***
Приглаживая сверкающие от геля волосы, Том вертелся у зеркала, рассматривая себя со всех сторон. Костюм сидел идеально. Это были серые брюки и серая жилетка, под которую была надета светло-серая рубашка. Образ завершал длинный белый пиджак, напоминавший плащ. Декоративная серебряная цепочка звенела на бедре от малейшего движения. Диктор не мог собой налюбоваться. Он тщательно отмывался в ванной, уделяя больше внимания своим золотистым волосам. Теперь он весь сияет. Дорогой одеколон придавал ему особый запах льда с бергамотом и лотосом. Словно на свадьбу собрался. И уж точно не в роли свидетеля. Повертев кольцо на пальце, мужчина надел носки и подошёл к выходу, около которого стояла новенькая пара туфель. Лаковые, серые, блики так и скользят по глянцевой поверхности. Лёгкий мандраж пробежал по плечам, колючий, как статическое электричество. В животе завертелся слабый вихрь. Мотнув головой, Том поборол лёгкий страх и вышел в коридор.***
Дверь в одну из комнат с проекциями открылась. Блондин уверенно ступил внутрь. Это место было погружено во мрак, приглушенный свет лился с потолка, освещая только длинный обеденный стол, на котором было много изысканных блюд. Так много, что Том не съел бы это всё сам, и всё же, на этом банкете был всего один стул. Стол накрыт красной шёлковой скатертью с вышитыми на ней багровыми цветочными узорами. Помимо блюд, стояли украшения: цветы и свечи. Томас подошёл к столу, рассматривая богатое убранство. От запаха еды слюнки так и текли. Ждать больше незачем, Диктор заслужил ужин. Усевшись за стол и заложив салфетку за воротник, он приступил к трапезе. Конечно, всё съесть он не сможет, но по чуть-чуть испробует некоторые блюда. Начать он решил с каре ягнёнка, маринованного в вине, тушёного с розмарином и фисташками. Да, можно сказать, что это мишленовское блюдо и вы ошибётесь. Это даже на одну звезду не тянет. Тем не менее, мясо было нежным, сочным и имело насыщенный вкус. Томас бы съел его целиком, но тогда он не сможет попробовать другие блюда. Так что, съев всего одну пятую от блюда, он перешёл к следующему. На очереди шёл суп из морепродуктов. Он был густого оранжевого цвета, на дне невозможно было что-либо разглядеть. Лишь кусочки молотого сушёного листа чёрной смородины плавали на поверхности. Стоило ложке погрузиться в субстанцию, как удалось выловить кусочек устрицы с обжаренной спаржей и лиловой морковью. Блондин поднёс ложку ко рту и снова получил разряд тока, который плавно перетекал от языка по горлу до самого желудка, обволакивая его тонкой жирной плёночкой из бульона с омарами. Казалось, что во рту плещется самый настоящий океан. Том поднёс ещё одну ложку, теперь на языке чувствовался волокнистый рассыпчатый кусочек батата и ещё одна устрица. Диктор гонял их языком, играясь с оказавшимся немного резиновым морепродуктом, покусывая. Батат размазался по нёбу, оставляя сладкие капельки на кончике языка. Последняя ложка и Том отложил тарелку в сторону, желая продолжить дегустацию. Следующим в меню был салат. Нежная рубленая руккола, корень колокольчика, чука и молодые побеги хвоща были укрыты под липким слоем майонеза с йогуртом. Сверху рассыпались мелко нарезанные перепелиные яйца и молотый кориандр. Том впервые пробовал это блюдо и с некой опаской набрал на вилочку немного салата. Недоверие сменилось изумлением. Его вкусовые рецепторы вновь воскликнули от удовольствия, приветствуя необычное сочетание вкусов. Майонез таял во рту, а продукты играли некую симфонию сочетанием своих вкусов. Хорошо замаскированные кусочки мяты, которые Диктор не