Сердцебиение

Мы играем, во что захотим. Мы упали и летим, и летим. А куда не знаем до поры, до поры Мы слепые по законам игры. Агата Кристи «Нисхождение»

— Мммм… — еще с минуту я нависаю над красивым раскрасневшимся лицом Леры, наслаждаясь приятным ощущением только что пережитого оргазма. Тепло и слабость разливаются по телу, локти складываются сами собой, не позволяя и дальше держать упор, я быстро перекатываюсь на «свою» сторону постели, успев мимолетно чмокнуть парня в покрытый испариной лоб. — Как же с тобой хорошо, солнце, — удовлетворенно выдыхаю я. — Не только сегодня — всегда, — зачем-то уточняю. — И все? Просто хорошо? — отдышавшись, спрашивает Лерка. В его серо-зеленых глазах скачут хитрые искорки. — Не просто хорошо, а лучше всех! Или что-то еще? — делаю вид, что не понимаю, о чем он. «Только, блять, не начинай, Лер, пожалуйста, все же так прекрасно…» — Ничего, — видимо, прочитав мои мысли, отмахивается парень. Я знаю, что он хочет услышать, но мы оба по умолчанию третий год играем в эти кошки-мышки. Причем, я убегаю или, вернее сказать, избегаю каких-либо признаний, а Лера — из раза в раз пытается поймать меня, подловить на слове, загнать в ловушку. Иногда я чувствую себя глупой мухой, запутавшейся в умело сплетенной липко-сладкой паутине. — Вот и ладушки, — оптимистично подытоживаю и резко поднимаюсь, сразу начиная оглядываться по сторонам в поисках разбросанной по полу одежды, а затем быстро отправляюсь в душ. Спустя 10 минут я снова появляюсь в спальне — причесанный, благоухающий свежестью и как никогда бодрый, хотя и слегка небритый. А что? Мне нравится. — Уже уходишь? — никакого удивления, звучит скорее дежурно, нежели с интересом. — Дела, работа, дом, семья, — так же дежурно отвечаю, с энтузиазмом натягивая светлые джинсы и черную футболку. Придирчиво оглядываю себя с ног до головы в зеркальной стене. — Чет оброс, не? Хотел побриться, но передумал… — провожу пальцами по темной двухдневной щетине. — Так брутальнее что ли… — Ты пиздец какой самовлюбленный, Артем, — фыркает Лерка, но я предпочитаю игнорировать. — Тебе не колюче, детка? — продолжаю свою мысль. — Тебе не похуй как мне? — парирует парень с легкой обидой в голосе. Он перемещается на другую половину огромной постели (помнится, мы выбирали ее вместе и еле втащили в мастерскую, даже несмотря на высоченные дверные пролеты и десяток грузчиков), не спрашивая закуривает сигарету из оставленной мною пачки. Глубокая затяжка, удовлетворенно прикрытые веки, и вот уже из красивых чуть опухших губ выходит тонкая струйка белого дыма. Я завороженно наблюдаю за каждым Леркиным действием, его медленными, изящными жестами. Каким бы твердолобым мужланом я ни был, никогда не мог долго изображать незаинтересованность в присутствии этого почти идеального существа. И вдруг ловлю себя на мысли — нет, не похуй. — Не похуй, — повторяю я вслух. Он переводит на меня удивленный, до странного благодарный взгляд: — Если реально интересно, то да, Артем, ты оброс как дикобраз. Целоваться с тобой все равно, что наждачку вылизывать, — улыбается парень. Я тихо усмехаюсь и провожу рукой по шершавому подбородку. — Но я все равно охуенный, правда? — И очень скромный, — весело смеется. — Просто вот блять сама скромность. — Да, я такой, малыш, — подмигиваю своему отражению в зеркале, разворачиваюсь на 180 градусов, приближаюсь и нежно целую Лерку в теплые губы. — Тебе несказанно повезло! — Угу, охотно верю, — саркастично. — Я исправлюсь, обещаю, — чмокаю его в лоб, а затем ненавязчиво отсчитываю несколько крупных купюр и кладу рядом с пепельницей. — Подумай, чем хочешь заняться в следующий раз, хорошо? — Артем… — разочарованно стонет Лера, явно имея в виду деньги. — Не спорь. Это мой вклад, — отрезаю я. — Сигареты забыл! — слышится вслед. — Оставь себе, и не кури много. Быстро надеваю кроссовки, накидываю потертую кожанку, и дверь за моей спиной захлопывается. Затем сажусь за руль своего не нового, но неплохо тюнингованного УАЗика и отправляюсь на работу. 