему не хочется отталкивать. Ладони Сэхуна дарят легкий нажим на поясницу - боль терзает Чонина уже который день. Кай подается назад, выдыхая стон. - Мне здесь больно, - еще тише, чем дышит, говорит Кай. Доверяется. Ресницы Сэхуна нервно подрагивают, а пальцы нажимают сильнее, хотя все еще боятся причинить большую боль. Капли влаги с волос Сэхуна падают на постель и футболку Чонина. Волосы и щеки младшего пахнут бальзамом. - Сэхун, - зовет Чонин, пока сон не успеет разделить их еще на один день. Младший хмыкает куда-то Каю в плечо, щекочет прядями мокрых волос по коже, покрывая мурашками. - Я спросить хотел. Пока вспомнил. Поцелуями по его позвоночнику Сэхун говорит лишь одно: «Спрашивай». - Если бы ты сейчас мог себе написать письмо в прошлое, то есть себе прошлому, есть такое, о чем бы ты предупредил? Сэхуну хватает пары секунд, чтобы выдохнуть по смуглой коже смелое как для подростка на ЛСД «нет». Хотя – этого он не говорит Каю - память возвращает его в один из моментов прошлого: билеты разорваны и нет никакого Китая. Сэхун думает, что, наверное, честнее ответить «да». _ Сэхун не набирает его номер, и Чонину, привыкшему к тому, что он видит младшего изо дня в день, и так же изо дня в день целует и позволяет обнимать, ложиться и засыпать рядом, такому Чонину кажется, что воспоминаний о Сэхуне слишком много в этом пустом дне, они скапливаются и давят изнутри, смешиваясь с волнами печали и боли - такого Чонин не чувствовал еще ни разу. Он ждет, но звонка, рушащего тишину его квартиры точно так же, как и настигшее врасплох одиночество, нет. Сэхун, конечно, иногда очень хочет казаться взрослым. Чонин понимает это, но все равно ерошит ладонью светлые волосы того, срывая с губ невольную улыбку. Улыбается Сэхун солнечно, пусть и в душе у него непрекращающаяся дождливая осень, долгий ноябрь с перепадами температур все ниже и ниже к нулю. Первое, что у них совпадает музыка в наушниках. Сэхун думает, что так не бывает, потому что все остальное тоже. Совпадает. Он понимает это не сразу. Пока музыка в наушниках глохнет - снова не хватает зарядки. Пока дождь лезет каплями под капюшон. Пока небо затянуто тучами, и намека на потепление нет - конец октября, как же. Сэхун берет билет до Инчхона, на обратную дорогу денег уже не хватает. Почему именно этот район, он не знает. Сэ засыпает через 15 минут и просыпается уже на конечной станции. Зачем-то пересчитывает деньги – по-прежнему не хватает. Сэхун гуляет по сырым улицам, покупает фастфуд и горячий кофе. Мерзнет под дождем, словно намеренно. И, наконец, набирает номер Кая. Выученный уже наизусть. Тот не отвечает первые два раза, на третий Чонин берет трубку. У Сэхуна заканчивается мелочь с третьим звонком. - Забери меня. Я в Инчхоне, - просит Сэхун, сжимая холодную трубку телефона-автомата. _ - Мне стоит дать тебе ленту за рекордную быстроту? – усмехается Сэ, когда Чонин возникает из воздуха прямо перед ним. Кай не обращает внимания: - Какого черта ты здесь делаешь? Сэ выбрасывает надоевшую жвачку и подходит к парню, укладывая ладони на его бедрах. - Не злись, а? Чонин закатывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы не сорваться. - В следующий раз, - говорит он, утыкаясь лбом в плечо младшего, - просто скажи мне. И я поеду с тобой. Сэхун несколько раз кивает, касаясь холодным носом шеи Чонина, отчего тот ведет плечом и обхватывает руки младшего, согревая. _ - Так значит, - начинает он, перебирая пальцами растрепанные пепельные волосы, - ты печатаешь фотографии почти всегда в одном и том же месте? - Ну да, - пожимает Кай плечами. - А как же твои слова. Чонин взглядом переспрашивает – что? - Ты говорил, что тебе… нравится процесс. Быть, где захочешь. Узнавать новых людей. Взгляд Чонина говорит – ого, а ты запомнил, да? Вслух он говорит другое. Чтобы не смущать парня. - Этого парня зовут Тао. - Мне уже ревновать? – улыбается Сэ. Чонин усмехается уголками губ: - Тао – это что-то вроде Сан-Джованни ин Фонте. Название тебе ни о чем не скажет, а…Нужно просто увидеть. Он толкает его на матрас и сцеловывает вибрацию его горла, пока младший заливается смехом. Кай прохладный, а кожа Сэхуна практически горит. В вечере сердца и кровь обоих немного остывают. Разливаются комнатной температурой по венам - привязанность и откровение. Ну и капелька ревности. _ - Первый раз, когда я под кайфом пришел домой, - говорит Сэхун как-то, - я сказал маме, что пьяный. Сказал, что был в клубе и танцевал до потери сознания. Что половину вечера вообще не помню и очень хочу спать. И все её претензии выслушаю с утра. Кай говорит, что мечтает о таком сыне. Сэхун ржет в подушку и пинает его колено. Чонин не рассказывает ему о своем детстве. - Это было слишком давно, я уже совершенно другой, - лишь бросает он как-то, а Сэхун молча глотает эту шаблонную фразу. Он говорит, что Кай, может, почти такой же, и какое вообще «давно», Чонину еще нет двадцати. Но он думает, что Кай, не смотря на его возраст, взрослый. Он совсем не похож на его старшего брата Лухана, но что-то в Чонине делает его самым нужным, тем, что, кажется, Сэхун искал все свои 17 лет. На собственный же счет Сэхун думает, что никогда не повзрослеет. _ Но когда он близко-близко и глаза Чонина отражаются в его собственных, он спрашивает очень тихо, мягко гладя подушками пальцев смуглые скулы. - Ты слышал, говорят, что когда люди смотрят на что-то приятное, у них расширяются зрачки? - Мне кажется, у тебя это от другого, - так же тихо отвечает Чонин, улыбаясь, когда пальцы младшего проходятся по его нижней губе. - Ага, может быть. Но это и ты, Чонин. Сэхун укладывает ладони на плечи Кая, продолжая смотреть в самую глубину его глаз. Его зрачки опасно широкие и, кажется, проглатывают всю искрящуюся радужку светло-карих. И Чонина тоже проглатывают. Сэхун раскрывает его губы и целует, притягивая руками ближе. Чонин отвечает и, кажется, отвечает больше, чем просто на прикосновение губ. _ - Я надеюсь, что ты не страдаешь психозом собирания сувениров? – спрашивает Чонин. Сэ пожимает плечами и смотрит растерянным уставшим взглядом. Кай говорит, что не берет себе на память совершенно ничего, чтобы не захламлять квартиру. Единственная его память – фотографии. - Как в «Телепорте», - медленно говорит Сэхун. Кай фыркает – ему не нужно никакое кино, чтобы увидеть невероятное. - Знаешь, наверное, самый большой плюс в том, что тебе уже не нужно ходить в кино. Кай усмехается почти болезненно. Сэ зачем-то кивает. - Ничего, что ты школу пропускаешь так часто? - спрашивает старший. Сэ хмыкает, подходит к Чонину ближе, шаркая ногами по полу, обнимает и что-то тихо отвечает ему в шею - Кай не слышит. - Ладно, давай руку, - говорит он. К слабости и бедности парня он более-менее привык. - И представь этот кадр, пожалуйста, - Чонин протягивает младшему фотографию. Тот сжимает ладонь старшего так, что Кай этого почти не ощущает. Ему кажется, отпусти он его, Сэхун без сил упадет на пол и закроет веки, словно не спал уже неделю. Сэ ладонь Чонина не отпускает, вглядываясь в изображение, а потом говорит свое вялое "давай". Кай делает прыжок, перемещая их на побережье Атлантического океана. Вокруг ни души. - Это что, долина смерти? - хмыкает младший. Горизонт уже сливается оранжевым огнем с таким же отблеском на морской воде. Под ногами грубые глыбы камней, изъеденных океанскими волнами. - Намибия, - говорит Кай, не отпуская рук Сэхуна. Он делает шага назад и сцепляет руки в замок, касаясь его живота. Закатное солнце бьет по глазам, оставляя красные полосы за закрытыми веками. Сколько они стоят так, ни Сэхун , ни Кай не считают. Когда небо стухает, становится холоднее. Младший жмется спиной к Чонину. - Замерз? – хрипло говорит Кай, чувствуя, как пересохло горло. Сэ поворачивается и выдыхает едва слышное «угу» в шею Чонина, крепко сжимая его ладонь. Чонин понимает знак и телепортирует их – в этот раз сразу, затрачивая на прыжок немного больше сил, потому что