Видения страшные рвут на куски,
Обезображенное ужасом лицо.
Ты давишь пальцами на вспухшие виски,
Следя за тем, как тухлое мясцо
Гуляет по миру, вершит суды,
Решает судьбы тысячи людей,
Внедряя в разумы прогнившие винты
Своих позиций: жёстче и подлей.
Тебе так хочется куда-нибудь уйти,
Забыться в тёплой неразумной синеве,
Но общество опять пытается снести
Хрупкие стены, что скрывают душу, как во мгле.
Ты не стремишься что-нибудь менять:
Бессмысленная трата времени и сил.
Тебе лишь хочется хоть чуточку понять,
Зачем на свете ты всё это время жил.
Они уже и не помнили, когда и как оказались в этом месте. Кажется, с того времени прошла не одна сотня лет. Парень, прикованный к камню, и волк, что всё это время за ним наблюдал. А иногда и не только наблюдал. В особенно холодные зимние ночи зверь позволял себе приближаться к подозрительному, но однозначно пленившему его душу субъекту, и сворачивался клубком у его ног. Несмотря на наготу рыжего создания, от него всегда веяло теплом, а иногда и жаром. В отличие от камня, на котором парень сидел, словно приговорённый к смерти каторжник на электрическом стуле. Каменистая поверхность сомнительного предмета оставалась покрытой тонкой коркой льда даже в самые знойные летние деньки.
Но обычно зверь всё же старался держаться от обнажённого парня на определённом расстоянии, бесцельно наворачивая круги вокруг его лесной обители и мучаясь от периодически возникающих нервирующих воспоминаний. То были сочные, яркие, но мутные картины из прошлой жизни, о которой волк успел позабыть не одну сотню раз. Прошлого, в котором его дикая натура ещё скрывалась глубоко внутри, тогда как на поверхности оставался вполне обыкновенный, мало чем отличимый от остальных живой организм с самыми обыкновенными, мало чем отличимыми от остальных мечтами и желаниями. Время, в которое он, будучи одиночкой, всё ещё старался заверить себя в том, что является частью окружающего мира, что он сможет жить среди всех этих прогнивающих и молящих о пощаде душ, свергнутых в пучину залитого кровью, потом и выделениями мира. Тогда ему хотелось верить в собственную значимость в бесконечном круговороте судеб. Теперь волку не надо было верить во что-то, подстраиваться под кого-то. Он обрёл свободу, о которой всегда мечтал. Чего нельзя было сказать о рыжем парне, прикованном к камню. Пленяющий разум волка субъект всё ещё не забыл прошлого. Именно его олицетворял камень, что не давал парню сдвинуться с места. Прошлое. Ох, как же давно это было. И было ли? Волчьи воспоминания ускользали, будто вода сквозь решето, и зверь всё чаще задавался вопросом, не плод ли его фантазии эти странные, размытые сцены? В одном волк не сомневался: всё, что он помнил, не имело для него хоть какой-то ценности. В отличие от обнажённого телом и оголённого душой парнишки с этим Грёбаным Камнем, что не давал волку покоя. Зверь долгое время не мог понять, что же именно ему нужно от желанного создания. Свежее мясо, которым смог бы полакомиться зверь, убей он прикованного к камню? Ласку, которую проявлял к нему парень, когда волк, замёрзнув, вновь укладывался ему на ноги? Тогда, пользуясь случаем, рыжий, в блёкло-зелёных глазах которого плескалась безграничная грусть, касался макушки волка и мягко гладил его по голове меж стоящих торчком ушей. Волк следил за каждым движением создания, рычал на него, но гладить себя позволял. До поры до времени. Далеко не каждый раз зверь скрывал свои истинные эмоции. Иногда гнев и необъяснимая обида заполняли его настолько, что он кусал худые руки и ноги парня, рвал его кожу или вгрызался в самое чрево. Он знал, со временем пленительное создание восстановится. И на его и без того изуродованном шрамами теле появится новый, свежий, омерзительно-розовый. Но сладкая плоть обнажённого незнакомца не утоляла болезненного голода волка, не приносила ему облегчения, тогда как ласки лишь распаляли внутренний огонь сильнее.
Лишь раз волк ощутил полное удовлетворение. В одно прохладное утро, ничем не отличимое от тех, что наступали до того и собирались наступить после, зверь приблизился к пленительному созданию, раздумывая, чего ему хочется от него больше: ласки или плоти.
Но ты ведь можешь получить и то, и другое.
Одновременно.
