Чёртов Ким Джункю!

Больше всего на свете Машихо ненавидит болеть. По его мнению, проще отсидеть семь пар в университете, чем свалиться с температурой уже к четвёртой и уйти домой, продолжая свои мучения. Впервые в жизни он понятия не имеет, как умудрился заболеть. Вроде и окно на ночь всегда закрывает и перепроверяет, ходит в закрытой одежде, под дождём не бегает, да и лужи предпочитает сразу оббегать за километр. У него так-то вообще ничего не болело. Обычно сразу закладывает нос, появляется боль в горле, а здесь… Единственное, что настораживает — плечо со свежими ранами саднит нежадно, вытесняя из его головы абсолютно все прочие мысли. Это ж надо так, он практически свалился на Джункю в коридоре, больно стукнувшись лбом ему в лопатки. Вот они, бесспорные минусы такого низкого роста. Перед глазами все плавает, ноги подкашиваются и вообще не слушаются, становятся вовсе ватными, руки холодеют. Да что с ним такое происходит сегодня? Ещё с утра он считал, что всё идет по давнему распорядку, тогда в чём дело-то? Последнее, что он увидел перед тем, как пропасть в темноте, обеспокоенное лицо лучшего друга. Кажется, он вроде как ещё что-то там говорил? Машихо уже не слышал, он просто вырубился, а очнулся уже тогда, когда приближался к дому. Джункю бережно несёт его на спине, постоянно подхватывая под ноги так, чтобы ему не было больно или неудобно. А ещё два часа назад они ругались в столовой. Ещё два часа назад Машихо пообещал сходить с ним в клуб вечером, а что теперь? А теперь он болезненно стонет, пытается что-то сказать, но язык его совершенно не слушается. — Ну, тихо там, ещё немного осталось, — Джункю старается говорить заботливо, но Машихо-то слышит, как его голос от волнения немного дрожит. Хотел бы он ему сейчас ответить, а не вот это всё. Но с закрытыми глазами было намного проще. Жаль, что из-за этого шанс уснуть снова становится намного выше. — Ещё немного осталось, потерпишь? Одну минуту, Маши, потерпи минуту, скоро будем дома. Но Маши уже не мог терпеть, силы покинули его также быстро, как Джункю доедает свою порцию мороженного. Кажется, он решил отоспаться во время болезни за все свои утренние ранние подъёмы. Понять бы только, от чего болезнь. Просыпается Машихо только ближе к семи вечера, весь в поту и с холодным компрессом на лбу. Он обнаруживает себя на диване в гостиной на первом этаже, надёжно укрытый со всех сторон пледами. Джункю решил опустошить их шкаф с запасными одеялами? А вот и он, появляется в проёме между гостиной и кухней, держит в руке кружку с дымящимся содержимым и как только замечает состояние друга — сразу бежит к нему, поставив кружку на чайный столик у дивана. Джункю взвинчен, обеспокоен, на нём лица нет, даже та улыбка, которую он пытается изобразить, выходит у него не очень убедительной. Машихо вылезает из под пледа, чувствуя себя немного лучше, снимает со лба компресс, но слышит в ответ лишь строгое «нельзя тебе вставать!», однако, пропускает мимо ушей. — Сколько я спал? Температура уже спала? — Сейчас семь, значит, примерно часа четыре. Температура спала полчаса назад, — Джункю дотрагивается до лба Машихо, проверяя, не поднялась ли снова, и потом мягко улыбается. Сильно, наверное, напугался. Как неудобно… С момента приезда в Сеул, Машихо ни разу не болел, и тут вот, держите, распишитесь. — Ты хоть знаешь, как меня напугал? Сначала эти ссадины, потом… У тебя всё тело в них, я просто не понимаю, почему ты мне об этом не рассказал раньше. Он обиженно надувает губки, садится на краешек дивана и всё также внимательно