перед глазами Сэхуна полная темнота. Темнота и каевские губы. Воздух на новом месте врывается в легкие немного чуть более теплый, хотя день уже остывает. «Где?» - спрашивают глаза младшего. - Это Маскат, - говорит Кай. – Оман. Взгляд младшего переспрашивает – что? Чонин усмехается и удобнее берет его ладонь в свою. - Пошли. Ряды переплетений мелких улочек восточного рынка дают почувствовать Сэхуну себя немного не в своей тарелке, и он озирается по сторонам не сколько из интереса, сколько из-за неспособности так сразу войти в совершенно новую среду. Его одежда кажется ему самой что ни на есть неподходящей и слишком заметной посреди такого места. Но Сэхун нервничает ровно до того момента, пока Чонин не дергает его за руку и дарит успокаивающую улыбку. В маленькой лавочке с, кажется, тысячами украшений, натуральных камней и масел, Чонин покупает ему подвеску на шею – это небольшая серебряная медалька с вкраплением восточного узора и ярко-голубых камней вроде бирюзы, и эту медаль Сэхун долго вертит в руках, прежде чем Чонин отдает деньги торговцу. Когда младший одевает ее на шею, металл холодит кожу за тканью футболки. В этот же вечер Сэ запоминает еще обрывки отдельных моментов, перебарывая усталость и игнорируя свой вымотанный организм несколькими чашками кофе, следуя чониновской нужде в этих спонтанных перемещениях. Сэ берет сafe au lait [12] где-то во Франции, названия города он не помнит, а другой заказывает в лондонском старбаксе. Когда Чонин прыгает снова, Сэ говорит: - Надеюсь, это последний? Чонин смеется. Сэхун оглядывается и заключает: - Ну конечно, как тебя могло не занести сюда с самого начала? В ночных красках они рассматривают Эмпайр стэйт-билдинг. - Его построили за четыреста десять дней, - говорит Чонин. – И всего здесь совершено немного больше, чем тридцать самоубийств. - Национальное достояние Манхэттена, - высказывается Сэ. – Давай еще по драг-сода?.. Они покупают выпить, и именно тогда взгляд Сэхуна цепляется за вывески. - У них метро по-другому называется. Я думал, это андэграунд, - на секунду хмурится Сэхун. - То Британия. Здесь сабвэй, - объясняет Кай, замечая его взгляд. Сеул младший узнает сразу. Надо же, Кай сдержал обещание - Манхэттен был на сегодня последний. Сэхуну кажется, что видел слишком много для обычного дня. На улице распродажа магазина игрушек и Сэхун почему-то останавливается у витрины. - Лу умеет собирать его меньше, чем за минуту. Чонин смотрит на разные кубики-головомки с разноцветными гранями. - Лу, - повторяет он. - Скучаешь по нему? Сэ как то ведет одним плечом, словно от холода (на улице в Сеуле не жарко, а младший одет как в сентябре), и Кай воспринимает этот жест по-своему, зная, что Сэ точно не будет переубеждать. Чонин думает, что это значит не то, чтобы скучаю, хотя да, но не, чтобы сильно. - Тебя проводить? – бросает он, хотя знает, что тот ответит. Чонин возвращается в квартиру минут через пять, а Сэхун к себе - совсем поздно. - Мам, - тянет Сэхун, и, не обращая внимания на разницу в росте, упирается подбородком в теплое плечо. - Да? – сонная мать треплет его по волосам и говорит, что купила ему тот шампунь, что он хотел. - Я был сегодня... - осекается Сехун. Его губы на секунду теряют улыбку. Врать не хочется. – Мы с Чонином на фильм ходили. - Какой фильм? - Ну, - Сэхун отстраняется, - долгий такой фильм. Там было про путешествия. И про…как его? Ма…Маскат, вот. Под футболкой купленное Чонином украшение приятно давит на кожу и серебро уже совсем теплое. – Там вся улица пахнет специями и летом, хотя уже зима. Сэхун теребит слегка замерзшие запястья. - И еще сабвэй. Знаешь, мам, метро в Британии – это андэграунд, а в Америке сабвэй? Сэхун засыпает быстро и не то чтобы не пытается, просто не успевает думать о чем-то – слишком устал. Чонин вспоминает взгляд младшего через витрину, уставший, затянутый пленкой кофеина взгляд и хрупкое тело под своими ладонями. И Чонин, пожалуй, понимает одну вещь перед тем, как заснуть – конечно же, он вряд ли вспомнит об этом с утра. Но Сэхун, думает он, это как в случае с кубиком Рубика: собираешь одну из его сторон и вдруг ясно понимаешь, что оставшиеся пять сторон находятся в полнейшем беспорядке. _ - Меня спрашивали, откуда я знаю так много о культуре разных стран, - говорит как-то младший. Чонин заинтересованно прищуривается: - И что ты сказал? - Что это мой проект по МХК. - Сэхун? - М? - Я знаю твоё расписание. - И?.. - У тебя даже такого предмета нет. _ Перед новым вик-эндом Сэхун стучится в дверь Чонина более раздраженным стуком, чем обычно. - Что случилось? - Чанёль уезжает на эти выходные. Куда-то в Коян. - И что? - И то, что у меня планы на эти выходные. Чонин усмехается: - Ты хотел сказать план? [13] - Я не загоняюсь травкой, Чонин, - раздраженно бросает младший. - Какая разница, чем, - говорит Кай. - Так я прав? - Ну. Чонин щурится, складывая в мыслях кусочки пазла сэхуновских планов. - А Чан... – начинает он, но младший его перебивает. - Был моим ситтером [14]. Это тот, кто с тобой, когда ты...- Сэхун неопределенно махает рукой в воздухе, - чтобы ничего не... – он снова не договаривает, - твоя страховка. - И у тебя его теперь нет? - Нет. - Давай, может... - Что, Чонин? - Я буду... - Нет. - Но... - Нет, Чонин. - Почему? - Потому что нет. - Сэ... - Ты не можешь быть моим ситтером, - твердо говорит младший. - Да почему? - Потому что нет, Чонин. - Эй, я просто хочу помочь. Правда, хочу помочь. Так я буду знать, что с тобой все в порядке. Тем более, ты все равно будешь у меня на выходных, - Чонин старается, чтобы его голос звучал как можно мягче, а взгляд передавал всю решимость и честность. Сэхун смотрит куда-то мимо него и говорит: - Брайан говорил, что наркотики можно принимать только с друзьями. Потому что в случае чего им на тебя не наплевать. - Ты считаешь, что мне на тебя наплевать? - выдыхает Чонин. Он понятия не имеет, что за Брайан, но сейчас не важно [15]. Сэхун неуверенно жмет плечами. - Не знаю. Я тебя мало знаю. - Я тебя тоже. - Ты не будешь следить за тем, как я загоняюсь кислотой, - голос Сэ снова приобретает металлические нотки. - А кто это будет делать? - Чонин начинает выходить из себя. - Попросишь свою маму? Сэхун закрывает глаза и молчит несколько секунд. Когда он встречается взглядом с Чонином, то задает лишь один вопрос: - Только на этот раз? - и звучит больше как просьба. Взгляд Кая раскрывает его с потрохами. Сэхун шагает к парню, и Кай, вдыхая аэрозоль с его осветленных голос, обещает: - Только на этот. Оба знают, что не только. _ В конце недели, ближе к часу икс красных дней выходных, и вообще-то к концу самого последнего месяца осени, Сэхун резко меняется в настроении. - Я не понимаю. - Чего? - Какая тебе нахрен разница, что фонтаны работают в дождь? – спрашивает он у Чонина. - Сэхун?.. – вздергивает бровь Кай. Вопрос звучит слишком поздно. Чонин говорил про фонтаны почти месяц назад. - Это здесь при чем? - Не при чем. - Ты расстроен из-за Лухана?.. - Нет. - Тогда к чему этот твой баттхёрт? - Это Канзас-сити Шаффл, - говорит Сэхун. - Что? - Потеря самоидентификации, - говорит Сэхун. - Я чего-то не пойму, - вздыхает Кай, уже не пытаясь даже понимать. – Ты вроде сегодня ничего не принимал. - Нет. «Тогда почему ты несешь всю эту хрень?» - Кай смотрит с хмурым прищуром. - Хочешь спросить, почему я тогда несу такую чушь? – с едва улыбкой спрашивает младший. Чонин прикрывает глаза, устало качая головой. Его пальцы находят ладонь Сэхуна, а губы того – его скулы. В их поцелуях немного меньше страсти сегодня, немного больше от прокрастинации, медленной эйфории и легких флешбеков[16]. _ Чонин уже знает, что Сэхун будет делать. Он знает, что тот будет раскладывать на полу все подушки и одеяла, что есть в квартире; будет хлопать дверью холодильника и раскрывать плотный целлофановый пакет; его руки, бледные и хрупкие, а на ладони (он показывает Чонину кислотный цвет или рисунок) ярким пятном ложатся