Ороборо: Рэй-мала

ОРОБОРО: РЭЙ-МАЛА (Чётки на сто восемь нефритовых зёрен)

Не все фениксы, восстающие из пепла, признаются в своём прошлом. Лец С. Е. Самой страшной грязью осквернить невозможно нефрит. Бо Цзюйи

Нефрит — это символ храбрости, на изнанке которой — трусость. Жестокий камень, требующий от своего владельца умения извлекать уроки из жизненных испытаний. Нефрит обладает сильной энергетикой и чувствует стремление владельца к переменам в жизни. Камень помогает, если стремление это искреннее и праведное. Нефрит – своеобразный индикатор поступков человека. Если камень начал мутнеть или темнеть, то владельцу стоит задуматься о правильности выбора жизненного пути, переосмыслить содеянное. Это также камень справедливости и благих намерений, он заставляет человека меняться к лучшему. Говорят, что нефрит хорошо иметь в доме тем, кто не уверен в своих силах, считает себя неудачником. Он помогает сосредоточиться и достичь желаемого. Стабильность и спокойствие – эти качества нефрита используют как оберег при захоронениях, защищая могилы от осквернения.

1

Все рассуждали о смерти. Неудивительно и вполне предсказуемо во время «чёрной недели» — официального траура по Императору, что отошёл в лучший мир. И совсем другое дело, что Императору ещё бы жить да жить, а не судьба. Он криво улыбнулся монитору и отвернулся, в очередной раз подумав с затаённой гордостью, что ему — опытному и заслуженному мертвецу — виднее, что есть смерть и когда ей приходить. Только мёртвые могут рассуждать о смерти и «лучшем мире», а рассуждения живых яйца выеденного не стоят. Слушать очередную пространную речь на похоронах не хотелось, хотя не мешало бы из соображений безопасности. У могилы собрались все видные министры, обещали даже явление императорской семьи под занавес. Впрочем, это уж точно интереса не вызывало. Императорская семья вот уже десять лет как подвизалась больше в роли символа и обречённых заложников, утратив значительную часть былой власти после взрыва на Клео. Того самого «взрыва», во время которого погиб специальный агент Короны, майор Бён Бэкхён. Превратился при взрыве летнего дворца Золотой Династии в кровавый туман и выпал в виде осадков на ухоженные газоны Запретного Парка. Пресса долго обсасывала леденящие душу подробности со свойственными ей циничностью и безвкусной пафосностью. И многие даже не подозревали, что взрывом тогда замели все следы переворота. Он читал в новостных изданиях, что ему поставили надгробие на том самом императорском кладбище, откуда и шла нынешняя трансляция. Похоронили как героя со всеми почестями, указав длительность жизни в двадцать семь лет. Забавно, конечно, если учесть, что позднее вину за «теракт» на Бэкхёна и повесили. Но историю пишет и трактует к личной выгоде победитель, а императорская семья тогда проиграла. Да и покойники языками не чешут — что хочешь свалить на них можно. Удобно. Сегодня вот и вовсе Императора хоронили. Императора-самоубийцу, если верить средствам массовой информации, но Бэкхён отлично знал, кто заказывает музыку. «Мы уверяем, что последствия этого печального события никак не затронут основные сферы экономики и внешних связей...» Милая ложь для обывателей. Бэкхёна учили читать между строк, и навыки не забылись за время его смерти. Когда «уверяют», жди обратного. А мёртвые вообще не меняются, наверное. Застывают навеки в том самом образе, в каком их приняла в объятия смерть. Бэкхён вышел на следующей остановке, окончательно распрощавшись с монитором в вагоне. Помахивая чёрным кожаным кейсом, поднялся по лестнице и приветливо кивнул пухлощёкому человеку за прилавком с горячими пирожками. Жизнь текла своим чередом в отдалённом мирке Сугава, и Бэкхён просто шёл на работу, не забивая себе голову названиями и именами. Ещё во время службы его все попрекали ленью, невнимательностью, недисциплинированностью и низкими баллами за тесты. А с фига ли из-за тестов переживать и чего ради напрягаться, если все они — фальшивки? Это никогда не менялось. Обучение он закончил с худшими показателями в выпуске, но дослужился до майора в то время, как все прочие погибли. Большая часть — почти сразу или в течение двух лет, оставшиеся — на Клео. Вместе с Бён Бэкхёном. Только им надгробия на кладбище не ставили и их имена не вспоминали. Помнил их лишь сам Бэкхён. Помнил каждого. Бэкхён прошёл мимо охраны на входе и небрежно бросил сухое приветствие консьержу. — Доброе утро, господин Доэрти. Бэк Доэрти. Всё верно. Бён Бэкхён мёртв уже больше десяти лет. Бэкхён зашёл в лифт и замер в углу, стараясь не задевать забившихся внутрь служащих ничем и никак. Он даже пытался не дышать с ними одним воздухом. Бэкхён как никто умел сливаться с толпой, но при этом так и не избавился за все эти годы от неприятия тактильных контактов. Он ненавидел прикосновения в толпе — случайные или нет, терпеть не мог, когда его задевали или слегка толкали. Не выносил, когда рядом с ним сидели, когда он чувствовал тепло чужого тела, чужое дыхание в затылок и прочие не менее неприятные вещи. Научился не замечать их при необходимости и держать себя в руках, но ненавидел по-прежнему. Стоявшая перед ним девушка обернулась и прощебетала приветствие, сдобренное комплиментом. Она работала в архивном отделе компании, но её имя Бэкхён никогда не спрашивал и не искал взглядом бэйджик на груди. Просто мило улыбался, потому что ему это было выгодно. Если ему требовалось что-то найти время от времени в архиве, эта девушка охотно ему помогала, порой пренебрегая регламентом из