заметил взглядом, отдавали свежестью и холодком, контрастируя с прянным кориандром. Стоило всё это проглотить, как во рту образовалась пустота. Большая, унылая одинокая пустота, наполненная призраками недавно вальсировавших в ней вкусов, что медленно таяли. Том возобновил эту сюиту, тщательнее пережёвывая нежные ингредиенты. Перепелиные яйца приятно перекликались с колокольчиком. Диктору казалось, что он ест само солнышко. Было так тепло, так приятно, словно он греется где-то на лужайке. Словно, он какой-нибудь зверёк, питающийся подножным кормом и не имеющий других забот. Но наваждение быстро пропало, когда еда была проглочена. Съев ещё немного, Том нехотя отставил и эту тарелку. На столе всё ещё оставалось много блюд, которые Диктор так и не попробовал. Но он не удостоит их вниманием. Взяв маленький серебряный колокольчик, лежавший возле цветов, Том позвонил в него, извещая своих официантов, что с основной частью трапезы покончено и пора бы перейти к напиткам и десертам. Из темноты появилось несколько кукол в униформе, кативших перед собой тележки. Аккуратно убрав все блюда, на столе не осталось больше ничего. Официанты исчезли, но мигом появилось ещё несколько. На одной маленькой тележке лежала миска с шампанским во льду. На другой, более длинной тележке, находилось большое блюдо, накрытое серебряным колпаком. Две куклы взяли его с разных концов и осторожно поставили на стол. Том наблюдал за всем, подперев голову руками, уложив локти на стол. Глаза засверкали, непроизвольно стала выделяться слюна. Купол был снят, обнажая главный десерт этого вечера. Вот то, чего он так долго и терпеливо ждал. Наконец, они наедине. Куклы оставили их, не смея мешать своим присутствием. Их услуги больше не нужны. Том поднялся из-за стола и обошёл его, рассматривая блюдо. Клон со шрамом на левом глазу мирно спал, обложенный множеством диковинных десертов. Он сам выступал в роли живой тарелки. Практически всё тело, каждый сантиметр кожи был покрыт липким, сочащимся сиропом, лакомством. Лишь лицо, не выражавшее никаких эмоций, оставалось нетронутым. Грудь клона медленно поднималась и опускалась - спит. Глаза Тома засверкали от радости, руки дрожали, в груди всё заклокотало. Аккуратно приблизившись к телу, Диктор кладёт голову на стол, любуясь своим ужином. Холодная рука легла на шевелюру, нежно проводя по ней, опускаясь к седым кончикам. Как же много этот клон пережил, сколько потерял, выстоял. Как же он прекрасен. Отличный от всех остальных. Не такой. Не выдержав, Том припадает к его губам. Совсем немного, тихонько, лишь пробуя на вкус, не смея накидываться, как дикое животное. Нет, не всё сразу.***
Он очнулся спустя полчаса. Глаза зажмурились, брови повело к переносице. Шрам так мило хмурился, когда пробуждался. Он почувствовал что-то липкое по всему телу. Было так противно, клон попытался встать, но ничего не вышло. Его тело приковали, никак не пошевелиться. Боб мог поднять только голову, чтобы встретиться с ненавистным ему врагом. — Здравствуй, Первый. - промурлыкал Том. - А я всё думал, когда ты проснёшься. — Диктор, какого чёрта ты творишь!? — Не нужно так кричать, сладкий, я прямо перед тобой и отлично тебя слышу. Том взял карамелизированный ломтик белого персика, который лежал на огрубевшей ладони клона, и провёл им по ключице, на которой был нанесён слой взбитых сливок. После этого, Том осторожно, чтобы не испачкать дорогой костюм, поднёс десерт ко рту. От происходящего Шрам потерял дар речи. Он молча наблюдал, что вытворял этот извращенец. А тем временем Том продолжил. — Ты же помнишь, что