Подумал волк и сам поразился пришедшей в голову мысли, настолько она оказалась дикой и осмысленной одновременно. И волк поддался животным инстинктам, напал на желанное создание, прижал его к камню, но не вгрызся в шею, как делал это обычно, а начал жадно облизывать светлую, покрытую веснушками и шрамами кожу. Человек не двигался с места, не сопротивлялся, не выражал ни единой эмоции по поводу происходящего, и волка это неимоверно взбесило. Тогда животное всё же вцепилось в плечо своей жертвы, рывком перевернуло парня на живот и вжалось в него, содрогаясь от переполняющего возбуждения. Никогда волк не был настолько близок к своей цели. Лишь в это мгновение, вжимаясь в чужое горячее тело, ощущая его неповторимый запах, истекая соком внизу живота, что сочился наружу и вязкими каплями падал рыжему на поясницу, зверь понял, чего же он хочет. В тот день волк, возжелавший человека, обладал им всем без остатка, проникал в горячую, но тугую плоть, утоляя годами нараставший голод. Но позже, угомонив разъедающую изнутри похоть, придя в себя от жуткого дурмана и осознав, что он наделал, зверь, поджав хвост, убежал в самую глубь леса, и затем ещё долго заунывный вой оглашал всё вокруг, пропитывая воздух волчьей болью и сожалением.
Далеко не сразу волк позволил себе вновь показаться на глаза изнасилованному им созданию. Он пришёл к нему с одной лишь целью — разорвать на куски рыжего парня, тем самым Освободившись от одержимости им. Но зверь так и не решился исполнить задуманное. Мысль о том, что он останется в этом безграничном лесу абсолютно один, пугала животное. А потому зверь приблизился к пленительному созданию и привычно лёг ему на ноги в надежде получить прощение или же расстаться с жизнью. Мягкое поглаживание между ушей огласило вердикт обнажённого парня. Волк был прощён.
Лес, ставший пристанищем для холодного камня, печального создания и дикого волка, то окрашивался в рыжие цвета и скидывал листья, то покрывался хрустящим инеем, то наполнялся свежестью талого снега. Времена года сменяли друг друга, будто разноцветные карточки. Года утекали, перерастая в десятилетия. Молодые деревца вытягивались в вековые гиганты, растения превращались в перегной, животные плодились и овладевали новыми территориями. Лишь Они не менялись. Волк. Рыжий парень. И Грёбаный Камень.
Не одна ночь размышлений потребовалась зверю, чтобы окончательно понять, почему он постоянно злился на рыжее создание и то и дело пытался цапнуть человека. Всё потому, что парень принадлежал не волку. Что бы зверь ни делал, какую бы боль ему ни причинял, как бы ни вгрызался в его оковы и ни зализывал раны парня после, тот всё равно оставался на камне. А холодная глыба смеялась над бесплотными волчьими потугами, лишь сильнее прижимая к себе желанного человека новым кольцом из невидимых цепей. Да, камень тоже не принадлежал окружающему миру, не зря же он оставался столь же неизменен, как и волк с человеком. И он так же желал обладать рыжим созданием, как и волк. В слепом холодном противоборстве они раздирали бесценного человека на части, рвали его душу, калечили тело и неуёмно соперничали друг с другом, кто же сделает ему хуже и, тем самым, запечатлеется в воспоминаниях парня ярче. Такое вот бездумное, дикое противостояние.
Странно, что при всём при этом человек, как бы его ни мучили, оставался спокоен. Он мирно сносил всё с ним происходящее, словно воспринимая подобные пытки в качестве наказания за что-то. Да, этот человек умудрялся наказывать себя через ненависть, образовавшуюся между камнем и волком. Он добровольно стал их отдушиной. Но волка это не устраивало.
И год за годом зверь продолжал наблюдать за человеком и размышлять о том, как поступить, как вырвать любимое существо из плена чёртова камня. Лес вокруг тем временем исчезал. Без видимых причин и при отсутствии людей — деревья сами собой падали наземь, складывались сперва в небольшие избушки, затем в куда более крупные дворцы. Когда же деревьев не осталось, их сменил камень, из которого к небу потянулись огромные небоскребы. Их верхушки вспыхивали оранжевым огнём на рассвете раньше, чем солнце показывалось из-за горизонта, и потухали задолго после того, как светило скрывалось в ночи. Наблюдать за подобным можно было вечно, если бы, конечно, вечность существовала. Но в этом месте претерпевало изменения всё, кроме человека, его камня и волка. Огромный, абсолютно пустой, мёртвый мегаполис за какие-то пару сотен лет превратился в руины, зарос настолько, что начал походить на лес, с которого всё и началось. Новый виток повторяющихся событий грозил вступить в законные владения, в таком случае трио из иного мира застряло бы в этом месте ещё на очень длительное время. Волк чувствовал, что следует спешить. И сейчас, на закате витка, следовало брать ситуацию в свои когтистые лапы. Вот только что же делать? И как справиться с невидимым противником, притворяющимся камнем?
