Апрель, 1923

В комнате сгущались сумерки, но зажигать свет никто из них не спешил. Жан сидел на кровати, Марко — на стуле у окна. Между ними на бюро лежали фотографии Эрвина Смита. Совершенно безобидные снимки, которые даже светскую хронику не могли бы заинтересовать: в конце концов, каждый белый американец имеет право голосовать, носить оружие и зайти в ресторан поужинать. Вряд ли Малкольма Стаута убили именно из-за этих фотографий. Стаут следил за Смитом и собрал какой-то другой компромат, из-за которого и получил пулю в грудь. — Он сегодня выступает по радио, — сказал Марко, не отрывая взгляда от окна. — Анонс передавали еще полторы недели назад. Смит должен говорить о том, как сократить число грабежей. Я хотел послушать. — Можем включить. — Да нет. Теперь-то уже зачем? Жан обхватил себя руками, похлопал по плечам, чтобы согреться. В комнате было холодно; хотелось заварить чаю, забраться под одеяло, но все эти действия были слишком обыденными. Разве чаепитие — подходящее занятие перед лицом смертельной опасности? — Помнишь, ты вчера говорил, что Шадис кому угодно мог звонить, даже Заклею? — продолжал Марко. — Я тут подумал. Наверное, лучше бы это действительно оказался Заклей. — Прости, — сказал Жан. — Наверное, это я виноват. Надо было послушаться Доука. Марко подпер подбородок ладонью и прижался лбом к стеклу, разглядывая что-то на улице. — Нет. Мы оба хороши. Я тоже никого не слушал. Знаешь, я до последнего был уверен, что Доук говорил о Ривае. Помнишь, Ханджи рассказывала, как они начинали все вчетвером? — Думаешь, Ривай Аккерман и Эрвин Смит действовали сообща? Марко пожал плечами и тут же поморщился от боли. — Да, наверное. Они давно знакомы, может быть, до сих пор друзья. У Смита был мотив, у Ривая Аккермана — возможность отправить нас к Кэрри, а потом подставить. Вот только ума не приложу, зачем нужна была такая сложная комбинация. Если он хотел от нас избавиться, то мог бы направить по ложному следу или вовсе пристрелить в какой-нибудь подворотне. Да и к Брауну Смит вряд ли пошел бы лично. Хотя кто знает. Жан поднялся и тоже остановился у окна, прислонившись спиной к откосу. — Марко, как ты думаешь, кто из них прострелил Шадису колени? Марко поднял на него усталые больные глаза. — Не знаю, Жан. Правда. Может быть, они сделали это вместе. Жан зажмурился. У него больше не осталось сил на страх; на место паники и ужаса приходила тупая апатия. Он думал о том, что их ждет — и ему казалось, будто он перебирает карточные расклады. Может выпасть десятка или туз, может прийти дама. Их могут покалечить, как Шадиса — если, конечно, им очень повезет. Ну а если не повезет… Что чувствуют люди, когда их ноги заливают цементом? — Что… — Голос сорвался, пришлось прокашляться и начать снова: — Что нам теперь делать? — Ничего, — откликнулся Марко. — Ждать. За нами скоро придут. Он коротко кивнул на окно, и Жан, проследив за его взглядом, увидел у соседнего дома мужчину в темном плаще. Мужчина курил и не отрываясь следил за их окном. Жан нахмурился. Соглядатай был один, а их двое — они еще могли сопротивляться. Сбежать, устроить перестрелку, если их станут преследовать. В конце концов, в этом городе каждый день стреляли. Пулей больше, пулей меньше, какая разница? Жан уже готов был сказать об этом Марко, но потом вспомнил, что от Эрвина Смита они все равно далеко не убегут. А даже если и убегут, здесь, в Нью-Йорке, у него оставалась мама. Марко смотрел на улицу и о чем-то думал; может быть, тоже вспоминал о родных или размышлял о том, как глупо они влипли. Если их отправят на корм рыбам, надо будет попросить, чтобы его залили цементом и скинули в воду первым, рассеянно подумал Жан. Ривай приехал за ними полчаса спустя. Дверь бесшумно отворилась, и его невысокая фигура появилась на пороге. Лица его видно не было — они так и не включили свет. Наверное, стоило что-то сказать или хотя бы встать навстречу, но Марко продолжал сидеть — и потому Жан тоже не двигался