Where do we draw the line?

Это не было увлечением, помутнением рассудка или следствием вялой половой жизни, которой Геллерт Грин-де-Вальд никогда не страдал. Он трахал Вальмона и мгновенно засыпал, как убитый, но после поцелуя с Альбусом Дамблдором ворочался в постели, десятки, сотни раз прокручивая в голове каждую секунду того вечера, каждое движение, каждое слово. Кровь быстрее бежала по венам при воспоминании о языке Альбуса, его раздвинутых ногах, о том, как он вжался в парапет, возбужденный, испуганный и такой притягательный. Геллерт хотел его. Одному дьяволу известно, как Геллерт его хотел тогда. Но это не самое страшное. Геллерту понравилось общаться с Альбусом и под словом понравилось подразумевается нужда слизеринца встречаться с этим вежливым, полным подавленных желаний ботаником, обсуждая все на свете. Геллерт понимал, что это ненормально. Такого с ним не случалось никогда. Да, он по-своему привязался к Вальмону, но вполне был способен протянуть без него день, неделю, даже месяц, как выяснилось. Отсутствие Альбуса же слизеринец ощущал острее. "Быть может, это то же самое, что произошло между мной и Парижем. Я ведь не знал этот город, не хотел узнавать. Смотрел на изображения Эйфелевой башни и Нотр-Дама с равнодушием. Но когда я оказался в столице и взял от Парижа все, что он мне предложил, я отдал ему свое сердце. Я даже теперь говорю порой, как француз, — мои слова приобретают оттенок тошнотворной романтики, а, к черту. Мне нравится эта романтика. Скрывать что-то следует от других, а не от самого себя. Париж. Страстное чувство, вспыхнувшее без всякого предупреждения и разгоревшееся, подобно пожару, чувство, к которому я совершенно не был готов. История повторяется. Смешно. Грин-де-Вальд влюбляется второй раз в жизни, но на этот раз в человека, живого человека из плоти и крови. Влюбляется. Не слишком ли громко сказано? Тот поцелуй… Во имя Мерлина, это был всего лишь поцелуй, один из сотни других. Почему, почему же я не могу его забыть?” К Сюзанне на Хэллоуин Альбус не поехал, но не потому, что без памяти влюбился в Грин-де-Вальда, а по гораздо более тривиальной причине — он слег с высокой температурой. Поездка по обдуваемому ледяными ветрами озеру оказала пагубное воздействие на здоровье волшебника. Геллерт навещал его, лежащего в лазарете практически в полном одиночестве, каждый день, принося сладости, убеждая себя, что делает это не по доброте душевной, а чтобы привести в исполнение план, о котором, на самом-то деле, думал все реже. Геллерт проводил у постели спящего или слишком вялого, чтобы нормально беседовать, Альбуса около пяти минут, а потом целительница выгоняла его, крича, что больному нужен покой. Зато после выздоровления Альбус стал встречаться с Геллертом ежедневно. Они часами болтали в библиотеке или гуляли по территории школы. На романтические темы Геллерт пока не заговаривал, все ждал подходящего момента, при этом не будучи уверенным, как поймет, что момент настал. Одно Геллерт знал наверняка. Ответ на поцелуй в Париже и расположение Альбуса к нему все доказывали красноречивее слов. Альбусу не хватало смелости заглянуть в лицо собственному «я» и признать, что Геллерт нравится ему не просто как друг, и Грин-де-Вальд планировал пробудить эту смелость до конца года. После учебы Геллерт на всех парах мчался к условленному месту и порой проводил с гриффиндорцем несколько часов, не замечая, как летит время. Альбус поражал его глубиной интеллекта, с ним можно было обсудить серьезную магическую литературу, о которой тот же Вальмон никогда не слыхивал, поговорить о судьбе волшебников в мире и их предназначении. Альбус был превосходным слушателем и имел собственное мнение по любому вопросу. В