личной симпатии и крупных матримониальных планов в перспективе. Бэкхён старательно растягивал губы в улыбке всякий раз, когда к нему кто-нибудь обращался. Все эти люди приносили свою пользу, и в любой другой день Бэкхён не стал бы ограничиваться только улыбкой — любое дерево надо поливать, но прямо сейчас его вновь знобило. Озноб всегда накатывал перед крупными неприятностями. То появлялся, то пропадал, но неизменно лишал аппетита. За четыре дня Бэкхён почти ничего не съел и должен был ощущать слабость, но не ощущал. Он даже сейчас почти ничего не ощущал, когда его задевали люди рядом, — вопреки своей особенности. В подобных случаях люди обычно шли в клинику, но Бэкхён не мог это сделать. Десять лет назад его буквально заново выращивали из уцелевших кусочков. Вряд ли в клинике так просто заметили бы этот нюанс, но вот то, что с Бэкхёном что-то неладно, поняли бы сразу. Потому что люди в тридцать семь редко выглядят на двадцать пять. В свои двадцать семь Бэкхён выглядел на все шестьдесят и напоминал творение знаменитого доктора Франкенштейна, но каждый новый год его смерти сбрасывал ему по три года, не меньше. Ну а поскольку Бэкхёна подвергли обязательной генной модификации накануне происшествия на Клео, то последствия операции после взрыва в любом случае невозможно было предсказать. Генная модификация не дала Бэкхёну ничего особенного. Он просто стал немного быстрее, немного сильнее и немного выносливее. Всего-то. Ну и раны на нём заживали не так долго, как у обычных людей. Однако эта же генная модификация могла сыграть куда угодно во время восстановления после взрыва. Да и позднее — тоже. И именно на неё Бэкхён сейчас и грешил, потому что ничем иным объяснить частый озноб не мог. Это походило на извращённую форму интуиции. Озноб предупреждал Бэкхёна об опасности. Испытать на практике эту особенность долгое время не удавалось, ведь Бэкхён оставался мёртвым для всех. Приходилось шалить на улицах и сознательно подвергать себя опасности. Именно на этих недоэкспериментах и строилась теория Бэкхёна об интуиции вкупе с ознобом. Генные модификации до сих пор считались незаконными и плохо изученными, но Бэкхён состоял на службе у Короны. А когда Корона говорила: «Надо!», подданные просто молча нагибались и думали о Родине. Хотя бы в те времена, когда правила в самом деле Корона. Император мягкостью нрава не отличался никогда и питал особую любовь к тоталитарности. Его слово решало всё в обход всего. Диктаторов и деспотов мало кто любит, вот и Императора не любили до той степени, что всё-таки умудрились сначала крылья подрезать, а теперь вот... И это означало, что Императора в заложниках не просто боялись. Это означало, что Император приводил своих врагов в откровенный животный ужас даже при связанных руках. Десять лет ужаса — и Император мёртв. Бэкхён не сказал бы, что за последние десять лет обстановка в Империи значительно ухудшилась. Не улучшилась, правда, тоже. Но вот политическое напряжение, безусловно, росло. Власть — это такая штука, которая всем кажется сладкой. Но когда дело доходит до ответственности, то её на себя брать не хочет никто. И тогда закономерно начинаются поиски козла отпущения. Прежде, когда власть принадлежала Короне, спрашивали тоже с Короны. Ну а теперь... теперь каждый перекладывал ответственность на другого — и так по кругу. Виноватых не найдёшь и днём с огнём. А когда вину возложить не на кого, напряжение лишь растёт. Повод для переворота. Бэкхён отметился в журнале, заглянул в офис, выложил из кейса бумаги и прогулялся в отдел аналитиков. Ничто не предвещало неприятностей или внезапных проверок, но озноб не проходил. Бэкхён нутром чуял, как к нему тянутся чьи-то руки. Интуиция требовала бежать. И бежать немедленно. Вызывало беспокойство и досье. Потому что достать подлинное досье Бэкхён не мог. Тем более, досье на человека, которого никогда не существовало. Он мог подделать профили в банке данных, но их хватало исключительно для местных проверяющих и полиции. Государственную и специальную проверки эти профили не выдержали бы — любой цензор при подключении сразу увидел бы алый сигнал фальшивки. Бэкхёну нестерпимо захотелось немедленно уволиться. Это, конечно же, могло привлечь к Бэкхёну нежелательное внимание, но слабое. И удалённые данные вряд ли стали бы проверять настолько тщательно, чтобы раскрыть подделку. Бэкхён не колебался и закончил с оформлением документов как раз вовремя, чтобы узнать от координатора совета компании о разыскивающем его типе. — Не записала фамилию. Приятный молодой человек. Спрашивал, где и когда вас можно найти, чем вы обычно занимаетесь, и какого мнения руководство о ваших достижениях, господин Доэрти. Ни о чём хорошем это не говорило, и у Бэкхёна окончательно припекло под хвостом. Бён Бэкхён оставался мёртвым уйму времени, но события, при которых он погиб, так просто не забывались. Незадолго до взрыва Бэкхён держал на мушке высокопоставленного чиновника и всерьёз намеревался его убить за предательство и участие в заговоре, а после решил доставить чиновника ко двору для дачи показаний. С точки зрения нынешнего правительства, Бэкхён был мятежником и террористом. Если бы Корона не лишилась своей власти, а Бэкхён тогда смог бы доставить чиновника ко двору и выполнить приказ Императора, он получил бы награду и повышение за раскрытие заговора. Но история не признаёт сослагательного наклонения, да. Не говоря уж о том, что официальным патроном Бэкхёна был старший советник До Кёнсу, а патроном того самого высокопоставленного