—7—
13 февраля 2019 г. в 17:28
— Инспектор!.. — выражая должную взволнованность, Тоганэ привстал со своего места. — Как вы? — впервые растерявшись за свой долгий путь запутывания чувств жертвы, он не знал, как ему лучше поступить: броситься к Аканэ и попытаться предложить помощь в оттирании блузки или же остаться там, где он был, позволяя ей самой справиться с оплошностью?
— Я… я в порядке, — проговорила изумлённая произошедшим Цунэмори, хватаясь за коробку с салфетками, и, вынув сразу несколько, попыталась промокнуть прилипшую ткань. Те сразу же впитали в себя часть жидкости, но легче не стало: одежда была безнадёжно испорчена.
— Вы могли обжечься! — воскликнул Сакуя, не подозревая, что и в самом деле его тревожил этот факт. — Давайте я вам помогу… — смекнув, что сложившаяся ситуация может сыграть в его пользу, он вышел из-за стойки, приблизившись к девушке, но она испуганно пискнула:
— Нет! — округлившимися от страха глазами взирая на мужчину, Инспектор отказалась от его услуги. Она боялась, что любое его прикосновение к ней, как и сокращение физической дистанции неблагополучно скажется на их отношениях: мало ли, к чему это способно привести… — Я сама, — уверенно закончила Аканэ и с натяжкой улыбнулась.
Энфорсер остановился и попытался взять себя в руки: ещё не всё потеряно, и шанс использовать обстоятельства в свой счёт по-прежнему присутствовал.
— Вы можете переодеться во что-нибудь из моих вещей, — великодушно предложил он, — Вы не можете в таком виде даже под голограммой возвращаться домой, так как действительно простудитесь, — на сей раз его голос звучал строго и убедительно, и его начальница посмотрела на него с потерянной нерешительностью. — Я вас очень прошу последовать моему совету, — уже мягче проговорил Тоганэ, запуская полуобнажённые руки в карманы.
Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь безуспешным оттиранием кофе от блузки салфетками упрямой Цунэмори, и прошло не меньше минуты, прежде чем молодая женщина сдалась под натиском весомого аргумента.
— Да, возможно, вы действительно правы, — кисло согласилась она, нахмурившись.
Готовое выскочить из грудной клетки сердце точно было обожжено больше, чем самую малость пострадавшая кожа. Вышедшие из-под контроля условия, при которых она попала впросак перед тем, кто был ей столь симпатичен по разным причинам, немало досаждали ей, словно демонстрируя ей, какая она ещё нелепая девчонка.
— Я провожу вас, — настойчиво произнёс Энфорсер, и Аканэ, аккуратно и изящно соскользнув с высокого стула, покорно и разочарованно последовала за ним.
…Показав оплошавшей гостье, где находилась в его апартаментах ванная, соединённая со спальней, и выложив перед ней на кровати несколько рубашек, мужчина удалился в комнату, служившую для него залом. В ожидании он прилёг на мягкий и дорогой — обтянутый бархатом и обрамлённый золотом — диван, стоявший в самом центре, и положил на лоб ладонь тыльной стороной, пряча тёмные очи от приглушённого света. Медленно выдохнул и прикрыл глаза, погружённый в подступавшие размышления.
Тщательно разработанный план помогал ему продвигаться к жестокой, но такой желанной цели мелкими шажками, которые всякий раз приходилось жёстко контролировать, а потом взвешивать все за и против любого действия. Постоянная напряжённость, смешанная с чуткой настороженностью, копилась опасной массой в чёрной — будто непроницаемая нефть — душе Тоганэ. Когда он только приступил к утолению низменной жажды, просчитывавший каждый шаг Сакуя предвкушал, каким долгим, тяжёлым, утомительным будет путь, но вознаградивший бы его за все пережитые страдания приз был слишком притягательным, чтобы отказаться от него и бросить всё на половине дороги или чтобы одним опрометчивым движением испортить всю ту иллюзию, так мучительно им создаваемую для Инспектора.
Цунэмори Аканэ… Вновь и вновь пробуя на вкус ненавистное имя, осмотрительный хищник, согласный на изощрённое преследование сердца добычи, ощущал на языке неприятную, жжёную горечь. Как же он презирал её — такую чистую, невинную, честную, наивную, непорочную… В сравнении с ним, дьяволом во плоти, дитём самой Сибил, она — спустившийся с небес ангел. Не запятнанный неверными поступками ангел, чьи стальные и упругие крылья он так стремился сломать, разобрать по пёрышку и заставить её подавиться ими и той кровью, коей она будет истекать в агонии после лишения того, что держит её на плаву, держит выше над всеми людьми… над ним. Как же прекрасна сия картина — представлять, как чересчур правдивый Инспектор захлёбывается рыданиями, трясётся от шока, бьётся в истерике, молит о пощаде и не получает её. Представлять, как девушку тошнит от той лжи, которой он кормил её на протяжении столького времени, — несказанное наслаждение. Он должен был вытерпеть весь этот путь до конца, чтобы заполучить эту бесценную награду. Но иногда… иногда железной воли не хватало, чтобы сдерживаться.
Невольно Сакуя перевёл раздумья на то, что происходило в сей момент. Новое зрелище поразило его воображение: принимавшая в данную минуту душ Аканэ показалась ему до чёртиков соблазнительной. Охотно погружаясь в эротические фантазии, мужчина так и видел, как мягкая, тёплая вода скользит по обнажённому аккуратному телу молодой женщины, облегая её полностью подобно второй коже и касаясь интимных мест, точно ей единственной было это позволено. Тёмная зависть пронзила Тоганэ: как бы он хотел вжиться в это тело паразитической пиявкой, всосаться в самое сокровенное и затем медленно-медленно снять слой за слоем эту нежную кожу изнутри. Останавливая увильнувшую от его внимания мысль, Энфорсер пустился в дальнейшее путешествие, приятно возбуждавшее его.
Вот Цунэмори касается изящными, женственными руками нагой небольшой груди, задевая пальцами напряжённые соски, отчего они лишь больше сжимаются в тёмно-розовые горошины. Затем она проводит ладонями по плоскому животу, спускаясь ниже и затрагивая промежность… С удовольствием плавая в собственном развращённом бессознательном, Сакуя возжелал узнать маленькую правду о своей жертве и невольно облизнул пересохшие губы, будучи не в состоянии выбрать, как бы ему хотелось больше: чтобы девушка избавлялась от жёстких и кудрявых волос внизу, становясь похожей на девственного ребёнка, или оставляла их нетронутыми, дабы он мог запустить в них свои пальцы и сжать так, чтобы услышать её вскрик. Его ровно и ритмично бившееся равнодушное сердце неожиданно сбилось со взятого темпа и пропустило один удар, два… после и вовсе ускорилось. Воспалённое мыслеобразование подсовывало владельцу новые, практически одинаковые виды на то, как девушка занимается личной гигиеной, но чем дольше оно это творило с хозяином, тем больше разгорался жаркий огонь в доселе спокойных чреслах Энфорсера.
Иногда ему казалось, что имеет смысл бросить всё, ничего не ждать и просто восстановить утерянную справедливость, утолить буйную жажду, выпотрошить и не оставить живого места на жертве, столь доставшей его своею добросовестностью.