я тебе обещал? Когда я трахну всех твоих собратьев, что так нагло припёрлись ко мне, я разделаюсь и с тобой. Ну вот, Первый, твоя очередь подошла. — Больной ублюдок... Ты же просто ненормальный! — Да, соглашусь. Я... Давно сошёл с ума. Невозможно остаться в здравом рассудке, когда рядом такие... Хах! - речь Томаса стала сбивчивой, он поднял голову и закатил глаза. - Ах! Что-то меня занесло. Знаешь, Первый, я долго ждал этого. Ждал, когда же мы сможем насладиться друг-другом. — Говори за себя. Я не получу удовольствия от того, что меня насилует сумасшедший учёный. — Твои братья также думали. Как итог, мы отлично поладили. Мы обсуждаем книги с Двадцать первым и играем в покер с киборгом и Заводным. А Испанец меня даже ревнует. Шраму было противно это слышать. Он сломал его братьев. Надругался и извратил их мозги. А сам даже не удосужился их по именам назвать. Гадкий лицемер. — После всего, что ты сделал, не жди, что я тоже примирюсь с тобой... — Вот так? Помнится, я уже от кого-то это слышал... Ах да! Вспомнил! Перчик тоже долго кочевряжился и корчил из себя героя. Напомни, кто просил его сдаться? Это было, как удар под дых. Шрам вспомнил, как мучался бедный Алекс, а каждое сказанное им слово делало только хуже. Он просто не мог смотреть, как над ним издеваются. От бессилия тот мог лишь умолять Острого сдаться, лишь бы всё закончилось, лишь бы отключились камеры. Чтобы другим не пришлось больше за этим наблюдать. Теперь, вспоминая это, Шрам откинул голову, обречённо глядя в потолок. Единственное, чего он сейчас хотел, так это умереть. Пускай Диктор его изобьет, изнасилует, сделает что-то пострашнее, но в конце всё равно убьёт. Он так виноват перед всеми. Это его вина. Если бы не его тупая революция, то никто бы так не мучился. К горлу подбирался горький ком, слёзы скапливались на глазах, ручейками стекая по вискам в уши. Глядя на происходящее, Диктор достал из кармана пиджака салфетку, беря клона за щёки и вытирая слезы. — Ну что же ты плачешь, вишенка? — Убей меня... Я не хочу жить. Я не смогу им смотреть в глаза... — Ох, ну какой же ты глупенький. Том взял полупрозрачную розовую капельку желе и поднёс к губам парня. Шрам чувствовал водянистое на губах, но не хотел открывать рот. Хотя, какой смысл сопротивляться, бороться, жить? Что бы с ним не сделали, что бы ни делал он, результат известен наперёд - неудача. Так стоило ли сейчас бороться? Шрам лениво приоткрыл рот. Капля мигом втекла в рот, даря свою сладость и аромат вишни и яблока. Катать её по рту и играть с ней языком было занимательно. Это отвлекало от мыслей. Желе таяло и делилось на мелкие водянистые кусочки, когда зубы играючи стискивали её. И вот от неё ничего не осталось. Растаяла. Только ягодные нотки осели на языке. — Ну как, вишенка? Что думаешь? — Я думаю, что бы сейчас сказали мои братья, увидев всё это. Томас наклонил голову в бок и опустился к лицу клона, ближе к уху. Отодвинув шоколадные кудри, он прошептал. — Они тебя ждут, Первый. — Что? — Да. Они ждут, когда ты к ним присоединишься. И очень волнуются, ожидая встречи с тобой. — Это же неправда? Они сами так сказали? - не веря, Шрам повернул голову, с надеждой заглядывая в серые глаза. — Правда. Томас отпрянул от клона и забрался на стол, забыв о нормах приличия. — Мы уже так сблизились, словно одна большая семья. Только тебя в ней не хватает. - Том протянул Шраму руку, как бы указывая на недостающее звено. Внутри Шрама велась нешуточная борьба. Он был рад слышать, что с его собратьями всё хорошо, Диктор их не обижает, и все очень ждут его и скучают. Но совесть