Кощей над златом чахнет

В замке Кощея много мест. От почивальни до неизведанных подвалов и от огромных туманных садов до самых высоких башен. Иван не успел толком рассмотреть это строение, занятой делами и заботами. Помочь с обрядом погребения, став чем-то близким для Бога, отдать поручения слугам с пятью глазами и четырьмя ногами. Мальчишка так и не смог понять откуда выбрались эти существа, а Кощей всеми силами постарался не поведать тому об этом. Всё покрыто тайной, молчанием. И даже Мара, оказавшаяся женой Бессмертного, не внесла в историю большую ясность. У того мог быть ребёнок, да только царица мертвого мира извергла бы из себя нечто ужасное. И сознает Ваня, что понимает их обоих, несмотря на смерть родной семьи от тонкой женской руки. О последнем мальчишка старается не думать. И от Кощея стал временами чаще прятаться, стараясь внутри пережить ту жгучую боль от потери. Пару раз его старался навестить Часлав, приносил еду, воду, теплое одеяние, чтобы Иван согрелся в такие лютые холода, пока Бог вновь охотится за душами в нескончаемых лесах. Но и после множества отказов, смолк, прервал любую потугу поухаживать за печальным златовласым едва ребенком. Утешение Иван находит в огромной библиотеке, из которой время назад приносили слуги ему единственное развлечение. Высокие ряды пыльных полок со старинными книгами о целом мире. Исписанные вдоль и поперек, они источают сладковатый запах залежалой, состаренной бумаги и чернил на пергаментах. Местами, бренча металлическими скобами, целые полки скрыты за коваными решетками, явно намеренными не раскрывать так просто неожиданные тайны нежеланным гостям. Вечереет. От легкого дуновения тихих сквозняков кренится в бок свеча на канделябре. Рядом же, источая мятный запах и серый пар, стоит высокая кружка с узорчатыми вставками ручной работы. Мастер, создавший сиий шедевр, как известно Ване, по линии своего путешествия был здесь не так давно и Кощей, зная любовь своего избранника к подобным полезным вещицам, возжелал заказать работу. Мальчишка присаживается в теплое мягкое кресло, забрасывает аккуратную ногу на ногу, поблескивая в освещении огня парой золотых браслетов на одной из щиколоток. Он подпирает чуть пухловатую щечку и неосознанно морщит нос, со скучающим видом приступая к чтению новой массивной книги на своих коленях. Нарочито он не замечает неподалеку, меж стеллажей, явный шорох грузных ботинок и одеяний. — Наполненность главы на сий день куда важнее, чем красота лица, верно? — с ухмылкой, привалившись к стенке высокой колонны, подаёт свой голос Кощей. Цепким взглядом своих зеленых глаз он с упоением рассматривает мальчишескую фигуру и явно подходящие к тону кожи изумрудного цвета одеяния: штаны, просторная рубаха и атласный халат с золотыми вставками, ласковым зверьком скатившимся с плеча чуть вниз. — Ты опоздал на ужин, — отрезает ледяным тоном Иван, не удостоив Хозяина даже взглядом. — Вновь три дня и три ночи, Кощей. Я всё ещё твоя игрушка, как собаке кость? Легко заметить сколь сильно поменялся мальчишка за это время. Оброс мышцами и чуть срезал отросшие локоны светлых волос. Привык облачаться в дорогие наряды и перестал замечать украшения на себе, лишь порой жалуясь на ноющие от рун запястья. Кощей никогда не признается, что специально вызывал эту легкую неприятную боль, чтобы Ваня бежал и жаловался, после ощущая себя нужным. Не первый день живя на свете, он успел осознать множество маленьких и, что главное, незаметных ниточек, которыми легко можно дергать так, как захочется. Но сейчас Бессмертный пришел к пониманию, что упустил момент, когда пара особенных ниточек с крахом оборвались. — Ты позволяешь себе слишком много, Ваня, — с укором тянет мужчина, отталкиваясь прочь от холодной опоры. — Уйми свой пыл, знаешь же, что с периодичностью я вынужден это делать… — Как изощренно ты умудряешься избежать ответа на мой вопрос. Кость, Кощей? — настаивает