смотрит. Погодите, что? Что он только что сказал? Машихо только сейчас понимает, что лежит-то не в той самой толстовке, в которой был в университете, а в футболке и домашних шортах. Джункю… переодевал его? Вот же, заботливая мамочка-коала! Теперь становится ещё более неловко. Машихо вспыхивает, и хорошо, что это может сейчас спокойно списать на поднявшуюся температуру. — Мы же договаривались больше этого не обсуждать. Вроде, — смущённо произносит парень, пытаясь прочистить горло. После сна его голос становится непривычно грубым. — А ещё мы договаривались сходить сегодня в клуб, но, как видишь, ситуация резко поменялась. — И что теперь? Они вздыхают одновременно. Не пойдёт же Машихо в таком состоянии, да и Джункю сейчас явно настроен на решительные действия. — Теперь ты лежишь здесь и отдыхаешь, а я за тобой присмотрю. И по возможности всё же рассказываешь мне о том, что с тобой произошло, и откуда это всё. Некоторые раны уже образовали рубцы. А значит, что с тобой такое происходит давно. Почему ты не говорил? Ты серьезно и дальше собирался молчать? Машихо нервничает, теребит в руках кромку пледа и стискивает зубы. Меньше всего на свете он хочет с ним ссориться. И меньше всего на свете он хочет, что Джункю за него излишне волновался. Но сколько раз этот разговор снова ни к чему не приводил? Сколько? Образовывается тишина, слышно только тиканье массивных часов в коридоре. Машихо разглядывает лицо друга, стараясь запомнить его во всех подробностях. Что ж, Джункю, ты сам напросился. Чёртов Ким Джункю, ты ещё пожалеешь об этом! — Только не перебивай меня, ладно? — он выжидающе смотрит и, когда видит ответный кивок, немного расслабляется. — Это всё из-за моего соулмейта. Нет, он меня не избивал. По крайней мере, не нарочно уж точно. Мне мама в детстве эту сторону сказки тоже не говорила, так что, ты о ней, возможно, даже не знаешь. Каждый раз, когда мой соулмейт вступает в интимную связь с другими людьми, на моём теле образуются эти раны. Я и сам не понимаю, как это всё работает. Но, видимо, у моего соулмейта богатая личная жизнь. — И ты это терпишь? — Фома Неверующий скрещивает руки на груди, откидывается на спинку дивана и прожигает друга взглядом. От такого становится не по себе, от такого вообще появляется желание спрятаться подальше. — Подожди, т.е. ты хочешь сказать, что на мне не появляется эта хрень чисто потому что… мой соулмейт — девственник? — Бинго! Вы попали прямо в цель, возьмите с полки пирожок. И да, терплю. Не могу же я заявиться к нему и сказать: «так, блин, мы связаны с тобой какой-то хренью, в которую ты, возможно, и не веришь, поэтому заканчивай бегать по чужим койкам и доставлять мне неудобства». Это звучит так странно и смешно, что они оба заливисто смеются. Кому-кому, конечно, а Машихо где-то глубоко в душе было совершенно не над чем смеяться. Ему эта ситуация за пять лет так осточертела, что иногда он действительно порывается всё рассказать, вот так, прямо в лоб, и пусть хён делает с этим, что там ему вздумается. И одновременно с этим, он не хотел бы рушить дружбу и привязывать Джункю к себе таким образом. Он-то совестливый, наверняка будет сидеть с ним каждый вечер дома и ныть, что из-за этой хрени разрушилась вся его беззаботная жизнь. Заставлять кого-то любить себя только из-за этого? Это даже в мыслях звучит отвратительно. — Ты знаешь, кто твой соулмейт? Сердце пропускает несколько ударов, а перед глазами начинает расплываться. Машихо проглатывает слюну, но затем навешивает на себя улыбку и нагло врёт: — Нет, не знаю. — А