прямоугольные бумажки. Взгляд Сэхуна ничего не выражает, а руки, если дотронуться, ледяные. - Кислород разрушает их, - как-то говорит ему Сэ, когда Кай спрашивает, почему в холодильнике, хотя очень хочется спросить, почему в его холодильнике. Когда Чонин спрашивает, что в целлофане помимо бумажек за ярко-желтые и оранжевые таблетки, Сэхун смеется и предлагает Каю несколько. - Это драже. Аскорбинки. Они защищают от кислорода. Чонин вздергивает брови вверх и отказывается. Порой Чонину ужасно хочется игнорировать своеобразный detachment Сэхуна [17]. Но в самую последнюю секунду он не выдерживает и сдается каким-нибудь опекающим вопросом. - Чего-нибудь хочешь? – все-таки спрашивает он и в этот раз перед тем, как исчезнуть из квартиры. - Ничего. Сэхун растворяется в молчании чониновской комнаты, пока тот обувает кеды. - Хотя подожди. Баббл ти хочу. - Не надоело? - хныкает Чонин. Сэ мотает головой, даже не глядя на старшего, и поднимает обе руки в белый потолок. Кай купит ему чай и вернется. Сэхуна всегда в такие вечера мучит жажда. - Протрезвеешь к моему возвращению? - напоследок говорит Чонин. Сэхун закрывает глаза, роняя ладони обратно на постель. Он знает, что Чонин вернется минут через двадцать. Чонин теперь его персональный и незаменимый ситтер. Чонин – это зеркало тех ограничений, что Сэхун может нарушить. Чонин – это залог на возвращение и вайвейшн. Вообще-то у Кая есть доступ в любую точку мира, к любым наркотикам, если так проще, но он не предлагает Сэхуну ничего из того, что мог бы получить совершенно бесплатно. Кай ни разу не предлагает принять что-нибудь вместе, за компанию. Но он ни разу не сказал и "заканчивай с этим". Где Сэхун берет наркотики, Кай не спрашивает, ограничиваясь вопросом о Чанёле. Он лишь смотрит несколько раз в месяц, как Сэхун достает холодильника мятую полоску бумаги с маленькими яркими мультиками в тугом целлофане; смотрит, как его тонкие и наверняка холодные пальцы отрывают две шутки и кладут на язык; смотрит, как его губы вздрагивают, а веки ненадолго прикрываются. Слюна сейчас разносит капельки по его телу. Когда Кай первый раз видит, как Сэ это делает, он думает, что это не так, как на экране. - И при всем при этом, - бросает Сэ, - тебе не всегда покажут радужную карусель. Кровь разгоняется по венам, и Чонин знает, что во взгляде Сэ замешано уже что-то другое. - Бэд-трип, - продолжает он, - самое ужасное, что со мной было. Сэхун укладывается на подушках, разбрасывая руки в стороны. Они бледные и хрупкие, а если сейчас их коснуться, то они будут очень теплые. Кай слышит его спонтанный смех и учащенные выдохи. Минут через двадцать взгляд Сэхуна замирает в одной точке, а дыхание сбавляет темп. Через несколько часов – Кай никогда не бросает младшего – он видит музыку и слышит цвета. Чонин никогда не вмешивается. Просто тишина квартиры сводит с ума, а Сэхун в метре от него ощущает только свою, неделимую ни с кем, сверхрадость. Иногда ногти больно врезаются в ладони, но Чонин старается не отвлекаться и смотрит, как исчезает из реальности младший. Ему не хочется чувствовать то же самое, что и он. Но сказать Сэхуну искать сверхрадость в настоящем он не может. Не знает, чем его удержать в этом мире. Поэтому Чонин никогда не вмешивается. Хотя Сэхуну всё равно невозможно было бы что-то донести, пока он в трипе. Когда действие спадает и Сэ приходит в чувства, он притягивает Кая к себе ближе, пальцы грубо зарываются в черные волосы и надавливают на макушку. Кай недовольно дергает головой, но руку младшего скинуть не пытается. Наверное, том месте, где он сейчас - на коленях, пальцы расстегивают ремень сэхуновских джинс - он немного раньше представлял Сэхуна. Сейчас все наоборот. Сэ спускает белье свободной рукой, и тогда прохладные пальцы Кая охватывают его член. Младший вздрагивает от ядерного и невероятного ощущения холода и мурашек возбуждения. Чонин проводит языком по сухим губам. Сэ давит на его затылок - давай. Кай берет его член в рот. Сэхун непроизвольно дергает парня за волосы. Каевская ладонь находит запястье младшего и заставляет ослабить. Сэ натягивает на губы отстраненную ухмылку-извинение, а Чонин продолжает ласкать его. Младший кусает губы и мягко подается бедрами к губам Кая. Чонин медленно отстраняется. Краем сознания он пытается понять, что за чувство пулеметной очередью дробит его грудь. Сэхун разочарованно стонет, пытаясь снова притянуть Кая к себе. Старший успокаивающе гладит бедра того и тянет вниз. Он позволяет младшему коснуться лопатками матраса на полу, и тут же оказывается рядом с ним. Каевские губы снова обхватывают плоть Сэ, заставляя задыхаться - рот Чонина горячий, и ему хочется, чтобы он брал глубже, до основания. Сэ рвано дышит, толкаясь навстречу, расслабляясь с каждым движением. Искры внутреннего пожара разносит ураганным ветром на все стороны от них. Сэ совсем не пытается сдерживать стоны, вырывающиеся из горла, только его голос внезапно рвется и затихает - когда чониновские пальцы скользят между его ягодиц. Воздуха в легких не остается, зрачки расширяются и пытаются поймать взгляд Чонина - губы того все еще обхватывают его член, и Сэ чувствует пальцы, его пальцы, слишком аккуратные и невесомые касания. Грудь младшего дрожит - легкие отказываются нормально пропускать кислород, и Сэхуну кажется, что он может забиться в безмолвной истерике. Чонин наконец переводит размытый возбуждением взгляд на младшего. Кай обхватывает ладонью член младшего, а сам накрывает парня сверху, приближаясь губами к сэхуновским. Очень медленный поцелуй, затягивающий на самое дно ощущений. - Боишься? - выдыхает Кай в его рот. Сэ остается отвести взгляд и кивнуть, вздыхая от новых волн мурашек по телу. Кай только усмехается. Сэхун думает - это насмешка или удовлетворение? Но, наверное, решает он, это и то, и другое. Руки Кая исчезают всего на пару мгновений и, когда он касается кожи младшего снова, тот улавливает в воздухе что-то сладкое - то ли ванильное, то ли шоколадное - но до ужаса сладкое. И еще через секунду Сэ чувствует, как прохладное и вязкое на пальцах Чонина смазывает его член, вызывая новые мурашки, новый шторм, новое возбуждение. Теперь руки Чонина более настойчивые. Они не обращают внимание ни на сбивчивое дыхание, ни на дрожь, ни на слова. Сэхун замирает и напрягается, когда пальцы Чонина с легкостью проскальзывают внутрь него. Растягивают осторожно, не пытаясь сорваться с медленного ритма. Кай проталкивает третий, разводит в стороны, а потом толкает глубже. Сэхун выгибается, и Чонину даже кажется, что позвоночник того ломается, кроша диски вхлам. Сэ просит сильнее, а Кай, не отрывая взгляда от сэхуновских глаз и раскрытых покрасневших губ, трахает его снова и снова. Когда Кай вынимает пальцы, Сэ хныкает и Чонин довольно улыбается. Младший тянется к нему, помогает размазывать смазку на его члене, и пытается ласкать свой, но Кай останавливает его руки. Взгляд старшего говорит, что так быстро тот не кончит. Младший откидывается на простыни, переворачиваясь спиной к Чонину. Каевский голос грубо шепчет ему на ухо о том, чтобы Сэ попросил. Сэ кусает губы, но говорит, почти не колеблясь: - Трахни. Чонин касается губами его шеи и скользит к лопаткам. А потом Сэ чувствует, как член Кая медленно проходит внутрь. Сэхун сжимается, но Кай снова шепчет, на этот раз почти не слышно, потому что его дыхание рваное и прерывистое - и тогда Сэ расслабляется. Кай двигается медленно, почти не причиняя боли. У него кружит голову от их близости и от того, какой Сэ узкий. Младший стонет, упираясь ладонями в матрас, и начинает подаваться толчкам Кая. В этом совсем ничего романтичного, и они ничего друг другу не должны, и даже не обещают. Но за закрытыми веками в глубине расслабленных антрацитовых глаз Чонин изо всех сил пытается убедить себя, что это не так. _ Телефон Сэхуна постоянно разряжен. Теперь он даже не слушает музыку, и оставляет наушники дома, когда идет в школу. Если