Die Farbe der Hoffnung

Узкой дорогой вдоль раскинувшейся многолетней листвы, принимая в свои зелёные объятия заходящий огненный диск с играющими между веток золотистыми струями солнца, пролетала белая стрела с ярко-красной полосой на гладком железном боку — интерсити-экспресс, стремительно мчащийся по своей неизменной дороге в пункт назначения. Солнце заглядывало в окна немецкого скоростного поезда, заигрывая с лениво развалившимися на мягких сидениях пассажирами, дабы, утомившись от бесчинствующего танца на до блеска начищенной металлической окаймовке стола, разлиться теплотворным светом на лицах людей. Для этого времени года оно было слишком живительным и тёплым, чтобы отказать себе в удовольствии, расправив плечи и прикрывая в наслаждении глаза, окунуться в тесном помещении ещё раз в бодрящие согревающие лучи. Девушки, вальяжно откинувшиеся на синие спинки велюровых кресел, и мужчины, на секунду погрузившиеся в умиротворяющую атмосферу — все они, независимо от возраста и социального статуса, ловили подрагивающими ресницами ласковый отголосок прошедшего лета. В особенности этой, нежданно подаренной негой, приветливо пропитывающей холодный, будто стерилизованный воздух бездушной машины, наслаждался один человек, чей задумчивый взгляд был устремлён на расчищенное голубое небо. В его руках покоились солнечные очки — «авиаторы», так выгодно подчёркивающие на смуглом лице чётко обрисованные высокие скулы. Прикрыв на мгновение глаза, молодой человек встряхнул головой, вероятно, скидывая временно нашедшее наваждение и рассыпая по плечам выгоревшие на жарком августовском солнце пепельные пряди светлых крашеных волос. Плавные размеренные движения — и прямые непослушные волосы уже связаны в тугой хвост, открывая возможным наблюдателям переливающееся на солнце украшение в правой мочке уха — миниатюрную серёжку в виде крестика, украшенного тёмно-бордовыми рубинами. Сочные благородные камни идеально гармонируют с чайными глазами, на которые уже надвинуты солнечные очки, отгораживая своего носителя от чар воспоминаний, подаренных то ли дыханием природы, то ли меланхолией приближающейся зимы, а в изящной руке с довольно тонким запястьем, украшенным несколькими кожаными браслетами, покоится порядком подержанный телефон. — Да, это я. Я еду домой. Нет, уже на месте расскажу, что в банке сказали. Это не телефонный разговор, — слова прозвучали тихо и спокойно, не теряя при этом свой волевой окрас. Так привыкли разговаривать люди, обладающие недюжинным терпением, но не терпящие медлительность и заторможенность в остальных, знающие цену времени и деньгам, особенно когда вторая составляющая выходит из первой. А ещё такой тон проявляется, когда из-за навалившейся усталости нужные фразы ускользают из с трудом сооружённой мысли, как солнечные лучики, недавно покоившиеся на поцарапанной поверхности синего мобильного телефона. — Почему не домой? — паузы между брошенными предложениями становятся всё длиннее, а улыбка всё более кривой, оставляя неглубокую бороздку в правом уголке губ. — А куда мне ехать? И что мне делать в офисе? И это жизненно важно — забрать документы именно сегодня? Ладно, ладно, не тараторь, я буду минут через сорок. Нужная станция — и толпа людей бойко вываливается из вагона, теряясь в какофонии звуков и хаотичности действий — мужчины, бодро спрыгивающие с невысоких ступенек и помогающие хрупким девушкам снести их громоздкие чемоданы, и дамы, с благодарной улыбкой принимающие помощь сильного пола. — Вам помочь? — на утвердительный кивок юной особы молодой человек с пепельными волосами и в солнечных очках, не прилагая особого усилия, приподнимает небольшой матерчатый чемодан, помогая спустить его вниз. Натянувшаяся белая рубашка так дерзко демонстрирует краснеющей девчонке перекатывающиеся, но не сильно выступающие мускулы. — Спасибо, — одно слово срывается с робких девичьих губ, ещё до того, как молодой человек, расплываясь в белоснежной улыбке, успевает подхватить небольшую белую спортивную сумку с двумя чёрными полосками и, закинув её на плечо, сбежать с мраморных, ведущих к выходу ступенек. Жёлтое такси несётся по пустой трассе на полной скорости, оставляя за собой девственно-радужную природу и вливаясь в однотонно-серое