ты не пробовал… отомстить ему? Ну, в плане, взять и тоже с кем-нибудь переспать? Вот ему на утро сюрприз будет. — Пробовал, — всё также врёт и даже не краснеет, хотя бы не из-за этого. — А толку? — Тогда… давай найдём его? Вместе. И спросим, какого чёрта он творит, а? Ким так заговорщически улыбается, как и тогда, в начальных классах старшей школы, когда задумывал очередной розыгрыш для учителей или одноклассников. Но Машихо вот только одно интересно: как он вообще себе это представляет? С каждой секундой становилось всё хуже. Температура начинала набирать своё, в голове уже мозги воистину кипят, по спине пробегается холодок. Отлично! Его начинает немного потряхивать. Джункю смеётся, убирает чёлку со лба и отодвигает друга к спинке, развалившись с ним рядом. Этот диван слишком маленький для них двоих, но от него так приятно пахнет, исходит тепло, а Машихо и так почти проваливается снова во тьму. Он зевает, устраивается поудобнее и тычется носом в чужое плечо. Джункю сразу же восклицает, что перед сном нужно выпить какао, специально для него приготовленное. И фыркая, Машихо всё же это делает. Когда Ким настолько заботлив к нему, не хочется уже ничему противиться, но поддерживать образ надо. И чего ему неожиданно приходит в голову идея? Намекать-то он никогда не умел, а тут? Температура, наверное, давит на мозг. Парень устало шепчет: — И зачем? Я ведь терплю тебя. Ты тоже каждую ночь неизвестно где находишься. Буду терпеть двух идиотов на мою голову. — Но из-за меня-то у тебя на теле ничего не появляется, Маши. И сегодня я останусь с тобой. Не бросать же тебя в таком состоянии. Машихо, пусть и не видит, печёнкой чует, как Джункю улыбается. Ох уж эта улыбка! Сколько раз он будет это говорить? Она сводит его с ума и заставляет внутренние органы сжаться. Да и он сам улыбается, пока хён поправляет на нём плед, бережно дотрагивается тыльной стороной ладони до щеки и вздыхает. Температура поднимается, и скоро придётся пить таблетки, чтобы сбить её снова. Маши засыпает уже через две минуты, мирно посапывая, всё также тычась носом в чужое плечо. Совсем ведь ребёнок, но самостоятельно выбрал себе роль «взрослого», говоря, что два ребёнка в доме — будет уже слишком. Джункю самого лихорадит, и виновата в этом вовсе не простуда. Ещё никогда он так не волновался и не переживал. Даже успел позвонить маме и проконсультироваться, как бороться с температурой, а потом ещё полчаса обещать ей, что справится сам, а приезжать вовсе не нужно. За три года она сама сильно привязалась к их японскому мальчику, что считала его чуть ли не своим родным сыном. Ещё полчаса пришлось слушать лекцию на тему простуды и двадцать самому распинаться, что у него всё хорошо, и не звонит он только из-за того, что очень занят. Парень и сам не заметил, как уснул. И точно бы проспал так дальше, если бы не мобильный телефон.

***

— Да, я не приду. Мой лучший друг, с которым я живу, Маши, заболел. У него температура, поэтому я не хочу оставлять его одного. Сегодня без меня, — бархатный голос Джункю звучит откуда-то из кухни. Он говорит вполголоса, словно уверен, что никто его больше не слышит. Машихо замер, только потом уже понял, что даже перестал дышать. — Я не знаю, сколько он ещё будет в таком состоянии, прости. Я позвоню, как только смогу с тобой встретиться. Хорошо? Тогда окей, до встречи. На кухне звенит посуда, слышатся тихие ругательства и посвистывающий чайник. Машихо снова провалился во тьму через пару мгновений, но так и не смог понять, приснилось ли ему это или было на самом деле.

