fluff actually

Клинические исследования подтверждают: он болен. Диагноз смотрит на него с очередной вкладки хрома перечнем симптомов — учащённый пульс, тупая боль в левой половине груди, спазмы в желудке. Где-то около — повышенная температура, вселенский идиотизм во взгляде и расфокусировка зрения. Здравствуйте, говорит ему вкладка, у вас влюблённость. Цукишиме двадцать пять, а вот это — неизлечимое, которое с концами: под скальпель не лечь, руками не отодрать, таблетками не заглушить — выглядит авторитетнее астигматизма, который прописался в его медкарте с семи. Куроо за левым плечом фыркает со смехом. — Ты посмотри, — тычет он пальцем в экран, — не врут ведь, не врут! — Иди к чёрту, — пихается Цукишима локтём и лезет в яху. Если союзник не помогает — его стоит сменить. Гугл — не друг. Если таковым окажется и яху, у Цукишимы всегда есть бинг. — Я не могу понять, чем болен твой персонаж. По этим симптомам, — стучит он карандашом по блокноту, — мне выдаёт какую-то муть. Почему ты просто не можешь сказать? — Так догадываться самому же интереснее! Часы в углу экрана показывают начало восьмого. Выходит, что Цукишима уже почти час скачет по вкладкам и собирает все диагнозы интернетных ипохондриков: начиная от смертельно тупых, заканчивая просто смертельными. Очень интересно. — Не заставляй меня лезть в твои записи и искать там, — хмурится он в экран. Страница прогружается и выкидывает его на какой-то женский форум. Здравствуйте, говорит ему хедер, вы попали на как_заполучить_самца.jp. Нужен совет? — Во-первых, — наваливается Куроо на его плечо, скользит пальцем по тачпаду и закрывает вкладку, — никаких тебе самцов. Во-вторых, ты всё равно ничего не найдёшь, я это не записывал. Каждая гласная в его словах пропитана нескрываемым весельем. Цукишима уверен, достаточно ему обернуться, и он врежется в лукавую усмешку. Так каждый раз происходит: Куроо приносит ему на разнос новую главу своей книги, а Цукишима собирает вопросы, которые к сюжету, в общем-то, отношения особого не имеют, но у него — у него они зудят под кожей. Собирает, записывает, а потом допытывается: левша ли главный герой, была ли у него в детстве собака, дрался ли он в школе со старшим братом бамбуковыми палками. Разве что допрос с пристрастием и лампой в лицо не проводит. Иногда — видимо, когда настроение располагает, или планеты выстраиваются в ряд — Куроо отвечает. Иногда — вот как сейчас — издевается. — В следующих главах будет ответ? — Мо-о-ожет быть. Цукишима оборачивается и — вот, вот она, эта усмешка. Озорная, с осознанием собственной пакости в уголках губ. Вид у Куроо довольный донельзя, в глазах смех плещется вместе с "ну же, давай, до-га-дай-ся", когда он приподнимает брови. Цукишима смотрит на него внимательно. Вот такой, в пижамных штанах и домашней застиранной футболке, на которой уже и не разглядишь принт — сам Цукишима только по обрывкам угадывает вензелевое "sugar daddy" — он выглядит едва ли на восемнадцать. Да и ведёт себя — соответственно. — Тебе сказать сложно? — Не хочу разрушать интригу, — тоном "мучайся-мучайся, Гарри Поттер страдал, и тебе придётся" отвечает Куроо. Он подтягивает к себе подушку, сминает в кривой ком и укладывает на колени, опираясь на неё локтями. Видимо, спина затекла, устраивается удобнее. Устраивайся-устраивайся. — Ладно, — говорит Цукишима, закрывая крышку ноутбука и, наклоняясь, кладёт его на пол. Пластик встречается с деревом с тихим стуком, и он поправляет очки. Ладно, повторяет он мысленно. Шанс был, шансом не воспользовались. Значит, война. — Уже сдаёшься? — искренне — разве что руку к груди трагично не прикладывает — удивляется Куроо. — А как же упорство, как же воля к побе… Договорить он не успевает — ровно так же, как и отреагировать. Цукишима валит его на спину и, скидывая подушку на пол, забирается сверху; фиксирует бёдра коленями, чтобы сильно не дёргался, и… — Либо ты сейчас решил ко мне поприставать, — с сомнением говорит Куроо, и Цукишима чувствует тепло его ладоней, пробирающееся сквозь ткань штанов, — либо… Пальцы проходятся под рёбрами Куроо ровно в тот момент, когда до него доходит. Смех вперемешку с "ты не посмеешь!" оглушительной волной бьёт по перепонкам, и Цукишима еле удерживает главенствующую позицию, когда Куроо под ним начинает вертеться. Потому что, да, Цукишима смеет. И совсем не стыдится такого низкого способа добычи информации, к которому ему приходится прибегнуть. Футболка на Куроо сбивается кривыми складками, постельное бельё под ними — тоже. Цукишима теряет слетевшие очки где-то в ворохе одеяла, но искать их сейчас равносильно капитуляции. Куроо пытается перехватить щекочущие руки, но одновременно защищаться и нападать у него не выходит. Цукишима слабее, зато проворнее — умение, которое пригождалось уже не раз, и которым он бессовестно пользуется. С Куроо, как на войне, — все средства хороши. — Подо… подожди! С… Сдаюсь! — хохочет он. Цукишима смеётся тоже. Не может не. Без очков лицо Куроо нечёткое, но морщинки вокруг глаз и ямочки на щеках он знает и так. Выучил, запомнил, впечатал в память и без проблем воспроизводит. Куроо смеётся часто, а Цукишима будет последним лжецом, если скажет, что не любит его лицо в эти моменты. — А ну отвечайте мне, мистер, — пытается говорить серьёзно, но всё равно скатывается в глупое веселье Цукишима. — Чем болен ваш персонаж? — Ни… Боже, остановись! Ничем! — давит сквозь смех Куроо. — Ничем он не болен! — Ну-ка не ври! — Честно! — Мне нужна только правда! — Да честно! Честно, ничем! Ты… Ты сам это придумал, а я просто не… Телефон на тумбочке пищит оповещением, а потом ещё одним и ещё, и вот это — это становится роковой ошибкой Цукишимы. Потому что на секунду — всего на одну жалкую, короткую секунду, за которую толком ничего не успеть — он отвлекается. А Куроо ей пользуется. Перехватывает руки за запястья и, тяжело дыша, с облечением откидывает голову на кровать. Волосы рассыпаются по белому бесконечным беспорядком, грудная клетка поднимается и опускается так быстро, будто ему опять приснилось, что его книгу в пух и прах разнесли критики и пользователи десятков форумов. — Это, — укоризненно говорит он потолку, — это очень грязная игра. Кто тебя такому научил? Захват у Куроо крепкий: Цукишима безрезультатно несколько раз дёргает руками, а в итоге дёргают его самого, да так от души, что он невольно теряет равновесие и заваливается вперёд, прямо на Куроо. Вот так, вблизи, его лицо прекрасно видно и без очков: чёлка, прилипшая ко лбу, слёзы от смеха в уголках глаз, напускное осуждение по соседству со смешинками в них самих. — Ты и научил, — по привычке щурится Цукишима. — И ты же, — выгибает он пальцы так, чтобы было удобнее ткнуть в плечо, — мне не ответил. — Да как это не ответил, если ответил? — Ты не… Ты сам это придумал, а я просто не… Понимание подкрадывается к Цукишиме с грацией кошки, а на голову обрушивается слоном. — Ты почему сразу не сказал?! — Ты так увлёкся его болезнью, что даже я проникся, — со шкодливой усмешкой говорит Куроо. — Жалко было останавливать такой бурный мыслительный процесс. — Вот чёрт, — сокрушённо стонет Цукишима и утыкается носом Куроо в плечо. Осознание собственной зацикленности на сложностях злорадно смеётся ему в затылок — или это Куроо, он пока не решил, — и он бурчит: — Вот чёрт. Он сопит с осуждением к самому себе, когда над ухом раздаётся певучее: — Или всё-таки болен… И мстительно кусает Куроо за плечо.