6.30 утра. Вряд ли на Борском мосту будет пробка в загородном направлении — понедельник, да и дачный сезон давно закончился, значит, к 8.00 должен успеть. Примерно так выглядела моя личная жизнь последние два с половиной года. Каждые пару недель я приезжаю в город и встречаюсь с Леркой, можно сказать, живу у него, когда на службе выдаются выходные. Сценарий один и тот же: я исполняю все, о чем он меня просит, абсолютно все (в пределах разумного). Отдать Лерке должное, моим расположением он не злоупотребляет, хотя и знает, что в эти дни я принадлежу только ему. Добровольно. Завидное постоянство с небольшими вариациями, легкими скандалами и редкими Леркиными истериками по поводу моего свинского к нему отношения. Он никогда не говорит ничего подобного, я просто знаю, что доставляю массу поводов для расстройства. На самом деле Лерка даже представить не может, насколько сильна моя привязанность и безгранична благодарность. И еще я думаю, что он — тот самый. Просто пока не могу сказать этого вслух. — Довольный как кот, нажравшийся сметаны, — не успел я явиться на работу, как тут же услышал очередное экспертное мнение бабы Нюры, уже занявшей свой пост. Собор все еще в реставрации, но недавно было принято решение частично открыть его и старое кладбище для посетителей. Поскольку, кроме нескольких человек приходских и десятка местных, никто поблизости не проживал, а туристы-дикари все равно каким-то чудом сюда прорывались, отец Серафим постановил возложить на бабу Нюру ответственность за церковную лавку. Не то чтобы была какая-то необходимость находиться здесь постоянно, ведь люди появлялись даже не каждый день, но старушка выказывала удивительную рьяность и ежедневно являлась к началу реставрационных работ. — Здрасьте, баб Нюр, — здороваюсь, пытаясь прошмыгнуть мимо. — Че, Темка, когда невесту-то привезешь? — как ни в чем не бывало продолжает старушка. — Третий год мозги девке пудришь, от людей прячешь. Не по-божески это все, ой, не по-божески, — вдруг принимается причитать. — Коли любишь ее — женись, пора бы тебе уже, остолопу, образумиться, деток завести, ответственность на себя принять. — Баб Нюр, — стараюсь казаться невозмутимым. — Я над этим работаю. — Над детками? — подлавливает на слове. — Над ответственностью. — Али она городская и в деревню к тебе ехать не хочет? — вопрошает со всей строгостью. — Любила бы — куда хошь поехала бы. А ежели ей большой город важнее тебя, так и неча время тратить. Ищи девку попроще… — Мне эта нравится, баб Нюр, — отмахиваюсь и уже направляюсь к лесам. — Артем! — неожиданно окрикивает женщина. — Что? — Так у вас любовь али просто так? Я подвисаю на несколько секунд и неожиданно для самого себя отвечаю: — Не просто так, баб Нюр, не просто так… «Просто так только кошки родятся…» Через час явились студенты-реставраторы, возглавляемые весьма симпатичным, атлетического телосложения смуглым парнем примерно моего возраста, которых нам со Степан Степанычем удалось заполучить на практику на две недели всеми правдами-неправдами. Он ради такого дела даже в Москву согласился поехать договариваться. Благо, связи у него