***

Машихо проснулся часам к двенадцати, ощущая, что Джункю рядом уже нет. Наверное, он сейчас в университете. Сколько у него там пар? Сейчас вспомнить это казалось непосильной задачей, хотя ещё вчера он считал, что его можно разбудить в любое время суток, и он скажет точно всё расписание, заученное наизусть. Голова нещадно болела, а общее состояние можно объяснить только одним вопросом: что бы ты почувствовал, если бы оказался в бетономешалке? Температура спала, но сразу же подниматься на ноги ему не следовало. Слегка покачиваясь, парень двинулся в сторону лестницы на второй этаж, по привычке в ванную. Только сейчас до него дошло, что он ничего не чувствует. Ни боли, ни новых ссадин. Издав облегченный вздох, всё равно открывает шкафчик за зеркалом и достаёт оттуда несколько пластырей. Машихо всегда наклеивает пластыри в рандомных местах, чтобы создать видимость присутствия новых меток. Ведь прекрасно же знает и понимает, Джункю — вовсе не дурак, и точно сможет сложить две двойки. Странно было бы думать иначе. Прикрепив два пластыря крестом чуть ниже локтя, он мельком смотрит на себя в зеркало, умывается и слышит шум, доносящийся с первого этажа. А вот и Дж… — Маши! Ты с ума сошёл! Тебе ещё нельзя вот так подниматься на второй этаж самому! Ким врывается в ванную, заставляя подпрыгнуть от неожиданности. Чёртов Ким Джункю! Ты решил довести его до ручки? Машихо хмыкает, вытирает лицо о мягкое махровое полотенце и полностью игнорирует нахождение в своей ванной ещё одного человека. — На первом этаже нет аптечки с моими любимыми пластырями. — Меня подождать не мог? Я бы принёс… Стоп. А зачем тебе пластыри? Он… Он опять? Джункю в момент пересекает расстояние между ними, не больно хватает за руку с новой парой пластырей, но Маши, совершенно этого не ожидавший, инстинктивно вжимается спиной в холодную плитку на стене. Глазами хён внимательно осматривает «новую рану», уже через пару секунд цокает языком и отпускает чужую руку. Кажется, он злится, действительно злится. Это видно по тому, с какой силой он сжал одну из ладоней в кулак. — Всё, решено. Если ты сам не хочешь мне помогать, это сделаю я. Я найду его. И мне всё равно, связаны ли вы там судьбой или нет, мне похрен и на судьбу, и на него. Но я просто не могу смотреть на это, Маши. А Машихо молчит, стискивает зубы до хруста, потому что сейчас больше всего боится сболтнуть лишнего. Он слишком любит своего соулмейта, своего лучшего друга, чтобы вот так в одно мгновение разрушить всё, из-за чего он вообще сюда приехал. Парень наконец-то находит в себе силы, поднимает глаза и решительно произносит: — Хорошо, уговорил. Давай искать его вместе. Вот прям сегодня и пойдём, окей? Он отталкивает Джункю от себя, уходит к дверному и слышит: — Куда ты собрался вообще, у тебя температура! — Да нет у меня никакого температуры! — он огрызается, сам того не замечая, но даже не останавливается. Затылком чувствует на себе чужой взгляд, но упрямо двигается к лестнице, спускается на первый этаж, проходит в гостиную и заваливается обратно на диван, утыкаясь носом в подушку. Удивительно, наволочка ещё пахнет одеколоном Джункю, и в этой ситуации это вообще никак не помогает, только ссыплет соль на открытую рану. Тем временем, хён идёт за Машихо тенью, чуть не наступает ему на пятки, но молчит, потому что, если продолжит, наверняка начнётся ссора, которую бы хотелось избежать. Хён встаёт напротив дивана, упирает руки в бока, цокает языком и неожиданно смягчается. Снова заботливо укрывает младшего, усаживается перед ним на колени и треплет по голове, якобы невзначай дотрагиваясь рукой до лба. И правда, температуры нет, но это не повод вот так расхаживать по дому! — Ну, раз уж никакой температуры нет, тогда давай чего-нибудь поедим. Как насчёт пибимпаба?