кричала, что это не то, чего он хотел. Всё это неправильно, похабно и грязно. Никакой любви тут нет, лишь доминация и подчинение. Да и потом, он хотел освободить оставшихся клонов. Если же он всё сделает, как хочет Диктор, а иных вариантов не остаётся, то клоны всё равно продолжат гибнуть на экспериментах, и спасти их уже будет сложно под надзором блондина. Однако, эта битва противоречий могла длиться долго, а ответ нужен прямо сейчас. И Шрам его уже знал, отрицать его было бессмысленно. Диктор, как хищник, нависал над ним, ожидая что тот скажет. — Я... согласен. - Шрам немного помедлил. Он не согласен, просто, у него нет выбора. Без лишних слов, Том прижался к губам Шрама. Уже настойчивее, проникая глубже. Из-за съеденных ранее угощений, поцелуй получился сладким. От неожиданности клон поперхнулся. Всё это было так непривычно. Том отпрянул от него, разглядывая покрытую румянцем мордаху. — Я бы накинулся на тебя прямо сейчас, но все эти конфетки будут лишь мешаться. Надо как-то их убрать, поможешь? — Ты развяжешь меня? — Нет, пока рано. Открой-ка рот. Шрам понял, каким образом он будет помогать "убирать конфетки". И, честно говоря, ничего против не имел. Знал ли Томас, или же так удачно угадал, но у Шрама была маленькая слабость - он был большим сладкоежкой. А на базе и в рационе Диктора десертов было немного. Когда ещё он так наестся? Без лишних слов, тот открыл рот. Диктор взял с живота небольшой кулёк из листа побега бамбука, выдержанного в гранатовом вине. На нём пестрели алые, оранжевые и жёлтые фруктовые кусочки в карамельном сиропе, посыпанные белым шоколадом. Угощение положили в рот и Боб принялся активно работать челюстями. Некоторые кусочки не хотели давиться под зубами и скользили по всему рту. Шраму нравилось играть с этим десертом. А вкус... Ммм! Фрукты, в тающем белом шоколаде, ласкали язык, карамель плавилась, похрустывая на зубах, обнажая нежное фруктовое нутро. Угощение, подобно огненным самоцветам. От удовольствия, Шрам прикрыл глаза, полностью сосредоточившись на вкусе. Его уже не беспокоили скованные конечности, полное отсутствие одежды и говнюк в белоснежном пиджаке. — Нравится? - Том дождался, пока клон проглотит десерт. — Да. — Что теперь хочешь попробовать? — Ммм... - Шрам бросил задумчивый взгляд на остальные десерты, выбирая. - Это буду. Шатен кивнул на пирожное, которое лежало на груди. Оно было выполнено в виде разрезанной раковины наутилуса. Нежный бисквит с белоснежной глазурью, поверх были рассыпанные перламутровые жемчужины и сбоку торчала шоколадная коралловая веточка. — О, хороший выбор. Так они оба угощались, Том не брезговал есть с обнаженного тела клона. А Шрам - тем более. Бедолага не подозревал, что его любовь к сладкому сыграет с ним злую шутку. Его ужин был подан на два часа раньше, что вызвало у клона пару вопросов, только задать он их всё равно не мог, поэтому, просто стал трапезничать, начиная, как всегда, с десерта. Стопка печенек с глазурью исчезла за пару минут. Сливочное нутро начинки скрывало небольшой секрет: снотворное. Доедая последнюю ложку ужина, Шрам начинал терять сознание, не понимая, что с ним происходит. Его мозг отключался и не мог сообразить, что его отравили. Теперь же он ест сладкие деликатесы, повышая дозу афродизиака. Бомба замедленного действия. Томас так же ел пирожные, прекрасно зная о последствиях. Наличие препарата было жестом доброй воли, дабы клон легче перенёс предстоящее соитие. Лишний стресс ему ни к чему. Жуя пятую по счёту закуску, Шрам почувствовал что-то не то. Внизу живота приятно тянуло. До неприличия