***
Не считая доброго дядюшку Джуффина, обладателя гипнотического взгляда карточного шулера, среди всех своих коллег именно Мелифаро я увидел первым. Таким нехитрым образом стандарт красоты сотрудников был установлен. Потому, когда Джуффин бодро вещал о предстоящей встрече с сэром Шурфом, я уже представлял что увижу… Черти что. — Увидишь, Макс, увидишь… Сэр Лонли-Локли — это наша гордость. Я помню, как сладко успел выспаться перед встречей: пьяный от мира, свежий от хорошего сна, я потрясенно смотрел на высокого и худого мужчину неопределенного возраста. Сэр Шурф Лонли-Локли был словно бы специально создан веселой природой с целью потрясти меня до основания. Закутайте это потрясение в белые складки лоохи, водрузите сверху тюрбан цвета альпийских снегов, присовокупите огромные перчатки из толстой кожи, разукрашенные местной разновидностью рунического алфавита. Сейчас мне смешно описывать чувства себя тогдашнего. Я был мальчишкой, смешанным в котловане с тысячелетним стариком. Восторженный дурак, наконец-то узревший воочию атланта, на котором держался мир. — Весьма наслышан о вас, сэр Макс. — Учтиво обратился ко мне новый коллега в белоснежных одеждах. — На досуге я нередко обращаюсь к книгам, а посему отнюдь не удивлен вашим грядущим назначением. В третьем томе своей «Энциклопедии» сэр Манга Мелифаро писал: «На границах с Пустыми Землями обитают самые разные, порой весьма могущественные люди». Я рад видеть вас здесь, сэр Макс. Мои варварские инстинкты поддевали меня на бесконечные смущенные улыбки, любопытные взгляды и непреодолимое желание получить улыбку в ответ. От имени всех жителей границ я выразил свою признательность великодушному Мастеру Пресекающему ненужные жизни (именно так называлась должность этого во всех отношениях выдающегося господина) просто за то, что он познакомил меня с собой.***
Я — выдающийся и фантастический актёр одного театра. Когда мне смертельно страшно, я выгляжу сердитым. Очень удобно, особенно если вдруг сделаешь какую-то глупость при свидетелях. Например, начнёшь метаться во сне, выглядя при этом как рыжая красотка, громко стонущая и обливающаяся потом. — Макс?! — А! — Я кинулся с кровати и уставился на моего замаскированного спутника. Ныне — синеглазый Гламма. Еще недавно — сероглазый Шурф. В моем тогдашнем сне он тоже был в своем привычном облике, только без тюрбана. И очень, непозволительно близко. — Ты кричал моё имя во сне. Что случилось? Что тебе снилось? Я приложил руку ко лбу и ощутил липкую испарину. — Дурной сон. Я все еще не знаю, как моё сердце осталось в грудной клетке после той ночи. Чистая случайность, великая удача.***
Мое внимание привлекло громкое пение. Издалека, из-за окна или из-за Хурона — поди разбери. Прибыл он на закате, «Бурунный Шип» вспенил волны, В тот город, где скрылся хитро Презренный Мудлах коварный. С ним множество Острозубов, Желают крови Мудлаха… — Что это, Шурф? — изумленно спросил я. — А, ты только теперь услышал? Это наш добрый друг Алотхо Аллирох исполняет новую песню о своих подвигах. — Для леди Меламори Блимм? — Я усмехнулся. — Да, для леди Меламори Блимм на Королевском мосту, если мне не изменяет чувство направления… — А твое чувство направления не подскажет, нравится ли ей это? — Чувство направления не отвечает на такие вопросы. — Шурф посмотрел в окно. — Думаю, что нравится. Она бы легко прекратила любое безобразие, которое ей не по душе, ты же знаешь леди Меламори. — Думал, что знаю, — я пожал плечами. Шурф невозмутимо принял этот комментарий. — Дело вкуса. — Когда ты предлагал мне дружбу, то лучше пел. Он был польщен. Я — счастлив.***