человеческое место обитания. Вся поверхность расстилающихся вдоль автобанов полей приобретает всё более точёные черты, правильные углы и ровные линии, представляясь светло-золотым океаном — искусственно выведенным и вымученно-опустошённым. Но несмотря на скупость красок, этот мир кажется более живым, чем тот, раскрашенный миллионами различных оттенков и цветов. На заднем сиденье летящей машины настолько просторно и удобно, что даже отвлекающие посторонние звуки вводят в лёгкий ступор, сменяющийся медленно приходящей дрёмой. Сквозь тонкую рубашку с расстёгнутой верхней пуговицей ощущается равномерное дыхание спящего молодого человека, а сдвинутый рукав обнажает дорогие серебряные часы с несколькими красными рубинами на циферблате. Под стать крестику в ухе, прикрытому сейчас выбившимися из хвоста локонами. — Молодой человек, мы приехали. — Вид знакомого квартала в свете неоновых огней и искусственного освещения выводит из сна быстрее, чем голос таксиста. Уже пару лет назад это место стало фактически домом, видоизменяясь лишь в деталях, чтобы вместе с трансформирующимся городским пейзажем изменить и темп жизни входящего в высотное здание мужчины. — Здравствуй, Стефан. — Тихий бархатный голос выводит уткнувшегося в голубой экран мужчину на ресепшн из оцепенения. Он улыбается знакомому человеку искренне, хотя знает он модно одетого парня всего несколько лет, намного меньше, чем всех остальных тружеников этого славного офисного центра. — Кто играет? Ливеркузен? — Да разве это игра?! — ухмыльнувшись на эмоциональное замечание, молодой человек ловко подхватывает брошенные охранником ключи, направляясь к алюминиевым дверям лифта. — А вы, кстати, что в такой час пришли? В вашей конторе уже никого не осталось. В такое-то время все уже по домам разбежались. — Да жена позвонила, она в офисе кое-какие документы забыла. Вот, попросила забрать, — блондин подбрасывает ключи в ожидании вызванного лифта и криво улыбается. Даже в солнечных очках у него довольно уставший вид. Но именно вечное дружелюбие, так плохо увязывающееся с его хлёстким прямым взглядом и приятным мелодичным акцентом, делает этого человека настолько завлекающим, вызывая жгучий и чаще всего необоснованный интерес к его личной жизни, — по-крайней мере, она попыталась это так преподнести. — Да, ваша «правая рука» вечно что-то оставляет. То за зонтиком, то за перчатками забежит. Забывчивая она у вас. — Ага, особенно тогда, когда ей это нужно, — уже себе под нос пробормотал блондин, входя в раскрывшиеся двери. Он стоит перед дверью в офис уже несколько секунд, набираясь сил, чтобы с лёгкой, ничего не значащей улыбкой на губах войти в бюро. В нём темно и на удивление тепло. Характерный щелчок — и строго обставленное помещение озаряется не только ярким режущим глаза светом, но и воплями знакомых голосов: — Сюрприз!!! Плакаты с пожеланиями и цифрой «30», разноцветные шарики, как на детском празднике, и сбивчиво поющие «Happy Birthday» уже порядком захмелевшие пять человек. Блондин натянуто улыбается, и сумка с глухим звуком падает на синий ковролин. Поздравления, объятия друзей и милого существа, на ресницах которого блестят жемчужные слёзы. Через полчаса друзья и сослуживцы в одном лице расходятся, оставляя после себя бумажные тарелки и полупустые бокалы с шампанским. А он проходит в свой кабинет, находящийся в конце коридора, и, притворив за собой дверь, с облегчением падает в кресло. Откинутая на спинку голова с полуприкрытыми глазами, длинные ноги, закинутые на стол, и улыбка, медленно сходящая с красивого лица. Но долгожданный покой длится всего один миг. Дверь раскрывается, и в появившемся просвете вырисовывается хрупкий силуэт. — Давид, что случилось? Девушка приближается неуверенно к столу своего шефа, в её огромных глазах горит огонь беспокойства и участия. — Что, переговоры в банке не очень хорошо прошли, да? А он молчит, всё так же раскованно расположившись в широком кожаном кресле. Всего секунда повисшего молчания, и его голос раздаётся так же умиротворяюще, как обычно. Только вот глаза, в которых она читала, как в открытой книге, уже прикрыты: — Нет, Зося, всё нормально. — А если честно? — А если честно, то нам отказали в кредите. А без него фирма долго не протянет.