Когда твои глаза слепы

В последнее время ему часто снились улочки и дороги, широкие, рассчитанные на транспорт, идущие спиралью по пологим склонам, и узкие, порой представляющие бесконечные пролеты выщербленных солнцем лестниц, взмывающие резко вверх в синь неба, утопающие с боков в зелени грецких орехов, алычи и шелковицы, с занавесами дикого винограда и колючей ежевики. Примешивался к видениям вкус спелых свежесорванных яблок, груш, сладкой клубники и запах заготовок на зиму; пение вечерних цикад, легкий ночной бриз и на грани слуха где-то там ласковый шум морских волн… Переплетения воспоминаний детства, терпкие запахи, знакомые до щемоты в сердце звуки, ощущения кожей яркого южного солнца, сочные краски незамутненного восприятия, еще не испорченного окружающими людьми и тяготами мира. Все это вызывало легкую грусть и нотки сожаления. Интересно, почему, когда в жизни начинается полоса неудач, именно эти воспоминания дают ту силу и желание искать решения двигаться дальше? Жизнь часто напоминает реку с перекатами судьбоносности, извилистым руслом поворотов, стремительным стержнем и медленным течением у берегов, омутами отчаяния, бесконечными разветвлениями поисков истины. Иногда разливающуюся до горизонта богатой поймой, да так, что с высоты птичьего полета открывается целое море. У всех она разная и, сливаясь с другими бурными потоками, создает что-то новое, совершенно отличное от изначального. Но порой воды наших рек уходят, словно в песок зыбкой пустыни, и тогда человек, замедляя свой бесконечный бег, останавливается, так как не понимает, куда ему шагнуть дальше. Одни бросаются в стороны в поисках утраченного, другие понуро бредут назад, пытаясь увидеть, куда же и почему иссяк их жизненный источник. И лишь единицы оставляют все и возвращаются к истокам, туда, где начался их осознанный жизненный путь. Пусть всего лишь во снах и на короткое время. Тяжело, когда подставляет тот, кому ты доверял, называл другом или просто хорошим знакомым. С которым ты сожрал не один килограмм перловой каши, и ладно если с тушенкой, а не на голяк. Когда Юрия поставили перед фактом подписать заявление по собственному желанию, он малость впал в ступор. И главное — кто? Новоявленный замдиректора по научной работе, соратник и друг… бывший друг, как вдруг выяснилось. Причем очень тонко подловил, а вернее, умело подставил, проведя по ряду договоров, которые курировал Юрий, левые закупки дорогостоящего оборудования. Вот так вот, один росчерк пера — и ни денег, и ни оборудования, впрочем, как и работы. Статья или увольнение — выбор оказался весьма очевидным. Был бы у Юрки в этом гребаном институте хотя бы один поддерживающий его человек, но все то ли из страха, то ли от тупости смотрели в рот тому, кто все это как раз и затеял. Да и дома ожидать покоя не приходилось. — Дурак ты, Юрка. — Мать с утра пекла блины с тонкими хрустящими корочками, чуть загибающимися по краям, пытаясь ими накормить верткую Верку. Та в силу своего переходного возраста, прыщей и рева, что попа у нее растет быстрее, чем титьки, устроила очередную голодовку. — Говорила я тебе, что не стоит делиться своими наработками. И что в итоге? Мишка мало того, что вылез первым на защиту, присвоив ваш совместный труд, так еще и тебя из института выжил. А ты что? — Галина всегда была бой-баба, державшая их семью в ежовых рукавицах. Крепкая, темно-русая, с пытливыми глазами. — Что я… — Юрка, скрутив маслянистый блин аппетитной пятнистости в трубочку, вяло размазывал им сметану по тарелке, стараясь не смотреть в праведные глаза матери. Благоухало, когда Галина царствовала на кухне, всегда обалденно, она отвернулась от плиты и добила: — Просто подписал заявление об уходе! И даже бороться не стал! — На меня дело хотели завести. Думаешь, я не пытался? Но все мои данные из личного компа великим образом исчезли в никуда из закрытого кабинета, пока я торчал на очередной планерке, нужных документов в архивах не оказалось. Патент, что институт оформлял на нас двоих еще год назад, в итоге вдруг оказался только на его имя. Даже бывший руководитель нашего отдела меня не поддержал, боится старик за свое место перед пенсией. В общем… — В