чиновника — министр обороны До, отец Кёнсу. Бэкхён не располагал всеми доказательствами, но риск, что заговор возглавлял министр До, оставался. Бэкхён не видел ни одной причины для предательства и не мог понять мотивы отца Кёнсу, но сам Кёнсу с отцом ладил неважно. Только роли это не играло. Если бы вину министра До доказали, пострадала бы вся семья. Кёнсу — в том числе. Бэкхёна это не остановило — он жил ради Короны и благодаря Короне. Кёнсу был его другом, близким другом, а большим количеством живых друзей Бэкхён похвастать не мог, но он присягал на верность Короне. Оберегать и защищать Корону было и оставалось до сих пор его долгом, а проблемы Бэкхён предпочитал решать по мере их возникновения. Он бы выступил в защиту Кёнсу, если бы это потребовалось. Он просил бы о снисхождении, умолял бы дать Кёнсу новое имя и иное положение, чтобы спасти его жизнь, но спасать позиции семьи До Бэкхён не собирался в том случае, если бы вина семьи До была доказана. Потому что всех, кто замышлял зло против Короны, следовало карать по закону. В этом заключался смысл существования Бэкхёна. Его создали только для этого. Ради служения Императору, которого Бэкхён и в глаза не видел. «Ты родился, живёшь и дышишь по воле Короны, Бэкки. Даже собака умеет быть благодарной. Пойми, без Короны ты просто мёртв. Тело с набором физических функций, которое никому не нужно. Но Короне ты нужен. И пока ты Короне нужен, ты больше чем просто тело. Ты — личность». Куратор Бэкхёна обычно нёс сущую пургу, но иногда выдавал нечто умное и весомое. И, пожалуй, это был единственный человек, о котором Бэкхён мог сказать «семья». Императора Бэкхён не видел живьём никогда, хоть и служил именно ему. Но куратор Пак Чанёль никогда не позволял Бэкхёну забывать о существовании Императора. Никогда не позволял забывать, что именно Императору Бэкхён обязан тем, что вообще живёт и дышит. Дважды. Бэкхён покинул главное здание компании через чёрный ход и вышел к мусорным контейнерам, выставленным у стен узкого проулка. У одного из контейнеров подобрал с асфальта утреннюю газету и расправил смятую передовицу. Пресса смаковала известные им детали самоубийства Императора. По официальной версии Император принял чашечку кофе с тщательно отмеренной дозой каустика. Приятная и неспешная смерть за четверть часа, которую невозможно отменить ничем и никак. Если не думать о том, что Император терпеть не мог кофе, никогда не пил натощак и имел привычку педантично набрасывать карандашом план своих действий на предстоящий день... Разумеется, такие детали вряд ли знала общественность, но люди, постоянно находящиеся рядом с императорской семьёй, и люди, чья жизнь принадлежала Короне, знали все привычки членов императорской семьи от и до. Точно так же, как и Бэкхён, который ни разу не видел Императора живьём, но жил и дышал по его воле. Для Бэкхёна прямо сейчас было очевидно, что Императора убили, а всё, что происходило вокруг ныне, не более чем фарс для большинства подданных. «Мы безутешно скорбим. Его Величеству было всего сорок пять», — цитировала слова министра Сухо газета. Министр Чунмён из дома Сухо возглавляла дипломатический корпус и внешнюю разведку по совместительству. Снимок горюющей эффектной дамы впечатлил бы кого угодно, если забыть о давнем шумном разводе, когда ныне покойный Император накануне коронации пожелал расторгнуть брак с Чунмён и взять в супруги гораздо более скромную До Ларисс. Это не помешало Императору за день до свадьбы и эту кандидатуру пересмотреть, чтобы в итоге жениться на Хуан Цзытао. Теперь Госпожа Цзытао носила траурные одежды, но это вряд ли избавляло её от ненависти министра Чунмён, настоявшейся с годами. Чунмён из дома Сухо так никогда и не простила бывшего венценосного супруга. Бэкхён не слишком заморачивался брачными и внебрачными связями при дворе. Император с юности не проявлял тяги к порядку в этой сфере и трахал всё, что шевелится, совершенно не придавая значения полу шевелящегося объекта. Обычное дело для наделённого властью человека, который никому не мог верить, потому что все вокруг жаждали урвать у него кусочек власти. Вот он и использовал этих жаждущих в собственных целях, попутно позволяя им верить в иллюзии. Так что Чунмён и во время их короткого брака прекрасно знала, что супруг ей изменял, но всегда держала лицо. Даже когда ей докладывали о кураторе Паке или министре До, а может, потому она и питала к ним жгучую неприязнь, обвиняя в том, что они посмели занять её место в императорской постели. Прямо сейчас всё это в той или иной степени касалось Бэкхёна. Официально он был мёртв уже десять лет. Погиб на Клео. Собирали его по распоряжению главы разведки Короны — адмирал-полковника Пак Чанёля, блеснувшего в роли одной из многочисленных «любовниц» Императора. И при поддержке старшего советника До Кёнсу, который спустя три месяца занял кресло отца и которому пеняли тем же, поговаривая, что не обошлось без императорской поддержки — плата за интимные услуги. Ещё спустя три месяца из «исполняющего обязанности» Кёнсу стал полноценным министром и примерил траурный костюм. Его противостояние с отцом закончилось смертью последнего. Император, Пак Чанёль и До Кёнсу были единственными, кто знал наверняка — Бэкхён выжил после взрыва. Остальные не знали и искренне считали, что майор Бён Бэкхён из Личной Службы Императора погиб при исполнении, нарушив ряд положений. Ходили и слухи, что Бэкхён выжил, поскольку его останки не обнаружили, но в эти слухи почти никто не верил. Прямо сейчас