— Очередное утро в Алькатрасе! — Я с широкой улыбкой появился в проеме кабинета Лонли-Локли. Надеюсь, что я пах своей ночной сменой — камрой, сигаретами, буйными ветрами и горьковато-свежим запахом трав, потому что мне хотелось обезоружить этого потрясающего парня до колик в ауре, или до чего там можно потрясти страшных угуландских колдунов. Шурф дружелюбно кивнул, откладывая в сторону книгу. — Здравствуй. Что такое «Алькатрас»? Какое-то особенное место? — Да. Это местечко с моей родины, такая себе очень защищённая тюрьма на изолированном островке. Она уже давно закрыта, но слава о ней ещё бушует. — Стало быть, она напоминает Холоми? — О, нет, это было местечко пострашнее, хотя ранее использовалось как оборонительный форт. Сложно было не поверить, что любое место из моего мира было страшнее чем все резиденции мятежных магистров вместе взятые. — Ты сравниваешь Тайный Сыск с тюрьмой? — Шурф меланхолично покивал головой из стороны в сторону, а я лишь развел руками. — Должен же я приправлять свою речь всякими безрассудными оборотами, а то язык отсохнет от бездействия. — Тогда в должностную инструкцию сэра Мелифаро стоит добавить упражнения по риторике вместе с Ночным Лицом Почтеннейшего Начальника. Я засмеялся и с усталым взглядом готовившегося ко сну кота облокотился на косяк двери. — Составишь мне компанию? Завтрак, вилки, два часа. — Ты явно очень обстоятельно собираешься набить своё брюхо, раз уж нацелился на двухчасовое пиршество. Я лукаво улыбнулся и склонил голову к одному плечу, и вместе со мной, готов спорить, наклонился весь мир. На завтраке меня потянуло на философские мычания. Голод творит с человеческими умами страшные вещи. — Это мое маленькое правило: когда ситуация выходит из-под контроля, я просто пробую заняться чем-то другим. Самое удивительное, что заняться чем-то другим всегда возможно. Нужно только начать. Это как раз самое сложное! — Я с аппетитом впился в мясной танг, отвлекавший меня от вышедшей из-под контроля ситуации, почему-то пожелавшей оказаться Истиной на королевской службе. — Это — одно из самых странных рассуждений, которые мне доводилось слышать, — одобрительно сказал Лонли-Локли. — Но знаешь, я не думаю, что столь экстравагантный совет может пригодиться кому-то, кроме тебя самого. Как же Шурф был прав. — Ты прав, — улыбнулся я. — Но я тоже иногда нуждаюсь в хорошем совете… Шурф, ты бы все-таки дал мне чашку. Предчувствие говорит мне, что я просто обязан воспользоваться случаем и выпить из твоего волшебного сосуда. Я старался не выделить «твоего». Все получилось. — Правда? Если бы он только знал, какой сентиментальный мотив скрывается за этой просьбой — прикончил бы на месте. — Макс, ты начинаешь вести себя, как настоящий бывший Магистр нашего Ордена. Это действительно забавно. — У меня свои маленькие ритуалы.***
— Мне придется взять с собой всех этих бедняг. В смысле — игрушки. Я уверен, что в этом мире им уже ничего не поможет, а там — все может быть. Мне понадобится помощник. Зато я вполне могу обойтись без Стража… — я подмигнул Лонли-Локли. — Ну что, сэр Шурф, прогуляешься со мной на Темную Сторону замка Рулх и обратно? — Почту за честь, — торжественно кивнул Лонли-Локли. Это выглядело так, словно я предложил ему нечто непозволительно великое. После короткого раздумья он осторожно поинтересовался: — Могу я быстро уладить кое-какое дело дома? Я мягко улыбнулся. В ту пору осень сдавливала Ехо. На кронах деревьев раскрывались раны этого города, а в реке текли его бесконечные слезы как счастья, так и печали. Мосты черными костями крепко стягивали края берегов. На фоне всего этого умопомрачительного описания природы мне почему-то захотелось прокричать всему миру, что существует не так много вещей, которые доводят меня до странного ощущения сдавленной улыбки, физически ощутимой, застревающей комком в горле. Недосмех, перевопль, никогда не высказанный, окружающий башку ореолом счастья. Я ждал Шурфа, наматывая круги вокруг своего дома по разноцветным мостовым Ехо. У меня было до безумия странное предчувствие всепоглощающей радости. Может быть, я всем своим нутром ожидал именно того момента, когда Лонли-Локли, прошедший за мной в запредельное пространство Темной Стороны замка Рулх, признался, что в одном из наваждений, в которое мы попали, он ощущал нечто, заставившее его содрогаться от холода и одиночества. И тогда Шурф протянул мне руку.***