на своем мальчишка, наконец, отрывая голубые глаза прочь от сложного текста книги. Собеседник же его крайне быстро отводит свой взор прочь, стыдясь признать, что позабыл о заботе в сторону златовласого. — Я не… Иван! — рычит Кощей, замечая, как резко захлопывает Иван книгу и поднимается с места. Сделав пару шагов, он обходит кресло и наводит ту над огнем свечей. — Оставь рукопись в покое, она старее Яги, Велес, дай мне сил… Оставаясь неизменно злым, мальчишка медленно опускает книгу еще ниже, опаляя ее уголок нещадным пламенем. — Вань, усмирись, — сделав шаг, Бог останавливается. Явно уставший от одиночества, мальчишка опускает книгу еще больше, из-за чего краешки листов моментально чернеют. — Если нравится пташка в золотой клетке, — сдерживая порыв закричать, все же начинает ответ Ваня. Дрожащими пальцами он стискивает книгу настолько сильно, что запястье взрывается болью. Или же вновь Бессмертный играет с собственными метками. — Не вздумай использовать их, Кощей! Громкий рык возмужавшего парня раскатом грома проносится по длинным залам. Остановившись за дверью, Часлав удивленно вздрагивает, а затем ретируется прочь, так и не передав корону по велению Бога. Черноволосый мигом снимает с упертого мальчишки всю боль. Звучит напряженный выдох. — Если пташка в клетке золотой нравится, — повторяет он, нахмурив густые брови. — То научись её любить поболе, чем книги свои. Грохот роняемой на круглый столик массивной ноши знаний и стук каблуков по холодному полу. Златовласый не менее громко хлопает дверью, едва не защемив той легкий атлас халата. Кощей даже слышит новый злобный рык на одного из служителей замка, что вызывает не чувство страха, а ощущение гордости.

***

— Время подходит, Кощей, — рябью воды в крупном чугунке подает голос Яга, причесывая попутно с разговором свои пепельные волосы. — Знаешь же, что если суждено вам обоим служить, то надо его во все просвятить. — Боюсь, не понравится ему это. Не пойдёт на такое, больно сожаления много. Смертный он, Яга, — кивает отрицательно мужчина, приложив к бледным губам острую кромку бокала с вином. — Смертный лишь временно, ты сам об этом знаешь, — парирует женщина, забренчав множеством пузырьков с маслами. На кой они ей Кощею не ясно. Не меняется ничего, да и судьба так решила, чтобы красивой она была только по магии или же в своём ином мире. Но и там глядеть на неё некому: у костей и гнилой плоти нет здоровых глаз. — Уже было у вас? — Яга! — подавившись вином, возмущается вмиг Божество. — Йагяяя! — дразнится в ответ седовласая, неожиданно звонко засмеявшись. — Вот в чем и проблема, друг мой… Ваня человек нежный, чуткий. Ему не подарки твои нужны, а ты сам, тело твое. Душа какая-никакая… Кощей вытирает с губ капли вина и застывает в задумчивой гримасе. Последний раз их таинства был настолько давно, что даже пауки в счастливом доме не живут так долго. Первый раз соития для Вани было тяжелым, жестоким, но совершенно точно неимоверно чудесным. Бог по сей день думает о тех сдавленных хриплых стонах, когда не сдержался и подтянул его к себе, чтобы… — М… — А чего смолк-то? — с натяжкой интересуется подруга, ожидавшая хоть какую-то реакцию от черноволосого. — Не смолк, а в думах, — парирует Кощей, дергая кадыком в новом глотке сладкого вина. На удивление то пленит его, расслабляет каждую мышцу, но не туманит разум. Теперь понятно за какие заслуги его нахваливал Леший. — Яга, как думаешь, а если для начала ему со мной на охоту отправиться? Коль попробует, поймет, что надо и не так тяжко будет… В ответ звучит долгое молчание, но мужчина не стремится его разорвать. — Это не его обязанность будет, ты же помнишь? — намекает женщина и только сейчас Кощей улавливает стук соприкасаемых друг с другом спиц для вязания. Молодая еще совсем, а как бабка ведет себя, — Он только за загробный будет… — Помню, — щурится он, заправив прядь волос за ухо. — Но нужно же готовить