идет. Телефон Сэхуна вовсе выключен, потому что батарея не держит, и, если бы Чонин знал его номер, он все равно не дозвонился бы. Сэхун бьет рекорды по шкале вменяемости, когда начинает плакать на уроке всемирной литературы. Чанёль на перемене заталкивает его в мужской туалет и смывает холодной водой слезы, впрочем, несколько ощутимых ударов под дых Сэхун тоже ощущает. Пока он переводит дыхание, Чанёль говорит: - Будешь так светиться, ищи тогда дозу через других. Мне такие представления не нужны. Если хреновый трип словил, нахрена вообще в школу переться? Сэхун хрипло смеется, сглатывая с потрескавшихся губ соль и воду. Он опирается одной рукой на ледяную раковину, позволяя каплям стекать по подбородку. - И во что ты одет? - продолжает Чанёль. Его губы падают уголками в безрадостной гримасе. - Как тебя мать в таком вот в школу выпустила? - взгляд Чанёля упирается в худое и бледное плечо младшего – майка низко съехала, а вода оставила на ткани мокрые разводы оттенка асфальта. По взгляду Сэ он понимает. - Снова у этого Чонина был?.. Сэхун смотрит мимо него, щурясь от яркого света из окна - стекла заляпаны дождевыми каплями. - Ладно, Чанёль. Прости. Старший громко фыркает, одними глазами отвечая - в задницу твое "ладно", и туда же твое "прости". Сэхун несколько секунд молчит, вытирая мокрое лицо, горло и плечи. Холодно. Он признается: - Это не потому, что я такой придурок, Чанёль. Я просто... просто о Лухане совсем ничего, понимаешь? Он нам так и не позвонил. Мать хотела брать билет и ехать туда, но я ее отговорил. А сам я… я не могу найти его. Сэхун делает шаг назад и прижимается спиной и голыми руками к кафелю - холод стены почти мгновенно отбрасывает его назад. По коже бегут мурашки. Чанёль снимает с себя толстовку и та мягко ударяет Сэхуна по груди, младший едва успевает поймать. Перед тем, как Чанёль выйдет, Сэхун улавливает тихое, но честное: - Твой Чонин о тебе совсем не думает, если что. _ Кай приносит ему красную дизайнерскую куртку, всю в блестящих пайетках и вручает со словами: «Чтобы я тебя быстро нашел в толпе». У них билеты на кислотную вечеринку и людей там будет больше, чем на распродаже брендов со скидкой 80 процентов. (Конечно, под словом кислотная Чонин имеет в виду музыку. Того же нельзя уверенно сказать о Сэхуне) [18]. Сэхун долго смотрит в глаза Кая. Он принимает подарок в виде куртки, и они расходятся, прощаясь до вечера. У Сэхуна вместо музыки на повторе звучат слова Чанёля, а у Чонина на стене в квартире добавляется новая фотография (это просто изображение красной куртки, слишком легкой для поздней осени, а на белой бирке с дизайнерским логотипом выведена корейская «S.» чониновским черным маркером). Кай еще не знает, зачем ему фотография – он не умеет переноситься к человеку, и до сих пор привязан к месту. _ Они встречаются около десяти. На младшем под каевской курткой лишь светлая растянутая майка, и Чонин, обжигая мочку уха своим горячим дыханием, обещает младшему, что убьет за то, что так легко оделся. Потом он снимает с шеи вязаный шарф и одевает его на сэхуновские плечи. Младший отвечает на реплику недовольным: «Мы уже перед клубом, зачем ты одеваешь меня?» Чонин тянет его внутрь клуба, и, конечно же, платит за обоих. Все мгновенно тонет в одном безумном и давящем на барабанные перепонки цунами: кислород, которым едва можно дышать, музыка миксом на мэнсоновские sweet dreams, синие стены и фиолетовые огни танцпола, кислотные цвета выпиваемых на баре коктейлей – всё перемешивается. Кай едва успевает пробиваться сквозь толпу за Сэхуном. - Хочешь? – спрашивает тот, закрывая за ними дверь тесной кабинку туалета. - Что? – переспрашивает Чонин. - Экс, - отвечает Сэ, высыпая на ладошку несколько светло-розовых таблеток с рисунками. - Диско-пирожные. - Мне не нужно, - говорит Чонин. - А мне, - Сэхун глотает две, - нужно. Музыка призывает shut uр аnd gеt uр, и Каю, глядя на двигающегося в ритме танцпола Сэхуна, хочется сказать лишь одно: внемли. Только Сэхун вряд ли слушает, для него сейчас нет смысла в словах, есть только краски, музыка и безграничная свобода. Сегодня он принимает две по 60, сегодня можно, а Чонин не против. Во всяком случае, он не мешает. Сэхун как-то потом признается, что его прошлая доза - один диск. "Я только однажды глотнул два, помнишь, я про бэд-трип говорил?.." Фиолетовые тени отливают лицо Сэхуна застывшей маской с умиротворенной улыбкой. Когда из толпы кто-то дарит младшему улыбку, тот на секунду теряется, а потом очень искренне растягивает губы. Ничто не сковывает, позволяя чувствам выплеснутся беззвучным фонтаном - Сэхун улыбается, потому что так хочется. Он ловит себя на мысли, что сейчас слишком свободен. А это лишь одна улыбка, выхваченная из него кем-то из танцующей толпы, кем-то, кого он даже не запомнил. Сэхун думает, что внутри него скелет из сладкой ваты, и он готов поделиться кусочком от нее с каждым на этом танцполе. Просто из-за какой-то улыбки. Сэхун ищет глазами Кая. - Эй, Чонин, - перекричать музыку довольно сложно, и ладони младшего притягивают Чонина к себе. - Будешь танцевать?.. Когда он касается старшего, внутренности сводит болезненным спазмом. Сэхун прислоняется спиной к колонне, поднимая глаза вверх. Тут же по сетчатке бьет разноцветный круговорот красок, смешивая радугу в неоновый ремикс на диско. Сэхун смеется, а внутренности ломаются. - Ты чего? - пытается перекричать музыку Чонин. - Плохо? Сэхун тянет Кая на себя, пытаясь целовать в губы. Чонин не знает, отвечать ли, и его улыбка неуверенная, обеспокоенная, а тело нещадно просит танца. - Что с тобой? - произносит он, и Сэхун различает каждую букву в его фразе - Кай горячит дыханием мочку его уха. - Ничего. Я просто, - пьяно и неразборчиво выдает младший, вытаскивая Чонина обратно на танцпол, - я свободен. - На громыхание сердца в висках он уже не обращает внимания. Движения Чонина резкие и полностью повторяют бит электронных ультразвуков, разрывая его душу и запертые желания взмахами рук и выпадами грудной клетки. С плеч Сэхуна то и дело сползает майка, а Чонин не стесняется касаться его разгоряченной кожи, отдаваясь громким битам. Они тонут в мешанине взрывоопасных звуков и фиолетовых лучей. Чонин закрывает глаза. Так он теряет Сэхуна где-то в толпе. Позже Кай снова находит взглядом ярко красную куртку в пайетках среди танцующей толпы – их постоянно кто-то разделяет. Сэхун выбивается под кислотные биты, подчиняясь ритму безвозвратно и, кажется, безнадежно. Чонин сокращает расстояние между ними. Воздух горячий, пропитан неоном и электроникой, десятки рук разрывают воздух над головой и жарко выдыхают в растворенный дым и неон. - Сэ, - зовет младшего Чонин, подходя вплотную. Чтобы тот его услышал, Кай ловит его худое лицо в ладонях. - Сэ? Взгляд того расфокусирован, но все-таки задерживается на встревоженном Кае. - А? - голос младшего тонет, практически растворяется в музыке, его тело жмется к Чонину, а губы к его губам. Кай теряется во времени, в музыке и сэхуновских глазах. Младший шепчет ему что-то горячей и липкой волной мурашек по шее, Чонин не разбирает ни слова. - Давай уйдем, - просит он младшего. Ладонь Сэ крепко сжимает его запястье и тянет за собой. Чонин помнит лишь, как тот прижимает его к стене где-то возле уборной и тянется руками к его бедрам. Кай затягивает младшего в рваный и спешный поцелуй, сцеловывая горький привкус с пересохших губ. Кай не понимает, в какую секунду он уже накрывает Сэхуна собой, вжимая его худое тело в матрас на полу своей квартиры. Сэхун смеется и стонет, а потом хнычет что-то про… - Пить, Чонин-а. Я сейчас умру. Чонин уходит за соком на кухню. Когда он возвращается, Сэхун откидывается на матрасе и что-то себе тихо шепчет. - Сэ? Руки младшего разворачивают плотный целлофан. Чонин почти неслышно ругается. - Ну зачем? – спрашивает он, отбирая трип. – Это тебе ничего не даст. - А ты что, гуглил? – смеется Сэхун – его руки не сопротивляются, когда