2018 S1NCE

Билл вынимает целый первый ряд, и Стив смотрит зачарованно, точно ему позволили войти в тайную библиотеку, открывающуюся рычагом из факела на стене. — Что у тебя там? Треск! Что-то идет не так, и пыльные кассеты из богом забытых недр шкафа небрежно сыплются на пол, Билл шипит себе под нос какое-то ругательство, слезает со стула и вытирает руки об штаны — а ведь когда-то Стиву и представить было сложно, как кривится от недовольства это детское лицо. Стив хватает его подбородок и притягивает к себе. От гнева у Гейтса темнеют глаза — это схоже с рождением шторма из спокойных доселе глубин. Стив выдыхает. Билл отворачивается. — Я так долго не доставал ничего оттуда, — он бережно берет одну из кассет и проводит рукавом рубашки по обложке — невиданная для чистюли Гейтса неприхотливость. — Это — «Бэмби». — «Бэмби»? В самом деле? Стив не сдерживается от удивленного смешка — глубоководное чудище вновь поднимает на него свой взгляд и улыбается вежливой, тонкой улыбкой — это чтобы виднелись зубы. И почему он, Стив, не может быть осторожнее?.. . . . Конечно, когда Джобс усмехается, Биллу кажется, что он ошибся — ошибся фатально и унизительно, дрожь пробегает по его спине, но потом Стив кладет туда руку и волна мурашек останавливает свой безудержный крестный ход. О, это странно, чертовски странно: показывать заклятому врагу то, что не видели ни Аллен, ни Балмер, но, в конце концов, они живут не в диснеевском мире, а эта неприязнь, пронизывающая каждую клеточку тела… затягивает. Да, затягивает: Билл ненавидит рисковать, а Стивен Джобс ненавидит «Дисней» — потому что «золотой век прошел», потому что «мы можем лучше… теперь, когда у нас есть компьютеры»; Билл ненавидит рисковать, но все-таки показывает Стиву секретную полку в своем шкафу для кассет. И Стив сначала усмехается, а потом сидит, утирая красные, подпухшие от слез глаза, — они смотрят «Красавицу и Чудовище». И Билл помнит, как в детстве наслаждался мрачными планами чудовищного особняка... Безусловно, это всегда были красивые, глубокие истории, отточенные тысячелетиями, переходившие из уст в уста, облачающиеся в новый наряд в зависимости от времени и места, — это были красивые, глубокие истории, те, которые рассказывал «Дисней», и Билл всегда ценил их... Но не плакал. . . . Стив вспоминает, как они стояли в офисе на виду десятков людей и кричали о «Ксероксе» и ворованных телевизорах, и от этого соляной комок слез подкатывает к горлу. Он представляет себе маленького Билли, сидящего на коленях перед видеопроигрывателем, маленького Билли, сосредоточенно, завороженно наблюдающего за безумной волшебной сказкой с предрешенным (и страшным) концом; маленького Билли, в чьих глазах еще не вздымаются из морских пучин пасти древнего адского монстра. Стив складывает руки в молитвенном жесте — не пальцами к пальцам, как правильно, а ладонью к ладони — точно-точно, в молитвенном жесте, не для Кали, не для Кришны, а для… Стоп. Все сбитые слезные мысли плетут грубый тяжелый клубок. Кому он сегодня молился? Кому он молился вообще?.. . . . — Билли, ты веришь в вечную любовь? Гейтс дергает головой (она перекатывается с одного плеча на другое подобно бильярдному шару) и лучезарно улыбается. Они говорят на следующий день, глядя через огромные прозрачные окна на бескрайние пшеничные поля, и это их место: оно принадежит им своим земляным телом и своим солнечным утренним духом; Стив заваривает кофе. На нем ничего нет, кроме легких шортов, а Билл облачен полностью, точно католический священник. Он поправляет на своей черной, как ночь, толстовке слишком длинные рукава. Он вдыхает совсем чужой запах и готовится уходить. Вопрос летит в спину, а сам Стив, бросив его, возвращается. Садится напротив и даже дает Биллу чай. — Если я люблю «Дисней», это не значит, что я живу в сказке. — С одной стороны, я этому рад, а с другой… — Стив беспомощно смотрит на Билла, раскрывшего ему свой секрет, и, кажется, раскрывает сейчас один маленький-маленький свой. Билл знает, что демон в его глазах сейчас ласков, доволен и сыт. Оттого они голубые. Голубые, как небо сегодняшним утром. Билл улыбается шире. . . . — Впрочем, я не говорил, что я не люблю сказки вообще. В них всегда предсказуемый конец. — И тебе это правда нравится? — Знаешь ли… более чем! Билл обнажает весь рот.