общем, собирай задницу и дуй на курорт, нечего тут морально и физически разлагаться, — довершила его монолог мать и, поймав пытающуюся смыться под шумок с кухни дочь, вручила ей творог с медом, уже предупреждая категорически ее: — Пока не съешь, из дома не выпущу. — Мама, я толстая! — возмутилась Верка. — Ты глупая, одни глазищи остались, — аргументировала безапелляционно мать в ответ. С этим Юрка готов был согласиться, действительно, глазищи такие же карие, как и у матери, зыркающие не менее уперто из-под длинной, закрывающей пол-лица темной челки а-ля пони. Домашняя перебранка дам для Юрия была не в новинку. Сестра Вера родилась у его матери уже во втором браке, собственно, именно поэтому из-за дяди Сережи они и укатили с побережья Черного моря в Сибирь-матушку. И там, как ни странно, прекрасно прижились. С отчимом у него были вполне дружеские, ровные отношения, папой он его называть и не собирался, впрочем, тот и не просил, с пониманием отнесясь к памяти умершего Александра, отца Юрия. — А что? Море, солнце, девушки. И не фыркай! Тем более ты дядю Валеру более десяти лет не видел. А он тут мне написал — сдавать стал в последнее время, руки не держат, ноги плохо ходят. Вот и подсобишь. Все верно, родного брата своего настоящего отца Юрка практически не помнил, тот был военным моряком до последнего, пока его не списали и не отправили на берег по состоянию здоровья. Фотографии только, выцветшие черно-белые снимки, неровной мозаикой разбросанные по пухлому фотоальбому, на которых братья были не слишком-то и похожи, стоя с двух сторон его еще молодой, но такой же задорной и хваткой матери. Интересно, если бы тогда не подвернулся тот самый Сергей, что после стал его отчимом, может, Галина и обратила бы внимание на Валерия? Как знать. Правда, Юрий в этом не был особо уверен. Хотя на фото, там, где мать была запечатлена с его дядькой, они смотрелись весьма солидно, и было видно, что Валера поглядывает на девицу брата весьма заинтересованно. — А ему надо крышу починить, новый сарай поставить — старый-то совсем развалился. — Мать усадила фыркающую Веру обратно за стол, пододвинув к ней еще и нарезанные яблоки. — Фрукты не забывай, в них самые витамины. Верка только дунула на густую, дыбом вставшую челку, а после, примерно как Юрий сметану, стала размазывать творог по тарелке, правда при этом используя ложку. — Я бы и Веру с тобой отправила, так ты же за ней не углядишь, — и, видя умоляющий взгляд дочери, игриво подмигнула: — Будешь слушаться и не беситься, позже съездим, как раз и у меня отпуск нарисуется. И, не слушая протестующие возгласы малой, продолжила: — Так что не обсуждается, тебе увольнительные выплатили, на билет до Валерия хватит, а там на огороде проживете, он целое хозяйство сейчас держит, кроликов и курей разводит. Так что не оголодаешь. — Мам, мне как бы работу новую искать надо. — Юрий даже не думал сопротивляться, хотя и высказал путающиеся мысли вслух. Просто устал от жизни и, не видя возможного будущего, совсем поплыл по течению. Нет интереса — нет идей. Пробовал залить горе водкой — не вышло. Половину водки выжрал отчим, пока на них не налетела вернувшаяся так не вовремя в конце второй запойной недели из командировки мать и не отходила обоих скрученным полотенцем по полыхающим от стыда ушам. — Ну вот, поправите крышу и найдешь, тебе же никто не запрещает искать работу с морского побережья. Хотя бы загоришь, а то в своей лаборатории торчал до последнего, как бледная поганка. — Мать сняла трубку с телефона и, набрав справочную аэропорта, стала быстро пробивать насчет ближайших рейсов, совершенно не обращая внимания на тяжелый взгляд недовольного сына. Аэропорт, шум толпы, вскрики детей. Все обтекало Юрия, словно инородное и чужое. И вот зачем он летит туда, где не бывал черт-те сколько лет? Найти нужные связи? Вряд ли. И уж тем более новую работу. Сны снами, а реальность, увы, придерживается других квот. Ему бы, по идее, обзвонить всех знакомых, списаться с тем, кого еще считает своими дружбанами, поднять не до конца оторванные связи. Пока Михаил не трепанул где про него что-нибудь из ряда вон выходящее. И хотя тот якобы обещал после всех