Найти свой берег

      – Когда он едет домой?       – Всегда в одно и то же время, после девятнадцати он редко задерживается.       – Дорога?       – Как когда, чаще через Промышленную.       – Охрана?       – Двое в машине.       – Оружие?       – Стандарт. Макаров.       – Где лучше всего?       – На повороте из города возле моста.       – Куда повезём?       – Решать тебе, но думаю, что в заброшенный карьер.       – Гарантии?       – Никаких, Володя, если только ты будешь блефовать.       – Решено, завтра осмотреть дорогу, подготовить встречу, в четверг свидание. По коням, ребята. Шубин, все данные по больнице в Еленогорске мне на стол, штат больницы обязательно, адреса и телефоны сотрудников. На этом всё.       Утро четверга было мрачным, пасмурным. Дождь вперемежку со снегом косо бил по лицам, автомобилям, зонтам, которые выворачивались от ветра, дрожали мелкой дрожью и никак не защищали от этого небесного наказания. Владимир, подняв воротник тёплой куртки, сидел на деревянной чушке и грел руки у небольшого костра, разведённого Никитой, и ждал Седого с Писаревым.       Он уже переговорил с отцом Анны Петром Михайловичем, который сначала совестил Владимира состоянием убитого горем отца – «у меня дочь пропала, а вы осмелились прийти через столько лет, когда горе начало затухать, и задавать свои нелепые вопросы!», однако увидев Никиту, быстро смекнул, что от него требуется и не только рассказал, но дал письменные показания по поводу «пропажи милой Анечки». Владимир молча смотрел на него, слушал сбивчивый рассказ, потом резко развернулся и ушёл из дома в машину. Ещё немного – и он мог его убить, этого ненавистного дёргающегося двуличного шакала. Осталось разобраться с вдохновителями того преступления Писаревым и его дражайшим дядюшкой Александром Христофоровичем. Что касается Забалуева, то жизнь распорядилась по-своему. Интриган, сплетник и заядлый картёжник перешел дорожку одному из «авторитетов» и внезапно умер от передозировки наркоты. То, что Забалуева слили «авторитету» Корф и его команда через преданных Седому цыган, уже не играло большой роли.       Когда огромный, похожий на носорога чёрный внедорожник показался под мостом, Владимир встал, поёжился от холода, проникающего к телу через мех куртки, снял перчатки и сильно провёл ладонями по лицу – теперь всё зависело от него. Писарев вывалился из машины как мешок, упал боком в лужу, пытаясь подняться с завязанными руками. Увидев Корфа, прислонился спиной к колесу и замер. Сначала Сергей хорохорился, подумав, что данное театральное действо с похищением устроил его дядя, но сейчас понял, что сегодняшняя ошибка сесть самому за руль может стоить ему не только приятного вечера в компании очередной девственницы, украденной вчера специально для него в соседнем городке, но и самóй жизни. Писарев прекрасно знал прошлое стоящего напротив Корфа и его головорезов, и это знание не внушало надежды на светлое будущее.       Корф подошёл ближе, подвигал ногой чурку, на которой сидел, посмотрел на неё и глубоко вдохнул, втянув стойкий запах алкоголя, исходящий от Писарева, потом опять уселся, сцепив ладони в замок.       – Ну что, Сергей Григорьевич, поговорим?       – Если вы предпочитаете говорить как трус, то пожалуйста.       – В чём вы видите мою трусость, любезный Сергей Григорьевич?       Именно это «любезный» сказало Писареву, что лучше спрятать свой гнусный характер поглубже.       – Я хочу знать, кто в вашей компании собирает материал о нас, о нашей фирме, о наших немецких партнёрах. – Писарев чуть заметно вздохнул с облегчением, и в этот момент Корф закончил: – А также я хочу знать, каким образом вы убили Анну Платонову?       – Я её не убивал, – быстро проговорил Писарев и по улыбке, заигравшей на лице Корфа, понял, что продал себя с головой.       – А кто её убил? Ваш дядя Александр Христофорович?       – Нет, нет, что вы! Она пропала вместе с нашими охранниками, это они, Владимир Иванович, виноваты в смерти Платоновой, только они. Они ещё в машине договаривались развлечься с ней, правда-правда!       Корф помолчал, сложив губы в трубочку, а потом резко вскинул голову и продолжил:       – Не получается, любезный! Анна Платонова была убита в вашем доме, её тело было найдено здесь, в карьере, закопанным в песок. Об этом у нас есть признания отца Анны Петра Михайловича.       – Кому вы верите? Этому старому козлу, который сам и организовал похищение своей дочери? Он был нам должен, понимаете, должен! Такую сумму, что не мог бы рассчитаться до конца своих дней, именно он рассказал дяде о условиях передачи Анне траста. Кто же знал, что эта недалекая блондинка оказалась не так тупа, как на это было рассчитано! Эта уродка ухитрилась выйти замуж и передать все права на управление деньжищами своему престарелому муженьку. А он оказался крепким стариканом. Я уже хотел его дожать, но он и тут успел перехитрить нас всех, взял да и сдох! Сам, представляете? – и Писарев залился пьяным икающим смехом. Корф сжал кулаки, но почувствовав на плече чью-то руку, разжал ладони. – А трупа не было, честное слово, не было. Она просто испарилась – фью-ю-ют! – свистнул Писарев и опять засмеялся.       – Володя, он под кайфом, – раздался голос Седого, – боюсь, что большего он не скажет, кажется, большего он и не знает, но я всё записал, одну аудиозапись уже ребята пакуют дяде этого чмыря.       Корф встал, кивнул Никите и его напарнику. Те быстро загрузили тело в машину, развязали ему руки и закрыли двери. Потом вытащили шланг для выхлопной трубы, но Корф отрицательно мотнул головой:       – Нет, не надо, сам когда-нибудь от передоза… Не марайтесь, парни, не берите грех на душу…       Затем вся компания погрузилась в несколько машин, и внедорожники, взвизгнув тормозами, скрылись в тумане.       Александр Христофорович сидел у себя в кабинете за широким столом и смотрел на маленький аккуратный магнитофон, их которого доносился голос его племянника: «…успел перехитрить нас всех, взял да и сдох! Сам, представляете?» Дальше раздался пьяный смех, и Бенкендорф выключил магнитофон.       Эти мальчишки обошли его. Его! А всё из-за этого дурака Сергея. Господи, с кем приходится работать… Кругом одни неудачники и глупцы! И как все толковые работники оказались у этого выскочки Корфа? Почему эти выжившие в аду, который он им устроил, молодые офицеришки оказались смелее, расчетливее и удачливее его? Да потому, что короля делает его окружение! А его окружение, избалованное доступными бабами, алкоголем и наркотиками, скатилось ниже плинтуса! У него не осталось ни одного человека, которому бы он мог доверять безоговорочно. Он всегда был один, он и остался один.       Но он ещё не проиграл! Он докажет, что может быть непревзойдённым игроком! Немцы, с которыми Корф затеял крупную сделку, будут его! Он, и никто другой, выиграет этот бой, а эти мальчишки пусть кусают локти! А иначе ему конец…

***

      «Анна Петровна Оболенская, Неждановой 5, квартира 15»       Обычный клочок бумаги с адресом.       Ничего особенного. И вся его жизнь.       Он стоял во дворе массивных многоэтажек, смотрел на этих серых, похожих друг на друга монстров и понимал, что его поиски закончились. Здесь, в одном из этих домов-муравейников живёт его Аня. Как она встретит его? Что скажет? А помнит ли она его? Нужен ли он ей? А может быть, она уже давно не одна? У неё есть любимый человек, она счастлива, устроена, мечтает о будущем. Прошло почти два с половиной года с тех пор, как они виделись последний раз.       