***
Дом №18 встретил юношу своей обыденной пустотой. Сал запер за собой дверь и почему-то остановился в прихожей. Прислушался. Пусть внешне внутри дома и стало светлее, но стоило замереть даже ненадолго, как мрак начинал просачиваться через самого хозяина обители. Парень сжал в руке ключи, поглядев на носки кедов. «Здесь опять так тихо…» — думает Салли. Прошла уже неделя с тех пор, как Эрика покинула это место. Стыд, шок, страх и принятие осознания давно выветрились. И постепенно, день за днём, без неё в этом доме, часы существования начинали вновь сливаться в один смятый ком. Будто сердце облепили старым пластилином, оставив в непроницаемом вакууме пустоты. Юноша понимал: совершённое им в состоянии аффекта преступление обернулось слишком хорошим продолжением. Не могильным концом и даже не заслуженным наказанием. Но… Всё, да? Щёлкнули застёжки протеза. Телевизор выключен. Тихо. Сал поднялся в свою комнату, переоделся, а потом… просто замер возле кровати, не зная, что ему делать. В дни, когда они с Эрикой занимались, он возвращался домой затемно, быстро разбирался со своими уроками или делал какую-то необходимую мелочь по дому, а потом заваливался спать. Но сегодня планы резко поменялись. У девушки. А у него больше планов не было. Эмоционально выгореть, чтобы очнуться уже на следующий день — вот и весь план его жизни. Никчёмненько как-то, Салли. Скажите это тому, кто собственными руками чуть не лишил себя жизни. Голубоволосый юноша поджал губы, смотря сквозь пол. Постукав пальцами по бедру, он взял гитару из угла и завалился с ней на кровать, однако подушечки выдали лишь какой-то несуразный противный мотивчик, похожий на истошный визг поломанной балалайки. Чиркнув по струнам несколько раз, Фишер прижал ладонь к натянутым металлическим нитям, останавливая вибрирующий звук. Настроения играть никакого. Снова тихо. Сал не любит тишину. Потому что в любой момент она может наполниться страшными звуками. Полежав немного, он оставляет гитару на кровати и ссыпается вниз, чтобы включить телевизор. Так немного легче. Хотя вообще-то парень обещал себе избавиться от этой зависимости. Ещё Сал пытается выкинуть из головы давно сосчитанные шаги от кухни до гостиной. Это бред и ещё раз бред. К сожалению, цифры плотно засели в голове. А ещё Сал врёт Эрике, что нормально спит. В его понимании нормально спать — это знать, что, едва закроешь глаза, тебя не будут жрать заживо. Однако парень никогда не говорил девушке, что помимо мёртвой собаки в очереди ещё десяток кандидатов на кошмары. Канализация с бродящим по сточным водам обезглавленным козлом. Окровавленная игрушка дохлого пони. Морг. Комната с привязанным на истлевшем матрасе трупом. Домик на дереве. Пятый этаж. Белое помещение, мягкие стены и стянутые руки. Фотографии. Красные глаза с прожилками лопнувших капилляров. Лающие доберманы в намордниках, ухмыляющиеся полицейские, что держат их на брезентовых поводках. Оранжевые робы. И треснувший протез. — А ты считаешь себя сумасшедшим? Салли проходит мимо запертой комнаты с врезанным замком. Всего лишь воображение? Ну-ну. Физическое истощение тело восполняло буквально пару-тройку дней, а потом всё начало возвращаться на круги своя. Но Салли рад хотя бы тому, что в колледж он идёт теперь не как на каторгу. Присутствие девушки и её мимолётные прикосновения — вполне достаточный повод, чтобы дышать и хотеть жить. Заставлять себя шагать вперёд и продолжать упрямиться против всего остального. И в то же время этого остро недостаточно парню по причине того, что он испробовал больше когда-либо дозволенного. Не знать, как живут обычные люди, радуясь таким же обычными и естественным мелочам, было бы лучшим успокоительным. Но Салли знает. Хорошо помнит. Закрыв глаза, может достать из памяти недолгое счастливое время с погибшими друзьями, обеды в семейном кругу, вечера в компании тех, кому было наплевать на его внешность… А ещё совсем свежее: уютный сонный жар в собственной кровати, гладкая бархатистая кожа, покрытая