Притворяющимся.
Рыжий парень обыденно сидел на холодной глыбе в окружении теперь уже не гигантских деревьев, но жуткого вида небоскрёбов, что взирали на человека своими чёрными провалами пустых окон. Услышав шорох, рыжий привычно поднял глаза, ожидая увидеть рядом с собой знакомого волка. Он даже обрадовался возможности вновь ощутить его мягкую шерсть или же острые клыки. Но глазам обнажённого существа предстал некто иной. Темноволосый парень стоял напротив рыжего и взирал на создание тяжёлым знакомым волчьим взглядом.
— Кто ты? — тихо спросил парень.
— Ты знаешь, кто я. Тот, кто освободит тебя.
— От чего?
— От него, — кивнул шатен на камень.
— Боюсь, это невозможно, — покачал рыжий головой. — Он — часть меня. Моя расплата. Моё покаяние.
— Покаяние в чём?
— В том, что я никогда уже исправить не смогу.
— Какой смысл страдать по неизменному? Если былого не вернуть, не лучше ли двигаться дальше?
— Я бы и рад, — кивнул парень. — Но не могу. Как видишь, мой камень не хочет меня отпускать.
— Твоим покаянием могу стать и я. А от него мы избавимся, — уверенно заявил человек, хватая рыжего за руку и заставляя его подняться с камня. Лязг натянувшейся цепи, что шла от лопаток создания прямо в глыбу, знаменовал скоротечное окончание их совместного путешествия.
— Так вот оно что. — Волк впервые увидел цепь, хотя всегда знал о её существовании.
— Я же говорю, — вздохнул Рыжий. — Он — часть меня.
Но темноволосый парень не собирался мириться с этим. Подойдя к цепи, он вцепился в неё зубами. Противный лязг заполнил собой всё вокруг, отразился от развалин и зазвенел в давно опустевших коридорах мёртвых руин. Вот только человеческие зубы никогда бы не смогли раскусить такую цепь.
— Это обличие… — вздохнул волк, невольно кусая губы. — Из-за него мне пришлось многим пожертвовать, — пробормотал он, имея в виду свои острые клыки.
— Тебя не узнать, — признался рыжий, и на его губах впервые появилась тень улыбки. Волк лишь продолжал хмуриться, обдумывая дальнейшие действия.
— Что ж, — наконец выговорил он. — Раз вы неразделимы, возьмём его с собой.
— Возьмём куда? — удивился рыжий.
— Обратно. Мы и так здесь уже слишком долго, — пробормотал парень, вставая за камнем и начиная его толкать прямо на рыжее создание.
— Обратно? Я… Не понимаю.
— И я не понимаю, — согласился волк. — Но инстинкты говорят мне о необходимости уходить. — Огромный валун неохотно сдвинулся с места и под силовым напором со стороны волка пополз вперёд.
— Но куда?
— К вратам.
Волк говорил о тех самых вратах, что возвышались вдалеке все те сотни и тысячи лет, пока зверь и человек находились здесь. Они светились серебром в тёмное время суток и блестели золотом в светлое. Не хуже божества, они будто наблюдали за зверем и обнажённым юношей все эти годы. Наблюдали за тем, как они теряют остатки себя, утопая в истинной сущности зверя и живущего прошлым человека. И пусть волк давно позабыл своё имя, свою прошлую жизнь и даже истинный облик, каким-то чудом он не потерял ощущение собственной отрешённости от окружающего мира.
— Здесь нам места нет, — пропыхтел он, толкая и толкая камень рыжего парня. — Нам надо туда. Нам обоим. Я чувствую.
***
— Бесполезно. Их уже не спасти. Фиксируйте, время смерти — восемь часов тридцать две…
— А ну стоять! — Женский голос заставил подпрыгнуть врачей, что пытались спасти двух участников Телешоу. На нечеловеческой скорости к ним приближалась девушка в кожаной куртке, тяжёлых ботинках и драных джинсах. Выглядела она более чем угрожающе. Утончённый мужчина в белом халате и чуть придурковатом виде на её фоне выглядел особенно комично, а последний член трио — девушка в пиджаке, узкой юбке и на высоких каблуках — завершал абсурдную картину.