Чонин освобождает его ладони от запечатанной кислоты. Кай игнорирует его слова и помогает привстать на локтях. - Пей, - говорит он и придерживает пакет с соком, чтобы младший не облился. Чуть позже Сэхун говорит, что вечер ему понравился. - Знаешь, - выдыхает в ответ Чонин, - пусть мы с тобой спим вместе, - он делает паузу, - сегодня вечером мне показалось, - Сэхун смотрит на него и часто моргает, - что я тебя совсем не знаю. Сэхун поднимается с кровати и подходит к полкам на стене. Когда он снова подходит, то молча кидает на постель рядом с Чонином пачку презервативов. Кай смотрит с прищуром, перебирая расслабленными подушками пальцев пряжку ремня. Сэ опускается возле него, расстегивая джинсы, и запускает руку под ткань. Он слегка прикрывает глаза, но следит за каждым жестом Чонина, в то время как его собственная ладонь начинает с нескольких резких движений. Сэхун лишь сильнее вжимается коленями в матрас, запрокидывает голову назад и выпускает намеренный теплый от возбуждения полувдох, зная заранее как это подействует на Кая. Руки того уже тянут младшего к себе, настойчиво гладя по талии. Это движение вроде бы совсем уже привычное для него, но сегодня Чонин замечает, что эти касания тяжелые, сложные, как будто на один лэвэл больше, и это напоминает тот момент, когда ты, оглушенный музыкой, выходишь из клуба на тихую, затянутую дождем улицу. Чонин не знает, как так выходит. Этот мальчик всего на год младше, а Чонину кажется - тот совсем ребенок. Ребенок, который слишком быстро взрослеет и лезет липкими от кислотного кайфа пальцами в еще большее сгущение красок этого мира. При всем этом Чонин не понимает, почему тот не разделяет его страсти к другим странам и городам. Чонин ловит свои настоящие трипы где-то на краю мира, а Сэхуну для этого достаточно одной марки или чего-то там еще. Чонин ничего не может со всем этим поделать, и ему очень хочется открываться младшему, вот поэтому Чонин позволяет тому врываться в свой, распечатанный на сотни цветных фотоснимков, мир. _ Они лежат на постели в снятом номере нью-йоркского люкса: в глаза слепят лампочки огромной люстры и золота, которое Чонину кажется ненужным и пошлым, но он терпит, потому что Сэхун захотел. Каю нравится, как пахнет бальзам Сэхуна для осветленных волос - когда те еще влажные после душа можно уловить отдушину недорогой парфюмерии и каких-то трав. Младший последние полчаса ходит по номеру и читает что-то из школьной программы - по строчке из главы в каждой комнате. Каю это кажется абсурдным, но он только смеется, говоря, что лучше хотя бы так, чем вообще не учиться. У него вторая открытая бутылка Монтиано и слабость во всем теле. - Это хорошее вино. По-лу-слад-кое. Попробуй. Сэхун делает глоток, совсем небольшой. На самом деле ему достаточно было бы уловить послевкусие виноградных нот в губах Чонина, целуя совсем неспешно, чтобы, как Чонин, распробовать весь букет, но если совсем честно - Сэхун считает себя слишком в себе, чтобы смешивать кислоту и алкоголь. Пусть даже эффект от кислоты почти прошел. Чонину он об этом не говорит и пробует вино. - Да, ничего так. «Опьянение есть добровольное безумие», - говорит кто-то в его мыслях и почему-то луханевским голосом. - А знаешь, - Сэхун садится у ног Кая на белоснежную простынь, - мне это напоминает вот эту главу, которую я читал. Ершалаим, и там тоже было вино. – Он на секунду опускает взгляд в книгу. - «Грозу сносило к мертвому морю» [19]. - Гроза? - переспрашивает Чонин. - Это когда небо хмуро-синее и молнии трахают серые облака. - Фу, Чонин, я не люблю, когда ты так говоришь. - Не любишь, когда я... - Пьян. Да. Не люблю. - У меня в голове штормит от урожая тысяча девятьсот девяносто шестого года, а ты говоришь, что не любишь, - фыркает Кай. Небо за широкими окнами гостиничного номера по-вечернему хмуро-синее и ни одного намека на бурю. Чонин тянет младшего к себе и обвивает руками его запястья. - Эй. А давай представим, просто представим, что мир - это большая карусель нагромождения смеха, слез и прочей околесицы. Это всего лишь большой такой, большооой творожный пирог, а? - Зачем? - спрашивает Сэхун. Ему еще слегка трудно фокусироваться взгляд, а Кай, кажется, несет еще большую чушь, чем он, напичканный не выветрившейся до конца дозой трипа. - Да просто, - говорит Чонин. Он смотрит в потолок, но взгляд его теряется раньше, растворяясь в прозрачной массе затхлого кислорода, ограниченного четырьмя стенами люкса. - Просто я ни разу не пробовал его. Не ощущал, каково это - когда какой-нибудь творог тает на языке, пропитывает рот сахаром ванилью и черте еще чем... Сэхун? - Да? - Знаешь, если эту пирожную метафору мы воспримем серьезно, то... - То что, Кай? – слабо произносит младший, не отрывая глаз от закрытых, слегка дрожащих смуглых век Чонина и черных ресниц. - Я никогда не ощущал вкус этого мира. По-настоящему. Не пробовал пирог, понимаешь? Взгляд Сэхуна почти не тронут эмоциями. «Я не верю тому, что ты сейчас говоришь». Младший обнимает Кая и мягко раскрывает его губы. Терпкость вина передается ему так, как он и хотел с самого начала. - Это моя фантазия, - хмыкает Чонин в этот поцелуй. - Фантазия - хорошее слово. Оно и ироническое, и нет. И больше всего мне нравится, знаешь что? Означать оно может все что угодно, - шепчет Сэхун в плечо Чонина [20]. _ Когда Чонин печатает новые снимки, он часто выбирает Китай. - Ты давно здесь работаешь? - спрашивает он у Тао – тот самый парень, ради которого он здесь каждый раз. Китаец ничего не отвечает, только неопределенно ведет плечами. Кай думает, что китайский у него ни к черту. Тао мог бы ответить, что «недолго, но такое чувство, что половину жизни». - Книги? - спрашивает Чонин, кивая куда-то вправо. Тао прекрасно знает, что там дверь в читательский зал. Но вопроса Кая все равно не понимает. - Unlucky day? - говорит Чонин, нагибаясь над прилавком немного ниже, чем нужно, и вглядывается в глаза Цзытао. Тот усмехается, потому что это напоминает сцену из американского бара. Он переводит взгляд в тот самый читательский зал - узкую его часть заметно через массивную дверь с матовым стеклом на половину. Чонин следит за его взглядом и упирается в блондинстую макушку парня за небольшим столиком с журналом в руках. "Пристал тут один..." - и тяжелый вздох в сторону сидящего за столом с пачкой блондина. Каю он кого-то смутно напоминает, но он говорит: "Ты ведь разберешься," - и Тао кивает. Это даже не вопрос. _ - Это же сим-во-лич-но. Именно этими словами Чонина в его квартире встречает Сэ. - Что? - спрашивает он, кидая на полку пачку блестящих фотосников. - Тебе не кажется, что в одной из своих песен Курт Кобейн отчетливо произносит «рогипнол» [21] ? - Это в какой? – Чонин хмурится то ли от того, что тот спрашивает ерунду, то ли от того, что не может вспомнить песню. - В той самой, про коробку в форме сердца. - Не замечал, - качает головой Чонин. Он понятия не имеет, что за рогипнол, да и знать не особо хочет. Хотя отчего-то название кажется ему знакомым. Если отмотать пленку вперед, он, пожалуй, пресек бы все эти разговоры сразу. - Ты когда-нибудь терял сознание? Отключался? Чонин качает головой. - А как ты думаешь, если я отключусь на некоторое время, ты смог бы, не смотря на это, целовать меня? Касаться? – то, как Сэ произносит это, заставляет Чонина почувствовать, как горят щеки – раньше он не смущался младшего. А вот сейчас да, когда тот говорит о чем-то слишком личном. - Или даже трахнуть? - Может, вернемся к Курту? – морщится Кай. Он не понимает этих вопросов. От них на языке остается горький и мутный привкус - крекинг-статок на нёбе и где-то под ребрами. - Нет. Хотя, если тебе интересно, Курт впал в кому после передоза date rape драга. - Ты о наркотиках? - Знаешь, говорят «при правильном применении и в правильной обстановке» такие штуки «могут научить жить в гармонии с природой, миром вокруг и внутри себя», - с серьезным видом изрекает младший. - А те, кто это говорит, не делятся впечатлениями о радостях осознания распада личности? – раздраженно бросает Кай. Он не может уследить за связями сэхуновских предложений. - Фу, Чонин, это грубость. - Это реальность. А не то, что ты, - Чонин аккуратно нажимает на лоб младшего ладонью, - вбил в свою голову. _ Каю нравится, когда тот называет его по имени. В последнее время Сэхун зовет его слишком часто. - Сэ?.. Кай видит, что действие еще не прошло: тот все еще в легкой прострации, хватается руками за стены и морщится от шороха одеяла. Кай спрашивает у Сэхуна - что? Веки того устало сжимаются и не готовы принять какой-либо свет. От голоса Чонина он прикрывает уши ладонями. Проходит еще минут двадцать, прежде чем он начинает разговаривать. - Знаешь, что мне больше всего в этом нравится, Чонин? Кай придвигается на полу поближе и всем видом показывает, что готов слушать . - Мне нравится эта грань каждого трипа. Понимаешь, каждый по-своему уникален. И ты не можешь заказать содер..