отличие от многих потенциальных соратников Грин-де-Вальда он не боялся вступать с Геллертом в жаркие споры. Однажды дело дошло до того, что волшебники поссорились и не разговаривали друг с другом несколько дней. Геллерт первым не выдержал разлуки и первым пришел мириться, чего с ним никогда не случалось до этого. Вальмон давился от любопытства и без устали расспрашивал любовника. Главным вопросом, конечно, был следующий: «Где вы провели ночь на двадцать девятое октября?» Геллерт не хотел рассказывать Вальмону ни о Париже, ни о поцелуе на Эйфелевой башне, все эти воспоминания были слишком личными. Он уклончиво отвечал, что ту ночь провел в библиотеке, а где был Альбус, ему неизвестно. В скором времени Геллерт и вовсе перестал информировать Вальмона о развитии их отношений с Альбусом, ограничиваясь холодным «все идет по плану». Однажды он встретил Сюзанну, романтическую связь с которой, к досаде Геллерта, Альбус продолжал поддерживать. — Хотел поблагодарить тебя за понимание, Сюзанна, — сказал Геллерт девушке. — Мы с Альбусом общаемся уже несколько недель и, как видишь, он жив-здоров. — Мы еще посмотрим, чья возьмет, — сквозь зубы сказала Сюзанна. — Что-что? Сверкая глазами, Сюзанна посмотрела на Геллерта. — Ты не сможешь насильно уложить его в постель. Вернее, теоретически ты можешь это сделать, но тогда ты не получишь той любви, на которую рассчитываешь. Геллерт расхохотался. — Раз уж мы говорим так откровенно, скажи честно, неужели ты рассчитываешь уложить его в постель? Вы хотя бы целовались? Для Геллерта это был вопрос первостепенной важности, и он задал его далеко не с целью поиздеваться над девушкой. По выражению лица Сюзанны Геллерт все понял и почувствовал то, что ощущает капитан команды, выигравшей чемпионат по квиддичу. — Тем не менее, у Альбуса есть выбор, — холодно сказала Сюзанна. — Уверен, что он сделает его в твою пользу? — Ты уж извини, дорогая, но я не уверен, что тебя можно назвать выбором. Все больше времени они с Альбусом проводили в их секретном месте — на поляне огоньков, где их никто не тревожил. Сколько раз в Геллерте просыпалось желание обнять, поцеловать, уложить на землю этого мудрого, серьезного подростка с сексуальной шевелюрой и детским выражением лица, но слизеринец сдерживался. Порой он видел в глазах Альбуса отражение собственного желания и наблюдал за борьбой сердца и разума на челе волшебника. Часто они танцевали. Сам Геллерт почти не заговаривал о медляке или вальсе, зато Альбус удивлял его постоянными просьбами поучить его танцам. К счастью, в этом Геллерт разбирался превосходно и охотно делился знаниями с Альбусом, а тот отмечал, что из него бы вышел отличный преподаватель. Геллерт же в ответ подшучивал над гриффиндорцем, повторяя, что пост директора ждет его. Словом, складывалось все наилучшим образом, и Геллерт не спеша, день за днем, шаг за шагом, стал забывать о главной цели совращения Альбуса. — Мне нужен его дневник, — пришел однажды к выводу Геллерт. — Я должен знать, как он ко мне относится. — Это еще зачем? — фыркнул Вальмон. — Разве ты без дневника не можешь определить, влюблен ли в тебя человек? — Дилетанту вроде тебя не понять всех тонкостей искусства соблазнения, — Геллерт комично задрал подбородок, изображая напыщенного аристократа. — Кэри меня ненавидит за то, что я бросил ее второй раз, — драматично вздохнул Вальмон. — Можно попробовать закадрить еще какую-нибудь гриффиндорочку для получения пароля, но на это требуется время. — К черту пароли, Альбус действительно всегда таскает дневник с собой. Мы сделаем это прямо на уроке. — Что именно? Геллерт склонился над Вальмоном и заговорщицки подмигнул. — Устроим пожар. — Агуаменти? — Вальмон развел руками, сообщая