— Есть ещё шанс! — провозгласила представительница панк-направления.
— Массаж сердца не помогает, времени прошло слишком много, мозг уже… — взялась было объяснять одна из медсестёр, видимо решившая, что девушка — убитая горем знакомая одного из погибших. Но та и слушать ничего не стала.
— Босс, они мне мешают! — сообщила она, кивая в сторону врачей. Не успели те всполошиться, как Нил Хоуни собственной персоной буквально смёл людей с дороги, пропуская Геру вперёд к остывающим телам.
— Вы ничего не сможете сделать! Это невозможно! — продолжала уже верещать медсестра, возмущённая подобным поведением ворвавшихся в студию незнакомцев.
— Это мы ещё посмотрим! — ухмыльнулась Гера, потирая ладони, между которыми уже полыхало фиолетовое пламя.
***
Шут не был бы Шутом, если бы не находился в гуще событий, при этом оставаясь никем не замеченным. Он с самого начала шоу сидел на арматуре над сценой, наблюдая, как жуткая трагедия разворачивается на глазах у всего мира. Нарастающая суматоха заставляла его неустанно улыбаться. Всё получилось даже лучше, чем он предполагал. Паника, истерия и всеобщий восторг, скрытый за наигранным сожалением: человеческая природа во всей своей красе.
Одно лишь Шута чуть-чуть нервировало — Король, который посмел уйти из этого мира на столь длительное время.
— Давайте же, Ваше Величество, — шептал Шут себе под нос, свешиваясь с арматуры и будто стараясь коснуться Найтарусса Макка, распластанного в десятках метрах под ним. — Не верю, что вы неспособны справиться с этим. Разве что… — Шута осенила жутковатая мысль, от которой он на мгновение потерял равновесие и чуть не упал с арматуры. — Нет… — тихо запротестовал он, сжимая один из свисающих с капюшона помпонов. — Нет, вы не посмеете! Ради такого, как он?! Всё из-за него?! Цельность мира променять на жизнь одного-единственного человека?! Это не по-королевски! Бросьте его! Немедленно бросьте его и вернитесь ко мне! Вернитесь к миру, пока ещё не стало слишком поздно!
Вот только Шута никто не слышал и не слушал. Король свой выбор уже сделал.
***
— Ты уверена? — только и успел воскликнуть Нил.
— А чёрт их знает! — лишь отмахнулась Гера, с силой ударяя охваченными пламенем ладонями по грудным клеткам обоих скончавшихся. Фиолетовые искры пронзили холодные тела, в мгновение потекли по их венам, проникая во внутренние органы, в сухожилия и мышцы, жировые прослойки и кости.
— Я читала об экспериментах с фиолетовым пламенем. Знаете, что оно делает? Полностью обновляет организм, заставляя клетки делиться с такой бешеной скоростью, что живое существо попросту не выдерживает напряжения, — прошептала она в заметной тишине, которая настала в момент, когда окружающие люди заметили опасное фиолетовое пламя в руках наглой девицы. Медсестра, что до того пыталась было возмущаться, тут же замолкла, один из врачей хлопнулся в обморок, а мимо бежавшая сотрудница Телешоу взвизгнула, но к себе этим ничьего внимания не привлекла.
— Когда пламя добирается до мозга, оно выжигает его и обновляет. Но из-за присутствующей и без него деятельности мозг, неспособный справиться с нахлынувшим количеством информации, спекается в буквальном смысле слова. Но что, если он уже отключён? Такие эксперименты запретили до того, как интересующиеся учёные взялись за практическое изучение материала. Посчитали их антигуманными. Что ж, у нас есть шанс стать первооткрывателями, — проговорила девушка, пятясь от двух то и дело сверкающих фиолетовым тел.
— Но что, если дело не в физическом состоянии? — решив оставить вопросы по поводу пламени и причастности Геры ко всему этому на потом, осторожно спросила Ксин.
— Тогда пламя станет для них маяком, ведь оно работает не только на физическом уровне. Ведь это, если честно, и не пламя вовсе.
***
Волк уже и не помнил, как долго толкал камень хрупкого парня. Быть может, пару лет или целую жизнь. Бывало, он даже забывал о цели, с которой делал всё это.
Зачем?
Задавался волк вопросом.
К чему всё это приведёт?
Недоумевал он.
Почему бы просто не остановиться и не оставить всё как есть?
Вопрос, которым задавался почти каждый, кто сталкивался с непреодолимым.