содержимое своего этого трипа. Каждого. Нового. Трипа. - Ты пробовал когда-нибудь прервать кайф? - спрашивает Чонин. - А ты пробовал курить, когда надышался бензином? – с той же интонацией спрашивает Сэхуна, и его беззвучно трясет от смеха. Он вытирает губы и морщится от боли - наверное, отдается в висках. Потом кое-как собирается с мыслями - концентрация внимания все еще восстанавливается, думает Чонин. - Я..нет. Мысленно, морально, физически - с моей стороны - это невозможно. А если ты про лекарства и... Нет. Нет, зачем это? Я не пробовал, Чонин. _ Сэ вдыхает белые дорожки с поверхности раритетного стола, после чего откидывается на кровать и тихо стонет. _ Сэхун разрывает пленку и кладет на ладонь несколько капсул. Чонин протягивает ему пакет сока, чтобы запить. _ Сэ растворяет грязно-желтый порошок в чае и мешает с несколькими ложками меда. - Может, в кино сходим? Я там, правда, уже давно не был. Года четыре, - говорит Кай. - В кино? – тихо переспрашивает Сэхун. – У меня же парень есть… - Я твой парень, идиот, - злится Кай. – Блять. Что на этот раз? - Ахаха, - выдыхает Сэхун и трет лицо ладонями. – Кай, ты, что ли? - Я спросил, под чем ты на этот раз? – Кай слегка встряхивает парня. - Псило…ци…бин. - Что за дрянь? - Мексиканская, - ржет Сэ, прикрывая рот руками. – Мексика… - Черт, сколько можно, - выдыхает Чонин. Виски болезненно сжимаются. - Я принял всего два грамма. Я тут, с то…тобой. Чонин даже не пытается скрыть свой скептический взгляд. _ - I hаd ехtrа hеаvу dutу, - Сэхун падает на матрас Кая, пока тот занят танцевальной практикой. Чонин отрывается от повторения той же связки, что и полчаса назад. - Разве тебе не нужно учить английский? - он смотрит на Сэхуна через зеркало, а еще он прекрасно помнит его школьное расписание. - Тurn оn, turn in, drор оut [22]. Младший тихо смеется. И по привычке вытягивает обе руки в белый потолок. - Я уже все выучил. Взгляд отражения Кая ему насмешливо не верит. - Эй, Чонин? - М? Сэхун ловит взглядом как неспокойно вздымается грудь Чонина, как двигаются его руки, плавно рассекающие воздух, как липнут ко лбу темные волосы и как скалятся сэхуновскому отражению его губы. На Чонине что-то легкое от , своими неровными хлопковыми краями закрывающее его бедра и простую черную майку - майки у Чонина всегда черные. В отражении Чонина всегда чуть больше теней. Больше, чем нужно или чем есть на самом деле - младший с этим еще не определился. - Ты знаешь, что такое, - он спрашивает, по-прежнему вытягивает бледные руки в потолок, - синдром Алисы в стране чудес? Чонин не оборачивается. Он цепляется за отражение сэхуновских рук в зеркалах. Сэхун не знает, хочет ли, чтобы Чонин обернулся. Порой тот с ним настолько близко и столько в нем этих его теней, что хочется бежать, бежать, не оглядываясь, на самый верх, туда, где холодно и добровольно дать тебя растерзать сильнейшим порывам штормового ветра - сегодня в новостях говорили про шторм у Хондо. Сэхун смотрит мимо Кая, смотрит, как тени комнаты и неяркий свет вписываются в кожу на его руках. - У тебя, - вроде бы голос Чонина немного взволнованный, - ничего такого нет? Шаг левой ногой в сторону. Правой назад. - У меня, когда я под трипом, и не такое бывает. Волна грудной клеткой. Едва заметное движение плечами. Опорная правая. Сэхун говорит: - А ты не знаешь. Что это такое. Чонин согласно кивает и делает прогиб в спине, после чего рывок корпусом вперед. Его руки скользят параллельно с этим и помогают отталкивать воздух. Разворот. Кай смотрит на веки младшего, под веки - Кай это современный оксюморон, в Кае удачно уживаются - как делать вид, что не все равно, так и наоборот. - Чонин? - Да? Сэхун медленно поворачивает голову. Даже этот жест отрешенно дышит ослабленностью, Чонин думает, Сэхун бы сказал, "граничащей с астенией". Чонин усмехается - Сэхун бы добавил: "Но ты ведь не знаешь, что это такое." _ - А ты не хотел хотя бы раз в выходные побыть в здравом сознании? - Я был. И это скучно, Чонин. Этот мир…он скучный. И как бы много ты мне его не показывал, я не смогу… поменять своего мнения. Чонин не хочет признавать, но ему это стало надоедать. - Ты спасаешься своими фотографиями, а я таблетками. У каждого свой трип. Все предельно просто. - Мои путешествия хотя бы в рамках закона, - возражает Кай, жалея, что вообще начал этот разговор. - В рамках закона?- хмыкает Сэхун. - Наверное, все твои шмотки на краденные деньги в рамках закона? И эта чудная квартира, а, Чонин, это тоже в его рамках? - Я не... - осекается старший. - Пойми. В мире легальных наркотиков то, что я покупаю что-то нелегальное, но по сути то же самое, что это меняет, Чонин?.. Кай воспринимает его речь смиренным молчанием. Потом он берет из рук расслабленного парня пакетик двадцать пятого и поднимается с пола. - Блядь, что ты делаешь? - шипит на него младший. - Не трогай таблетки. Я заплатил за этот кайф, Чонин. - Они все равно сейчас не подействуют, - Чонин запихивает пакетик с эсидом в рюкзак школьника и снова усаживается на пол. - Почему? - тихо спрашивает Сэхун, допивая сок и непонимающе глядя на Чонина. - Ты только что выпил двойную дозу хлорпромазина. Это мощный антипсихотик. Держу пари, ты таким еще не закидывался. Сэхун психует и кидает в Чонина подушку из под колен. Краски сегодня вечером ни разу не меняют яркость. _ - «Наркотики - это психологический рак». Ты знаешь такие слова? Мне они нравятся. Они обрекают жуткую болезнь в красивую современную метафору. Руки Сэхуна до мурашек ледяные и порой Кай думает, что тот совсем не догадывается о существовании теплой одежды как таковой, даже когда на календарь подкрадывается сулящий что-то обязательно волшебное в итоге декабрь. Чонину иногда хочется закрыть этого подростка у себя в квартире, хотя его подсознание тут же выдает картинку получше: теплый песок Гавайев, разноцветные коктейли и непрекращающаяся музыка, чтобы танцевать. Кай думает, Сэхуну бы понравилось. _ - Я не могу. Я этому не доверяю. - Этому никто не доверяет, - жарко шепчет Сэхун ему на ухо, - но все хотят. - Я не хочу наркотиков, - усмехается Кай, подставляя шею под сухие губы младшего. – Я тебя хочу. Эти слова могли бы избавить Сэхуна последних капель неизмененного сознания. Но он все-таки решается на более извращенное и совсем непонятное для Кая. Гребанный рогипнол. Теперь Чонин вспоминает - так поется в строчках продиджи. От Сэхуна он слышал, что во время секса очень классно – экстази, бомба, взрывающая ненужные барьеры, это сочный наркотик, калифорнийский рассвет и таблетка любви, вот что это такое. И почему Сэ говорит сейчас о R2, а не о экс-ти-си – понятно только самому Сэ. Кай сам не знаю, зачем позволяет ему всё это: раскрывает вместе с ним упаковки, высыпает белый порошок в самое безобидное, что есть у Чонина дома – сок мультивитамин. Да, Сэхуну лучше не напиваться, он совсем ребенок. Каю до истерики смешно от таких нелепых мыслей, потому что вот сейчас он насыпает