Goodbye

Яркий солнечный свет проникал сквозь лёгкие шифоновые шторки и освещал просторную комнату. Оформленная в нейтральных кремово-бежевых тонах, она была полна тепла и уюта. Окна выходили на восток, и утро приходило в этот дом вместе с первыми лучами солнца. Как и сам хозяин квартиры. Высокий, худой и ужасно бледный парень буквально ввалился в комнату. Было удивительно, что он смог добраться до кровати, так как количество выпитого сегодня алкоголя явно превышало даже недельную норму. Это продолжалось уже несколько месяцев… Хироши Мориэ влюбился в вокалиста их группы, в Тошимицу Деяму. Упав на кровать и пьяным взглядом уставившись в белоснежный потолок, Хис попробовал прогнать все мысли о столь желанном вокалисте. В принципе, он мог пойти и признаться Тоши в своих чувствах… Но… Дело было не в возможном и даже вероятном отказе. Скорее Тоши подсознательно ощущался как запретная территория, а ссориться с Хаяши Хису совсем не хотелось. Конечно, между вокалистом и ударником не было ничего, кроме крепких дружеских отношений. Очень крепких, граничащих с фанатизмом. Но так рисковать тоже не хотелось. Если Хаяши пожелает, то он, Хис, может с лёгкостью вылететь из группы. И больше никогда не увидеть, не прикоснуться к любимому вокалисту. Поэтому Хироши продолжал тихо любить и страдать. Только вот постоянные прикосновения Деямы на концертах, когда тот стоял за спиной и вопил прямо в ухо, отнюдь не способствовали спокойствию, с которой Мориэ привык воспринимать выкрутасы судьбы. Огромных усилий стоило не сбиваться с ритма и продолжать играть. Мысли плавно перекатывались в голове, взгляд всё также блуждал по белоснежному потолку, алкоголь тёк по венам вперемешку с кровью и некоторой долей возбуждения, которым всегда сопровождались мысли о Тоши. Блаженную расслабленность прервал неожиданный звонок в дверь. Хис немного приподнял голову, с лёгким удивлением поглядывая в сторону прихожей и размышляя, не послышалась ли ему тихая трель дверного звонка. Однако перезвон повторился теперь более настойчиво. Хироши встал и, слегка пошатываясь, поплёлся открывать дверь раннему гостю, мысленно костеря его на все лады. Стоило только распахнуть дверь, как мысленный голос резко заглох. На пороге квартиры стоял объект всех мыслей басиста. Судя по внешнему виду Деямы, тот был ещё более пьян, чем Хис, который почти протрезвел от подобного потрясения. Хироши хотел было спросить, что Тоши забыл у него дома в столь ранний час, как Тошимицу рывком влетел в квартиру, захлопнув за собой дверь, и впился поцелуем в чуть приоткрытые губы басиста. Хис любил. Любил той любовью любого романтика, когда хочется не плотских утех, а ухаживаний, подарков, долгих прогулок по паркам и берегу моря, ресторанов и тихих разговоров, робких касаний и мягких, нежных поцелуев. Поэтому он был совсем не готов к тому, что Тоши вломится в его квартиру, будет грубо целовать, сдирая с него одежду, и до боли сжимать запястья, не давая сопротивляться. Тоши был резок и груб. Он до крови кусал губы басиста, оставлял багровые засосы на шее и груди, рвал на нём одежду, спешно раздеваясь сам. Когда Хис стал просить его остановиться, то тут же получил обжигающую пощёчину. Казалось бы хрупкий и невысокий вокалист сейчас был много сильнее самого Хироши, лишая того любой возможности сопротивления. — Тоши, не надо, — прошептал Хис, за что получил ещё одну пощёчину и удар живот, что заставило его согнуться пополам. Тоши, воспользовавшись дезориентированным состоянием Мориэ, перекинул его через плечо и понёс в спальню, где с силой бросил ношу на кровать. Хироши попытался отползти, хотел кричать и звать на помощь, но алкоголь и страх сделали его слишком слабым и беспомощным, чтобы он мог сделать хоть что-то. Тоши же не сильно заботился о его благополучии, сдирая с Хиса рваные джинсы вместе с нижним бельём и насухую входя в него до упора, вырывая громкий крик боли у всё ещё сопротивляющегося басиста. Из горла Хироши вырывались лишь громкие рыдания, слёзы текли по щекам, солью обжигая покрасневшие глаза. Ощущение полного бессилия, предательства со стороны любимого человека… Его мир рушился с каждым новым толчком, с каждым ударом ягодиц о бёдра Деямы, с каждым вскриком и всхлипом от очередной вспышки боли. А потом стало всё равно. Боль воспринималась не так ярко, слёзы редкими капельками скатывались на мятые простыни, а в груди раскрылась чёрная дыра, поглощающая все чувства, все эмоции, оставляя лишь горький привкус сожаления на искусанных, покрытых тонкой корочкой крови губах. Ещё несколько резких, рваных толчков и Тоши кончил в него. Хис лежал, совершенно не двигаясь, глядя в потолок и думая о том, что сегодня нет репетиции, это хорошо, значит можно, наконец, прибраться, ведь дома он бывает достаточно редко и на полках уже скопился приличный слой пыли. Тоши стирал с себя свою сперму и кровь Хиса его же футболкой. Хироши подумал, что эту футболку теперь остаётся только выбросить, настолько она была рваной. Деяма оделся и, бросив на Мориэ безразличный и абсолютно трезвый взгляд, ушёл, хлопнув дверью напоследок. Несколько часов Хис