***

Только спустя несколько дней Машихо, с великого позволения Джункю, смог посетить университет. Друг не отлипал от него ни на секунду, даже больше, чем обычно. Всё следил за его температурой, его состоянием в целом, а каждое утро злился, что пластырей на теле Маши всё прибавляется. Но вскоре злость меняется на шутки, не достался ли ему в соулмейты какой-нибудь стриптизёр или чего похуже. Если бы он только знал, что достался ему обыкновенный ловелас по имени Ким Джункю, который просто отказывается в это всё верить, даже если делает вид специально для лучшего друга. Машихо упрямо надеется, что Джункю забыл об его обещании про клуб. Вот же, наивное маленькое дитя, чёртов Ким Джункю редко когда подобное забывает, поэтому тем же вечером после пар заявился прямо к нему в комнату с новой парой чёрных джинс, неизменно с разрезами на коленках (будь ты проклят, чёртов Джункю!) и отглаженной белой рубашкой в нежно-голубую полоску. И что ему теперь делать? Правильно, надевать и надеяться, что после этой ночи он останется в живых. Не помогают никакие аргументы. На «болезнь» тоже не сошлёшься, он уже ходил сегодня в университет, а по мнению хёна, значит, полностью здоров. Приходится быть послушным, и — господи, спаси! — идти. Сколько Джункю над ним колдует, пытаясь из его вечно уставшего лица сделать что-то хотя бы подходившее под категорию «получше»? После пятнадцати минут Машихо окончательно теряет счёт времени, покорно закрыв глаза, давая уложить себе вечно торчащую чёлку. Одно странно — зачем это ему так прихорашиваться? Потанцевать можно и в худи, а в этой рубашке наоборот будет жутко неудобно нормально двигаться. Но все его аргументы Джункю пропускает мимо ушей. Опять мимо ушей. И когда же оканчивает работу, хлопает в ладоши и отходит подальше, чтобы рассмотреть своё «произведение искусства». Маши и без того чувствует себя не в своей тарелке, а от таких взглядов и вовсе вспыхивает краской, но в зеркало смотреться не спешит. И так знает, видит по глазам Кима, что всё преображение вышло идеальным. И когда же тот выскакивает из комнаты сам переодеваться, парень тяжело вздыхает. Где-то в голове противно пищит мысль, что было бы очень хорошо, если бы Джункю смотрел так на него всегда, был с ним всегда, даже ночью. Через десять минут они уже едут к ночному клубу на такси. Машихо нервно дёргает ногой, покусывает губы и клянётся себе, что это в первый и последний раз. Чёрта-с-два Джункю ещё раз ещё вот так вытащит, нагло взяв на «слабо», да ещё и спровоцировав с ним спор. Ведь он просто не находит себе места в этой машине, сверлит хёна взглядом, пытаясь прожечь в нём дырку. Чёртов Ким Джункю, кара небесная определённо до тебя ещё дойдёт. Машина паркуется на противоположной стороне улицы. Машихо захлопывает за собой дверь и видит огромную вывеску клуба перед собой. И туда они собрались? А обратно ещё можно? Чёртов Ким Джункю, чёртов Ким Дж… — Ты долго там стоять собираешься, а? — орёт его личный дьявол, направляясь в сторону входа. Машихо покорно плетётся за ним, проглатывая все те оскорбления, что он думал по дороге и думает сейчас. А ещё пытается не хмуриться. Такая громкая музыка ему не нравится. Но вряд ли бы Джункю от него отстал, откажись бы он от сей идеи потом. Поздоровавшись с вышибалой, как с лучшим другом, Джункю пропускает Машихо вперёд себя, позволяя первым шагнуть в заполненное шумом и людьми помещение. Музыка давит на барабанные перепонки, первое, что хочется сделать — закрыть уши руками. Перед глазами мелькают огни прожекторов. И если честно, то Машихо ожидал худшего, когда ехал. Он вполне мог увидеть Джункю, за которым следовал хвостиком меж толпы, мог увидеть и остальных людей, света здесь определённо хватало. Они уже было направились к столикам, когда Ким легко развернулся, заставив друга врезаться ему в грудь. Глаза странно блестят, на губах играет