подписаний бумаг и увольнения, что болтать никому об этом деле не будет, но у Юрки не было никакой теперь уверенности. Его уже обманули и кинули, так что ничего хорошего от бывшего друга он не ожидал. Юрий двигался на автомате, прошел контроль, сдал в багаж свою полупустую сумку, в которой больше было напихано подарков от матери дядьке Валерке, нежели его личных вещей. Хорошо, что отвоевал ноутбук у малой, все же хоть там и не осталось ничего из необходимого и ценного, но застрять на несколько месяцев без связи, только с телефоном, не очень-то и хотелось, и теперь с ним в небольшом рюкзаке за плечами шел по извилистым коридорам на посадку. Что ж, отпускать ситуацию и плыть по течению было не впервой, особенно тогда, когда потерял все ориентиры и столь необходимый маячивший перед носом недостижимый берег. Весь полет качественно продрых, просыпаясь только под звонкий говор смазливых стюардесс, предлагающих пассажирам напитки и стандартный ланч. Народу летело на юга много, еще бы — сезон. Он вообще крайне был удивлен, когда мать ему в столь короткое время нашла необходимый рейс. «Наверное, кто-то сдал», — подумал лениво Юрий, засыпая на сытый желудок. Ну их всех и вся… Если нужна помощь в починке крыши, он так и сделает. А после обязательно что-нибудь найдет, не по спецухе, так по смежной, и начнет опять с самого начала. Хотя это ой как непросто. И по-честному даже не физически тяжело, а морально: собрать в кучу из размазанной по асфальту кровоточащей каши то, что осталось, и, перешагнув через себя, отправиться в новый путь. Его выдернули из нервного сна, больше похожего на замкнутый кошмар без выхода, сменяющегося жуткими картинами апокалипсиса, когда самолет начал заходить на посадку, стюардессы зычно просили всех пристегнуться. Что ж, в иллюминаторах при развороте под белоснежным крылом раскинулось полотно серебристо-темного моря. Эти изломы линий он помнил еще с детства: маленькие пестрые кораблики, словно игрушечные, пирсы, параллельными рядами уходящие в сторону моря, яркие солнечные блики, играющие на поверхности воды. Погода стояла замечательная, и, если бы не сопутствующие путешествию печальные происшествия на любимой работе, Юрка мог бы посчитать, что у него начался столь долгожданный и так практически никогда полностью не отгуленный отпуск. Терминал аэропорта поражал широтой панорамности окон, чистотой напольной плитки и огромной изумрудной стеной, составленной из живых растений, высаженных прямо в нее. М-да, вот тут все оказалось иным и незнакомым, бывшее старое здание, что помнил Юрий, не отличалось ни красотой, ни удобством, да и по размерам уступало новому комплексу. Оставалось дождаться багажа, а после медленно двинуться к выходу, взмахом руки отсекая еще на подлете предложения ушлых таксистов довезти «куда угодно» и «недорого», подразумевая, что при этом пассажир останется вообще без средств. Стеклянные автоматические двери выпустили в залитый ярким солнцем день. Прищурившись с непривычки, Юрий зашагал к остановке общественного транспорта. Незнакомые загорелые лица, расширенный под новый терминал подъездной путь. Несколько минут простоя, и прибывший троллейбус приветливо распахнул малочисленным ожидающим свои обшарпанные двери. Полупустой салон, нагретый спертым воздухом, раскрытые форточки не привносили и толики прохлады. Юрка кинул под ноги сумку и уставился в окно. Густая крона старого тополя закрывала фантастический вид нового аэропорта, в прошлом он застал только закладку первых железобетонных конструкций. Юрка равнодушно разглядывал свое отражение в пока еще чистом, не запыленном окне, явно троллейбус сделал всего одну ходку по маршруту и не успел обрасти грязью. «Давно я здесь не был, — мысли текли вяло, а взгляд выхватывал те вещи и изменения, что раньше тут не существовали. — Так же таксисты зазывают пассажиров, та же суета, шум, спешка… Вот перекусить негде, и когда только все ларьки посносили? Ну, может, попросторнее стало от того, но, черт, перекуса в воздухе мне явно не хватило». — Ваш билет? — проскрипели рядом, отвлекая Юрия от размышлений про хлеб насущный. Старушка, которой в обед точно стукнуло лет сто, грозно взирала на