стопроцентной уверенности в том, что Бён Бэкхён жив, не осталось ни у кого, потому что Бэкхён сбежал из клиники, едва оказался в силах это сделать. В конце концов, за ним присматривал не Император, которому Бэкхён мог верить целиком и полностью, а всего лишь Чанёль и Кёнсу. Оба вроде как были на стороне Короны и Бэкхёна, но это оставалось лишь их необъяснимым выбором. Статус «временных любовниц» Императора совершенно не убеждал Бэкхёна в верности и преданности обоих чиновников. И Бэкхён постарался испариться без следа, поскольку понимал всю щекотливость положения, в каком оказался. Без поддержки Короны он был для всех террористом и преступником. На него без сожалений и колебаний повесили бы всех собак — чужих и своих, отправили бы на эшафот и закопали. Потому что выгодно. Ему бы даже рот раскрыть не позволили, потому что все его знания были в пользу Короны. В пользу той самой Короны, которая в тот день утратила почти всё и получила массовые выражения недоверия и требования передать все управляющие функции правительству и совету министров. Видит Бог, Бэкхёну следовало умереть на Клео, и он это сделал. Его жизнь могла создать Короне куда большие сложности, а его смерть сохраняла стабильность ситуации. Бэкхён выполнил свой долг и исчез с концами, не оставив ни единой ниточки ни для куратора Пака, ни для министра До Кёнсу. Все прочие, кто имел ценность для Бэкхёна, его опередили и погибли раньше. Только вот незадача: на кой чёрт кому-то спрашивать о Бэке Доэрти в не самой заметной компании на окраине Империи и разнюхивать всё о непримечательном клерке? Под хвостом у Бэкхёна припекало всё сильнее — до острого и резкого озноба, скрутившего конечности судорогой. Из-за внезапной вспышки боли Бэкхён выронил кейс, тяжело привалился плечом к обшарпанной стене и прижал ладонь к запавшему животу. Чувство голода его не мучило, но он понимал, что четыре дня ничего не ел. Ладно. Сейчас это не играло особой роли. Сейчас полагалось бежать и заметать следы. Бэкхён справился с приступом, подхватил кейс и торопливо спустился в метро. Семь раз менял линии и перескакивал из вагона в вагон, чтобы оторваться от возможных топтунов. Добрался до жилого комплекса на окраине города и юркнул внутрь не тем путём, что ходил прежде. У порога квартиры, что он снимал уже месяц, ничего подозрительного не нашёл, распахнул дверь, выволок из шкафа предусмотрительно собранную сумку со всем необходимым, запихнул в боковой карман наладонник, нашарил в выемке под потолком завёрнутый в промасленную бумагу старый пистолет, проверил зарядку и обойму, примотал кобуру к лодыжке, одёрнул брюки и рванул по пожарной лестнице вниз. Искать на стоянке старый «бобик» не имело смысла. Если Бэкхёном заинтересовались, то машина наверняка под присмотром или уже снабжена жучком. Бэкхён снова рванул в метро, кружным путём добрался до челночной станции, поработал над внешностью в женском туалете, хотя точно знал, что сейчас никто не представляет, как именно он выглядит. Ну а после Бэкхён купил билет на рейс до космодрома и спустя два часа летел в облике мадам Гэринг в буферный мирок на границе. Чтобы внести новые профили в банк данных, Бэкхёну требовалось исчезнуть из Империи и появиться в ней вновь естественным путём. Мадам Гэринг исчезла на челночной станции в Рёко-Пау, столице буферного мирка Абандо. Бэкхён использовал вновь данные господина Бэка Доэрти и снял номер в люкс-отеле. Вероятность, что его найдут, оставалась, но на территории чужого государства никто из имперцев не мог действовать с размахом, и это давало Бэкхёну огромные преимущества. О преимуществах пришлось забыть. В день прибытия в Рёко-Пау Бэкхён вечером вырубился прямо в душе. Он как будто услышал слабый многоголосый шёпот, после чего его накрыла тьма. Оклемавшись чёрт знает сколько времени спустя, Бэкхён выполз из ванной и полюбовался на рассвет за окном. Выяснил, что пробыл в отключке больше суток, и занялся собой. Первым делом осмотрел себя с головы до ног, отметил почти полностью затянувшиеся ссадины и царапины, позаботился об ушибах и заказал плотный завтрак в номер. Он заставил себя съесть несколько блюд, после чего надолго обосновался возле унитаза. Нормальной оказалась только реакция на молоко, так что в итоге Бэкхён выхлебал литра три молока в один присест и почувствовал себя хотя бы сытым. К вечеру Бэкхён пришёл в себя достаточно, чтобы совершить вылазку в публичные центры, подключиться к общей имперской сети и слить туда подготовленные профили новой личности. Выбрал целью Большую Библиотеку и отправился туда. Оделся как тинейджер в яркие брюки и жилетку, закинул на спину рюкзак и торчал потом в вагоне метро с «пуговицами» в ушах, демонстративно мотая головой под ритм играющей мелодии. Хвост заметил на подходе к библиотеке, а у центрального входа различил парочку дежурных. Бэкхёна ждали. А всё потому, что тело подвело и отключилось больше чем на сутки. Времени хватило, чтобы организовать охоту по всем правилам. Визит в библиотеку накрывался — тут бы уйти незамеченным. Бэкхён прошёл мимо библиотеки и свернул в ночной квартал. Прятаться следовало на виду — дольше искать будут. Ну и Бэкхён умел теряться в толпе, а толпы в вечернее время наблюдались в ночных кварталах с их клубами, казино, ресторанами и прочими шумными заведениями. Рестораны и казино отпадали, потому что платёжная карта при себе у Бэкхёна была всего одна. Недостаток его фантомного положения, при котором приходилось менять имена и лица. Довольно затруднительно всякий раз объяснять