с места. — Добрый вечер, молодые люди. — Голос Ривая, холодный и бесстрастный, разносился по комнате. — Не хотите ли прокатиться? — Мы можем отказаться? — спросил Марко. Свет уличного фонаря падал на его лицо, освещая левую половину; правая терялась в тенях, и контраст создавал пугающее потустороннее ощущение. Ривай чуть слышно усмехнулся. Он подошел к столу, небрежно сгреб фотографии и сложил обратно в конверт. — Конечно. Хотя если вы спросите моего мнения, то я бы вам не советовал. Да — оружие можете оставить здесь. Они с самого начала не слушали ничьих советов — наверное, сейчас поздно было начинать. Но Марко вытащил из кобуры револьвер и положил на подоконник; встал, надел плащ и взял с бюро шляпу. Жан поднялся следом. Они в молчании вышли. Авто Ривая — черный паккард, на блестящих лакированных боках которого не было ни царапины — стоял припаркованный на противоположной стороне улицы. Прежде чем сесть в машину, Жан оглянулся и тут же пожалел об этом. Меблированные квартиры на Пятьдесят третьей улице не заслуживали того, чтобы стать последним, что он увидит перед смертью. Ривай завел мотор и мягко тронулся с места. — Жаль, — заговорил он, и в его тоне Жану действительно послышалось сожаление, — что так вышло. — Как — так? — спросил Марко с заднего сиденья. Они свернули на Девятую авеню и двинулись в сторону залива. Наверное, было бы здорово прокатиться по Бродвею или проехать мимо Центрального парка — но не просить же ради такого заложить крюк. Ривая поправил зеркало заднего вида, немного приоткрыл окно, впуская в салон холодный вечерний воздух. — Ничего личного, молодые люди. Поверьте, вы мне даже нравитесь. Вы проявили себя неплохими сыщиками в этом деле. Впрочем, будем честны друг с другом: вам просто повезло, что фотографии Стаута попали к вам в руки. Или не повезло. Это смотря с какой стороны посмотреть. Они свернули на Гудзон-стрит, потом на Бликер-стрит, а потом Жан перестал следить за дорогой. — В любом случае, — продолжил Ривай, — я не хотел бы вас убивать. — Спасибо, — сказал Марко. — Нам приятно это слышать. Зачем тогда вы хотели подставить нас у Кэрри? Паккард выехал на мост. — Ах, это. Считайте, что это была маленькая проверка на прочность. Я не собирался вас подставлять, мне просто нужно было убедиться, что вам не придет в голову брать Райнера Брауна живым. Небольшая перестрелка должна была направить вас на правильный путь. Кто мог подумать, что даже это не сразу заставит вас стрелять на поражение. В общем-то, если призадуматься, убей вы тогда не только Леонхарт, но и Брауна, ничего этого бы не произошло. Ривай покачал головой и плавно затормозил у одной из безлюдных бруклинских пристаней. Они приехали. Неподалеку, всего лишь в нескольких минутах езды отсюда, они вчера встречались с Бертольдом Гувером. Ривай провел их мимо складов и ангаров и вывел на пристань. Там у самой кромки воды их ждал Эрвин Смит. В отличие от Ривая, он казался выше, чем на фотографиях. Черно-белые изображения не передавали того ощущения опасности и власти, которое от него исходило. Оно выплеталось из тонкого запаха одеколона, из безупречной осанки, небрежной расслабленной позы. Эрвин стоял вполоборота, высматривая что-то на противоположном берегу, и отблески манхеттенских огней ложились на его лицо. Услышав шаги, он обернулся. — Мистер Ботт, мистер Кирштайн, добрый вечер. Чудесная погода, не правда ли? — Он был безукоризненно вежлив. Ривай пересек площадку и встал рядом с ним, убежденный, что его попутчики уже не сбегут. — Добрый вечер, — произнес Марко. Эрвин улыбнулся. — Рад познакомиться с вами, джентльмены. Должен признать, вы проделали впечатляющую работу. Вот уж не думал, что меня могут раскрыть двое младших детективов. Прекрасно, просто прекрасно. Не поделитесь, что именно заставило вас вернуться к Малкольму Стауту? — Повезло, — сказал Марко и улыбнулся в ответ. — А может, и не очень. Это смотря как посмотреть. Жан украдкой облизнул пересохшие губы. Он