приятно. Он приподнял голову, чтобы посмотреть, но весь обзор загораживал Диктор, собиравший взбитые сливки с его тела, выводя витиеватые узоры. Он поднёс палец к чужим губам, заглядывая в опьянённые вопрошающие глаза. — Что такое, вишенка? Шрам по привычке открыл рот и облизал чужой палец, не задумываясь, как это выглядит. — Я... Со мной что-то не так... - не знал, как ответить клон. — Хах? И в чём же это выражается? - издевался Диктор, показывая наигранное беспокойство и непонимание. — Моё тело, словно горит... Там... Шрам покраснел и отвёл глаза в сторону, не смея смотреть на Тома. Садист сидел до невозможности близко, любуясь такими прекрасными, ранее невиданными, эмоциями на лице Первого. Он так мил, когда не пытается показаться страшным и серьёзным. Блондин бы любовался им весь вечер, но его тело тоже подавало сигналы, что хочет разрядки. Он слишком долго терпел, оттягивала это, и всё же он готов ещё потерпеть пять минут, которые пролетят быстрее утомительных месяцев. — Хм. Может, ты объелся? Том приподнялся, оборачиваясь на большой стояк, что торчал среди кусочков фруктов и сиропа. Как же он ему завидовал, ведь его дружок томился в плену тесных штанов, изнывая от нехватки внимания. — Ох, вот в чём дело. - Том пересел поближе. - Интересно, это из-за меня, или тебе настолько понравились угощения? Увидев свой стояк, Шрам опешил. Как такое могло произойти? Вот уж не думал он... А тем временем Том притронулся к чужому члену, оценивая масштабы. — Ого, какой горячий. А ты не на шутку возбудился, вишенка. Том поднёс липкую руку ко рту, облизывая поочерёдно все пальцы. Шрам наблюдал за ним, в животе что-то ворочалось, а его орган сам начал выделять что-то липкое. Диктор, как нарочно, демонстрировал свой вёрткий язык, дразня клона. — Д-диктор... Помоги. - пропыхтел Шрам, тяжело дыша. — М? - Том отвлёкся от своего занятия, громко чмокнув, вытаскивая липкий палец изо рта. — Мне н-нужна помощь... Развяжи. — Ох, ты хочешь сам? Жаль, я бы мог тебе помочь. — Аргх! Сделай хоть что-нибудь! — Что-нибудь... Блондин нагнулся над покрасневшим органом парня. Он принялся есть кусочки винограда, один за другим, расчищая себе место для работы. Это было так близко, что сводило Шрама с ума. Он поскуливал, не в силах терпеть эту пытку. Том уже доедал последние мелкие кусочки личи и перешёл к липкому достоинству клона. Он аккуратно лизнул его, чувствуя, как у Шрама затряслись ноги. Забавная реакция. Клон шумно вдохнул, сжимая кулаки. Садист продолжил облизывать член, постепенно переходя со ствола к головке, пока не взял ту в рот. Он начал двигать головой, посасывая его, дыхание клона стало частым и шумным. Тот закрыл глаза, выпячивая грудь на сколько это было возможно. Качая головой и глотая сладкий сироп вперемешку со слюной, Том вспоминал, как надругался над первой жертвой. Точно также Эль ублажал его, слизывая розовое варенье с чужого достоинства. Сладкие воспоминания, во всех смыслах. Клону много времени не потребовалось, чтобы кончить в рот Диктору. Тот отпрянул от члена, роняя пару капель на скатерть, но всё остальное проглотил без колебаний. Шрам поднял глаза на учёного и с удивлением обнаружил, что его стояк так никуда и не делся. Более того, у Тома тоже что-то выпирало из штанов. — Понравилось, вишенка? - промурлыкал блондин, утирая губы. — Что было в тех пирожных? - проигнорировав вопрос, Шрам задал свой. Том не счёл нужным ответить. Он подполз к клону, целуя того в сладкие губы. Парень ответил на поцелуй, полностью забив на свою мораль, облизывая губы уже, видимо, бывшего врага. — Почему