игривая улыбка. — Маши, я должен тебя кое с кем познакомить. Вообще я хотел это сделать на неделе, в более спокойном месте. Прости, но сначала ты себя не очень чувствовал, а потом я правда не думал, что ты согласишься со мной сюда. — Как будто у меня был выбор. Он выглядит виноватым и от этого раздражает. Что ещё за знакомства в клубах? В горле образовывается противный комок. Ох, что-то тут нечисто. И это Машихо определённо не нравится. Поэтому он хмурится, неохотно идёт за Джункю, но, всё же, сам факт, идёт — ему до ужаса интересно, что это за знакомство такое. Они подходят к столику, за которым сидит незнакомая Машихо девушка. Он вообще сомневается, что видел её хоть раз до этого момента, проглатывает слюну, рассматривает незнакомку, боясь, что Джункю продолжит говорить то, что начал на танцполе в толпе. — Маши, знакомься, это Миён, — Джункю весь светится от счастья, улыбается так, словно только что выиграл миллиард в лотерею. Девушка встаёт со своего места, подходит к Киму и тоже улыбается. У неё действительно красивая улыбка. Да и сама Миён симпатичная: длинные ноги, талия, как шея Машихо, волнистые тёмно-каштановые волосы и миловидное личико с большими глазами и чуть вздёрнутым носиком. — Она моя девушка… теперь. То есть, со вчерашнего дня, да. Я первым делом хотел познакомить её с тобой, а тут и случай подвернулся. Моя девушка. Она моя девушка. Со вчерашнего дня. Машихо замер, надеясь, что это лишь противный сон. Он выдавливает от себя пусть натянутую, но всё же улыбку. Даже пытается произнести что-то типа «да, я тоже рад», но язык заплетается, словно парень уже успел выпить чего покрепче. Миён довольно восклицает, хлопает в ладоши и приглашает на диванчики за столик. А Джункю чуть ли не подпрыгивает. Интересный он, всё же, человек. Первое, что вспомнил Машихо — нужно двигаться. Да, двигаться, иначе на тебя будут смотреть, как на придурка. Он пытается улыбаться, но что-то это у него совершенно боком выходит, присаживается на краешек дивана и слышит, как Миён что-то там щебечет о напитках. Разумеется, тут никому ещё нет двадцати одного, поэтому о крепких стоит забыть, а вот коктейли вполне себе спросить можно. — Маши, Джункю сегодня много о тебе рассказывал, правда. Ой… — девушка уже наклоняется к нему через стол, чтобы её слова можно было лучше услышать, но поспешно осекается, понимая, что явно переусердствовала. — Прости! Джункю всегда так тебя называет, вот я и на автомате… — Ничего. Джункю вообще слишком много разговаривает. — Эй, хватит говорить обо мне так, словно меня тут нет! — Ким-то смеётся, Миён тоже весело, а у Машихо, единственное, что получается — нервно хрипеть в ответ. Что за дерьмо, чёртов Ким Джункю? Что за дерьмо тут происходит? — Маши, ты точно нормально себя чувствуешь? Слишком бледный какой-то.. — Хватит называть меня «Маши», — ни с того, ни с сего, он огрызается, вставая со своего места, — Подаёшь плохой пример своей девушке. Своей девушке. Даже звучит бредово, Джункю никогда не останавливался на одной, сам же говорил, что это слишком глупо. Из его же слов Машихо давно успел выяснить главное: 1. зачем останавливаться на одном торте, если есть сотни, и все они вкусные; 2. у такого человека, как Джункю, точно не могут быть нормальные отношения, ведь он непостоянный и ветреный ребёнок; 3. Джункю так бездушно говорил про соулмейтов, про их связь, когда сам уже завёл «здоровые отношения». Здорово, не правда ли? Машихо противно. Машихо это осточертело. Машихо хочет только одного — убраться отсюда подальше. Он делает вид, что идёт в туалет, но на самом деле ищет дверь запасного выхода. Зачем? За что он так с ним? За какие такие заслуги? Обида бьёт в самое сердце острой стрелой. Зачем он прилагал столько усилий? Зачем приехал из Японии? Чтобы через пять лет просто прийти на знакомство с его девушкой? Его девушкой… Теперь настала пора