него сверху, важно подбоченясь, с коричневой сумкой на сухонькой груди, ждала ответа. «Жизнь или кошелек!» — захотелось рассмеяться Юрке; чем ближе к прошлому дому, тем чаще всплывали забытые фразы из детства, но он молча полез в карман за мелочью. — Сколько? — уточнил он у кондукторши. — А вам кудать? Пятьдесят рублей до конечной. — До конечной, — протянули с улыбкой сторублевую купюру. Бабулька, смягчившись и явно поддавшись обаянию молодого человека, занырнула узловатыми пальцами в свою сумку, достав отрывной билетик, надорвала его и со сдачей вернула Юрию, а затем поплыла обилечивать других пассажиров. Троллейбус тронулся с места, отправившись по незнакомому для Юрия маршруту. Поначалу это напрягало, все же как бы то ни было, но городские развязки он точно помнил. Пока не увидел, во что превратилась на сегодняшний день дорога. Кошмар автомобилиста: перекрыто, перегорожено, перерыто, везде пачками натыканы всевозможные знаки. Стройка века — новая автострада. Но по ощущениям — военные действия с ковровой бомбардировкой местности. «Вот тебе и курорт: приедут люди отдохнуть на море, а тут все перекопано, и чтоб до него добраться, надо преодолеть полосу препятствий. Инновации, чтоб их!» Троллейбус в очередной раз тряхнуло, ему некуда было деваться с маршрута и приходилось ехать по свежеперекопанному и наспех засыпанному. При въезде в город ничего не поменялось, те же рытвины и ямы, кучи песка, гравия и строительного мусора. Местами насыпи для дорог наживленные словно на живую. Его остановка, Юрий перевел дух и, выпав из жары транспорта, огляделся в поисках туалета. Кому-то, может, и ха-ха, а сорок минут по колдобинам прижимает замечательно, хочется слить лишнюю взбаламученную жидкость. Искомое обнаружилось неподалеку между павильонами, продающими горячий кофе, минералку и сдобу. И опять плати, но уже двадцать пять рублей. «Вот же ж… как двадцать минут от аэропорта», — иронически промелькнуло в голове. Запах хлорки, привычные выцарапанные на кафельной плитке «послания к потомкам», ничего, увы, нового, обычный платный сервис, где получаешь в руки немного туалетной бумаги. Что ж, пора было отправляться дальше. Вот только разживется кофе, чтобы хоть как-то взбодриться, и вперед. Чуть погодя, уже на ходу попивая горячий растворимый напиток, отдающий жженой резиной, в пластиковом стаканчике, Юра прикидывал, как лучше добраться до пункта назначения. Даже отсюда на такси слишком дорого, с приезжего сдерут не одну шкуру. На электричке?.. Чуть пройдя по тротуару, он вырулил к пустующей железнодорожной станции. Три перрона пустовало совершенно, и только на последнем, к которому обычно прибывали электропоезда внутреннего следования, одиноко ожидала та самая электричка. Табло щедро подсказало, что ждать отправления еще полтора часа. Долго, однако. Значит, придется выбрать автобус. «Опять колдобины? — внутренне поморщился Юрий, вдогонку тут же успокаивая себя: — Зато гораздо быстрее, ага». Побитая временем касса, новый билет. Усевшись на свое место, Юрий приготовился к долгой дороге. Глубинка с ее неспешной жизнью на отшибе бурлящего мегаполиса. Хлопнула дверь со стороны водителя, приятно заурчал мотор, суета пассажиров улеглась, и после проверки билетов автобус, плавно вырулив с автостанции, тронулся в путь. Как только пересекли городскую черту, рытвины и ямы исчезли. Асфальт ложился под колеса ровно, в этом направлении то ли не успели добраться дорожники и все перекопать, то ли это была уже новая отстроенная трасса. Худшие ожидания, к счастью, не оправдались. Мягкий ход убаюкивал Юрия, и он под ленивые мысли о родном затерянном приморском городке, сам того не заметив, задремал. Сны всегда приходили яркие, даже днем, мимолетно ухваченные за пару минут. Как и сейчас, его подсознание просыпалось на фоне переживания дороги, погружаясь в цветастый мир сновидений. Море, мелкая влажная галька, подсохшая выше уреза воды, яркое солнце… Трое карапузов увлеченно загребают песок у самой кромки волн. Один торчит в выкопанной ямке и с любопытством наблюдает, как остальные двое закапывают его ноги. — Ты, Стася, не шевеЛись, сиди смиЛно, — наставлял по виду самый старший, — сейчас