душу его закрываться от такой боли. — Когда он пройдёт обряд, Кощеюшка, души у него не станет, — лелейно тянет Яга из зеркала воды. — И разлюбит меня. — Я же будущее ваше видела. Будут, друг, трудности, но всё переживёте, покуда упертый ты старый баран! Ну вот куда эта петля делась?! — неожиданно восклицает царица мёртвых, распуская ряд ниток. Кощей невольно срывается в долгий смех, убирая прочь на стол бокал с вином. — Иди, Кощей, и дай своему Ване столько любви, сколько он заслужил? Не забывай, что этот мальчишка остался с тобой и не так давно успешно провел ритуал покровительства мёртвым. Неужто он не заработал твоей похвалы? — Очень даже заработал, Яга, — в согласии кивает Бессмертный, уже поднимаясь с теплой перьевой подушки кресла. — Стало быть, пора мне к нему отправиться. Благодарю тебя, подруга дней моих суровых…как там дальше напишет через множество десятилетий наш Сашенька? — Старушка дряхлая мо… Кощей! — вновь восклицает, но уже в возмущении женщина, пока сам Кощей, подавив смех, хлопает дверью своего кабинета. Комнату их общей почивальни тусклый свет луны озаряет как-то лениво. Мужчина видит лишь темный силуэт на подоконнике. Сведя ноги у груди, Ваня откинул голову на сложенные в коленях руки, и с задумчивостью о тоскливой жизни глазами цвета неба медленно ведет по открывшейся картине леса за окном. Кощей прикрывает за собой дверь, стягивает прочь длинную рясу, что вечно собирает с пола серую пыль, откидывает ненужную одежду на постель и, шумно выдохнув, поправляет приталенную рубашку. — Опять пришёл глумиться? — подает гулкий голос мальчишка, не поднимая своей головы с теплых рук. — Так лучше бы во сне удушил и взял силой. Какая разница как невольником пользоваться… — Не пленник ты мне, Вань, — от него пахнет сладкими яблоками и свежескошенной травой. Неясно когда тот успел сходить в сады и опробовать сорт обитающих только здесь яблонь, да только понятным становится, что Бессмертного этот запах неслабо привлекает. Даже наигранный холод, исходящий от мальчишки, вынуждает зрачки зеленых глаз расшириться, а губы раскрыться от участившегося дыхания. — Когда-то был, тогда я пламенно уверен был, что не нужен тебе. А ты на ужин меня ждал, тосковал…не прав я, Вань. Мальчишка поднимает голову и неуверенно смотрит на своего возлюбленного. В темноте цвет глаз стал глубоким, не таким ярким, дерзким, но с ноткой томности и усталости. Таким мальчишка выглядит более живым и даже золото волос, поблескивая в свете луны, не затмевает всю красоту юношеского стана. — Ждал, тосковал, — кивает он, скидывая ноги с подоконника и присаживаясь к Кощею лицом. — Ценишь это или стараешься угодить? — И то, и это, Вань, — нежно улыбаясь, ведет ухоженными бровями черноволосый. — Ну что ты взъелся так на меня? Настолько не хватает? Давай я подарок тебе сделаю на время, пока дом без меня пустеет? Обучу немного, чтобы не так тяжело было, м? Иван, насупившись, молчаливо смотрит в ответ. Взгляд его мечется от волос к губам, от глаз к шее. Аккуратные руки сами накрывают крепкие плечи Божества, чтобы заставить его смолкнуть и медленно приблизить к себе. — Ты на мне метки оставил. А я на тебе не могу. Знаю же, что ты чувствуешь меня, когда то требуется, а я не могу ощущать, — алые губы прикладываются поцелуем ко лбу, а юркие пальцы одной руки медленно развязывают веревочки одеяния. — Научиться этому хочу, Кощей. Чтобы тебя чувствовать. И сейчас хочу твою силу ощутить, соскучился пламенно…а ты уходишь по делам, оставив скупой поцелуй на моих губах, потому что кто-то увидеть может… Бессмертный опускает взгляд, смотрит, как быстро раскрывается рубаха и оголяются истерзанные множеством битв живот с грудью. От холода твердеют соски. Чужие горячие губы касаются шеи, лижут нежную кожу, лаская её чувствительные точки, отчего Кощей с удивлением рвано выдыхает. Не знал он, что за время их разлуки Иван так быстро смог обучиться подобному