полиции, почему это у него чужие карты на руках. По этой причине Бэкхён предпочитал держать средства на счетах в крупных банках, а активные платёжные карты заказывать строго по делу. Но расчёт в ночных кварталах предполагался немедленный, и соваться туда без запаса активных карт было не самым умным на свете. Впрочем, одной карты хватало на визит в клуб. Достаточно для оплаты входа и нескольких коктейлей или лёгкого перекуса. Сейчас только это и имело значение: Бэкхёну требовалось убраться с улицы, затеряться в толпе и переждать. Он влился в поток прохожих на широком тротуаре, торопливо переложил наладонник в карман брюк и избавился от «пуговиц» и приметного рюкзака, заодно сбросил яркий красный жилет, отодрал полосу ткани по низу кофты и рукава, взъерошил волосы и двинулся вдоль мигающих стен, высматривая подходящую вывеску. Внимание Бэкхёна привлекла надпись «Подкова» и предложение потрястись, выпить и трахнуться. Он юркнул к узкой лестнице, спустился на пролёт и сунул в руки охраннику карту. Зелёный сигнал сменился на жёлтый, что означало — на карте осталась половина лимита. На левом запястье Бэкхёна клацнула застёжка браслета с логотипом клуба, и его впустили в обитель греха. Бэкхён сразу окунулся в пульс басов и душный воздух. Огромный зал клуба забили шевелящиеся в полумраке тела. Вспышки, взрывы хриплого смеха, занятые у стен кресла и диванчики, вышки со стриптизёрами, металлические лестницы и бары в углах. Бэкхён сдерживался изо всех сил, пока пробирался сквозь толпу к ближайшей лестнице. Об него тёрлись потными спинами, иногда хватали за руки и предлагали к чему-нибудь присоединиться. Бэкхён упрямо пробился к лестнице, усмиряя раздражение и тошноту, и поднялся на второй ярус, где народу было чуть меньше, но всё равно прилично. Покрутился на месте, прикидывая варианты, после двинулся к ближайшему бару, углядев свободный табурет. Пожалуй, подобные места теперь наводили Бэкхёна на мысли о своём почтенном возрасте. В библиотеках, опере, театрах и ресторанах он чувствовал себя куда уютнее и свободнее. Постарел, что ли... Бэкхён добрался до табурета минуты через три, тяжело опустился на удобное сиденье и огляделся. Намеренно проверил ту лестницу, по которой поднялся недавно, и приметил хвост. Печально, но ладно. Тем не менее, сидеть у бара теперь не стоило. Шансы быть замеченным уменьшались исключительно в гуще пляшущей толпы. Бэкхён неохотно сполз с табурета и двинулся к танцующим группкам. Медленно пробирался ближе к центру танцпола, порой останавливался и отслеживал ищеек, вынюхивающих его в зале. Насчитал семерых. Судя по их поведению, они вряд ли видели, как именно он заходил в клуб, не знали его в лицо, ориентировались на повадки и общие данные, но его потеряли, потому осматривали все возможные места, где он мог укрыться. Стандартная процедура. Бэкхён постарался стать ниже ростом и оглядеть отдыхающих вокруг себя, прикидывая, к кому проще прилипнуть. Но этот вопрос внезапно решили за него. Он с трудом сдержался, когда его ухватили за плечо и вытянули на свободный пятачок. Напряжённое тело едва не перешло в боевой режим. — Расслабься и просто потанцуй со мной, — вплыл в ухо низкий мягкий голос на первых аккордах неспешной композиции. Бэкхён машинально вскинул голову, поскольку уже по голосу определил, что имеет дело с парнем, который ростом точно выше. Пришлось прищуриться от вспышки света, поморгать, и тогда только Бэкхён смог разглядеть свой нынешний «билет» на свободу. Если повезёт, конечно. «Билет» выглядел как рослый смуглый мальчишка с копной вызывающе розовых волос, с резкими чертами лица, ямочкой забияки на упрямом подбородке и с воистину роскошными чувственными губами, притягательно блестевшими от бесцветного бальзама. Кофта-сетка на голое тело и чёрные кожаные брюки довершали картину. Мальчишке только подводки и алых теней на веках не хватало, чтобы на все сто соответствовать образу «диких и свободных», с которыми и полиция не рисковала связываться. Бэкхён бесстрастно пережил тёплые ладони у себя на поясе и близость гибкого тела. Внимательно вгляделся в резкие и неправильные черты, которые в целом виде складывались непостижимым образом в нечто бесспорно красивое и притягательное, и попытался прикинуть возраст мальчишки. Резкие и крупные черты традиционно способствовали преувеличению возраста, так что Бэкхён сделал на это скидку и пришёл к выводу, что мальчику не больше двадцати трёх. Совсем ребёнок, если уж смотреть с его колокольни опытного мертвеца. — У тебя спина деревянная, — шепнул мальчишка, неожиданно подавшись к Бэкхёну и задев губами его ухо. — Сделай вид, что я тебе хоть немножко нравлюсь. Бэкхён на рефлексах выглянул из-за широкого плеча и отследил перемещения ищеек. Один из преследователей как раз пялился в нужную сторону. Бэкхён запустил пальцы в розовые волосы, потянул легонько и припал к роскошным губам притягательного незнакомца, двигавшегося с изяществом профессионального танцора. «Извини, мальчик, но мне пока рано попадаться, а ты случайно подвернулся. Придётся пользоваться тем, что есть». — Где тут... — Бэкхён огляделся, крепко ухватив мальчишку за руку и оставив его губы в покое. — Идём. Объяснять ничего не потребовалось. Мальчик попался умный и сообразительный. Он уверенно провёл Бэкхёна сквозь толпу, втолкнул в завешенный портьерой проём, протащил по длинному коридору и сунул в разъём замка карту. Счёт на карте обнулился, а дверь с щелчком распахнулась. Оба юркнули внутрь и захлопнули дверь. Снова сработал замок. Мальчишка