Всяческие заигрывания лучей вечернего солнца, легкая головная боль и даже прикушенный язык перестали меня волновать после того, как я открыл дневник Шурфа. Когда я зашел в его кабинет, намереваясь лично пригласить его на ужин с коллегами, мне стало как-то тягостно. Я не обнаружил его на месте и уже намеревался послать зов, но моё второе, а может и первое сердце, коротко, но особо ощутимо вздрогнуло, когда я увидел на краешке стола тот самый Дневник Сэра Шурфа. Пальцы сами отыскали нужные страницы, стоило мне только запустить их в нежный переплет. Я открыл его практически на средине. Взгляд упал на строчки, написанные мелким и ровным почерком. «Сэр Макс, счастье» Аккуратно пробежавшись по всей странице, я не заметил никакой связи с этой фразой. До неё были размышления об одной из книг моей родины, а после какие-то цифры и заметки по ней же. Эта прелюдия была обязательным оправданием тому, что на следующий день я занимался подслушиванием. Я затаился, всеми фибрами души желая, чтоб я был тише и ниже всего на свете, даже дышать стал в замедленном ритме, практически выполняя одно из упражнений комплекса дыхательной гимнастики. Возле двери в кабинет шефа я сидел уже около пяти минут, вслушиваясь в плавные обсуждения отчетов по недавним закрытым делам. Я еще не знал, на кой-черт мне понадобилось толпиться у этой грешной двери, мимикрируя под коврик и стены, но сердце жадно билось в ускоренном ритме, словно желая поторопить события и выловить из их разговора именно то, что мне, вроде как, было нужно. Зловредные слова из дневника Лонли-Локли не шли из головы, упрямо восседая на периферии сознания. Неужели он меня ненавидит и хочет попросить шефа ограничить до минимума количество наших встреч? Мучительное ожидание не прошло даром, только вот абсолютное молчание и сдерживание нечленораздельного крика от услышанного оказалось не самой простой задачей. Казалось, что в моей голове начали отбивать звон часы на Мюнхенской площади. — Сэр Джуффин, поскольку Вы знакомы с этим вопросом наиболее досконально, мне было бы интересно узнать, принято ли на родине Макса ухаживать мужчинам за мужчинами? Легкая пауза, казавшаяся мне настоящим наваждением. Всё пространство вокруг словно заполнилось водой; мне стало трудно дышать и я не мог пошевелиться, скованный гиперболизировано вязкой стихией. — Ну, у них с этим очень сложно и в большинстве своем такие отношения воспринимаются резко негативно. Я закрыл глаза и помассировал виски. В старшей школе я на спор чмокнул в губы одноклассника и это был самый близкий опыт в этой теме. Мы тогда посмеялись и получили с парнем своё вознаграждение в виде одного месяца свободного пользования набора для покера подруги Марго. Сейчас же эта тема печально концентрировалась в моей голове вспышками белоснежного цвета. — Спасибо. Я уже собрался отходить, клянусь, но ноги зарекомендовали себя худшими из союзников и остались на месте. — Я могу тебе в этом помочь, Шурф. Слова шефа звучали весело и вкрадчиво одновременно. Я обратился вслух вопреки всем своим обещаниям немедленно сорваться с места и помчаться на обещанное рандеву с Кофой. — Всего-то сто пятая ступень белой магии. — Я не думаю, что это необходимо. На секунду мне показалось, что Джуффин собирается стереть память Шурфа обо мне, но повременил театрально врываться в кабинет. — Ладно, можешь идти. Я рванул с места резво, но достаточно тихо, словно внезапно начал бежать по воздуху. Посмотрев на свои ноги уже у трактира, где мы договорились встретиться с Мастером Кушающим-Слушающим, я обнаружил, что так оно и было: мои ноги зависли в нескольких сантиметрах от земли, а пятки приятно покалывало.***
Я почти ненавижу себя за то, что солгал в своих книгах о том, кто был моим компаньоном в Лабиринте Мёнина.***