был благодарен Марко, что тот взял этот разговор на себя: сам Жан едва ли сумел бы сейчас держаться так спокойно. — Вот оно что, — с пониманием протянул Эрвин. Он слегка склонил голову набок, разглядывая собеседника. — Не хотите выдавать своих информаторов? Похвально. — Спасибо, сэр. Подите к черту, сэр, подумал Жан. Хватит уже тянуть кота за хвост, вы же нас не для того сюда притащили, чтобы мило поболтать. Ривай, воспользовавшись паузой в разговоре, протянул Эрвину конверт с фотографиями Малкольма Стаута: — Вот, возьми. Ничего существенного, какая-то мелочь. Эрвин наполовину вытащил снимки и быстро просмотрел. — В самом деле, — согласился он. — Жаль, что этого хватило, чтобы составить неверное впечатление. — Неверное впечатление? — выдохнул Жан прежде, чем Марко успел его остановить. — Да о чем вы вообще говорите?! Может, резня в «Марии» началась не по вашей вине?! Голос срывался; забывшись, Жан шагнул вперед, сжал кулаки. Оружия у него не было, но вдруг он сумеет хотя по съездить по морде этому лощеному ублюдку? Эрвин Смит мягко, снисходительно улыбался. — Неверное впечатление, — начал он, — заключается в том, что вы и ваш друг Марко Ботт решили, очевидно, будто смерть Малкольма Стаута была моей целью. Это не вполне так. На самом деле я стремлюсь к тому же, к чему и вы. К спокойной и безопасной жизни в этом городе. К несчастью, не всегда путь к цели бывает коротким и прямым. — Это каким же путем надо двигаться к безопасной жизни, чтобы по дороге перестрелять почти тридцать человек? — спросил Марко. Краем глаза Жан видел его плотно сжатые губы. Эрвин со вздохом развел руками: — Мы живем в непростое время, мистер Ботт. Городом заправляют гангстеры, а полиция, как вы и сами прекрасно знаете, способна только ловить карманников да сажать мужей, которые по пьяной лавочке кидаются с кулаками на своих жен. Нисколько не умаляю важности этих дел, но вы же сами понимаете: этого недостаточно. Я хочу очистить Нью-Йорк от бандитов. Если для этого мне самому придется на время выйти за рамки закона, путая их карты и стравливая их между собой, пусть так и будет. Мистер Стаут, как вы уже догадались, собирал на меня компромат и грозил вывести на чистую воду. Не думаю, что в итоге меня бы посадили, но на моей репутации был бы поставлен крест — а это означало бы крах моего плана. Мне пришлось пожертвовать мистером Стаутом и еще двадцатью шестью постояльцами гостиницы «Марии» ради того, чтобы спасти сотни и тысячи нью-йоркцев. Когда-нибудь, возможно, я предстану перед лицом закона и отвечу за свои преступления — но не раньше, чем выполню свой долг. Его голос разлетался над водами залива. Эрвин Смит пугал и завораживал одновременно, и Жан не знал, что сейчас чувствует: отвращение или восторг. — Зачем вы нам это рассказываете? — пробормотал он. — Мне нужны люди, — ответил Эрвин. — Смелые, умные, преданные. Радеющие за справедливость. Вместо того чтобы мешать друг другу, мистер Кирштайн, мы могли бы сотрудничать. Подумайте об этом хорошенько. Жан застыл. Сказанное с трудом укладывалось в голове: Эрвин Смит готов оставить их в живых? У них есть шанс спастись, а не отправится на дно с цементной гирей на ногах? Так, может быть, им в самом деле стоит… — Кто убил Малкольма Стаута? — неожиданно спросил Марко. — К Брауну, очевидно, ходил капитан Аккерман, вы бы вряд ли стали показываться исполнителям. А кто убил Стаута? Эрвин окинул его задумчивым взглядом, словно решая, отвечать или нет. — На встречу с мистером Стаутом ходил я, — наконец произнес он. — Признаюсь, я надеялся, что мы сумеем договориться, и дело не дойдет до крайних мер. Так же, как и сейчас. Итак, мистер Ботт, мистер Кирштайн, ваш ответ? — Нет, — твердо произнес Марко, и Жана тряхнуло как от удара. Принципы. Чертовы принципы Марко, которыми тот никогда бы не поступился. Как будто хотя бы раз в жизни нельзя было сделать исключение! А впрочем, решил Жан, так правильно. Его Марко всегда оставался верен