будем тебя спасЯть, — и еще усерднее принимаясь зарывать несчастного добровольца. Стася же совсем не помогал своему закапыванию, наоборот, загребал песок и кидался в строителей, смеялся на их возмущения и радовался очередной интересной игре. — Стаська! — вопили двое строителей, а в ответ Стас, перевернувшись на спину, задрыгал ногами, перепачканными в мокром песке. — Я так не игЛаю, — обиделся Олег, бросая лопатку в песок, — кого мы будем спасЯть? — А давай тебя? — предложил Юрка, поправив съехавшую на глаза выбеленную солнцем панаму. — Ты тощий, как щепка. — Я? — праведно возмутился Олег. — Ты! Так мама говоЛит, — уверенно ответил Юрка, за что его толкнули в плечо, и он упал на загорелый, присыпанный песком зад. — А-а-а! Ты деЛешься! С ревом Юрка, кинувшись на внешне щуплого Олега, завалил его под себя, принявшись усердно мутузить. Олег отбивался… еще сверху прыгнул Стаська, вереща от восторга. Естественно, они громкими воплями привлекли занятых собою мамаш, которые с охами разняли пацанят и нахлопали им по задницам, а чуть позже, чтобы замять детскую ссору, каждому вручили по мороженому. Белое, ванильное, так быстро тающее и такое чертовски вкусное. Юрка до сих пор помнил тот вкус детства. Радость своего простого бытия, в котором был живой отец, счастливая мать… их половина дома, во второй как раз обитал дядя Валера. Вернее, Юркины родители чаще всего приглядывали за той частью дома, что вечно пустовала без хозяина. Ушедшее навсегда детство. Но сон разматывался по своему закону жанра, не зависящему от желаний Юрия. Дети, усевшись на песок у самой воды, уплетали сладость, вымазывая и лица по уши, и руки по самые локти. Шелест гальки, лениво переворачиваемой волнами, пузыри пены и запах… От неожиданного рывка автобуса Юрий резко проснулся, а на губах еще чувствовался вкус пломбира вперемешку с соленым воздухом моря, запахом водорослей и мокрого песка… Тогда, в совсем сопливом возрасте, не было никаких забот, а только переживания из-за разбитых коленок да частые драки с Олегом и Стаськой по любому поводу: то лопатку не поделили, то горку. А еще именно тогда они привыкли делить сладость на троих. Но так думал Стаська, на самом же деле Юрка и Олег специально подкармливали его. Почему? Да кто ж его знает. Тогда это казалось очень правильным. Юра был самым крупным из ребят, Олег хоть и щуплым, но для своих лет высоким, а вот Стас все никак не менялся — маленький, худой, с белой, почти прозрачной, плохо загорающей кожей. Юра тогда заглянул во двор, где гулял обычно только Олег, и поведал, что надо кормить Стаську сладостями и конфетами. — Но зачем? — удивился Олег. — Мама говорит, что это… есс… естест… естественно! — А моя мне говорит — не ешь много конфет, лопнешь! Значит, будем кормить Стаську до того, пока он не надуется как положено. — А если лопнет? — встревожился чистосердечно Олег. Юра задумался всего на несколько мгновений, а затем ответил: — Будем делить конфеты на всех, но большую часть отдавать Стаське. Он пока маленький, не поймет. — А если поймет потом? — не отступал Олег, то ли от непонимания самого процесса кормления кого-то, то ли от своих личных предпочтений. — Тогда… м-м-м… — помаялся Юрка, а после как отрезал: — Что пристал?! Тогда он уже будет почти «лопнешь» и будет нам благодарен! Эти воспоминания вызвали у Юрия задумчивую улыбку. Возможно, именно с тех конфет и начался его путь ученого-экспериментатора. Ведь впоследствии именно все затевал Юрка, а его друзья детства, Олег и Стаська, проводили на себе опыты, порой расшибая колени, обдирая локти, стесывая бока и ставя на лбу шикарные шишки. Жаль, жизнь их развела по разным путям, но Юрий надеялся, что, возможно, сейчас кто-нибудь из соседей знает о судьбе его друзей. И тогда при новой встрече представится случай выпить, душевно посидеть, вспоминая все былое. Еще один поворот, вот небольшой подъем, а после извилистый змеей спуск, где в конце его ждал дядя Валера и прохудившаяся крыша. Наверное, мать права в том, чтобы непосредственно перед новым рывком дать себе отдых. Перестать бежать за солнцем и, наконец-то остановившись, посмотреть из изначальной точки отсчета на всю свою жизнь со стороны.