мурашками под кончиками пальцев, и тыльная сторона ладони, оглаживающая старые шрамы с нежностью. Сал мотнул головой, прогоняя эту щемящую апатию. Совсем уже. Стоит потянуться к чайнику, и взгляд натыкается на две кружки, одна из которых сиротливо остаётся в углу. «Что, если она никогда больше не захочет сюда вернуться?» Салли пытается устыдить себя, что он стал в край инфантильным в своих желаниях. Помогает ненадолго. От нечего делать, Фишер уходит воевать с хламом на заднем дворе. Старые репьи, казалось, только его и поджидали. С трудом выкорчевав какую-то ржавую проволоку, едва не впившуюся в ногу, юноша оказывается в трясине зарослей, проблескивающих свежей травой. Через два часа стараний Салли удаётся пробиться к фундаменту дома. Если бы его ещё кто-то успел научить делать всё по уму-разуму, всё было бы проще. Вместо этого Фишер оттягивает старую кофту и с тихими матюками понимает, что выбрал не лучшую одежду для вылазки в репейник. Природа vs Кожаный мешок: 1:0. Но лучше репьи и самообман, что, возможно, стоит сделать этот жуткий дом чище и лучше, и тогда Эрика захочет в него вернуться… да-да, конечно. А ты бы хотел вернуться в тюрьму, а, Салли? Парень отряхивает рассыпающиеся колючие комки с одежды и случайно натыкается на яркое пятно в глубине зарослей чуть дальше. Присмотревшись, Сал проходит вперёд, прижимая ногой сорняки у основания, чтобы не влететь ещё и в сухую крапиву, и подбирает из травы ком какой-то одежды. Причём новой. Не каких-то старых тряпок. Юноша с непониманием смотрит на футболки, пока не догадывается поднять голову, и тогда замечает дыру в стене на втором этаже. Губы сжимаются в узкую полоску. Понятно. Сал смял одежду, опустив руку. Любая попытка отвлечься в итоге снова приводила его на один и тот же круг. Снова и снова. Какая-то апатичная усталость опять накрывает юношу. Солнце начало опускаться за горизонт. Эрика так и не позвонила. И испаряющийся с возвращением в колледж страх, что девушка никуда не денется, ненавязчиво покашлял в затылок. Вернувшись в дом, Сал добрёл до верхней ванной, скинув подобранные вещи в корзину для белья. Ещё минут двадцать он потратил на то, чтобы выковырять репейники из кофты и из волос, а потом стал закидывать всё это безобразие в стирку. И, словно в издёвку, находит на дне корзины новую серую кофту с пятнами крови на груди. Как ласковое насмехающееся напоминание, что Салли-Кромсали — жалкий уродливый неудачник. Фишер молча просверлил взглядом засохшие багровые отпечатки. Затем скомкал всё это и запихал в стиральную машинку. Пока барабан наполняется, начиная лениво перекатываться по кругу, юноша опускается прямо на пол, опираясь спиной на бортик ванной. В нём по-прежнему горит решимость попытаться изменить свою жизнь, однако с каждой проведённой в полной тишине минутой Салли отчётливо понимает: это будет непросто. И ему страшно, что единственный принявший его после всего человек может этого не выдержать. Не дождаться, пока всё наладится. Салливан очень хочет верить Эрике. И хочет, чтобы она верила ему. — Посмотрим, сколько она с тобой протянет, Салли-Кромсали? — булькнуло что-то над ухом. Парень вскочил на ноги, обернувшись. Гудящая стиральная машинка безразлично выполняла свою работу. Белая ванна была пуста. «Да что со мной не так?..» Сал провёл ладонью по лицу, выдохнув. Постояв немного на месте, он вернулся в комнату. На улице уже стемнело. Гитара валялась на одеяле. Пропущенных вызовов по-прежнему нет, как нет и ни одного сообщения. Юноша колеблется на пороге между принципами и привычками во благо спокойствия, но проигрывает. Подобрав гитару и плед, Салли плетётся вниз. Завтра выходной. Отличный повод для бессонницы. Можно начинать маяться прямо сейчас, чтобы в понедельник опять солгать, что всё хорошо. Если в сравнении с прошлым, то всё и есть хорошо, не правда ли? Сал подпирает подбородком подушку, улёгшись животом на диван. Может, просто связь плохая, и сообщение не дошло? Однако лесенка сети заполнена наполовину, а