ловко сунул в разъём ещё одну карту и ввёл предположительное время. До утра. Чудесный мальчик. Просто замечательный. Бэкхён беглым взглядом окинул убранство номера, отметил кровать в углу, автомат со всем, что могло понадобиться «постояльцам» подобного номера, душевую кабину у заложенного матовым пластиком окна и повернулся к спутнику. Тот прислонился спиной к двери, задумчиво разглядывая его. В тусклом свете цвет глаз под полуопущенными ресницами не разобрать, но сейчас это, право же, не имело никакого значения. Бэкхён молча ухватился за кофту-сетку и потянул её вверх, проигнорировав слегка ошеломлённое выражение на лице мальчишки. Отбросив в сторону ненужную одежду, Бэкхён с довольным видом осмотрел гибкое тело, оплетённое длинными мышцами, сильные жилистые руки, затем вцепился в ремень брюк и потащил мальчишку к кровати. Игры играми, но Бэкхён знал, как работали спецслужбы. Если уж прятаться от них, то на виду и по-настоящему. Мальчик на кровати был красивый и горячий, а Бэкхён почти ничего не чувствовал из-за усилившегося озноба, что снимало все проблемы, так что он неспешно разделся сам и избавил мальчишку от брюк. Если мальчик и растерялся, то только поначалу. Быстро сообразил, насколько далеко и всерьёз намерен зайти Бэкхён, и взял дело в свои руки. Губы у него были настойчивые и твёрдые, и целоваться он умел. Прикасался ладонями к Бэкхёну с уверенностью человека, который знает, что и как нужно делать. Бэкхён не торопил его, просто дал понять, что предпочитает погорячее и без долгих проволочек. Сам смазал ладонь формационным гелем и обхватил толстый член мальчика, откровенно ведя по всей длине. Мальчик закусил полную губу, наблюдая за ним из-под густых ресниц. Прикосновение выдержал достойно и не сорвался, хотя Бэкхён изощрённо приласкал головку кончиками пальцев, выжидая, пока прозрачная плёнка на члене станет гладкой, скользкой и горячей. После Бэкхён с нескрываемым удовольствием ухватился ладонями за широкие плечи, задел большими пальцами точёные ключицы и послушно развёл ноги. Рассматривал чётко очерченные красивые губы мальчика, пока его разминали. С чувствительностью тела у Бэкхёна по-прежнему были перебои, поэтому он совершенно спокойно реагировал на пальцы, растиравшие края анального отверстия и пробиравшиеся внутрь, да и не в новинку. Бэкхён перестал относиться к сексу с трепетом лет двенадцать тому назад, когда окончательно понял, что для людей вокруг него секс был не более чем инструментом воздействия. «С помощью секса можно манипулировать людьми с потрясающей лёгкостью», — всегда повторял ему куратор Пак. Бэкхёна в прежние времена так и подмывало спросить, отчего же с Императором куратор облажался. Если кто кем и манипулировал, то уж точно именно Император всеми своими «любовницами» и жёнами. Ну и у Бэкхёна тоже получалось неплохо, по его скромному мнению. Сейчас Бэкхёну требовалось спрятаться, а целовавший его мальчик вполне годился в роли ширмы. Достаточно искушённый, чтобы умело управляться и с Бэкхёном, и с собственным членом. Вполне горячий, чтобы не тянуть кота за хвост, но и быть при этом аккуратным. — Умница, — выдохнул в полные губы Бэкхён, едва ощутил наполненность и тронул ладонями прижавшиеся к нему узкие бёдра. Получил в ответ солнечную открытую улыбку, новый поцелуй и плавный толчок. Мальчик увлечённо и с искренним удовольствием оглаживал его ноги, не забывая прикасаться губами к шее и груди, и не останавливался. Смуглая кожа у Бэкхёна под пальцами струилась шёлком из-за проступившего вскоре пота. Бэкхён честно пытался сохранять рассудок холодным и трезвым, но мальчик упорно пытался ему в этом помешать. Даже сниженная чувствительность тела Бэкхёна его не притормозила, впрочем, он об этом нюансе и не знал. Бэкхён дышал часто и прерывисто, зажмуриваясь на резких толчках, сжимал тонкими пальцами широкие плечи и ёрзал на смятой простыне. Было немного обидно, потому что меньше всего он ожидал получить подлинное удовольствие от случайного траха в ночном клубе с мальчиком, что ему почти в сыновья годился. За тридцать семь лет своей жизни и не-жизни Бэкхён редко получал удовольствие в постели даже с теми людьми, о которых знал всё и к которым испытывал какие-либо чувства. И вот, пожалуйста, незнакомый парнишка управился лучше остальных, наплевав на особенности генной модификации Бэкхёна. Под ладонью Бэкхёна волнами перекатывались мышцы на спине мальчишки, пока тишину разбивали шумные выдохи, короткие стоны и звучные шлепки. Твёрдые пальцы жёстко сжали бёдра Бэкхёна, сдвигая немного, приподнимая и меняя положение. Мальчик упорно искал лучший вариант, чтобы входить в тело Бэкхёна с нужным ему эффектом. До уже отчётливых и громких стонов, до заметной дрожи и неконтролируемых из-за обострившегося удовольствия судорог. Губы у Бэкхёна тоже вполне ощутимо горели от частых поцелуев. Он хрипел от коротких прикосновений к члену, когда мальчик умело гасил немного его удовольствие и не разрешал кончить, пусть и очень хотелось. Бэкхён слепо водил руками по гибкому телу, что с силой прижималось к нему после каждого толчка. Стискивал коленями жёсткие бока, подавался бёдрами навстречу, позволяя входить в своё тело так глубоко, как мальчику бы возжелалось. Вскидывался, чтобы прижаться щекой к горячей щеке, потереться виском о влажные от пота розовые волосы или подставить губы под очередной поцелуй. Мальчик занимался сексом с теми же азартом и природным изяществом, с какими недавно танцевал в зале. И ему, определённо, нравились реакции Бэкхёна. Бэкхён