белый порошок рогипнола в мультивитамин, чтобы потом, когда Сэхун потеряет контроль над телом и даст себя чуть ли не изнасиловать, и вот прямо в этот момент Кай думает, что Сэхуну нельзя пить алкоголь. Он снова позволяет младшему делать шаг в пропасть – еще немного ниже, чем раньше. Forget-me pill начинают действовать спустя минут тридцать. Сэхун лежит на полу, на мятой постели Чонина, пока тот делает пометки на новой партии напечатанных фотографий. Он тихо что-то говорит, когда Кай спрашивает на счет того или иного места на снимке, а потом вдруг перестает отвечать. Чонин поднимает голову и понимает, что да, началось. Он стягивает свою майку и ежится от холода, когда идет босыми ногами к лежащему на полу младшему. Взгляд Сэхуна направлен куда-то в потолок, туда, где иногда проскальзывают светлые линии от фар из-за окна, растягивая серые тени по комнате. Кай опускается рядом с ним, вглядываясь в его лицо, но он не реагирует даже когда Чонин несколько раз зовет его по имени. Кожа Сэ бледная, особенно в этом освещении. Младший кажется Чонину безвольной куклой, остановившимся временем, даже мертвым. Но еще он знает, что Сэхун хотел сегодня именно так, поэтому даже страх всего этого помешания на изменении своих ощущений не останавливает Кая. Он мягко касается лица Сэ, гладит светлую кожу, перебирает высветленные волосы – времени у них много, доза точно часа на четыре, поэтому можно замедлить ход внутренних секунд. Кай оттягивает майку младшего вверх, любуясь худым телом, выпирающими косточками, родинками на теле, медленно вздымающейся грудной клеткой. Он аккуратно касается губами живота Сэхуна – тот дышит почти так же и совсем не шевелится. Кай думает, что это слишком странно - не получать ничего в ответ, только лишь брать, но Сэ хотел именно этого, да? Он обводит губами его кожу, избавляет от одежды, кусает худенькие плечи, переплетает их пальцы, зарывается рукой в светлые волосы, откидывая их с лица младшего, облизывает шею, целует ключицы, ласкает соски, пробегает пальцами по ребрам, сжимает ягодицы, вдыхает теплоту их тел, водит ладонью по спине, обрисовывая позвонки, и потом целует в губы – просто касается своими губами, надавливая, ведь Сэхун сейчас не может ответить. Кай устаивается на бедрах младшего, обхватывает их оба члена и начинает ласкать, водя ладонью мучительно медленно. Он задыхается от этого – ему кажется, что он один, дрочит на Сэхуна, а сам Сэхун не более чем цветная картинка в его воображении. А на самом деле Сэ рядом, из плоти и крови, Кай дрочит им обоим, и, да, задыхается. Ему хочется, чтобы Сэ отвечал, а не был безвольной куклой под ним, вообще Кай вдруг думает, что он нарушает закон и мораль, трахая бессознательного несовершеннолетнего подростка, но… но Сэ хотел именно так. Кай входит в него очень медленно, так, то это его сводит с ума, но он помнит, что время не должно лететь быстро, поэтому растягивает движения, как только может. Внутри Сэхуна горячо и узко, Кай толкается глубже, и как только доходит до предела, выгибается в спине, опрокидывая голову назад, и замирает, прислушиваясь к младшему. Движений по-прежнему ноль, только грудь вздымается чаще. Чонин очень боится, что тот вообще перестанет дышать. Поэтому начинает двигаться. Все так же медленно, смешивая их дыхания в унисон, все так же замирая после каждого раза, когда на всю входит в этого парня. У Кая из груди вырывается медленный и тихий стон, который отзеркаливается ото всех стен и окон в комнате и тонет где-то у него внутри, там, где кипит разгорающееся желание. Сэхуну не может быть больно сейчас, но Каю кажется, что обязательно будет больно потом. Эта мысль сковывает его, заставляя сжимать зубы, и сильнее толкаться в тело младшего. Темп становится ритмичнее, Кай стонет громче, отчаяннее и такая их близость рвет на части своей неправильностью и единством. Кай дрожит, когда его накрывает оргазм, изливаясь внутрь Сэ, медленно выходит и пытается перевести дыхание. Ему нужно довести Сэ до разрядки тоже, поэтому он снова усаживается на бедра младшего, обхватывая их оба члена, и жестко двигает ладонью, пока они оба не кончают. Кай обессилено падает на простыни рядом с Сэ, прижимаясь к его обездвиженному телу. Сэ не такой дурак, чтобы думать, что этому парню нравится его трахать в почти бессознательном, отключающемся сознании, когда он приходит в себя лишь на короткие мгновения, шепча какие-то извинения или что-то еще... Сэхун не помнит этих слов. И не спрашивает у Кая. Чонин думает, что Сэхун просто привык ко всему этому, а еще он боится - Сэ никогда не говорил ему про ломку, так что Кай думает, тот ее никогда не испытывал. _ - Ма? - Да? - Скажи, если бы... - и голос Сэхуна обрывается. _ Иногда Сэхун врывается в мысли Чонина так же внезапно, как и в квартиру. - Ни один нормальный человек не станет связывать жизнь с наркоманом. Чонин... ты принимаешь все, каждую гребаную мою фразу в бреду и каждую.. Чонин, скажи, зачем ты это делаешь? Никто не захочет связывать свою жизнь с... - Тшш, - шепчет Чонин, мягко касаясь прижимающегося к нему парня. - Тише. Давай ты будешь думать о чем-нибудь... - Чонин в растерянности обводит взглядом комнату. - Сэ, давай ты расскажешь мне о... Подумай о красках. Подумай, как я танцую для тебя. Эй, я ведь еще этого не делал, да? Смотри. - Чонин отстраняется от младшего, вытирая с щек того слезы. Сэхуна бьет дрожь, и он едва стоит на ногах. Чонин помогает ему, поддерживая, пока тот сядет не матрасе. - Смотри, - повторяет он, отходя на несколько шагов. Чонин начинает танцевать просто так, без музыки, без мелодии, а только, чтобы глаза Сэхуна неотрывно следили за ним. Чонину кажется, что нужную музыку младший сейчас найдет сам. _ Чонин понимает, что сердце у него разлагается от всего, чтобы было слишком часто за последний месяц. Он снова сбегает из Сеула. Тао бросает на него мимолетный взгляд и не говорит даже элементарного «привет». - У меня сердце болит, - Кай указывает пальцами не-пойми-куда, но где-то ниже правого плеча. - Сердце с другой стороны, - вот и все, что бросает в ответ Тао. Кай морщится, забирает конверт с фотографиями и уходит. Когда за ним закрывается дверь полиграфического центра, Чонин ступает на паркет в своей квартире. Этим вечером Сэхун складывается рядом с Чонином, близко, накрываясь одеялом, и честно пытается заснуть, пока не начинает не хватать кислорода под общим одеялом. Тогда он делает спасительный рывок в сторону, слушая в темноте спокойное дыхание уже спящего Чонина. Будильник вырывает Сэ из вроде-бы-сна в начале седьмого, и тогда он жалеет, что не задохнулся тогда, вечером, под одеялом. - Может... - неуверенно начинает Кай, когда младший собирает утром свои вещи в рюкзак, - я к тебе? Проводить тебя? Сэхун только улыбается и качает головой. - Пока, Чонин. _ Сэхун постоянно бледный, а в последние три дня у него не спадает температура. Чонин без эмоций сбивает градусник, хотя в душе его кипит желание разбить этот стеклянный столбик о пол или стены, и чтобы после - непременно dead-end. 39/36.6/37/36.7/38.4/36.9/36.6/38.2/… Он покупает таблетки в аптеке, чтобы сбить температуру. И даже выпивает одну штучку аспирина, за компанию, или успокоиться, или черт знает зачем. Он не понимает. Но так или иначе, это первая таблетка, которую он принимает вместе с ним. Кай надеется, для Сэхуна это что-нибудь значит. Чонин смотрит, как четыре белые капсулы исчезают за губами младшего, как Сэхун прикрывает веки, глотая таблетки. Когда он снова открывает глаза, и видит прищуренный взгляд Чонина, то легонько так улыбается: - Они не подействуют сразу, Чонин. Не жди. Ему не хочется отпускать Сэхуна, но тот лишь качает головой и идет к автобусной остановке. Кай плетется где-то позади. - Пусть мама следит, чтобы ты пил таблетки,- с претензией бросает Кай. И вкладывает в руку младшего аптечный пакет. Сэхун снова легонько улыбается. Очень слабо. Таблетки. Таблетки растворяются в крови у обоих. Вечерний