во входящих пусто. Фишер отрешённо глядит сквозь экран, пока зрение не начинает расфокусировываться. А потом убирает телефон и не глядя прибавляет звук на телевизоре. Рядом на столике стоит стакан с глазным протезом. И там же лежит протез для лица. Юноша вперился взглядом в стеклянный зрачок, который будто специально зырит в ответ из стакана. Гляделки длятся недолго. Салли протянул руку, щёлкнув пальцем по стакану и заставляя глаз отвернуться. «Хоть ты не пялься». Глаз, как назло, покачавшись в прозрачной жидкости, опять уставился на хозяина. Как будто с укоризной, мол: «Чой-то?.. Я же часть тебя, хи-хи… навсегда, между прочим». Чёрный юмор про «взгляд со стороны» как-то мгновенно кажется паршивым стендапом. Хуже плавающего глаза только вид пустой глазницы, но Сал даже думать об этом не хочет. Он уже плюнул на это дело и отвернулся сам. К тому времени, как юноша начинает засыпать, плавающий стеклянный шарик освещают помехи. Всего через пару часов Салли вскакивает первый раз. Он автоматически сбрасывает плед, поправляет антенны и возвращается на диван. Но знает — всё только начинается.***
— Эрика, прими доставку, они подъезжают. — Да-да, сейчас, — девушка скинула фартук и метнулась к служебному выходу. Большой грузовик уже разворачивался на небольшой парковке за пекарней. Томпсон распахнула двери, подпирая их специальными кирпичиками, и замахала водителю. Когда с отгрузкой товара было покончено, Эрика расписалась в накладных и вернулась на внутреннюю кухню. — Я могу идти или ещё чем-то помочь? — спросила девушка у матери, мельтешащей вокруг предсвадебного заказа из огромного торта и именных десертов. — Распакуй, пожалуйста, посыпки и… так, заполни дозаторы, да. Потом можешь идти, — махнула Глория, не отрываясь от взбивания крема и одновременно ухитряясь разговаривать по телефону, зажав его плечом возле уха. — Да-да, после восьмого будут панкейки из летнего меню… Эрика вернулась в подсобку, забирая по дороге канцелярский нож, чтобы разрезать скотч на коробках. От острого запаха корицы, которой были припудрены все сладости по желанию заказчика, чесался нос. Ну и денёк. Хоть один пройдёт спокойно, или теперь можно не надеяться? Чихнув, девушка отточенным движением вспорола клейкую ленту. Поскорее разделаться с этим и уйти домой. Надо было доделать уроки, а ещё договориться с Салом на завтра. Он говорил, что абсолютно свободен в выходной и может убить на репетиторство хоть весь день. Весь день убивать на уроки Эрика не очень-то хотела, а вот провести время с юношей вне стен колледжа, где ежечасно происходит теперь какая-то неведомая хрень, — очень даже. Кроме того, их странное времяпровождение очень мало походило на отношения парня и девушки как пары. Нет, на что-то нормальное рядом с Фишером можно даже не рассчитывать — это Эрика поняла как-то сразу, но, чёрт возьми… он то шарахается и шкерится от неё по всей школе, то скалит зубы самому Флетчеру, вдруг обняв, то притворяется глухонемым по полдня. Непредсказуемый феномен Салливан Фишер — приручай как хочешь. И делай вид, что всё под контролем, пока сама подчиняешься почти любому его сумасшествию. И ещё Рой… О произошедшем днём даже думать не хотелось. Это ещё выйдет ей боком. Как пить дать. Эрика потёрла глаза рукой с зажатым в ней марципаном в упаковке. Дом-дурдом. Слава богу, мать пока занята, а отец уехал в командировку — хоть где-то можно выдохнуть спокойно. Разложив всё, что было сказано, Эрика вытерла руки о фартук и сняла его с шеи, тут же вытащив из заднего кармана джинсов телефон, чтобы проверить по вернувшейся привычке сообщения и позвонить Салли. Но стоило отойти в укромное место и почти нажать на вызов, как голос матери за спиной едва не отправил мобильник в контейнер с конфетти. — Эрика, у тебя телефон с собой? — резко ворвалась Глория в подсобку. Девушка кое-как поймала подпрыгнувший мобильник и обернулась. — Можешь поменять симки и оставить? Срочно!.. — А… — затупила ненадолго девушка. Глория выразительно поглядела на