Машихо ему не верить. Ким не верит в соулмейтов, а они есть. Машихо не верит в его девушку, а она тоже, чёрт возьми, есть! Он не думает, просто подчиняется своим желаниям, инстинкту самосохранения, иначе прямо здесь развалится по частям. Уйти, нужно уйти, ко всем чертям уйти и где-нибудь проболтаться до утра, чтобы потом снова прийти домой и обработать новую рану на теле, самую болезненную из всех. Хотя разве такое можно залечить? Машихо сам себе противоречит и глупо с этого смеется, ведь ситуация сама по себе комична донельзя. Именно сейчас хочется прийти и вылить на него всё. Всё, от начала и до конца. Прийти и громко сказать: «Ты, сволочь, и есть мой соулмейт. Понимаешь, да? Ты. Именно ты. Из-за тебя у меня раны. Из-за тебя я в Корее. Из-за тебя…». А потом получить холодной фразой по обеим щекам: «и что мне с этого? Я уже говорил тебе, что в соулмейтов не верю, я должен бросить любимого человека ради тебя?». И да, это звучит эгоистично, но должен. Должен. Как Машихо бросил всю семью, дорогую маму, чтобы встретиться с ним. Но это был осознанный выбор. Его выбор. И сейчас он лишает этого выбора Джункю. А это не честно. Такими темпами, он окончательно отойдёт от собственных принципов. Машихо движется в сторону столиков, чтобы сказать, что плохо себя чувствует, и что поедет домой. Нет, Джункю, тебе с ним нельзя. Хотя о чём это он думает? Джункю не захочет, Джункю не оставит свою девушку. И вдруг видит, как с другой стороны к столикам идёт ещё кто-то. Никто иная, как та сама «некомпетентная» девчонка из универа. Кажется, будет сцена. Сцена, которая явно выйдет боком всем присутствующим. — Ты, урод, как ты можешь? — кричит девчонка, держа подрагивающей ручкой стакан с напитком. Машихо снова напрягается, быстрее бежит к хёну. Ему всё равно на эту Миён и её чувства. Ему не всё равно на Джункю, даже если тот с ним обошёлся так же, даже если самому Машихо хотелось сказать эту же самую фразу и вылить напиток на голову хёна. Чёртов Ким Джункю, почему у тебя всё через задницу? — Её ты тоже используешь, да? Чтобы потом назвать «некомпетентной» при всём универе, да? Ты выставил меня идиоткой, а теперь шляешься уже с другой? Ты… Секунда. Одна секунда, и вот Машихо уже стоит перед этой блондинкой с медленно растущим пятном на белой рубашке. Он без лишних слов выдергивает из рук девушки пустой стакан, ставит его на свободный столик и, кивая Джункю и Миён, уводит за плечи вырывающуюся непрошенную гостью. — Отпусти меня, ты! Отпусти, говорю же! Я сейчас закричу! — истерит она, но Машихо лишь сжимает хватку на её руке, открывает дверь запасного выхода и выпихивает девчонку на свежий воздух. — Опять ты! Да кто ты такой вообще? Личный телохранитель? Машихо поджимает губы в тонкую полоску, закатывает глаза, собирает мысли по кусочкам, чтобы правильно донести до её пьяного разума весь объём информации. — Я его лучший друг. А ты ему не более, чем одна из сотни бывших. Из горла блондинки вырывается странный звук, из глаз начинают капать слёзы, оставляя на щеках мокрые дорожки. Вот только этого ещё не хватало! Только не это! — За что он так со мной? Она читает мысли? Точно читает, ведь именно этот вопрос крутится в его голове весь вечер. — Что мне делать? — ещё один вопрос, который ставит Маши в тупик. Ещё один. Хватит с него этих вопросов. Он пожимает плечами, а девчонка громко всхлипывает. — Скажи, что мне делать? — Для начала протрезветь. Он не хотел рявкать или огрызаться. Атмосфера и так была слишком нагнетающей. Но прозвучало это слишком резко, от чего незнакомка опять разревелась. Тут из клуба начали выходить другие люди, и Машихо, снова не спрашивая разрешения, взял девчонку за предплечье и потащил за собой в неизвестную сторону. Просто куда глаза глядят. Он практически не слышал рыданий. В голове по-прежнему звучали два вопроса: за что он так с ним, и что ему теперь делать?

