***
Я пулей лечу к телефону, когда концерт заканчивается. Набираю Максима и иду в конец коридора, потому что во всех гримёрках наступает самое оживлённое время. Все переодеваются, смывают макияж, собирают сумки, обсуждают выступления и громко смеются. А я ухожу от этой суеты, потому что ничего важнее жизни Максима сейчас для меня нет. Даже как-то легче становится от того, что я наконец-то произношу это у себя в голове. Занимаю целых три соединённых между собой кресла, закидывая на сиденье ноги, и прижимаю телефон к уху. Гудки сверлят в моей голове дырку. Концентрируюсь только на этих звуках. — Крис! — отвечает он, и я выдыхаю. — Где ты? — Половцев куда-то меня везёт, — отвечает Максим, а на фоне слышатся недовольные реплики Саши. Кажется, он говорит, чтобы тот поменьше возмущался, иначе — окажется там же, где и был. — Ты напугал меня, — признаюсь ему. — Прости. Я хотел потеряться. — Зачем? — непонимающе спрашиваю я. — Потому что дома душно. Душно. Я откидываю голову назад, меняя направление стекающих по щекам слёз. Мы молчим, потому что это наш особый способ выразить эмоции. Вместо крика можно молчать. Хотя, какой он, к чёрту, особый способ. Мы ведём себя поистине глупо. Если он и особый, то только в том, чтобы делать друг другу больно. — Почему ты позвонил мне? — А кому ещё? Впиваюсь зубами в сложенную в кулак руку, чтобы не закричать и не нарушить эмоциональную тишину. Хватит говорить такие вещи, умоляю. — У меня не было ничего с Олегом, я тебе не изменяла. Никогда. Я бы не смогла тебе… — Тебе не стоило говорить это тогда. — Я знаю. Молчим. Молчим. Молчим. — Ты был со мной не потому, что просто хотел снять напряжение? Не потому, что больше никого не было вокруг? — Я был бы с тобой, даже если бы вокруг были миллионы других людей. Просто нам нужно было раньше это понять, да? Раньше. 4 месяца назад. А сейчас всё изменилось, да? — Не плачь, — говорит он. — Мне тяжело слышать твой голос. — Тогда надо прощаться. — Клади трубку, пожалуйста, я не смогу. Не знаю, в какой момент он отключит вызов, и вслушиваюсь в его молчание до последней капли. — У тебя всё получится, Котёнок, — говорит он, отключается, и я слушаю совсем другую тишину. Холодную, противную и неживую. Мне тяжело без его тишины. 2 октября, понедельник, где-то по дороге в Улан-Удэ Просыпаюсь от какого-то хлопка. Сонно брожу глазами по салону автобуса и понимаю, что мы сделали ночную остановку у придорожного кафе. В стекло попадает жёлтый свет от неоновой вывески, а из передней части доносится тихое жужжание радио. Вытягиваю во всю длину затёкшие ноги и откладываю от себя подушку для сна. Серёжи рядом нет. Телефон показывает время — 01:11. Пытаюсь прийти в реальность после сна. Через несколько минут вижу, как Серёжа заходит в автобус с бумажным стаканчиком. Он выглядит выспавшимся. Может быть, и я тоже. — Какао, — заключает он и протягивает стакан мне. — Довольно сносный. — Спасибо. — Крис, там вроде не очень холодно. Тебе надо размять ноги. Прогуляйся. Минут десять хотя бы, а потом приходи в кафе. Я соглашаюсь с ним, накидываю куртку и выхожу на свежий воздух. Наслаждаюсь ночной тишиной и тёплым светом от вывески «24 часа» над входом в кафе. Ухожу чуть подальше от автобуса, и мне вдруг ужасно хочется позвонить маме. Проверяю разницу во времени между нашими городами — в Екатеринбурге сейчас половина одиннадцатого вечера. А она никогда не ложится раньше двенадцати. Могу звонить. Знаю, что хочу обсудить с ней. Это желание возникает абсолютно естественно. — Мам, привет, — говорю в трубку. — Солнце, привет. Как ты? Вы где? — Остановились, чтобы перекусить. Едем из Иркутска. — Устала сегодня? — Нет, всё хорошо прошло. Слушай, мам. — А? Отпиваю горячее какао и, вглядываясь в ночное небо, пытаюсь сформулировать то, что хочу спросить. — Четыре месяца — это много? — Ну, смотря для чего. Смотря для кого. — Только не для бабочки, мам. — Полагаю, что для тебя и Максима? — Да, — подтверждаю я. — Четыре месяца — это отличный период, чтобы собрать мысли в кучу и осмыслить происходящее. — И можно осмыслить до такой степени, чтобы понять, что тебе ничего старого уже не нужно. — Можно, Солнце. Но ты осмыслила до такой степени? — Нет. — А почему ты думаешь, что он мог передумать? — Я в последнее время уже ничего не думаю, а только боюсь. — Чего боишься? — Я боюсь, что он не скучает по мне. — Детка, мы с твоим папой как-то в молодости разругались и расстались на несколько месяцев. А потом он задал мне этот вопрос. «Ты скучала по мне?». И я вместо того, чтобы ответить, заплакала, как ненормальная, и обняла его. Потому что всё это время я только и делала, что скучала. — Я не знала эту историю. — Так вот подумай — как бы он понял, что я скучала, если бы не спросил. Если тебя это тревожит — спроси. — А если…? — Тогда папа набьёт ему морду. — Мам, — говорю я и начинаю громко смеяться, разнося свой смех куда-то вглубь леса. — Я не хочу говорить, что всегда всё бывает идеально. Никогда так не бывает. Но вы даже не попытались. Рано грустить, пока вы ни в чём не разобрались. — Спасибо, мам, люблю тебя. — И я тебя, Солнце. 5 октября, четверг, г. Владивосток — Крис, — говорит Софа, заглядывая в дверь гостиничного номера. — Мы хотим съездить на лодке в какую-то там бухту. Ты как, с нами? — Я ещё не выздоровела до конца. Так что, мне пока никакие водные прогулки не светят. — Серёжа сказал, что Макс будет. — А, ну, тогда тем более — нет, — говорю я и улыбаюсь ей. — И это не отменяет того факта, что я болею. Софа уходит, а я дочитываю последнюю главу книги и начинаю собираться. Ведь если я не могу отправиться с ребятами в бухту, мне можно погулять по утреннему городу? Стою перед зеркалом с накрученной на плойку прядью и отправляю сообщение.«Я так и не узнаю, где ты меня будешь ждать?»
Ответ приходит практически мгновенно, что не может оставить меня без улыбки. «Напиши, когда будешь готова, и я кину геолокацию».«Серьёзно?»
«Ага».«Я не уеду на другой конец города из-за твоей локации?»
«Кошелева, не надейся, ты пойдёшь пешком». Заканчиваю с волосами, одеваюсь потеплее и, как можно скорее, собираю рюкзак. Даже не знаю, зачем так тороплюсь, потому что пишу следующее сообщение дрожащими от волнения руками.«Я готова».
В ответ мне приходит ссылка на карту с пешим маршрутом длиной в два с половиной километра от моей гостиницы до набережной Цесаревича.«Ты точно хочешь, чтобы я добралась до места?».
«Когда ты начала так ныть?». «Напиши, когда выйдешь». «На улицу». На несколько секунд задерживаюсь около двери номера. Вдох-выдох. Я хочу этого. Он тоже. Всё получится. Накидываю капюшон, чтобы меня не продуло холодным ветром, и выхожу из гостиницы.«Вышла».
«Отлично! Только не сворачивай с маршрута».«Думаешь, начну импровизировать?».
Иду в одиночестве по его родному городу и вглядываюсь в каждое здание, думая о том, как он точно так же гулял когда-то здесь и видел всё это. Шагаю по правой стороне улицы, и мне кажется таким странным, что я увижу его через — смотрю на пройденные метры — два километра и двести метров. «Красивый ресторан?».«Итальянский?».
«Ага, он. Зайдём на обратном пути?».«Ты типа идёшь вместе со мной до набережной?».
«Да, и ты не можешь отказаться».«Умно, Максим».
«Ты уже дошла до перекрёстка?».«Ага».
«Видишь, там остановка чуть правее?». «Я лет в 15 работал промоутером и раздавал на этом перекрёстке листовки. И каждый раз, когда я выходил на работу, мой друг приезжал на эту остановку и забирал оставшуюся часть листовок». «А потом мы забирали деньги за весь день и ехали писать музыку». «И как-то раз мой начальник увидел, как я передаю целую стопку своему другу».«Упс».