И наконец:
Почему я всё ещё рядом с этим человеком, когда давно мог уйти? Один?
Вопрос, не лишённый истины, ведь волк действительно мог уйти из зацикленной реальности ещё тысячу лет назад! Побороть в себе звериные инстинкты, подавить вылезающие наружу страхи и избавиться от фальшивых оков искусственной вселенной. Если бы не Он. Не это рыжее создание, покрытое веснушками с головы и до самых пят. В некоторой степени уродливое и в той же мере притягательное и необходимое зверю, будто воздух.
За рыжим парнем волк и ринулся, его и хотел спасти, а в результате потерял себя, забыл собственную суть, поддался диким инстинктам. Самостоятельно вернуться зверь бы уже не смог. И тогда пришёл он — фиолетовый свет, который начали излучать врата. Он пробудил в волке память о человеческом обличье, побудил зверя вспомнить.
Свет манил его к вратам и теперь. Всё сильнее и настойчивее. Но как бы волку ни хотелось кинуться к зовущим вспышкам света, он продолжал толкать и толкать валун рыжего создания, потому что одно он понимал, как ничто другое — без пленительного создания волк уходить не собирался. И решение было окончательным.
***
— Давай же… Давай же — давай же — давай же! — шептал Шут, не мигая взирая на Найта. — Давай же, возвращайся, иначе все мои усилия к чертям собачьим! Немедленно приди в себя! Брось его! Он слабак! Он не справился! Снова не справился, чёрт бы его подрал! Брось его и иди же скорее ко мне, мой король! Умоляю… Иначе всем нам конец.
***
— Неужели мы всё же добрались? — еле слышно выговорил худой парень, удивлённо взирая на огромные врата, вершина которых пряталась за облаками. — Мы так долго шли, что я уже не помню, с чего всё началось, — слабо улыбнулся он.
— Главное, что я не забыл, — вздохнул Волк, разминая спину. — Этот камень… Он кошмарен, ты в курсе?
— Более чем, — кивнул рыжий парень. — Ты ещё не знаешь, что таится внутри.
— Так расскажи, — уже не в первый раз попросил волк.
— Нет, — привычно отказался парень. — Пока не время. Сейчас нам нужно преодолеть врата, не так ли? Ведь фиолетовые вспышки, о которых ты мне рассказывал, за годы нашего странствования почти исчезли. Или сейчас, или никогда?
Волк кивнул, так же взирая на огромные врата, а затем перевёл взгляд на небольшую табличку, что возвышалась прямо перед ними на тонком деревянном основании:
«Осторожно, реальность!» — гласила надпись.
— Мне тревожно, — признался рыжий парень, поёжившись. — И почему-то всё меньше хочется идти туда.
— Мне тоже, — согласился волк, так же ощущая всё нарастающее давление.
— Мы могли бы остаться… — с надеждой проговорил рыжий.
— Могли бы. Но не останемся, — возразил волк, подходя к табличке и проводя когтями по надписи. — Зачем нам вечность в неведении?
— Эту вечность мы могли бы провести Вместе, — возразил рыжий.
— Нет, — нахмурился волк, — пока мы здесь, ты никогда не станешь моим, — вздохнул он, а затем подошёл к уже привычному камню и начал толкать его к вратам.
— Что ж… — не стал спорить рыжий парень, в последний раз окидывая взглядом бесконечные просторы места, давно ставшего ему домом. Прощай, бесконечный Тэхонит.
***
— Мы же вам говорим — всё бесполезно! — вырвавшись из хватки Нила Хоуни, зазвенела медсестра. — Они мертвы! Прекратите вандализм над телами!
— Единственное здесь Тело — это вы, — прорычала в ответ Ксин, схватив Дэя за руку и впервые в жизни начав молиться ТехноБогам. Девушка никогда не отличалась особой верой в высшие силы, но знала пару-тройку молитв от матери, которая не просто верила, жила религиозными ритуалами. И теперь, зажмурив глаза, она повторяла и повторяла ТехноМолитву, надеясь на лучшее. Кто знает, быть может, ТехноБоги действительно услышали её просьбу или фиолетовое пламя Геры всё же возымело результат, вот только с губ обоих игроков сперва сорвались тяжёлые хрипы, а затем оба парня одновременно резко подскочили на игровых креслах. Выглядели они ошарашенными и явно не понимающими, где они и что происходит. Пару мгновений они тяжело дышали, пытаясь прийти в себя, пока не столкнулись взглядами друг с другом.
— Я вспомнил, — тихо выговорил Найт, обращаясь к Дэю.
— Я тоже. Увы.