— Я не прорицатель. Я лишь коллекционер книг, который потрудился ознакомиться с содержимым своей коллекции. Глаза Шурфа в этот момент показались мне чем-то из мира совершенного: двумя кристаллами вечного льда, двумя благословениями, двумя лепестками благородного сизого цвета. Он смотрел на меня, и я не мог не ответить ему тем же, подкрепив фатальность взгляда ехидной улыбкой. Вот сукин сын. — Могу сказать лишь одно: тот, кому жизнь стала казаться сном, должен ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же. Извините, если я испортил вам обед. Он наконец-то присел рядом, ближе ко мне. Рукава его лоохи белой птицей легли на колени. — Ну что ты, сэр Шурф, — надтреснутым голосом сказала Меламори. — Мы с тобой так мило щебечем! А если я сейчас разревусь, вы с Максом меня простите. Думаю, я заслужила право на одну истерику в год. Меламори действительно имела право на истерику; получить откровение о тысяче коротких жизней от Лонли-Локли было чем-то из ряда вон вырывающим сердце. Если только ты не смотрел на самый ослепительный рассвет в своей жизни рядом с этим парнем, и не умирал в его обществе дважды. — Какая ты грозная, — улыбнулся я женщине-буривуху. — Отложи свою истерику до конца года. Шурф не сказал ничего ужасного. Любому живому человеку следует ждать смерти и перемен. Эти ожидания никогда не оказываются обманутыми. Вон и Джуффин нам переменами грозил с утра пораньше, что тут будешь делать? — Я в той же лодке, что и вы, — флегматично заметил Лонли-Локли. — Правда, все мои жизни до сих пор оказывались весьма продолжительными, но это как раз не имеет значения. Мы смотрели друг на друга, пока Меламори изучала свои прекрасные тонкие руки. Сейчас все в мире, покрытом туманными мотками, казалось мне прекрасным, хоть я и ощущал эту давящую стеклянную стену между мной и окружением. Полуприкрытые веки Шурфа крошили этот барьер; глядя на него я вспоминал все предыдущие жизни, и очень хотел, чтоб он вспомнил их вместе со мной. Я почувствовал изменение в атмосфере. Мне стало легче; меня не пугали эти страшные предзнаменования текущего дня из уст разных людей. В глубине души я забавлялся.***
— Интересно получается, — протянул я. — Что же, и Лабиринт ваш — тоже не ваш Лабиринт? — Ну почему же, Лабиринт-то как раз вполне мой, — гордо признался Мёнин. — Одно время это было любимое дворцовое развлечение. Только я не создал его, а просто нашел вход. Впрочем, возможно, это одно и то же. "Идиот," - заключил я в сердцах и вздохнул. Я стал стариком. Или таким же идиотом. Передо мной тут Мёнин, чей меч спасал меня тысячи раз, да и… Вообще-то, он Вершитель. Тьфу.***
— Перемены, которые ты нам сулил, уже начались, — почти сердито сказала Меламори Шурфу, когда мы втроем покинули Дом у Моста. — Джуффин никогда не вернется, я правильно понимаю? — «Никогда» — слишком смело сказано, — флегматично заметил Шурф. Я почувствовал тяжелую пластину на своей груди. Горечь растекалась под ней, изменяя температуру моей крови и её структуру. Казалось, что я наполовину состоял из вещества, похожего на овеществленное расставание. — С чего вы все взяли, будто он не вернется? — Проворчал я. — Можно подумать… Ну загулял шеф немного, с кем не бывает? — Макс, не трать время на ерунду, — попросил Шурф. И я услышал его. Меламори пошла домой. Я аккуратно положил руку Шурфу на плечо. — Ты не против? — Потанцевать? — Он готов был усмехнуться, клянусь. — Провести с лучшим из заместителей ужаснейший вечер. — Я тяжело расхохотался. «Ты можешь обойтись без кого угодно», — когда-то говорил мне мудрый Лойсо Пондохва. В ту пору я не хотел ему верить, зато сейчас был готов искренне согласиться с этим утверждением — при условии, что из общего списка вычеркнут Шурфа. На его счет у меня с некоторых пор имелись серьезные сомнения. Я сжал локоть Лонли-Локли, как злая собака сжимает палку, и повернул к себе. Он поддался движению и аккуратно развернулся в почти танцевальном движении, слегка наклонив голову, чтоб посмотреть мне в лицо. Наверное, он все же увидел в моих глазах грешное желание, не отпускавшее меня с первой встречи. Я не подался навстречу его лицу, потому что всегда был дураком каких мало. Вместо этого я кивнул на небо. — Смотри, как красиво. Он послушно взглянул на купол синевы и глубоко вдохнул. Я смотрел и на небо, и на Шурфа, и хотел залиться горьким сожалением, но вместо этого просто запоминал то, что видел перед собой.***