себе. — Нет, мистер Смит. Я уважаю вашу цель, но я никогда не буду сотрудничать с больным ублюдком, по желанию которого было убито почти тридцать человек. Я отклоняю ваше предложение. Он все время говорил «я», как будто Жан мог решить иначе. Бросить Марко погибать одного. И это, конечно, было несусветной глупостью — в сто раз глупее их дурацкого желания влезть в эту авантюру. — Мы, — вытолкнул Жан. — Мы отклоняем. Марко обернулся, мотнул головой — то ли отговаривая, то ли отказываясь верить. Вот дурак, подумал Жан. Ему самому было плевать на принципы и идеалы. Прав был Шадис: все, чего хотел Жан, — это новенький форд и приличное жалование. Вот только без Марко и форд, и жалование, и все сокровища Нового Света были ему ни к чему. Ривай беззвучно выругался сквозь зубы; он смотрел на Жана и Марко как на помешанных, собиравшихся сигануть вниз с карниза десятого этажа. Эрвин сокрушенно покачал головой. — Мне очень печально это слышать, господа. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу вас отпустить просто так? — Он неторопливо вытащил револьвер и направил на Марко. — Ривай, не мог бы ты, пожалуйста?.. Ривай скользнул в тень и через секунду вернулся с тремя алюминиевыми тазами, мешком цемента и ведром воды; уверенными движениями принялся замешивать в одном из тазов раствор. — Вы можете попытаться бежать, — сказал Ривай, — но на вашем месте я бы не стал этого делать. Дернетесь с места — и мы прострелим вам ноги. Вы ничего не добьетесь, только агония продлится дольше. Если хотите, можете пока помолиться. Я подожду. Жан хотел, но все молитвы выветрились из головы. Оставалось только стоять и тупо смотреть, как Ривай орудует деревянной лопаткой. — Ну вот, готово. Кто первый? — Я, — сказал Марко и шагнул вперед. Жан уставился на его спину, хлопая глазами и хватая ртом воздух. Нет, нет, так дело не пойдет. Он не желает смотреть, как умирает Марко. Это его должны первым сбросить в залив. — Нет! — выкрикнул он, и голос сорвался в визгливый фальцет. Ривай удивленно нахмурился, Эрвин с интересом хмыкнул. — Нет, я! Я буду первым, не трогайте Марко! Нет… — Нет, — раздалось сзади, и Жан обернулся. В проходе между двумя ангарами стоял человек, которого никто из них не ожидал здесь увидеть. — Нет, Эрвин, — веско повторил Найл Доук. — Никто из них не будет первым. Ты отпустишь моих парней. — Найл… — начал Ривай, но Доук оборвал его: — Рад видеть тебя, Ривай, но сейчас я разговариваю не с тобой. Эрвин? Эрвин Смит не спешил с ответом. Не опуская револьвер, он смотрел на Доука, словно это была игра в гляделки, и так продолжалось целую вечность. Жан задержал дыхание. Мир сошел с ума, перевернулся с ног на голову: шутка ли, сначала Эрвин Смит хочет закатать их в цемент, а потом Найл Доук, вечно осторожничающий, нервный капитан Доук, который беспокоится только о своей семье, появляется, чтобы их спасти! Жану ничего не оставалось, кроме как сосредоточиться на том единственном, что оставалось неизменным. На Марко, который стоял прямо перед ним. — Найл, — произнес Эрвин, — ты ведь понимаешь, что… — Да, Эрвин. Я все улажу, не беспокойся. Ты же меня знаешь. А теперь отпусти их, пожалуйста. Меня ждут дома к ужину. По всему выходило, что слова Найла для Эрвина Смита должны были значить не больше пустого звука. С чего вдруг заместителю главы полиции прислушиваться к просьбам какого-то начальника участка? — До свидания, Найл, — сказал Эрвин и медленно убрал оружие в кобуру. — Передавай привет Мари. Наверное, Найл что-то ответил. Жан не слышал: от нахлынувшего облегчения его повело. В ушах зашумело, ноги принялись сами собой выписывать кренделя. Если бы не Марко, вовремя подхвативший его за локоть, он упал бы прямо посреди доков. Он не помнил, как они дошли до машины; как его затолкали на заднее сиденье и тронулись с места. Очнулся Жан только двадцать минут спустя, когда они ехали по Манхэттену. — Спасибо, капитан, — хрипло сказал он. Найл оставил его реплику без внимания, и тогда в