остались повсюду, ибо музейно-художественное сообщество не такое уж и большое. Рук катастрофически не хватает, а потому, хотя бы на летнее время, мы старались привлекать к работе молодежь — и им практика, и нам подмога. С москвичами и вовсе удачно вышло: на пару недель осенью выбрались, пока еще относительно тепло, но уже нет летней удушливой жары и внезапных проливных дождей как из ведра. Разношерстные третьекурсники быстро вошли в курс дела, повезло, что с реставрацией храмовых фресок они сталкивались не только в теории. По настоянию Степан Степаныча ко мне они обращались почтительно — Артемий Андреевич, хотя поначалу я и возражал — не такая уж большая разница в возрасте. «Ты им наставник, а не друг, Артем, они должны уважать тебя. Так что никакого панибратства». Но девочки все равно заливались краской, стоило мне приблизиться к любой из них. Пацаны же, почувствовав конкурента, криво усмехались и даже немного петушились. Но в целом день прошел благостно и в праведных трудах. Антон, куратор группы, определил поле деятельности, исходя из знаний и способностей ребят. И мы с парнями, наконец-то, перешли к апостолам по левую руку Пантократора. Девочек решили на высокие леса не загонять, поручили Богоматерь с плащаницею слева от Царских врат. — Ну че, страдалец? — первое, что я слышу, едва переступив порог собственного дома. — Отработал? — Угу, — устало скидываю кеды, прохожу в гостиную. — Девчонки хоть есть? Симпатичные? — Лена в курсе, что ты студенток-малолеток пасешь? — парирую. — Бля, какой ты зануда, Артем! — Да, я такой. А ты чего здесь делаешь? — глупо, конечно, спрашивать об этом Никиту, но все же — чисто для проформы. — От Ленки свалил, заколебала со своими идеями, — и Никита, и Лена, как, впрочем, еще с десяток обитателей нашего хутора, знали, что ключ от входной двери я храню под кадкой с цветами на веранде. — Что на этот раз? — на автомате достаю из холодильника пару бутылок пива и протягиваю одну другу. Он молча делает глоток. — Говорит, надо открыть пансионат здесь, типа секты, блять, чтобы березкам поклоняться и Перуну молитвы возносить, — тяжело вздыхает Ник. — Да ладно, в октябре? Такое надо на весну-лето планировать, а у нее к тому времени сто пятьдесят раз мнение поменяется, — успокаиваю я. — Знаю, — усмехается Ник. — И не особо парюсь, просто надоело прямо сейчас это выслушивать, вот я к тебе и ушел. Сказал, что ты меня приглашал чет с сайтом монастыря перетереть. — Ну и отлично, — щелкаю пультом на спортивный канал. — Только про сайт потом перетрем, ок? Устал как собака… — Да я и не собирался сегодня… — отмахивается. — Можем серфинг посмотреть. Девушки выступают, — все равно выбора особого нет. — Давай. Хуйня, конечно, но хоть на полуголых баб позырим, — соглашается Ник. Минут через 15 Никита вдруг изрекает: — Ты, кстати, по ходу телефон дома забыл. — А нафига он мне на работе-то? — искренне удивляюсь. — Да звонили тебе около часа назад, я только пришел. «Солнышко» какое-то. У меня перехватывает дыхание. — И? — все, что могу произнести. — Че — «и»? Посмотри пропущенные. Я трубку брать не стал. — И ты молчал?! — бросаюсь искать телефон. — Че, «Солнышко» — это твоя баба нижегородская что ли? — невозмутимо интересуется Ник, делая очередной глоток пива, и, сжалившись, добавляет. — На кухне твой телефон, герой-любовник, блять… — Лера! — выпаливаю, едва прекращаются гудки в трубке слышится дыхание. — Лера! Что-то случилось? — Нет, все в порядке, Артем, — голос Леры звучит противоестественно спокойно, ни одной эмоции. — Но ты ведь зачем-то звонил? — настаиваю