— Есть древние существа, которые используют нас для того, чтобы воплотиться среди живых, — сказал Джуффин. — Они таятся в темноте небытия и только выжидают момента, когда очередной неофит, вообразивший себя могущественным колдуном — совсем как я, рискнет воплотить в жизнь самый дерзновенный из замыслов. Чудно-то как. — Осталась еще пара пустяков, — наконец сказал он. — Думаю, напоследок мне следует объяснить, почему я стал пленником Тихого Города прежде, чем ты. Если ты думаешь, что я был приманкой… — Я так не думаю. Я так не думал. Отчаяние? Нет. Что это было за чувство? Я на секунду забыл, где мы находимся; комната расплылась и потеряла очертания, а потом я заострил свой блуждающий взгляд на медовой половице под подошвой шефа. Я вдруг почувствовал, что вот-вот разревусь, и до крови прикусил губу. Я откуда-то уже знал всё, что можно было узнать из этой беседы. — Вам не требовалось становиться приманкой. Вы вполне могли вызвать меня к себе в кабинет, выложить историю, которую я только что выслушал, и… Вы слишком хорошо меня изучили. Вы отлично знаете, что ради эффектного жеста я способен на всё. Я говорил чужим голосом и ухмылялся бесконечными улыбками чудовища, держащегося за последние нити рассудка. Я уже принялся стирать очертания привычного Макса, понятного всем, смешливого, уютного паренька, который никогда не рождался от плоти живого человека. — Вы дали мне жизнь, но избавили от возможности попрощаться по-человечески со всеми дорогими мне людьми. Забавно. Я посмотрел в окно и увидел отражение моей печали, воплощенное в улицах с невысокими домами приятной пряничной архитектуры. — Ты действительно все понимаешь, — Джуффин уронил эти слова на мою горемычную голову. Мы немного помолчали. Из моих рук уже не торчали нитки, которые сшивали нас, и я был благодарен своему взрослению. Джуффин словил мой взгляд. Его лицо сейчас было удивительно спокойным, красивым и ужасающе живым, в то время как моё собственное затвердевало в маске призрачного пленника. — Меня, наверное, придумала одна из ваших самых сентиментальных масок. Джуффин слегка поморщился. — Ах да, вы случайно не добавили мне тягу к Шурфу для усиления отстраненности от моего «родного мира»? Отличный способ! У вас тут на такие отношения сквозь пальцы смотрят, что не могло меня не подкупить! Мое давешнее усталое равнодушие вдруг сменилось гневом. Все к лучшему: куда легче и приятнее ненавидеть Джуффина, чем сходить с ума при мысли, что я больше никогда не увижу этого человека… Демиурга, который смотрел на меня через толщу снов, заклятий, зеркал, желаний. Я протянул руку и схватился за его белую рубашку, только теперь поняв, что он был одет по моде моего мира. Тьфу ты, да какого такого «моего», мать вашу?! Я потянул его за воротник, да так сильно, как никогда бы не осмелился. Его лицо сменило выражение, и я ощутил в этой перемене снисхождение победителя, который совершенно не рад своей победе. Оно и к лучшему, пусть будет оплакивать меня всеми возможными и невозможными слезами! Пусть все росы Ехо будут воплощать меня, напоминая Джуффину о моем существовании! О, пусть его сердце дрожит от несносной печали при виде любого упоминания обо мне, затаившегося в каждом клочке Ехо! Пусть он испытает то, что я теперь должен буду испытывать с его легкой выдумки. Я никогда не думал, что наши отношения прервутся на такой истерической ноте; я прижал его губы к своим и с азартом охотника объяснил своими движениями, что для меня означает «поцелуй сквозь измерения». И отпустил его. — Передайте это сэру Шурфу. Джуффин опустил взгляд с моих бровей на мои губы. Он кивнул и сжал дверную ручку. — Уходите. Я мертвый, но не железный. И он ушёл.***
Я слышал её мысли. Кошка Триша думала, что мои светло-рыжие волосы были недавно подстрижены, но уже изрядно отросли, что моя улыбка похожа на солнечную мальчишечью кривую, а взгляд готов ссутулить плечи незнакомца своей тяжестью. Она и впрямь редкостная умница. Симпатичная рыжая кудряшка, домашняя и милая, похожая на румяную медовую грушу. Меламори улыбалась Франку и считала горшочки за его спиной. Я вдыхал дым. Что-то внутри меня, похожее на Макса, знало, что скоро я вернусь домой.