очевидное затруднение. — Мы устроим пожар, который нельзя потушить, — ухмыльнулся Грин-де-Вальд, — потому что на самом деле его не будет. — Замечательно, ты думаешь, профессора не отличат иллюзию от… — Эту не отличат, — Геллерт вынул из сумки прозрачную ампулу с горящим внутри пламенем. — Я купил его на черном рынке Мадрида. Величайшие маги не раскусят, что это иллюзия. Жар от огня будет казаться настоящим, ожоги — настоящими, дотла сгорающие вещи — настоящими. Разница между этим пламенем и реальным, — Геллерт подбросил ампулу и зажал в кулаке перед носом Вальмона. — Оно не может убить. Роль исполнителя досталась Вальмону. Геллерт пояснил — если у Альбуса возникнет малейшее подозрение, что пожар — дело рук Грин-де-Вальда, план может пойти насмарку. Француз неохотно согласился. Когда ученики вошли в класс трансфигурации, Геллерт дал сигнал Вальмону. Тот прошел мимо парты Альбуса якобы для того, чтобы закрыть окно, и по пути задел портфелем и уронил его учебники и тетради на пол. — Пардон, я все подниму, — Вальмон наклонился и быстрым, незаметным, как учил Геллерт, движением открыл ампулу. Результат ошарашил самого Грин-де-Вальда. Пламя распространялась с сумасшедшей скоростью. Помещение стало заполняться дымом, огонь танцевал на партах, стенах и личных вещах учеников. Крики «Агуаменти!» раздавались повсюду. Осознав бесполезность сего действа, миссис Стюарт стала выводить паникующих студентов из кабинета, попутно атакуя пламя более мощными заклинаниями. Геллерт скрылся за шторой, до которой еще не добрался огонь. Когда класс оказался пустым, волшебник, кашляя и обжигая ноги, побежал к парте Альбуса. Направив палочку на его вещи и пространство вокруг себя, слизеринец произнес заклинание, которому его обучил продавец ампулы. Иллюзия исчезла, и Грин-де-Вальд принялся поспешно искать заветную тетрадь. Довольно скоро его поиски увенчались успехом. Геллерт листал пронумерованные страницы, смотрел на даты, и, наконец, среди нудных заметок о прошедших уроках, домашних заданиях и размышлений на тему «стоит ли ехать к Сюзанне в гости», нашел свое имя. 29. 10. 1899 г. Этой ночью я поцеловался впервые в жизни. С Геллертом Грин-де-Вальдом. Я всегда боялся его, боялся, что он сделает это со мной, чувствовал, что он может сделать это с кем угодно. Наверное, я сошел с ума, поддавшись ему. Я перестал себя контролировать, не понимал, что творю. Мне хотелось… я не должен был… даже писать нормально не могу об этом. Почему не получается выбросить его из головы? Тогда, на башне, во время поцелуя, я представил… — Мистер Грин-де-Вальд! Геллерт бросил дневник и вскочил, невинно глядя на стоящую в дверях разъяренную преподавательницу. — Это вы создали иллюзию пожара? — спросила она дрожащим от ярости голосом. — Что вы, — Геллерт поднял руки. — Я пытался все уладить. Смотрите, у меня почти получилось потушить огонь. — Миссис Стюарт, — окликнул действующий по сценарию Вальмон. — Глядите, что лежит в кармане Джаспера. Наверняка, он купил эту ампулу на черном рынке. — Миссис Стюарт, это не мое! — попытался оправдаться испуганный Джаспер, пока Геллерт и Вальмон зажимали рты, чтобы не расхохотаться. — Джаспер Коллинз, как вы могли? — верещала профессор. — Минус пятьдесят очков Гриффиндору! Это немыслимо! Как вы умудрились пронести эту вещь в школу? Я немедленно напишу вашим родителям! Довольный операцией Геллерт подмигнул давящемуся смехом Вальмону. «Он что-то чувствует ко мне, и это что-то — очень сильная штука. Альбус не пишет об этом подробно, потому что стыдится, но из его строк явно следует — ему понравился наш поцелуй, и он хотел меня. Он хотел меня прямо там, на чертовой башне, и позволил бы овладеть им, если бы не его дурацкое