мстительно куснул за ключицу, оказавшуюся в пределах досягаемости, но это не избавило его от удовольствия, струившегося по венам жидким огнём. Осязаемого удовольствия, настоящего и неподдельного. Мальчик настойчиво толкался в него, каждым точным движением будоража сразу все чувства и заставляя задыхаться, срываться на стоны и просить ещё. До того самого мгновения, когда у Бэкхёна никаких сил не осталось ни на что. Он мог только разметаться под напряжённым телом, содрогаясь в оргазме и пачкая себя самого струйками спермы. Мальчик торопливо вышел из него, резко провёл по члену рукой несколько раз, сорвав защиту, и кончил ему на бёдра, чтобы после свалиться сверху и придавить собой. Тяжело дышал, обжигая влажную от пота кожу на шее, а затем прикасался губами к пальцам, которыми Бэкхён пытался гладить его по лицу. Бэкхён вновь обрёл равновесие ближе к рассвету. Сполз с кровати, наскоро ополоснулся в кабинке у окна, вытерся и оделся. Долго разглядывал спящего на смятой простыне мальчика и ерошил волосы у себя на затылке, потому что мальчик в утреннем свете ничем не походил на коренного жителя буферного мирка. Бэкхён нашарил в кармане брюк наладонник, сделал снимок случайного любовника и потоптался у кровати. Ещё раз оглядел вытянувшегося во весь рост мальчика, полюбовался на следы от собственных ногтей на гибкой спине, накинул на мальчика одеяло и смахнул с лица длинную чёлку. Когда спал, тот казался ещё моложе, чем был. И ещё красивее. Словно дорогая игрушка, которую Бэкхён не мог себе позволить, — долгие связи оставались для Бэкхёна непозволительной роскошью. Чувство благодарности за оргазм — тоже. Бэкхён ушёл бесшумно и украдкой. До отеля добирался со всеми предосторожностями и сразу в номер не полез. Поступил здраво, потому что его ждали. Правда, Бэкхён совершенно не ожидал увидеть куратора Пак Чанёля собственной персоной. Не та это была персона, чтобы лично выезжать за пределы империи и отлавливать пропавших специальных агентов. Чанёль молча сгрёб его в объятия, прижав к груди с силой. — Чёрт тебя возьми... живой... скотина ты эдакая! Ни слова, ни полслова за десять лет! — Задушишь же! — прохрипел стиснутый от души Бэкхён. — И поделом, дерьма ты кусок! — Но всё-таки Бэкхёна он отпустил и сел в кресло. Пожалуй, за те десять лет, что Бэкхён его видел только благодаря средствам массовой информации, Чанёль заметно сдал. На мониторах он появлялся, явно проходя через руки стилистов и гримёров, которые честно закрашивали если не десяток лет, то уж пять точно. Живьём же Чанёль выглядел заметно старше своих пятидесяти. — Знал бы ты, чего стоило тебя найти. Хотя тебя так и не нашли, по сути. Чистая случайность. Программный сбой и восстановление данных в базе сообщения. Я сомневался до последнего, пока ты лавочку не свернул. Убирался ты именно так, как тебя учили, это и убедило меня в правильности предположения. Но узнать тебя... Чанёль медленно покачал головой, продолжая внимательно разглядывать Бэкхёна. — Пожалуй, только мне это и под силу, ведь я знал тебя практически с младенчества. Да и то — без доказательств не поверил бы. Бэкхён и сам прекрасно знал, что от него прежнего мало что осталось. Рост, телосложение и голос, пожалуй. Неприметный мальчик с вихрастой чёлкой канул в небытие. Сейчас Бэкхёна отличали ухоженная кожа, точёные черты, чёрные волосы и выразительные серые глаза. Хотя глаза на самом деле были всё те же, просто Бэкхён постоянно носил специальные линзы, не позволявшие опознать его по сетчатке. Ну и он совершенно никак не тянул на тридцать семь. Бэкхён присел на край стола и скрестил руки на груди, после провоцирующе повёл бровью. — Вернёмся к существенному? Адмирал-полковник, какая муха вас укусила в зад, что вы припёрли этот самый зад на край вселенной? Чанёль не улыбнулся и не попытался отшутиться, только вздохнул мрачно. — Майор Бён, вы нужны Короне. — Да ладно тебе. Я смотрю телевизор. И у меня нет ни малейшего желания прислуживать пёсьей своре из министров. Я служил и служу Короне, а Император мёртв теперь, и я свободен. — Бэкки, Корона остаётся, пока остаётся хоть один член императорской семьи. Я здесь по распоряжению Госпожи Цзытао, и власть Императора по-прежнему принадлежит Императору — до официального вступления на престол его наследника. Ты наверняка и сам понимаешь, что вскоре должна состояться коронация наследного принца с передачей титула и всех регалий. И понимаешь, какого рода беспокойство терзает Госпожу Цзытао. — Не очень. — Бэкхён пожал плечами и криво улыбнулся. — Наследный принц впишется в формат ровно настолько, насколько он устраивает правительство в качестве марионетки и заложника. — Если бы это сейчас кого-то беспокоило, мы говорили бы об этом непременно и обсуждали сильные и слабые стороны принца Криса как политической фигуры. Но мы этого делать не будем, потому что есть проблема куда серьёзнее. — Удиви меня, детка, — тонко улыбнулся Бэкхён. — Бродят слухи, что Император не покончил с собой. Пресса создаёт проблемы на пустом месте. Правительство уже конфисковало несколько изданий с... — Но мы оба отлично знаем, что это никакие не слухи. Императора убили, и это факт. Чанёль закинул ногу на ногу и устало вздохнул, кивком подтверждая правоту Бэкхёна. — Убили. Но сейчас бессмысленно говорить об этом, не зная, кто именно это сделал. Ты и сам понимаешь, что версия с самоубийством пока выгоднее. Для всеобщего спокойствия. Говорить об убийстве имеет смысл только в том случае, если станет известно имя убийцы. И если будут