постыдству. Властная рука черноволосого зарывается в мягкие светлые пряди. — Вань… — Что «Вань»? — шепчет на ухо мальчишка, притираясь ладонью к дернувшейся в руку чужой промежности. Бог вновь рвано выдыхает, поднимая взгляд потемневших до болотного цвета глаз на тьму леса за окном, — Я в заточении здесь и каждый праздник пропускаю…хоть я и рядом с тобой, но мой дух остается русским и празднества с обрядами соблюдать пламенно желаю. Я смертный, Кощей, я должен и людские дела совершать. Деревня сожжённая…тела нужно вынести, упокоить, я… — Они упокоены уже, — отрезает Кощей, хватаясь за запястье руки, резко сжавшей достоинство мужчины. — Для тебя они упокоены, — шипит в ответ Иван, контрастно нежно касаясь губами до чужих губ кратко. — Мы займемся этим чуть погодя, — соглашается мужчина, уговорив ладонь разжаться и плавно вывернуть защелки брюк. — Сейчас разум просит иное… — Разум ли? — с усмешкой язвит златовласый, вновь касаясь губами до чужих губ. Неумело целуя, он распаляет в Боге давно позабытые чувства. Зря народ такие глупости слагает. Есть у Кощея в теле душа, просто для мертвецов обычно знать такое плохо: завидуют безмерно вечной жизни. Спрыгнув с подоконника, юнец юрко отходит к постели, утягивая старшего мужчину за собой. Тот не торопится последовать за ним, рассматривая новые красоты чужого тела в освещении подруги-луны. — А может, ты хочешь увидать соседние царства? Познакомиться с празднествами высших людей? — приподняв бровь, интересуется Кощей, стягивая с Ивана свободную рубаху. За время пребывания здесь он успел чуть набрать вес. Или, быть может, он так стремительно взрослеет, а Кощей так мало обращает на него внимание. — Приобщиться к культуре теплых стран, познакомиться с философами и обычаями. Ваня даже застывает на месте, удивленно смотря на возлюбленного. Лицо его озаряется заинтересованной улыбкой, а руки вновь тянут к себе для желанного поцелуя, пока Бог осторожно укладывает его на перину, в ворох мягких одеял и подушек. Рывком пальцев скрывают заинтересованный взор стен полупрозрачные ткани тюля, отчего златовласый густо краснеет. Любит же его Бог помпезность в любовных утехах. Иль приручил кто-то к такому, иль сам дошел до осознания страсти к тому. — Кощей, — зовет мальчишка, краснея еще сильней. — А кто такие…философы? В этот миг застыть пришла очередь для Бога. Поморгав пару раз, он широко улыбается и вновь целует в алые губы, затрагивая языком ряд аккуратных зубов. — Глупцы, считающие, что постигают суть нашего мира, — наконец, отвечает он, стягивая легкие штаны прочь со стройных ног. Юркнув под одеяло, черновласый накрывает Ваню до линии талии и силой жаркого языка вынуждает последнего бесстыдно застонать. Прогнувшись резко в пояснице, тот стискивает судорожно чужие волосы и прикусывает ребро руки, жмуря заслезившиеся глаза. — А какая, — тяжело дыша, пытается задать интересующий вопрос мальчишка. — Польза от них? Кощей опускает голову ниже, берет глубже, увлажняет, лаская узостью глотки чувствительную плоть болтуна. А тот и смолкнуть не может, задавая вопросы, что неожиданно резко поглотили его разум поболе, чем действия любимого. — Такая же польза, как и от языка сейчас твоего, — вынырнув из-под одеял, пресекает чужую речь Кощей, ладонью накрывая влажные губы. — Смолкни. Глаза у Ивана поблескивают не обидой, а идеей. Бессмертный почти уверен, что этот маленький лучик света озарил на секунду всю комнату, вынуждая вмиг ослепнуть. Раскрыв намятые губы, он мягко стаскивает чужую ладонь чуть ниже и одним движением захватывает в жаркий рот два длинных пальца. Перстни на них холодят нежную тонкую кожу, заставляют прикрыть веками взор, утонуть в величине чувств, желаний и жарких проявлений. — Злато, — томно шепчет мужчина, наблюдая, как юркий язык увлажняет чувствительные подушечки пальцев в явном намёке правильно применить эту вязкую слюну. — И кто тебя такому бесстыдству научил?