Какая она теперь? Он помнил длинные белокурые волосы, которые так любил пропускать сквозь пальцы. Синие глаза, что прикрывались длинными тёмными ресницами, когда он проводил рукой по лебединой шее и целовал её. Безупречное тело, которое выгибалось под его руками, тёплые ладошки, ножки с маленькими ступнями, неповторимый аромат, её дрожь и тихий стон… Анна. Его Анна…       Четвёртый этаж. Коричневая дверь. Кнопка звонка. Владимир стоял перед дверью, за которой скрывалось его будущее. Каким оно будет? Что ждёт его за этой дверью? Он опустил воротник куртки, снял перчатки, подошёл к двери и поднял руку к звонку. На миг замер, крепко зажмурил глаза и нажал на кнопку. Раздался мелодичный звон и… ничего. Владимир напряжённо вслушивался в звуки за дверью, но ответом ему была тишина. Он постоял, покусал губы и снова позвонил. До его слуха донеслось покашливание и тихое простое:       – Иду. – Щёлкнул замок и голос, который снился ему всё это время, спросил: – Татьяна, это ты?       Всё, что произошло потом, Корф как будто видел со стороны, как в кино. Открывающаяся дверь, Анины пальцы на ручке, склонённая головка, которая медленно поднимается вверх, огромные застывшие глаза с чёрными зрачками, дрогнувшие губы. Она стояла в полутьме прихожей, маленькая, худенькая, бледная, с собранными в хвост волосами, в тёмных мягких домашних брючках и старой футболке с какой-то нелепой надписью на груди. Анна не отрываясь смотрела Владимиру в лицо, переводя взгляд с губ на глаза, затем на волосы, на плечи, опять на губы и молчала. Потом её носик сморщился, как от сильной невыносимой боли, губы приоткрылись, глаза расширились, она ещё больше побледнела… и осела на пол, запрокинув голову.       Корф влетел внутрь и подхватил её на руки. Захлопнул ногой дверь и прошёл вглубь квартиры, осматриваясь по сторонам и пытаясь определить планировку. В большой светлой комнате у стены нашёлся большой диван с мохнатым пледом и маленькой шелковой думочкой. Владимир аккуратно положил драгоценную ношу, устроил её голову на подушку, отвёл выбившиеся локоны с лица и обхватил ладонями за бледные щёчки. Анна, живая, найденная им, любимая, нежная его девочка! Он не знал, что говорить, что делать, он просто смотрел на свою женщину и не мог поверить, что это не сон, что Анна не исчезнет, когда он откроет глаза, как это бывало каждое утро. Что она здесь, рядом, в его руках. Не отрывая взгляда от прекрасного лица, он снял куртку и бросил на соседнее кресло, потянул за шнурки и отшвырнул в угол тёплые ботинки.       По Аниному лицу вдруг потекли слёзы, голова медленно повернулась набок, и она громко судорожно вдохнула. Она плакала всё громче, не открывая глаз и всхлипывая, комкала рукой край подушки и вдруг закричала громко, протяжно, с такой болью, что сердце Владимира пропустило удар и у него перехватило дыхание. Это было горе, огромное, мучительное, чёрное как ночь горе, от которого нет спасения и не хочется жить! Владимир схватил Анну за плечи, рывком поднял, обнял и крепко прижал к себе, обхватив худенькую фигурку. Она рыдала, тело сотрясала крупная дрожь, рот искривился, периодически издавая судорожный стон-крик, но Владимир крепко удерживал её и потихоньку раскачивался из стороны в сторону. Ему было неважно, что было, что будет, главное, что сейчас, в данную минуту эта женщина в этой квартире была рядом с ним, в его руках. Корф понял, что его ожидание счастья и радости закончилось, он нашёл свой берег и своё будущее.       – Не плачь, Анечка, я умоляю тебя, не плачь. Это я, Владимир, я живой, я тут, рядом с тобой… Господи, ты больше никогда не будешь плакать, ну разве что от счастья. Посмотри на меня, открой глаза, не бойся, я не привидение, Аня, я живой, живой.       