Причина жить

      Вопрос завел Эша в тупик: он никак не ожидал, услышать подобное от отца Эйджи. Но как Окумура-сан понял это? Ведь Эш всегда был осторожен, не прикасался лишний раз, не выдавал себя взглядом. Он научился скрывать свои чувства за те долгие месяцы, пока находился рядом с Эйджи. И лишь в крайних случаях давал слабину: когда погиб Шортер, или когда Фокс изнасиловал его. Даже сам Эйджи не знал, что чувствовал к нему Эш, ведь в письме назвал «другом»... Тогда как его отец мог догадаться? И что должен ответить Эш? Он зашел слишком далеко и теперь не мог солгать человеку, чье уважение хотел заслужить. Поэтому Эш решил ответить честно. Он сглотнул и взглянул в глаза Окумуре-сану:       — Да... У меня есть чувства к Эйджи. Я люблю его, но я не... не прикоснусь к нему. Я просто хотел его увидеть. Убедиться, что он в порядке. Голос Ибе тихо звучал на фоне, когда он переводил эти слова. Но Эш продолжал говорить, глядя в глаза, которые пугающе напоминали глаза Эйджи. Какая-то частица его души истерически смеялась над этим нелепым признанием в любви. Забрать эту тайну в могилу не было для Эша пределом мечтаний, но и посвящать в нее отца Эйджи — тоже.       — Вам не о чем волноваться, Окумура-сан. Эйджи не знает о моих чувствах. Он был рад меня видеть и поэтому обнял. Мы просто друзья, — виновато потупившись, он тихо произнес: — Мне нужно было его увидеть. Это все, чего я хотел. И он… беспокоился за меня. Я не хотел, чтобы он переживал. Когда Ибе закончил перевод, Эш несмело поднял глаза на хозяина дома. Он ожидал увидеть осуждение в его взгляде, но тот смотрел с пониманием и прощением. Такая реакция поразила его, ведь люди редко проявляли к нему доброту... Но это же был отец Эйджи… Разве мог человек, воспитавший такого замечательного сына, поступить иначе? Непроизвольные капли скользнули по щекам Эша и сорвались на пол.       — Мой сын очень грустил, когда вернулся. Он сильно скучал по вам. И я рад, что он наконец улыбается. Я хочу, чтобы так было всегда, поэтому можете оставаться. Сколько захотите, — Ибе остановился, затем тон Окумуры-сана стал более твердым, и он продолжил: — Неважно, кого любит Эйджи. Это его выбор. Он не должен передо мной оправдываться, мы все его поддержим, — еще одна длинная пауза. — И вы тоже... Идите спать. Я вижу, вы очень устали. Эш резко вытер слезы с лица рукавом рубашки и, не вставая с колен, поклонился отцу Эйджи. Он чуть не опрокинул керамический кувшин с саке, отчаянно пытаясь выразить благодарность за предоставленный шанс. Затем попрощался с Ибе-саном и быстро вышел из комнаты. На этом его план действий закончился. И единственное, что ему оставалось — одиноко топтаться в коридоре незнакомого дома. Внезапно стена-дверь отъехала в сторону; в проеме появился Эйджи и жестом позвал за собой. Выражение его лица было трудно прочесть в тусклом свете. Да и Эш был настолько уставшим, что не пытался. Он шагнул в маленькую комнатушку и блаженно плюхнулся на футон, постеленный рядом с кроватью. Долгий и насыщенный переживаниями день опустошил его. Он ужасно хотел спать.       — Подожди! — напористо прошептал Эйджи. — Не засыпай... Посиди со мной немного. Эйджи раздвинул сёдзи, отделяющие комнату от сада, и присел на край веранды, свесив ноги. Эш зевнул и опустился рядом с ним; их плечи соприкоснулись. Некоторое время они сидели молча под глубоким небом, звезды которого казались ярче, чем в Нью-Йорке. Словно в полусне Эш разглядывал знакомые черты, смягченные лунным светом, и чувствовал, как знакомая волна счастья захлестывает его. Считая последние минуты до отлета Эйджи, он уже не надеялся увидеться вновь, не то, что сидеть рядом, плечом к плечу, чувствовать его тепло. Это был рай… в который он попал незаслуженно. Но даже если это чья-то ошибка свыше, он был за нее безмерно благодарен.       Неожиданное прикосновение мягких губ вернуло его с небес на землю. Он отпрянул и удивленно уставился на Эйджи; на мгновение ему показалось, что это была дерзкая иллюзия, рожденная его фантазией. Но Эйджи действительно поцеловал его и теперь с интересом наблюдал за реакцией:       — Все хорошо? — сам Эйджи не выглядел смущенным своим безрассудным поступком. Эш растерянно смотрел в его большие глаза, не в силах выдавить из себя ни слова. Внутри него сидел замученный зверь, который отчаянно желал свободы. И теперь выбор был только за ним. Он мог вырваться и получить любовь, которой считал себя недостойным. Или снова сдержаться, потеряв навсегда этот шанс. Страх и того и другого разрывал сердце на части. Это было невыносимо... Эш нервно сглотнул, когда Эйджи снова приблизился и приоткрыл дрожащие губы в молчаливом приглашении. Это трогательное и родное лицо не могло оставить его равнодушным. Он налетел на Эйджи и опрокинул его на пол, придавив своим весом. Нетерпеливо впился поцелуем и крепко стиснул в своих объятиях. Чувствовал, как отчаянно отвечал ему Эйджи, пытаясь сильнее прижаться к нему. Еще никогда Эш не был так счастлив… На его глазах проступили капельки слез. Когда он оторвался от теплых губ, то был почти без сознания из-за нехватки воздуха. Нависая над Эйджи, он ловил ртом кислород и смотрел сверху вниз ошалелым взглядом. Ему трудно было поверить в то, что он на это решился.       — Эш, я знаю... Я все слышал, — Эйджи улыбнулся; глаза его загадочно поблескивали в темноте.       — Что слышал?       — Все, что ты сказал моему отцу, — уточнил он и почти шепотом добавил: — В нашем доме очень тонкие стены.       — Что?! Все? — Эш громко возмутился, но тут же одернул себя и замолк. Да и не знал, что еще сказать. Не мог же он отказаться от своих слов и соврать Эйджи.       — Да. Все. Не хочешь ли теперь сказать мне это лично? Эша повеселила самодовольная интонация, с которой был задан вопрос. Но он понял, что Эйджи просто так неуклюже флиртовал.       — Или, хочешь, я первый? — тот приподнялся на локтях, чтобы быть к Эшу ближе, и выжидающе взглянул ему в лицо. Эш кивнул в ответ — это все, на что сейчас он был способен. Тогда Эйджи привстал и стиснул его в объятиях, как при первой встрече после разлуки:       — Ты… нравишься мне… Нет, я люблю тебя! Эш, я хочу быть рядом... Даже при слабом свете Эш заметил, как покраснели щеки Эйджи. За время общения с ним и Ибе, он изучил некоторые особенности — у японцев не принято открыто выражать свои чувства. Но сейчас даже Эш уступал ему в этой решимости:       — Я хотел сказать тебе это еще в Нью-Йорке. Но ты так и не пришел в больницу, не приехал в аэропорт… Я написал тебе письмо… но не решился назвать тебя больше, чем словом «друг». Хотя для меня ты больше… — Эйджи уткнулся носом в его плечо. — Я так рад, что ты приехал. Скажи, ты же останешься? Останешься со мной в Японии? — В его голосе зазвучали нотки сомнения и беспокойства. Эш принялся успокаивать его, целуя лицо, волосы, уши — все, до чего мог дотянуться. Ему хотелось стереть эту болезненную неуверенность из мыслей Эйджи.       — Конечно! Эйджи, я готов оставаться сколько угодно, лишь бы была возможность хотя бы изредка видеться с тобой.       — А-а-а! Это правда?       — Да, я уладил все дела и теперь могу остаться с тобой… Лишь бы ты был счастлив, Эйджи, — Эш поцеловал его в скулу и улыбнулся. Кошмары закончились, а реальность была похожа на прекрасный сон. Но даже если и так — он готов проспать вечность, лишь бы сохранить это чувство радости, переполнявшее грудь.       — Тогда я хочу... чтобы ты остался навсегда, — Эйджи, явно стесненный своей же просьбой, уткнулся носом ему в грудь. Это выглядело очень мило, и Эш восторженно рассмеялся. Но смех быстро стих. Он наклонился и снова поцеловал Эйджи; губы того встретили Эша с таким же напором и страстью. Обсудить планы можно было потом, а сейчас он хотел только этих сводящих с ума прикосновений. От каждого жар распространялся по всему телу и вспыхивал внизу живота. Вкус Эйджи захватывал и заставлял поддаваться этому сладкому чувству. Не думая, Эш положил руку на ширинку его джинсов и расстегнул молнию. Дрожащие пальцы скользнули за резинку трусов и нащупали твердость под мягкой тканью. Эйджи издал тихий стон, но тут же отстранился:       — Остановись! Резкий, но негромкий возглас привел Эша в чувство. Он убрал руку и разгладил помятые края рубашки поверх расстегнутых джинсов.       — Прости! Прости, Эйджи… я не хотел напугать тебя! Обещаю, это больше не повторится, — он был готов провалиться сквозь землю от стыда. Эш так сильно хотел его, что мог кончить даже от прикосновения. Но Эйджи не имел большого опыта в сексе между парнями, и такая бесцеремонность могла его отпугнуть. Черт, побери! Эш не хотел, чтобы все началось именно так.       — Дело не в этом, — Эйджи снова приблизился и прошептал ему в ухо: — В нашем доме очень тонкие стены. Нас могут услышать. Не думаю, что это хорошая идея…       — А-а-а… Понятно. Прости... Обещаю, я буду вести себя хорошо и не сделаю ничего, что может разозлить твоих родителей.       — Но мы все еще можем целоваться, — Эйджи игриво прикусил кожу на его шее. Глаза Эша расширились от осознания, что Эйджи не был напуган его поступком. С теплом на душе он подумал, как это здорово… И эта приятная мысль засела в голове, постепенно отключая его от реальности. Руки, на которые Эш опирался, нависая над Эйджи, дрогнули, и он обессиленно рухнул в его объятия.       — Эй! Эш, проснись! — Эйджи слегка встряхнул и попытался его приподнять, но безрезультатно. — И что мне теперь с тобой делать?       — Люби меня… люби… Эйджи… — бормотал Эш себе под нос. — Пожалуйста… Он еле шевелил губами, повторяя одно и то же, пока его тело растворялось в воздухе от накопившейся усталости. Все было позади — тревоги, печали, одиночество, и теперь наконец он мог отдохнуть. И он провалился в глубокий сон, но последние слова успели дотронуться до его угасшего сознания.       — Конечно, я люблю тебя, Эш... Но это все равно не спасет тебя от моего натто на завтрак. В его голосе звучала счастливая улыбка.