неопровержимые доказательства вины. Без доказательств всё это не имеет никакого смысла. И без доказательств любое обвинение подвергнет жизнь наследника опасности. Госпожа Цзытао настаивает на расследовании и предъявлении доказательств либо на сокрытии преступления ради безопасности наследника, если получить доказательства не удастся. Майор Бён, расследование волей Короны поручается именно вам. Бэкхён опёрся ладонями о столешницу и сел удобнее. — Почему именно мне? — Потому что ты мёртв, Бэкки. Или считаешься таковым в глазах большинства. Потому что ты принадлежишь ушедшей эпохе и Императору. Потому что Госпожа Цзытао верит тебе и никому больше. Потому что на данный момент ты лучший из агентов Короны хотя бы потому, что других больше нет. — Потому что я — единственное, что осталось от Императора в этом мире? — В том числе. Это твоё последнее задание так или иначе, потому что Император мёртв, а новому Императору ты не присягал. Император убит, и твой долг выяснить, кто его убил. Выполни свой долг, и ты станешь свободным. От всего. От Короны — в том числе. Госпожа Цзытао с моей помощью и помощью министра До в силах ещё дать тебе чистое досье, новое имя и новую жизнь. В том случае, если ты исполнишь свой долг, разумеется. — Стало быть, Кёнсу разболтал Госпоже наш маленький секрет? Чанёль коротко кивнул. — Как помнишь, я работаю на него. Он рискнул поддержать Госпожу Цзытао, но открыто он делать это не может. Это создаст определённые сложности. — Сейчас переведу с дипломатического на нормальный, — довольно потёр ладони Бэкхён. — Ты предлагаешь мне ввалиться с разбега в столицу, пройти как ни в чём не бывало во Дворец, всюду совать свой длинный нос и помахивать какой-нибудь бумажонкой для отвода глаз, делая вид, что я — так просто — погулять вышел? — Не утрируй, — с досадой поморщился Чанёль и устало приложил руку ко лбу. — Чёрта с два ты пройдёшь во Дворец под настоящим именем. Тебя и в столицу не пропустят при таком раскладе. Ты же террорист и преступник. — Посмертно, — с наигранной серьёзностью добавил Бэкхён. — У меня даже могилка есть. Всё абсолютно законно. — Не суть. Пойми, сейчас полным ходом идут подготовительные мероприятия к коронации наследника. Не грех воспользоваться случаем и поставить всю сопутствующую бюрократическую волокиту нам на службу. Сам понимаешь, всё это невозможно без контроля государственной комиссии и всеобщих проверок. Особо ломать тут голову не надо. Твоя легенда здорово подходит. Ты великолепный аналитик, поэтому никто не удивится твоему переходу на государственную службу. Чанёль выудил из нагрудного кармана аккуратно сложенный бланк с имперским кодом и протянул Бэкхёну. Бэкхён оттолкнулся от стола и сделал два шага. Приняв бумагу, развернул её, тронул пальцем код, чтобы убедиться в его подлинности, и прочёл приказ о назначении специалиста-аналитика Бэка Доэрти на должность проверяющего эмиссара государственной комиссии при Дворце. — Но это шито белыми нитками. Я же не проходил все положенные процедуры на должность следователя, а моё досье такое же липовое, как версия о самоубийстве Императора. Стоит хоть кому-нибудь из министров тронуть моё личное дело, и всем сразу станет ясно, что ларчик с сюрпризом. — На твоём месте я бы об этом не переживал, — расплылся в широкой улыбке Чанёль. — В правительстве единством и не пахнет. Даже если кто-то рискнёт копнуть в случае государственного эмиссара и нароет липовое досье, они даже не подумают на Корону. Они будут думать в сторону своих недругов в правительстве. Тебе достаточно сделать умный вид, чтобы подарить им уйму пищи для размышлений. И никто не рискнёт ничего предпринять, пока не будет знать наверняка, на кого ты работаешь. В сложившейся ситуации это играет нам на руку и даёт преимущества. Главное, не раскрывать, на кого ты работаешь в самом деле. — Звучит заманчиво, — протянул Бэкхён с нескрываемым сарказмом. — Всю жизнь мечтал влезть в аквариум с акулами и муренами, чтобы они разбирались сами опытным путём, еда я, закуска или новый хищный вид. Ты видишь, как меня буквально переполняет энтузиазмом? — Бэкки, это ни черта не будет легко и просто, ты прав. И я не собираюсь убеждать тебя в обратном. Но все шансы на успех есть. Особенно для тебя. У тебя великолепная подготовка, огромный опыт, куча талантов, и ты при этом в списках мёртвых. Большинство народа при дворе сейчас — ни на что не годный молодняк. Они не видели ни войны, ни мятежей. Не нюхали пороха даже. Это ты там будешь акулой, по большому счёту. Опытной акулой. Большинство нынешних агентов не умеют и половины того, что умеешь ты. Тебе просто надо вернуться под другим именем, провести расследование, добыть доказательства и свалить в собственное будущее так, как тебе захочется. Не будешь же ты вечно таскаться с липовыми досье и шарахаться от каждой тени до конца жизни. Если хочешь, назови цену. Кёнсу и Цзытао сделают всё, что в их силах. Бэкхён в молчании прошёлся по комнате, машинально передвинул вазу на столе и вернулся к креслу. — Полагаю, свежеиспечённому эмиссару полагается добираться в столицу своим ходом и на свои средства? — Разумеется. — Мне потребуются все необходимые документы и разрешения. В том числе — на ношение оружия. — Они все у меня с собой. Что-то ещё? — Да так, сущая мелочь. — Бэкхён кровожадно улыбнулся. — С чего ты взял, что отсутствие адмирал-полковника при дворе никому в глаза не бросится? Пора подсчитать хвосты, да? — Надеюсь, однажды из тебя кто-нибудь выбьет всё твоё паскудство. — Жди. Только очень жди, детка.