Анна медленно приоткрыла глаза, всё так же судорожно заглатывая воздух и громко всхлипывая, посмотрела ему в лицо. Её тело ещё вздрагивало от недавних рыданий, носик покраснел, глаза были полны слёз, но она смотрела и понимала, что это не сон. Сон, который повторялся почти каждую ночь: он был рядом, обнимал, целовал, ласкал истосковавшееся тело и любил её, но наступало утро – и вся прелесть ночных грёз исчезала без следа. Анна подняла руку и едва касаясь провела ладошкой по щеке Корфа. Потом посмотрела на свои пальцы, не веря, что они осязали любимое лицо, и опять, уже смелее дотронулась до его волос, поправила чуть растрёпанную чёлку, спустилась ладошкой к уху, пройдясь пальчиками по его контурам, потом погладила щёку, подушечками пальцев невесомо провела по губам. Владимир приоткрыл рот, захватил её пальчики губами, задерживая их у своего лица.       – Володя, – прошептала Анна, – ты живой? Володя… Господи, я же… а ты… Он тогда мне сказал… – она судорожно вдохнула и замолчала.       – Я знаю, Анечка, знаю, – пробормотал Корф, пощипывая губами её пальчики. – Но это была ошибка, любимая, мы вернулись, мы все живы… Я так долго тебя искал, Анечка, я не знал, где ты… Я искал тебя, Аня, а ты так далеко забралась… Если бы не Никита, я бы ещё долго… Господи, малышка…       – Ты искал меня?       – Конечно, а как же иначе? Я люблю тебя, я обещал тебе быть с тобой всегда и везде. Кстати, ремонт в твоей квартире мы так и не закончили.       Владимир полулежал над Анной, опираясь на локоть одной руки, другой гладил её по растрепанным волосам. Женщина несмело улыбалась, постепенно успокаиваясь, и двигала головой вслед руке Корфа, прикрыв глаза, ласкаясь подобно котёнку. Владимир опустился ниже и стал покрывать любимое лицо быстрыми нежными поцелуями, сжимая руками хрупкие плечи. Анна обняла его и крепко прижалась к мужскому телу.       – Анечка, милая, если ты будешь так меня обнимать, то боюсь, я долго не выдержу, я так по тебе соскучился, что могу навредить своей несдержанностью.       – Пусть… я согласна, Володя… тебя так давно не было, – шептала она между его поцелуями, чувствуя горячие руки на своем теле, которые гладили спинку, коварно переходя на живот и поднимаясь вверх. Потом он накрыл её губы жадным ртом, раздвинул их языком и ворвался в маленький ротик, сильно сжав ладонями её грудь, пошевелил пальцами, дразня соски. Анна вздрогнула, выгнула спинку и крепко стиснула коленки. Владимир целовал её, продолжая поглаживать и сжимать грудь, потом резко оторвался от женщины, поднял и сдернул с неё футболку, открывая манящую наготу. Она лежала перед ним с закинутыми за голову руками, глубоко дыша и не отрывая взгляда от его лица.       – Аня, я больше не смогу, прости, малышка, – с этими словами Корф сел, подхватил любимую на руки, посадил на себя верхом и, захватив губами сосок, опустил руку вниз. Он гладил её бедра, касаясь между ножек, дразня и всё сильнее прижимая к себе другой рукой. Анна застонала, потёрлась об него бедрами и обняла ногами, больше выгибая спинку и забрасывая голову назад:       – Володя, пожалуйста… Володя…       Он резко встал, поддерживая её под согнутые ножки, и быстрыми шагами кинулся в спальную. Положив свою богиню на широкую кровать, сдернул с неё брючки, на миг остановился и резко снял с себя свитер, рванул молнию на брюках, стягивая их вниз вместе с бельём, одним хищным движением накрыл тело Анны собой и, не медля больше ни секунды, ворвался в желанную теплоту её тела.       Бог мой, как ему больно! Как же блаженна эта боль! Владимир так давно не был с ней, не был с женщиной, что первое же движение привело к освобождению, тело задрожало, он сдавленно застонал, стиснув зубы и уткнувшись ей в шею. Он забыл, какая его девочка горячая и тесная, как дрожит и стонет при его резких движениях, как извивается её тело, как царапают ноготки его мокрую спину, как сливается в один крик их страсть и их любовь. И так раз за разом, вместе, одновременно, пока Анна не попросит пощады, дрожа от наслаждения, раскинув руки, тяжело дыша, смаргивая слёзы. Слёзы счастья, торжества и надежды. Владимир тяжело опустился на её распластанное тело, разведя руки и сплетая воедино их пальцы. Сейчас, в эту минуту он понял, что вот оно его счастье – самая красивая, самая нежная, любимая женщина рядом. Его Анна…