«И мы так испугались, что побросали листовки на асфальт и побежали на эту остановку». «Прыгнули в первый автобус и уехали оттуда». «До сих пор стыдно». «Надеюсь, ты не разочаруешься во мне из-за этого». «Обычно я так не делаю». «Крис?».«Я пытаюсь перестать хохотать на всю улицу». «Было бы смешно, если бы ты так убежал со свидания».
«Второй раз?».«Серьёзно?». «Дай мне несколько минут, чтобы я отдышалась от смеха».
«Осторожнее с этим, ты мимо госдумы проходишь уже, наверное».«Красивый театр».
«Был в первом классе. Не могу дать комментариев».«Какой ужас! Покупай билеты!». «Я вижу мост». «Точнее я иду по нему». «Вижу церковь». «Эй!». «Где мой гид?». «Ты ничего не знаешь про эту часть города?».
«Так, прости, я подсказывал человеку дорогу». «Где ты?».«Рассматриваю граффити». «Очень красиво».
«Ты можешь обернуться и увидеть Амурский залив вообще-то».«А я думала — тебя».
Оборачиваюсь вокруг себя, высматривая среди прохожих Максима, но не нахожу. Смотрю на карту в телефоне — стрелка моего местонахождения в двухстах метрах от конечной цели. Не верю в происходящее, но иду по прямой линии набережной вдоль воды навстречу ему. Ноги становятся тяжёлыми, но я всё равно иду. Руки дрожат, но мне плевать. «Не волнуйся только, всё получится, ага?». Убираю телефон, потому что замечаю его светлые волосы, собранные в неаккуратный хвост. Я тысячу раз представляла, как увижу его, когда он согласился встретиться сегодня. В его любимом городе. Рядом с его любимым морем. Со мной. Шаг за шагом — и я всё ближе к нему. Он осторожно шагает мне навстречу. Да, мы целый час общались с помощью телефона, но сейчас всё кажется слишком реальным и таким другим. А ты сам-то не волнуешься? Оказываюсь напротив голубых глаз первый раз за последние четыре месяца. Не дышу. Не могу перестать рассматривать его. Несколько секунд не решаюсь это сделать — опять боюсь, что буду полной дурой, если полезу обниматься. Но заглядываю в глубину его счастливых глаз и понимаю, что пора. В одно мгновение оказываюсь впритык к нему, обхватываю руками шею и прижимаюсь крепко, давая понять, насколько я скучала. Он обнимает меня в ответ. Ещё крепче, чем я. Каждому человеку характерен свой запах. Максим как-то раз сказал, что я для него всегда пахну лавандой, какао и весной. Не удивительно, да? Но я больше, чем уверена, что под этим запахом он понимает не просто шоколадный и пряный аромат. А такое особенное сочетание, которое сводит с ума и вызывает мурашки. Максим — это, определённо, свежесть моря, яблоки и капелька пряного виски. И это мой любимый запах. — А Софа сказала, что ты поедешь с ними в бухту, — шепчу ему на ухо, не находя в себе сил оторваться. — Разве я мог упустить возможность увидеть тебя? Не знаю, когда наступит время, чтобы отпускать его из своих объятий. Плевать. — Ты так похудела, Крис. Ничего не слышу, не открываю глаза, молчу и пытаюсь привыкнуть к той мысли, что он рядом. Между нами нет ни единого миллиметра, который мог бы нас разделить. Как ты вообще могла подумать о том, что сможешь без него жить счастливой жизнью? Дура какая. — Ничего не имею против, но ты меня задушишь так, Мартышка. Мартышка. — Прости, — говорю ему и тихонько отпускаю. — Ты такая красивая, боже. Очень сильно. Невероятная просто. Смотрю только на него. Не обращаю внимания на прохожих, на переливающуюся в лучах солнца бирюзовую воду, на город и чаек. Я нахожу в его взгляде ответы на все свои вопросы. Я, правда, вижу, что он скучал. Мне даже спрашивать это не надо. — Какие дураки, да? — с улыбкой произносит он. — Полные. Мы гуляем столько, сколько мне предоставляется возможным. Этого времени мало даже в размерах первого свидания, но для двух людей, которые четыре месяца жили друг без друга — это целая вечность. — Ты стала увереннее. — А ты научился заряжать телефон и отправлять ссылку на маршрут из карты, — улыбаясь, говорю ему. — Перестала бояться выключать свет на ночь? Я мотаю головой. — Тогда будем учиться не бояться вместе?