ты зовёшь меня "вишенкой"? - отстранившись, спросил парень. — Потому что ты, как вишенка на торте. - прошептал учёный. - Сладкая, сочная, такая желанная. Являешься венцом чего-то большего, без тебя торт - не торт! Лакомый кусочек. А ещё, она такая же алая, как и твои глаза. — Ну ты и подхалим, Диктор. — И всё же, ты особое украшение этого стола. Повисло неловкое молчание. Шрам не находил слов, а Том любовался им. И всё же, нужно продолжать. Блондин подполз к скованным ногам, нажимая на какой-то рычажок у основания. Крепление со звонким лязгом открылось, даруя ногам свободу. Шрам сразу же согнул их в коленях, так как те затекли от долгого несменяемого положения. Том больше не мог терпеть, предметы одежды летели на пол один за другим, словно это был не дорогой костюм, а дешёвые тряпки из секонд хенда. Шрам понимал, что сейчас произойдёт. Он принял. Сопротивляться нет нужды, остаётся лишь расслабиться. Диктор схватил лежащего, всё ещё прикованного за руки Шрама за лодыжки, раздвигая ноги и устраиваясь между ними. Клон настороженно наблюдал, было страшно, но также хотелось, чтобы всё быстрее случилось и стало легче. Том собрал пальцами остаток взбитых сливок, размазанных по подносу. Не лучший лубрикант, но какой есть. Два пальца, перепачканные в жирном креме, скользнули внутрь с небольшим усилием, пачкая колечко мышц и нутро. Клон не издавал ни звука, лишь размеренно дышал, ожидая следующего шага учёного. Том спешил, его руки тряслись и пальцы неаккуратно врезались в стенки, от чего Красный испытывал только дискомфорт, но никак не удовольствие. Блондин потратил на подготовку всего пару минут. Не в силах ждать, тот резко протолкнулся внутрь, полностью занимая всё пространство внутри Шрама. Прямая кишка сжималась, приятно обхватывая горячую пульсирующую плоть. Садист откинул голову, шумно выдыхая. Шрам зажмурился, стараясь подогнуть ноги. Всё болело. Не желая церемониться, Том перехватил чужие ноги. — Обними меня. Шрам прекрасно того понял, обхватывая ногами учёного за талию. Теперь он мог плотнее прижимать того, если вдруг ему так захочется. Учёный протолкнулся вперёд. И ещё. И ещё. Снова. Он совершал такие желанные движения, очень скоро наращивая темп. В животе клона каждый толчок отдавался болью, перемешанной с пульсацией. Приятная боль, граничащая с мазохизмом. Его постыдное положение и вся эта ситуация вызывали бурю чувств. Никогда бы не подумал, что ему нравится быть униженным. Нравится, когда над ним доминируют. Мужчина мучал клона, бешено вбиваясь в его тугую плоть, которая то препятствовала проникновению, то не хотела отпускать. Крем размазался по ягодицам и члену. Учёный ловил животный кайф, не осознавая, что именно в нём так играло. Может, это то долгое томное желание, что, наконец, сбывалось. А, может, это большая доза афродизиака. А, впрочем, какая разница? Он сейчас делает это. Делает с ним. И оба получают удовольствие. Томас кончил в клона, сильнее вбиваясь на пике и прижимаясь вплотную. Чужие ноги плотнее обхватили бледное тело. Парень замер, пытаясь отдышаться. Красному хотелось продолжения. Тот недовольно промычал, сильнее обхватывая его. Блондин прекрасно понимал желание клона и возобновил толчки, вновь закатывая глаза от удовольствия. Шрам вскрикивал от рваных движений партнёра, ёрзал и выгибался, сходя с ума. Его частое дыхание всё больше походило на стон. Том согнулся над изнывающим телом, что второй раз изливалось на него. Гулкий рык сопровождал каждый толчок. Ему было тяжело дышать, а сердце колотилось, как бешеное. В висках отдавался бешеный бит, со лба капал