упрямство. Или это комплексы? А может, психологическая травма, оставшаяся на память от того жирбеса? В любом случае, наша первая ночь — всего лишь вопрос времени». — Чем ты все-таки насолил Дилану? — спросил как-то Геллерт, прогуливаясь с Альбусом по территории школы. — Это довольно забавная история, — улыбнулся Альбус. — Он погнался за мной, а накануне как раз шел дождь. Дилан поскользнулся в грязи и кубарем покатился со склона. Джастин пытался ему помочь и отправился вслед за ним. Это видели гриффиндорцы, они от души посмеялись над Диланом. С тех пор члены его банды жаждут мести. — А ты молодец, — похвалил Геллерт. — Дал им достойный отпор. — Не я, а грязь, — пожал плечами Альбус. Дилан и его прихвостни рыскали по территории Хогвартса, поджидая Альбуса в самых неожиданных местах. К счастью, Геллерт постоянно был начеку и вовремя предотвращал нежелательную встречу с главным хулиганом школы. Это случилось вечером, когда уже стемнело, и Геллерт с Альбусом прогуливались вдоль берега озера. Стояла вторая половина ноября. Снег не выпал, но воздух был морозным. — Интересно, зачем Джасперу понадобилось устраивать пожар? — размышлял Альбус. — Хотел сорвать урок, — предположил Геллерт. — Я говорил с ним об этом. Он утверждает, что ампулу ему подбросили. — Может, это Дилан? — Возможно. Дилан с бандой улепетывали так, что пятки сверкали, — согласился Альбус. — И все-таки что в кабинете делал ты? — Я догадался, что это иллюзия, — пожал плечами в Геллерт. — В Мадриде ученики так иногда развлекаются. Хотел попробовать потушить огонь. И… Грин-де-Вальд настолько увлекся старанием не выдать себя, что совершенно потерял бдительность. Из темноты к волшебникам вышли четыре фигуры. — Вот мы и встретились, малявка, — сказал Клэй, наступая на Альбуса. — Геллерт, постой в сторонке и насладись зрелищем, — гоготнул Джастин. Здоровяк Клэй приблизился к Грин-де-Вальду и оттеснил его от гриффиндорца. — Эй, эй, в чем дело? — воскликнул Геллерт, наблюдая, как четверо сокурсников окружают Альбуса. — Не бойся, — сказал Геллерту главарь банды. — Мы слегка подправим ему носик и отпустим. Альбус вытащил палочку. Он побледнел, его взгляд переходил с одного слизеринца на другого. — Дилан, не делай глупостей, — спокойно сказал Геллерт. — Не лезь под руку, Грин-де-Вальд! — рявкнул Дилан. — Уж больно сильно ты его защищаешь, Геллерт, — усмехнулся Брэндон. Альбус бросился в брешь между отвлекшимся Брэндоном и Джастином, но слизеринцы оттолкнули его, противно гогоча. — Дилан, я серьезно, — сказал Геллерт, смотря в глаза сокурснику. — Прекрати это сейчас.  — Дружок, — Дилан снисходительно похлопал слизеринца по плечу, и Геллерт резко сбросил его руку. — Мой совет — вали отсюда. Не то разделишь участь этого сопляка. — Ты не тронешь ни меня, ни его, — холодно произнес Геллерт. Дилан заржал. — Так-так-так, парни, кажется, Геллерт нашел себе новую подружку! От хохота «парней» содрогнулся лес. — Оставьте нас в покое, — подал голос Альбус. — Что сказал? — Клэй толкнул Альбуса в плечо, и тот упал спиной на мерзлую землю. — Дилан! — рявкнул Геллерт, делая последнее предупреждение. Клэй ударил Альбуса ногой в живот, и члены банды снова загоготали. Для Геллерта все происходило, как в замедленной киносъемке. Когда слизеринец услышал крик Альбуса, увидел, как его лицо перекосилось от боли, как он беспомощно свернулся калачиком, внутри Грин-де-Вальда что-то щелкнуло. Клэй замахнулся для нового удара. В любой другой ситуации Геллерт мог применить относительно безобидное для человека заклинание. Но сейчас ослепленный яростью и плохо соображающий от гнева волшебник выкрикнул первое слово, которое пришло ему на ум: — Круцио! Клэй издал нечеловеческий крик, рухнул на