воздух температурой около нуля забивает горло. Чонину хочется любить и заботиться об этот парне. Так хочется, аж до хруста костей. Выбросить все его адапто- и галлюциногены, и навсегда вдолбить в эту пепельную башку здравый смысл. А на следующий день Сэхун не приходит. И после этого. И после. И после. И Чонин никакой не художник, но холст каждого нового дня расплывается оттенками отчаяния, и, наверное, так себя чувствует художник, у которого переломаны все пальцы. Чонин в который раз приходит домой, разбивает таки градусник, которым мерил младшему температуру, и снова уходит из квартиры. _ За окном декабрь и минус три градуса, а в воздухе улиц витает то ли преддверие конца света, то ли первого снега. Чонину жутко хочется свежей, морозной черники. За окном темнеет в начале четвертого, замерзшие ладони греются в растянутых рукавах свитера. Чонину хочется запивать черничное послевкусие фруктовым букетом губ Сэхуна. Речото – это невысказанное желание, ты слышишь? «Купи мне черники. Приезжай и оставайся ночевать», - пишет Кай в пустом поле сообщения. Номера Сэхуна у него по-прежнему нет. В колонках по радио слышит песня, Кай узнает ее по голосу, и даже понимает смысл некоторых английских фраз из песни. Он смотрит на проходящих мимо людей, хотя и не уделяет им слишком много внимания, и слушает эту песню. И тогда ему тоже хочется чего-то такого же: “we're beautiful» и как «like diamonds in the sky», только намного реальнее и ощутимее [22]. Кай понимает, что не знает о Сэхуне практически ничего. Ни то, где его школа, ни район, где тот живет, ни самого элементарного - номера телефона. За последние несколько часов Чонин успевает посетить все те места, где видел Сэ. Откуда его забирал - одинокая инчхонская станция. А потом он ступает на пол своей пустой квартиры. Дверь холодильника хлопает в тишине – почти так же, как когда ее открывал Сэхун. Да, это первый день, проносится в его мыслях. Первый день, в котором Кай совсем не Кай, а искаженная его тень, падающая куда-то в кислотную бездну разыгравшегося воображения. Яркие мультики растворяются на языке, смешиваясь со слюной, впитываются в его глотку, стекают вниз. На губах Чонина всё еще яркий черничный вкус, а Сэхун, боже, Сэхун такой приятнейшей комнатной температуры - ни холодней, ни жарче, его губы искусаны – ярко-красный венозный оттенок, взгляд ловит его моментально и уже не отпускает после. Одет он как обычно, Каю кажется, что элегантно и просто, ничего лишнего; широкая майка под рубашкой открывает его бледную шею, и вот тогда Каю слишком реально ощущается что-то новое - то, что он улавливает во вдыхаемом кислороде – вроде бы аромат вишни, миндаля и джандуйя. Вроде бы – но Кай почти уверен в этом, и, стоит только сделать шаг, второй, третий, потянуться губами к этим выпирающим ключицам (порой кажется, что они вырвутся из-под кожи, тогда провести ладонью - и пальцы наткнутся слегка липких, молочного оттенка косточек, разорвавших все три слоя кожи), вдохнуть, касаясь кончиком носа этой бледности, и он в полной мере ощутит сладкий букет речотовских тонов. Чонин падает в неизбежность. _ - Ты кретин, - выдыхает Чонин, когда ветер бьет его по лицу, а Сэхун – вот он, здесь, перед ним, на крыше какого-то дома в не самом лучшем районе Сеула. - Ты что, под кайфом? – младший шокирован, видя пьяно усмехающегося Кая. – Как ты меня вообще нашёл? Что ты принимал, Кай? Сэхун спрашивает, что тот принимал, но где-то на дне практически ясного сегодня сознания он уже знает ответ. Знает, потому что ничто другое не скажет ему лучше, как Чонин его нашел. Зрачки Кая всё еще расширены, пальцы дрожат. Он говорит: - Трип. Твой любимый. В мыслях младший матерится и ненавидит себя, потому что Кай не должен был, Кай не мог, это же Кай, Чонин, единственный правильный человек на всем этом земном шаре… Сэхун отводит взгляд от Кая, и тот отходит на несколько шагов, а потом опускается на пол. Небо над ними мутно-черное, такое, словно с эффектом персикового градиента. - Так как ты меня нашел? – задает вопрос Сэхун. Кай усмехается, прислоняется к стене, пропуская по телу от такого холодного прикосновения мурашки, а веки опускаются – вспоминает. И тихо говорит: - Я когда увидел всё это, то, что ты так обожаешь…Я вспоминал тебя. Твои черты, голос, и…. Всё, что чувствовал я сам, когда ты был рядом. – Кай сильнее зажмуривает веки и кусает губы. Ледяной ветер кусает кожу на пальцах. И тогда Кай понимает. – Да, точно, - говорит он, словно подтверждая свои догадки. – Ты как этот ветер, Сэ. Мне ужасно хотелось на холодный воздух. Туда, где будет видно это чертово небо. И туда, откуда я смогу увидеть тебя. Сэхун дрожит и, кажется, совсем не от холода. Искренность слов Кая проникает под кожу, под дизайнерскую красную куртку, подаренную Каем, эта искренность выворачивает внутренности. - А еще эта куртка, знаешь. – Чонин кивком показывает на одежду младшего. Взгляд Сэхуна, наверное, никогда еще не был таким, как сейчас. Взгляд Сэхуна это никакой не пепельный градиент, а вся полоска brightnеss, выставленная на 100 процентов. А когда он смотрит на Кая… Наверное, некоторые люди - это какой-то определенный цвет или оттенок. А вот он, этот парень - это когда горят все разноцветные лампочки на новогодней гирлянде, абсолютно все, и очень яркими цветами. * * * [1] «…ищу пользу, продолжай танцевать …» строчка из «Jericho» The Prodigy [2] after every party I die (после каждой вечеринки я умираю) – песня imax и отражение состояния Кая в определенный момент [3] «Мы любим Rohypnol…»/b> строчка из «Baby’s Got A Temper” The Prodigy [4]<b> «год сейв зе квин” – песня sex pistols “God save the queen” [5] уточнение: здесь Сэ после трипа, после того, как ушел от Чанёля. Остались едва ощутимые «зрительные персеверации, но интенсивность симптомов интоксикации сходит на «нет». [6] Риолит http://turj.ru/blog/history/1375.html [7] уточнение: стоит сказать, что телефонные разговоры курсивом лишь часть трипа. А слово «Ладно.» в конце может кому-то показаться напоминанием Фоера. Я читала его «жутко громко и запредельно близко», но этот момент написала намного раньше, чем прочитала. Так что там немного иная интонация. [8] Ксенофобиия - боязнь нового, неизвестного [9] Если кому интересно, Онслоу, Австралия - http://iceimg.com/5450445ee63124.jpg.htm [10[ Кито, фотография улицы: http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/e/e1/Quito_AvVenezuela_basilicadelvotonacional.JPG/800px-Quito_AvVenezuela_basilicadelvotonacional.JPG [11] Еxchange trip journey? –Дословно «путешествие на путешествие?». Имеется в виду обмен. Игра слов. Кислотный трип, сами понимаете. [12] сafe au lait – кофе с молоком [13] план, марихуана, травка [14] Ситтер - человек, который способен обеспечить контроль адекватности происходящего при трипе. [15] Сэхун вспоминает эпизод первого сезона «Близкие друзья», когда у Тэда была передозировка. [16] Можно рассматривать как флэшбэк - период спонтанного возвращения субъективных симптомов иногда через недели, месяцы или годы после приёма лсд. [17] detachment отчужденность; отрешенность; [18] Ссылка на Кисло́тные те́сты — вечеринки, проводимые коммуной американского писателя Кена Кизи, Весёлыми проказниками, в середине 1960-х годов в области залива Сан-Франциско с употреблением участниками ЛСД. [19] «Грозу сносило к мертвому морю» - М.А.Булгаков МАСТЕР И МАРГАРИТА Глава 25. Как прокуратор пытался спасти Иуду [20] Из “Электропрохладительного кислтоного теста» Т. Вулфа [21] Рогипнол (Forget-me pill)— это транквилизатор, в 10 раз более сильный, чем валиум. ОН использовался для совершения изнасилований, потому что он приводил жертву в состояние, когда она не могла сопротивляться. Таким образом, рогипнол стали называть «дружественное изнасилование». [22] «Turn on, tune in, drop out» - «Включись, настройся, выпади», девиз сторонников употребления психоделиков , фраза доктора Лири [23] играет песня Рианны «Diamonds”