пот. С каждым разом было всё тяжелее. Шрам и Том работали на износ, но не могли никак закончить. От греха подальше, учёный отстегнул руки клону. Теперь он полностью свободен и может в любой момент выбраться. Но парень, почему-то, не уходил. Он крепко обнял Тома, впиваясь в спину обгоревшими пальцами. Шершавая кожа раздражала разгорячённое тело, словно наждачная бумага. В порыве страсти Том тоже позволил себе впиться зубами в чужое плечо, облизывая растаявший карамельный пудинг. Оба парня с ног до головы перепачкались в липком сахаре, который порой препятствовал свободному движению и имел такой же эффект, как при шугаринге. Но Диктор не пожалел о своей задумке. Сходив с ума от страсти, эти двое грохнулись на пол, в скинутую ранее Томом одежду, но они ни на секунду не остановились. Этот вечер прошёл, как надо, без заминок. Он потерял счёт времени в бесчисленных оргазмах, вдоволь налюбовавшись своим любимым, желанным клоном. Не на шутку выбившись из сил, Том нехотя отстранился. Он чувствовал, что ещё два оргазма и он отойдёт в мир иной. Ослабший Шрам недовольно проурчал, он не так много прикладывал усилий и ему хотелось продолжения. Но блондин уже взял бутылку шампанского, снимая с неё проволоку. Пробка с громким хлопком улетела куда-то в темноту проекции. Белоснежная пена стекала по бутылке, капая на пол и стол. Какое дело до чистоты, когда ты перемазан в карамели? Том взял два бокала, закинув в каждый по кубику со льдом, и налил напиток. Дрожащая рука протянула Шраму его первый в жизни алкоголь. Тот и не против, от сладкого в горле пересохло. Глоток за глотком, они приходили в себя. Былое возбуждение пропадало, как туман летним утром на заре. Дыхание успокаивалось, лишь сердце отзывалось болью. И в этот раз не обошлось без Дикторских препаратов в кубиках льда. Без них афродизиак просто бы не отпустил их до утра... Или, пока бы те не умерли. Опасную игру затеял Диктор. Но победа стоила того. Шрам отходил от произошедшего, пытаясь разложить мысли по полочкам. Всё закончилось? Они теперь свободны? Он их отпустит? И как от этого отмыться? Томас глядел на парня, попивая алкоголь. Его взгляд упал на измазанные в креме тряпки. Их можно отстирать? Пнув их ногой, Том потянулся за колокольчиком. На звон откликнулась одна робо-кукла, принеся два комплекта банных халатов. Завидя машину, клон поспешил прикрыться, стыдливо отводя глаза. Кукла не обращала на парня никакого внимания, лишь молча оставила одежду на столе и скоро удалилась в темноту. — Идём, Первый, надо смыть это всё с себя. - вздохнул Томас, протягивая Красному его халат. Шрам послушно накинул на себя красный махровый халат, гадая куда подевалась его старая одежда.***
Утро следующего дня они встретили в спальне Диктора. Хозяин проснулся раньше и куда-то удалился, не разбудив при этом Красного. Парень проспал до девяти утра. Разомкнув свои алые глаза, тому предстал невиданный до сей поры пейзаж: огромное поле, лес на горизонте, а за ним виднеются огни радиовышек и шпилей небоскрёбов далёкого города. Укутавшись в одеяло, клон босиком подошёл поближе, дабы рассмотреть местность за окном. Ему ранее ещё не приходилось видеть живую природу, только холодные стены и металлические конструкции, а также тысячи проекций. Это так красиво... Казалось, весь мир сейчас как на ладони, бедняга даже не представлял, как огромен и необъятен этот безумный мир. На секунду в голове проскользнул змейкой вопрос: "а видели ли его братья всё это?". Может, такой чести был удостоен только лидер? Поразмышлять над этим вопросом не дал вошедший в комнату