***

Они устроились на лавочке. Машихо с трудом мог вспомнить, как они сюда вообще дошли, девчонка прекратила рыдать, лишь изредка всхлипывала и сейчас устроилась на его плече. Машихо не нравится это соседство, не нравится вообще присутствие этой блондинки здесь и сейчас, он бы предпочёл остаться наедине с собой и своими мыслями. Но одновременно понимает, что бороться с общей бедой проще, чем вести с ней войну в одиночку. От девчонки пахнет алкоголем и духами, её блондинистые волосы щекочут шею, а из-за ветра становится прохладно, особенно там, где осталось мокрое место от напитка. Машихо пялится на свои руки, а девчонка уже наверняка успела задремать. — Тебя как зовут-то? — начинает она, и Машихо усмехается. В такой-то момент и такой вопрос. — Машихо. — Японец? — она широко раскрывает глаза, восторженно разглядывает его, а потом снова кладёт голову на плечо. — Интересно. Как такой человек, как ты, может вообще общаться с кем-то таким, как Джункю. — Ты его не знаешь. — Или ты не знаешь о нём всё. И ведь права же, чёртова девица, права же. Например, он не знал, что у Джункю появилась девушка. Да и что Ким вообще «созрел» для подобных отношений. — Ким Рэ Сон, — сама отвечает на не произнесённый вопрос блондинка, откидывая через плечо свои длинные волосы. — Ты… прости за рубашку. Если нужно, я возмещу ущерб, ты только скажи. Какой ему прок от этой рубашки? Всё равно уже никогда её не наденет. — Зачем ты вообще снова полезла? Сама же и виновата. — то есть, если бы ты был на моём месте, тебе бы не было обидно? Эта дамочка каждой фразой стреляет прямо в цель, в корень проблемы. Ему обидно. Ему обидно, потому что он в таком же положении, что и она. Маши поджимает губы, вздыхает и чувствует, как Рэсон отстраняется и пристально на него смотрит. Японец косится, закатывает глаза и снова устремляет взгляд на руки. — Знакомый взгляд. Неужели в таком же положении, что и я? Не в бровь, а в глаз. Может, хватит уже? Такими темпами она его просто прикончит! — Да можешь и не отвечать. Я и так всё поняла. Ещё тогда, в универе. Ты так активно его защищаешь. Дай угадаю, он тебя вообще не замечает, да? Не замечает, как ты смотришь на него а-ля щенячьими глазками, да? — Ты так и будешь болтать, не трезвая башка? — раздражается Машихо, но девчонка лишь закатывается смехом в ответ. — У нас всё сложнее, чем тебе кажется. Мы соулмейты. Он и сам не знает, зачем говорит это. Зачем говорит это ЕЙ, той, которую Машихо вообще не знает, а об этом молчит даже перед лучшим другом. Его прошибает крупная дрожь под действием эмоций, которые он с такой силой в себе давит. Рэсон сочувственно похлопывает его по спине и обнимает, всё также не убирая голову с плеча. Что она сейчас скажет? Всё ещё хуже, чем она думала, да? Хуже некуда. Это Машихо и сам прекрасно знает. — Я думала, что это всё сказки. Ну типа… Знаешь, когда ты там кому-то предназначен, звучит как чистый бред. Я никогда не испытывала такого. Как-то раз видела этого придурка во сне, и очень сомневаюсь, что он вообще хоть от кого-нибудь что-то получит. Она смеётся, видимо, думает, что такими шутками может растопить образовавшуюся льдину в лице одного японца на этой лавочке. Слегка отстраняется, снова пристальное смотрит, отчего-то улыбается и кладёт голову обратно. Машихо только сейчас понял, что не чувствует неудобства. Обычно от такой близости с другими людьми ему не очень хорошо. Рэсон удобная, такая же маленькая, а ещё от неё исходит тепло и уже не так воняет алкоголем. Машихо снова косится, подмечая на этот раз, что она действительно симпатичная. Карие глаза довольно большие, ещё и накрашены, поэтому создается вид, словно он смотрит на куклу, носик маленький, губки бантиком, очень миниатюрная, однако, как девушка — дикий ураган. Он усмехается, сжимает руки в кулаки и слышит новый вопрос: — Он не знает? И снова без ответа, снова и так понятно, что не знает. Зачем она вообще их задаёт, если сама ответ знает, а? — Нужно домой, уже светает. Куда тебя проводить? — Здесь не далеко даже, но сомневаюсь, что я смогу дойти. — Я тебя не понесу, сама дойдёшь. — Вредное создание. Но попытаться стоило, — она расцепляет руки, отчего Машихо показалось, что становится слишком холодно. И откуда в ней столько ненужной энергии? Рэсон вскакивает с лавочки, протягивает руку, и Машихо, сам себе удивляясь, сразу же протягивает ей в ответ свою. Он не хотя поднимается, чувствует, что ноги не держат, но идти уже стоило бы. Рэсон кивает в сторону дороги. — Пошли. А пока идём, ты расскажешь мне всё. Самому легче станет, вот увидишь.