разговор вступил Марко. — Капитан, как вы нас нашли? — Было бы что искать, — фыркнул Найл. — Я заглянул к вам после службы, проверить, не пришла ли вам в голову очередная опасная глупость. Вас не было, хозяйка видела, как за полчаса до этого вы уходили с Риваем. Дальше все было просто. Они приближались к Адской кухне, и Жан рассчитывал, что Найл высадит их где-то в районе Десятой авеню, но тот гнал дальше. Мимо крошечных сквериков и магазинчиков, мимо маленьких варьете и унылых многоквартирных домов, к набережной Гудзона. В зеркало заднего вида Жан видел верхнюю половину лица Найла: сощуренные глаза, напряженную складку между бровей. — И вы… — Марко замолчал, подбирая нужные слова. — Капитан, вы готовы покрывать Эрвина Смита? В зеркале отразился быстрый острый взгляд Найла. — Хочешь, чтобы я пожалел о том, что вас спас? — спросил он. — Да, Ботт, готов. Мне не нравится то, какими методами он борется с преступностью — но он единственный, кто действительно с ней борется. Кроме Эрвина Смита, у этого города больше никого нет. Мы оба знаем это, и я, и Ривай. Поэтому Ривай на стороне Эрвина. И я когда-нибудь окажусь на стороне Эрвина – или посажу его на электрический стул, если он зайдет слишком далеко. Автомобиль затормозил у причала, от которого ходил паром. — Кирштайн, — обратился Найл к Жану, — вылезай. Жан вылез, не удивляясь приказу и не задавая вопросов. Чуть поодаль несколько человек ждали последнего рейса на другой берег; если бы не они, Жан решил бы, что Найл хочет сам их утопить. Найл тоже вышел из машины и кивком указал на водительское место: — Садись. Ну? Что ты на меня уставился, Кирштайн? Садись за руль! Жан сел, положил руки на колени, ожидая дальнейших указаний. Найл выругался сквозь зубы и захлопнул дверцу. — А теперь, — склонился он к окну, — проваливайте отсюда, оба. Чтобы духу вашего в Нью-Йорке не было. Катитесь на Аляску, в Канзас, в Волшебную страну, в Мексику — мне все равно! Только не вздумайте еще хоть раз в жизни попасться Эрвину Смиту на глаза. Ясно?! — Да, капитан, — хором выдохнули Жан и Марко. — Отлично. Деньги за машину переведете на мой счет в банке. Будем считать, что я вам ее продал. За полцены. Я очень добрый сегодня. — Капитан, — позвал Марко со своего места, — почему… Почему вы делаете все это для нас? Найл вздохнул. — Считайте, вашим родителям повезло, — сказал он, — что у меня тоже есть сыновья. Паром подошел. Все, поезжайте. Кирштайн! Не разбей машину. Найл похлопал по капоту, и они тронулись, вместе с остальными пассажирами подтягиваясь к парому. Доски скрипели под колесами, сбоку покачивался фонарь. От воды тянуло холодом; Жан поднял окно и уставился на руль. Ему не хотелось вспоминать о существовании Гудзона. К счастью, переправа была недолгой. Через полчаса они съехали на берег в Нью-Джерси. Можно было остановиться в какой-нибудь небольшой гостинице, отдохнуть и продолжить путь завтра. Вместо этого Жан нажал на педаль газа, и автомобиль — только теперь он разглядел, что это форд, и подивился иронии судьбы — помчался вперед через сонный ночной город. — Куда мы едем? — спросил Марко, когда они миновали пригороды. Это был хороший вопрос. Самым верным ответом на него стало бы «Куда глаза глядят» или «Подальше от этого проклятого города». Жан на секунду задумался. — На запад, — сказал он и переключил передачу. — В Калифорнию. Знаешь, пальмы, пляжи, кинозвезды. Познакомимся с Мэри Пикфорд. На секунду оторвавшись от дороги, он бросил взгляд на пассажирское место. Марко сидел, уронив голову на грудь; шляпа скрывала лицо, плечи мелко тряслись. Сперва Жану почудилось, что он плачет, но на самом деле Марко смеялся. — Мэри Пикфорд! — веселился он. — Скажешь тоже. Может, мы еще и сами актерами заделаемся? Нью-Джерси остался позади, и теперь перед ними расстилалась ровная серая лента дороги. На темном бархатном небе горели крупные звезды, каких было не увидеть в Нью-Йорке,а где-то там, впереди, их ждала новая счастливая жизнь.