Диктор, держащий в руках поднос с завтраком. — Доброе утро, вишенка! Уже на ногах? — М-да... - как-то отстранённо ответил брюнет, стесняясь смотреть в глаза тирану. — Как ты себя чувствуешь? Как спалось? - Том, словно не замечал некую отчуждённость в поведении клона. — Сидеть больно. — Хех, ну извини уж. Скоро пройдёт. Оставив поднос на тумбе, Том обошёл кровать и положил холодные руки на плечи своего любимчика. Тот не шелохнулся, продолжая смотреть в окно. — Тебе нравится вид? — Я ничего подобного в жизни не видел. — Поверь, я тебе собираюсь показать вещи поинтереснее окна. Тому был абсолютно безразличен пейзаж, он видел его каждый день. Но вот чувства клона сейчас стояли на первом месте, и он готов сделать всё, чтобы полностью расположить того к себе. Эта идея была спонтанная и оттого безумная. Том бы никогда не подумал, что может сделать такое. Он узнавал свои возможности, изучал своих подопечных, знакомился с ними заново, узнавая на какие изощрения способен его мозг. Разве мог он, один из гениальных учёных, когда-нибудь предположить, что заведёт себе целый гарем из клонов его бесследно пропавшего коллеги, с которым у него были сложные отношения? В голове не укладывается. И всё же, всё сложилось именно так. Он обозначил свои границы, показал, кто на самом деле тут главный и наказал нарушителей. — Первый, завтрак стынет. - промурчал Том, положив голову на плечо парня. — Я не завтракаю. - Шрам обернулся и увидел рядом с яичницей круассан с чаем. - Ну ладно, я, действительно, проголодался. — Угощайся, а я пока принесу твою одежду. Её постирали. Том вышел из комнаты, оставляя Шрама одного. Как только дверь закрылась, Красный вцепился в круассан, запивая его сладким чаем, как вдруг раскашлялся, выплёвывая всё на пол. Есть это было невозможно. Еда казалась приторной, от чего тошнило. Бедолага не на шутку испугался, вновь кусая изделие из слоёного теста, с трудом заставив себя проглотить. Сразу захотелось выблевать. Он больше не мог есть сахар, как на психическом, так и на физическом уровнях. Шрам отложил круассан, чувствуя горечь и обиду за то, что у него отобрали одну из немногочисленных радостей в этой жизни. Воспоминания о проведённой с Диктором ночи, его сладкие губы и сироп, который покрывал каждый миллиметр кожи, отдавались подступающей тошнотой. Голова кружилась, клон прикрыл рот ладонью, упав на кровать. По щекам потекли слёзы.***
Они шли по коридорам, держась за руки. К его приходу, Шрам смог съесть яичницу, чей вкус перебивал воспоминания о сладком. Запить завтрак помогла вода, стоящая на другой тумбочке. Он не рассказал, что чувствует по отношению к сладкому. Лишь соврал, что подавился и пролил чай. Том не стал ругать за испачканный ковёр. Подумаешь, какой пустяк. Одежда клона была чистой и приятно пахла кондиционером. Она никогда раньше так не пахла после ручной стирки. Казалось, что это новая. Они пришли. Раздвижная дверь впустила парней в гостиную, где сидели все остальные клоны, даже Флэш притаился у стены. Шрам нерешительно зашёл внутрь, бегая глазами по комнате, с одного лица на другое. Ему было стыдно и страшно. Что они скажут? К его удивлению и облегчению, все клоны, кроме Ртути, навалились на лидера с обнимашками. — Родные мои... Шрам не верил, что это происходит. Он снова мог увидеть своих братьев, мог их обнять, лично убедиться, что с ними всё хорошо. Плакали все. Никаких обид, претензий или жалоб. Они воссоединились и это сейчас было самое главное. — Что же, Первый, теперь мы все - одна большая семья. С этими словами Том сомкнул на руке клона чёрный блестящий браслет.