я. — Не я, мама, — вздыхает парень. — Ты можешь нормально объяснить, Лер? — почти умоляю. — Что происходит? — Да ничего, все нормально. У меня начинают появляться подозрения, что случилось что-то ужасное, и Лера просто пытается оградить меня от надвигающейся бури. — Ты дома? — Нет, я в мастерской. — Я скоро приеду, хорошо? — Не надо, Артем, — звучит не слишком убедительно. — Я все равно приеду, ты понимаешь? — Да. По дороге набираю Степан Степаныча. Тот молча выслушивает мои сбивчивые объяснения, почему я завтра вряд ли смогу появиться на работе вовремя, но все же очень постараюсь никого не подвести, и коротко изрекает: «Не торопись, Артем. Антон толковый парень, со своими студентами разберется, да и я где надо помогу». Моя благодарность не знает границ, золотой человек, самый лучший наставник. Господи, почему мне так везет на людей, и почему я такой мудак? Уже на подъезде к Нижнему звонит Лена, сообщает, что Ник слабоумный идиот, оторванный от реальности, но искренне раскаивается, что забыл сообщить о звонке сразу, и, что если у моей девушки проблемы, я должен привезти ее в деревню. Уж Лена-то о ней позаботится, им, как девочкам, точно будет о чем поболтать и чем заняться. Я едва не прослезился, слушая ее. «Спасибо, просто спасибо, Лен. И Нику передай, что я не злюсь». Даже если никто из моих друзей не понимает, каков я на самом деле, их поддержка делает меня счастливым. Через полтора часа я стою на пороге мастерской. Замок выломан, от легкого толчка дверь передо мной распахивается настежь. Меня никто не встречает, в помещении ночной полумрак. Я прохожу в импровизированную спальню. В темноте едва различимо угадывается контур человека, свернувшегося калачиком под одеялом. — Лера, — не включая свет, я присаживаюсь на краешек постели. Его белокурая голова тут же оказывается у меня на коленях. — Что случилось? — перебираю пальцами его шелковые волосы. — Иди ко мне, — затягивает в тепло. Ложусь рядом, ищу губами его губы. Чувствую соленый металлический привкус, целую нежно и долго. — Расскажешь, что происходит? — спрашиваю еще раз. — Происходит то, что я педик, и мне это нравится, — отстраненно произносит Лерка. — Просто моя мама и отчим пока не могут этого принять, — он снова находит мои губы и затягивает в бесконечный отчаянный поцелуй. — Подожди, — я резко отстраняюсь и включаю свет. — Не надо! — утыкается в подушку. — Лера! — перехожу на приказной тон. — Артем… — смотрит на меня своими огромными серо-зелеными глазищами. — О, господи… Лицо Лерки распухло, на щеке ссадина и синяк, губа разбита, уверен, это не единственные повреждения. Краем глаза замечаю, что смартфон, валяющийся рядом с кроватью, покрыт густой сеткой мелких трещин. Дрался за него? Вокруг царит хаос. Несколько полотен Леркиного отца разрезаны и раскиданы. Впрочем, видно, что Лера пытался хотя бы немного убраться, потому что даже пробираясь в темноте, я умудрился ни на что не наткнуться. Не дожидаясь моих вопросов, парень, наконец, переходит к сбивчивым объяснениям. — Мы думали, что нас никто не видел, но это не так. Отчим вчера засек, как мы заходили в мастерскую, ему, видите ли, это подозрительным показалось. Он рассказал маме. А мама давно интересовалась, почему у меня до сих пор нет девушки, мне ведь 24 почти. Вика еще напиздела с три короба, удружила… В общем, сегодня родоки вломились сюда, отчим телефон отобрал. Он по времени прикинул, когда ты тут был, вот они тебя и набирали… Сам я никогда бы тебе не позвонил без особой причины. Это правда. Я дал свой номер Лерке около года назад, когда