землю и принялся корчиться в нестерпимых мучениях. — Клэй! — Джастин кинулся к другу, но Геллерт молча наставил на него палочку, вынудив остановиться. — Дилан, вели им уходить, — сказал Грин-де-Вальд, повысив голос, заглушаемый воплями Клэя. — Геллерт, прекрати это, — прохрипел с ужасом смотрящий на мучающегося слизеринца Альбус. — Тебя упекут в Азкабан, — прошипел Дилан злобно, но не очень уверенно. — Не упекут. Вы же будете хорошими мальчиками и никому не расскажете о случившемся? Клэй верещал. Дилан посмотрел на перепуганных Джастина и Брэндона. — Геллерт, пожалуйста, — молил гриффиндорец. — Я из Дурмстранга, Дилан, — тихо, чтобы Альбус не услышал, сказал Геллерт. — Помнишь, что случилось с теми третьекурсниками? Уверен, что с тобой не произойдет то же самое? — Мы не расскажем, — проскрипел Дилан. — Отпусти его. — Альбус, мне отпустить Клэя? — обратился Геллерт к гриффиндорцу. — Да! — крикнул Альбус, чуть не плача. Геллерт убрал палочку. Нервы Брэндона не выдержали, и он принялся улепетывать. Клэй лежал, свернувшись и рыдая, как ребенок, Дилан и Джастин склонились над ним. — Идем отсюда, — Геллерт приобнял Альбуса за плечи, помог ему подняться, и волшебники быстро пошли прочь. Он знал, что рано или поздно до Дилана или Джастина дойдет, что все это время Геллерта можно было обезвредить простым и не особо запрещенным заклятием «Остолбеней», и опасался, что парни сообразят это прежде, чем он уведет Альбуса в безопасное место. И, разумеется, именно сейчас Дамблдор решил устроить сцену. — Ты просто чудовище! — крикнул гриффиндорец, остановившись. — Это чудовище спасло тебя, — заметил Геллерт. — Не нужно было так меня спасать! — не унимался Альбус, держась за живот. — А что я должен был делать? — тут уже Геллерт сам не выдержал и перешел на повышенные тона. — Ты считаешь меня бесчувственным типом, способным спокойно стоять и смотреть… — Не надо было использовать запрещенное заклятье! — лицо Альбуса стало красным. — Есть в мире волшебники, которых можно остановить только запрещенным заклятьем. Однажды ты это поймешь. — Не смей так говорить! Никто не заслуживает того, что ты сделал с Клэем. — Посмотри, что они сделали с тобой! — заорал Геллерт. — А знаешь, что? Скажи спасибо, что я не убил их одного за другим. — У меня тоже есть для тебя новость! — Альбус, обычно такой спокойный и невозмутимый Альбус кричал, не сдерживая эмоции. — Они сейчас расскажут обо всем директору, и… — Пусть рассказывают, кому хотят! — Геллерт вплотную приблизился к Альбусу. — Думаешь, я боюсь Азкабана? Думаешь, не сумею оттуда сбежать? — В этом все и дело, — Альбус закусил губу. — Ты не сумеешь сбежать из Азкабана, Геллерт, и я … и мы… — Что? Альбус отвернулся. — И что? — Геллерт положил руку волшебнику на плечо. — Скажи. Мне скажи. — Тебя отправят в Азкабан, а я тебя больше никогда не увижу… Геллерт крепко прижал к себе волшебника, вцепившись ему в плечи и волосы. Фраза Альбуса, сказанная на эмоциях, неосторожно, необдуманно вырвавшаяся, была равносильна признанию, но тогда слизеринец еще не осознал этого в полной мере, в нем лишь горело желание успокоить волшебника. — Если меня упекут в Азкабан, — Геллерт обхватил пальцами подбородок Альбуса и посмотрел в покрасневшие глаза гриффиндорца. — Я выберусь оттуда и вернусь к тебе. Альбус вздрогнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, и слизеринец скользнул туда языком. Альбус уперся Геллерту в плечи, словно желая оттолкнуть его, но в следующую секунду обнял волшебника, отвечая на поцелуй, причем гораздо смелее и увереннее, чем на Эйфелевой башне. Геллерту это льстило, ведь с их похода в Париж Альбус ни с кем не целовался. Вот тогда Геллерт Грин-де-Вальд понял, что момент настал.