всё также лежал на кровати, осознавая, пытаясь понять, но все доводы рассудка упирались в толстую титановую стену, которую возвело сознание, запирая все эмоции и чувства в непроницаемую сферу, уничтожая того Хиса-романтика, который существовал ранее, и ставя на его место циничного и язвительного Хиса-реалиста, существовавшего в глубинах подсознания. К вечеру пришедший в относительно работоспособное состояние Хироши даже нашёл в себе силы сделать уборку, выбросив из квартиры всё, что могло напоминать о произошедшем ранним утром. Звонил Хиде, приглашая выпить и потусоваться, на что басист ответил уверенным отказом. Звонил обеспокоенный Хаяши, удивлённый такими резкими изменениями в поведении Мориэ. Звонил Пата, весь разговор с которым свёлся к нескольким простым фразам: «Всё нормально?» — «Да.» — «Отдыхаешь?» — «Делаю уборку.» – «Хорошо. До завтра.». Ему Хис был особенно благодарен, потому как ритм-гитарист единственный не устраивал получасовых допросов о состоянии басиста. Репетиции проходили как обычно. Хис полностью погрузился в работу, однако каждый в группе чувствовал напряжение, возникшее между ним и Тоши. Возможно, всё так бы и продолжалось, возможно, однажды они смогли бы снова нормально общаться, если бы Деяма не бросал на него похотливые взгляды, не пытался лишний раз коснуться его, и не шептал при каждом удобном случае, как здорово они провели то утро и не желает ли Хис повторить. Мориэ терпел, делал каменное выражение лица, тяжёлым взглядом оглядывая вокалиста, и презрительно кривился, вспоминая, как когда-то любил этого отвратительного человека. Но вместе с тем, тело каждый раз сводило от страха, что всё может повториться: и абсолютная беспомощность, и разрывающая боль, и ужасающая пустота в сердце. Страх достиг своего апогея, когда Тоши рывком прижал его к стене в одном из пустующих коридоров, жадно целуя. Хироши тогда боялся сделать лишнее движение, изо всех сил сжимая побелевшие губы и ещё сильнее вжимаясь в стену, желая уйти от прикосновений ненавистных, а когда-то столь любимых, рук. И он был безумно благодарен пареньку из стаффа, что-то забывшему именно в этом коридоре, и давшему Хису возможность сбежать. С тех пор Мориэ всегда носил длинные рубашки, скрывая специально приобретённый кинжал, прицеплённый к поясу брюк. Потребность защитить себя пересилила все доводы разума о том, что это не совсем законно, и он вряд ли сможет пустить кинжал в ход, но холодная сталь рукоятки, касавшаяся спины, успокаивала и придавала уверенности. Лето было в самом разгаре и радовало замечательной оптимально жаркой погодой. Небо было ярко-голубым, почти бирюзовым, лёгкий ветерок, изумрудная листва и радостные лица прохожих. В студии ещё никого не было, и Хироши решил скоротать время и отрепетировать новую партию, утверждённую вчера Йошики. Некоторое время Хис увлечённо наигрывал ритмичную мелодию, пока дверь не распахнулась, являя замершему Мориэ пошло ухмыляющегося вокалиста. — Хис, как мило, что ты пришёл. А знаешь, репетиции сегодня не будет… — Отлично, тогда я пойду, у меня есть ещё несколько дел, — предельно спокойно и безразлично ответил Хироши, изо всех сил заставляя голос не дрожать, и начал собираться, стараясь, чтобы это не было похоже на бегство. — Ну, куда же ты? Неужели бросишь меня здесь одного? – буквально пропел Деяма, медленно и угрожающе приближаясь. – Моя милая шлюшка… Хис резко повернулся к Тоши, заставляя того удивлённо отпрянуть. — Шлюшек не берут силой, они отдаются добровольно, им всё-таки за это деньги платят. — Тебе нужны деньги? — Мне нужно, чтобы ты отстал от меня. — Да что ты говоришь? – язвительно пропел Тошимицу и двинулся к Хироши. Одно ловкое, выверенное движение и Тоши замер, почувствовав холодную сталь у горла. — Только подойди ко мне, и я нашинкую из тебя салат, — голос обрёл уверенность, страх отступил, а Хис нашёл в себе силы гордо расправить до этого сжатые плечи. — Этой зубочисткой? — Поверь, это очень острая зубочистка, а в умелых руках даже иголка превращается в смертельное оружие. Это была его маленькая тайна. А если сказать точнее, маленькая тайна их семьи, где умение обращаться с кинжалами передавалось от отца к сыну. А Хис оказался очень способным учеником. — Эй, что здесь у вас происходит?! Тоши и Хироши резко повернулись к застывшему в проёме двери Хаяши. Тот переводил строгий взгляд с одного на другого, пытаясь выяснить, кто же начал первым. — Не сошлись характерами, — буркнул Мориэ и как можно быстрее выскользнул из помещения, не обращая внимания на что-то кричащего ему вслед Лидера. Не смотря на столь прекрасную с утра погоду, к вечеру поднялся сильный ветер, пригнавший с запада тяжёлые грозовые тучи, и полил дождь. В комнате было холодно, от гулявшего по ней сквозняка, но почему-то ужасно не хотелось закрывать окна. Почему-то хотелось замёрзнуть так, чтобы не чувствовать тела, чтобы заморозить память. Которая предаёт. Которая всё ещё помнит едва заметные касания во время концертов, ничего не значащие разговоры ни о чём, едва ощутимую заботу. И любовь, которая родилась из этих прикосновений, разговоров и тепла.