понял, что моя привязанность выходит за рамки обычной симпатии и желания просто потрахаться. Но Лера ни разу не нарушил негласного правила — ни разу не позвонил мне сам. — … В общем, мама позвонила тебе, просто чтобы убедиться, что трубку возьмет мужчина… — Я забыл телефон дома. — Я понял, потому что ты бы сразу примчался. — Да, — полностью отдаю себе отчет, что именно так и поступил бы. — На это они и рассчитывали. — И что дальше? — Хотели тебя подождать, но поняли, что не получится. Наверно, подумали, что ты олигарх какой и сильно занят. Они ведь очень давно здесь не были, не ожидали, что здесь ремонт и прочее, что ты столько денег вгрохал в эту мастерскую — дизайн, мебель, техника. Решили, что я проституцией занимаюсь, наверно? — Ебануться… — лаконично заключаю я. — На самом деле, я сам виноват, — криво усмехается Лерка. — Можно было отмазаться — типа друг и все такое. Ничего же было не понятно — ну с парнем зашел, и что? Может, мы в Доту с тобой порубиться хотели. А потом отчим меня педиком назвал, и я сорвался: «Да, говорю, педик. Всяко лучше, чем ты, неудачник херов, за счет бабы живешь»… И вот тогда он взвился… — Он тебя ударил? — хотя о чем я? Все же очевидно. — Жить буду, — печально усмехается парень. — Я его куда круче разукрасил, поверь, — и я охотно верю. Малахольным Лерку уж точно не назвать — может, он и слегка худощав, но с «мышцой» у него все в норме. Спортзал и бассейн свое дело делали. — Мать мне после того, как ему нос разбил и под дых дал, вообще запретила домой возвращаться. Вот это правда херово, Артем, и не потому, что там кормят, а потому что там сестренка… Да и маму я люблю, она просто не отошла пока от потрясения. Еще не знаю, как бабушка среагирует, но ей наверняка уже рассказали… Так что теперь мой дом здесь, мне больше некуда пойти. — Ни о чем не беспокойся, Лер, хорошо? — Лерочка, родной, — я едва в состоянии дышать, видя, как извивается подо мной гибкое спортивное тело. — Лерочка, солнце, пожалуйста, потерпи еще немного, — умоляю, потому что чувствую, что он на грани, и я тоже на грани, и нам надо кончить одновременно. Такие правила, и он стонет так, что за душу берет, внутренности выворачивает. У меня к нему — непреодолимое и болезненно тягучее, выворачивающее наизнанку влечение. Так было с первого дня, и за два с половиной года ничего не изменилось. — Артем… — хватает ртом воздух, задыхаясь от боли. — Артем, слишком много, слишком глубоко, ты порвешь меня!.. — мои пальцы в его узкой заднице, но и член я никуда не убирал. — Я буду аккуратным… Потерпи, сделай мне приятно, малыш, — умоляю. Его длинные ресницы мокрые от слез. Черт! Он такой покорный… Я знаю, что от меня он примет любые истязания, все простит. Вседозволенность опьяняет. — Артем! — Лера кричит в голос и кончает мне на живот. — Я люблю тебя, Артем! — Да!.. — выкрикиваю, когда волна оргазма накрывает с головой, кончаю в него. — Солнышко мое… Родной мой… — падаю рядом, пытаясь отдышаться, прижимаю его к себе, благодарно целую взмокший лоб. — Лерка, ты фантастический… — Артем… — едва слышно. — М? — Я не давлю на тебя, правда, — вздыхает парень. — Но нам надо что-то решать с этими отношениями. Все выходит из-под контроля. Ты это понимаешь? — Да, — выпутываюсь из его объятий и тянусь за сигаретой. — До конца недели терпит? — чиркаю зажигалкой и глубоко затягиваюсь. — Терпит, — нежно проводит пальцами по моей влажной от пота спине, и я оборачиваюсь. В его глазах играют хитрые искорки. — А что в конце недели, Артем? — Проверяет? — Днюха твоя, Лер, — победно улыбаюсь. — Думал, я забыл?