дочь, и та спохватилась: — Да-да, сейчас. — Я оставила от своего зарядку, забери пока его, если ты домой. Поняв, что мама выходить не собирается и поменять симки надо здесь и сейчас, Эрика мысленно чертыхнулась. Надо было позвонить пять минут назад, ну что за нелепая ситуация? Алло, звёзды, сложитесь хоть разочек адекватно! Девушка стрельнула глазами на экранчик… Мама не оценит, если дочь сейчас попросит подождать, пока она позвонит Салливану Фишеру, чтобы договориться о встрече… Ох, да почему даже тут возле Сала столько проблем? Не парень, а катастрофа. Вокруг столько отморозков на свободе ходит — и ничего. Зато стоит Эрике хоть заикнуться про юношу, как взгляд отца тяжелеет. И что-то девушке подсказывает: Роберт Томпсон явно вспоминает, где у него завалялась охотничья винтовка. Глория после посещения полицейского участка ещё до полуночи прикладывалась к виски. Поэтому говорить маме о том, что с Салли Фишером они продолжают общаться и не только, девушка пока не решалась. Вернее, она пока не хотела шокировать родителей резко и сразу, нарываясь на ежевечернюю промывку мозгов. Стоило для начала вернуть к себе уважение и доверие, а потом как-нибудь… потихоньку. Ага. Да. Сюрприз, маменька. В общем, причин помалкивать много о чём было достаточно. Эрике это неуютно до песочного скрипа на зубах, но с каждым днём девушка всё больше видит привычную жизнь под другими углами и начинает осторожничать в своих поступках. Скоропалительные выводы иногда могут сыграть злую шутку. Есть ситуации, когда и правда стоит промолчать, подождав другого момента. Поэтому, когда Глория протянула свой телефон, Эрика машинально смахнула контакты и… только потом поняла, что не помнит номер Сала наизусть. «Ну что за!..» — пока одной рукой Эрика вскрывала телефон матери, потому что та уже посматривала на дочь с подозрением, второй рукой девушка судорожно пролистала вызовы, но безуспешно. Ей сразу стоило запомнить номер, что сложного? Но нет, не-е-ет. Потом, как же! И теперь, как стало надо, нет даже времени, чтобы чиркануть куда-нибудь номер и при этом не спалиться! Вот зараза! — Эрика, можно побыстрее? Дома за ноутбуком посидишь. Мне нужен телефон. Девушка спохватилась и, пробормотав извинения, быстро поменяла симки, отдавая свой гаджет. Чем больше привыкаешь к своему телефону, тем больше грызёт мерзотненькое чувство, когда приходится его оставить или отдать — пальцы так и тянутся вернуть своё задротское сокровище для общения обратно. Получив телефон, Глория тут же принялась звонить кому-то, бросив: — Закрой заднюю дверь. И позвони мне из дома, если Рошель ещё не вернулась, я её заберу. — Хорошо, — вымученно выдохнула Эрика, опустив руки и с тоской глядя на унесённый мамой мобильник, понимая, что раньше девяти вечера он к ней не вернётся.***
— Три, пять… или шесть? — Девушка зачеркнула ряд цифр, бормоча себе под нос, и бросила карандаш на блокнот. — Чёрт, не помню. Говорят, человеческий мозг обладает фотографической памятью, и всё увиденное когда-либо мы храним в голове практически всю свою жизнь. Если так, то собственные чертоги разума Эрика была готова обматерить. Конкретно в эту минуту она могла вспомнить каждую строчку детской песенки про Салли Уокер, услышанной всего пару раз в детстве. Зато последовательность цифр в номере телефона Салли Фишера, который видела утром, — нет. Что за подстава?! Вздохнув, Эрика бросила бесполезное занятие. Придётся ждать. Вот только вернувшийся к вечеру телефон пользы принёс немного. Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети… Эрика озадаченно отняла трубку от уха. На Северном Авеню со связью, конечно, тупик, но у Сала всегда ловило. Да и спать он вряд ли лёг так рано — с его-то замашками ночного приведения. Перед глазами встаёт образ, который почему-то из всех запомнился девушке особенно чётко: старый мрачный дом и его хозяин, вышедший на порог. Одинокий юноша в тёмной одежде с неприкрытой шеей. Необычайно яркие голубые волосы как единственное цветное пятно в этом сером месте. Неприветливый настороженный взгляд из-под протеза, кусающий морозом ощутимее январской стужи. А ещё полуразрушенные улицы, метель, облачко тёплого пара изо рта, хруст ледяной корочки на асфальте… и немного до — варежка, смахивающая снег с пожёванной коррозией номерной таблички. Знала бы тогда Эрика, что навсегда заблудится в этом месте… Уйдя в себя, девушка не заметила, как уснула. А вскочив утром от какого-то беспокойного сна, первым делом проверила входящие. Абонент по-прежнему недоступен. По неведомой причине это начинает крайне беспокоить Эрику. Разумеется, Сал — взрослый самостоятельный парень со своими делами, но стоит вспомнить любой вынужденный ночной разговор с ним или же ту попытку свести счёты с жизнью, как это перерастает в колющие под задницей иголки. Вряд ли он выкинет ещё что-нибудь эдакое. Но… да нет. Нет, зачем бы ему это? За исключением вполне обоснованного нервного срыва он вполне адекватный парень. Правда, с такой лёгкой ебаниной на уме, что впору лезть на стенку. Собственно, по этой причине Эрика может усидеть на месте в ожидании около часа. А потом решает доехать до Фишера. Он точно не будет против.***
На пустынных улицах Северного Авеню не меняется практически ничего, кроме погоды. Подсохшие в выбоинах на дорогах лужи начали покрываться прорастающими сквозь трещины пучками свежей травы и… пожалуй, всё. Где-то вдали прошёл бомжеватого вида мужичок. И то было ощущение, что он просто перепутал автобус и приехал не туда. Эрика поправила рюкзачок и прошла по знакомому маршруту. Дом №18 мало чем отличался от других домов кроме того, что был относительно целым. Острое чувство тревоги от заброшенного пейзажа и плохих воспоминаний переплеталось с тягучим ощущением сожаления — как вообще можно тут жить, не сходя с ума? Наверное, поэтому Эрика и приехала. Она давно заметила, что Сал не особо торопится домой, даже когда у девушки не получается остаться на занятия. Он будто отключается и идёт куда глаза глядят. По крайней мере раз Томпсон видела, что Фишер брёл в совершенно другую от автобусной остановки сторону. Но не похоже, чтобы у этой прогулки была какая-то итоговая цель. Осторожно поднявшись по ступенькам, Эрика закусила губу и, поколебавшись, постучала. Как бы она ни верила парню теперь, в этом доме произошло слишком… слишком много всего, чтобы возвращаться в него, не думая о всякой чертовщине. Хотя она заметила, что окна больше не заколочены. Впрочем, шарм заброшенного поместья с привидениями от этого никуда не делся. Сначала было тихо. Эрика с сомнением постучала громче, гадая, куда мог отправиться Сал, однако тут дверь внезапно и без какого-либо предупреждения приоткрылась. Девушка аж подпрыгнула, не услышав шагов. А потом зависла. Растрёпанные голубые волосы вокруг плеч, явно наспех нацепленная медицинская маска, какой-то сонный взгляд и… красная футболка и серые свободные штаны. — Эрика?.. — хрипловато удивился Сал, закашлявшись. — П-привет, — оглядела застывшего парня девушка. И вдруг поняла, что впервые видит Салли в домашней одежде. — У тебя телефон выключен был. Ничего, что я приехала? — А, эм… привет, — он залип, моргнув, а потом спохватился и распахнул дверь. — Нет, конечно же, нет! — выпалил он, почему-то попятившись и проведя рукой по волосам с правой стороны. — Я… сейчас!.. Заходи. Растерявшийся от неожиданного визита девушки Сал сперва озадачился, потом приятно удивился, а потом резко вспомнил про плавающий в стакане глаз и метнулся в гостиную. Заснув-таки с рассветом, юноша было подумал, что это припёрся очередной проверяющий или психолог, о встрече с которым он забыл. Но если на этих ему было плевать, то пугать девушку чем-то ещё помимо стрёмного лица Сал очень не хотел. Пока Эрика разувалась, Фишер схватил стакан и спрятал его за спину. Свободной рукой он быстро пригладил чёлку, чтобы закрыть пустую глазницу. «Она же не заметила?..» — Я сейчас вернусь, — выпалил парень ещё раз и, едва не расплескав всю жидкость, попятился наверх, чтобы вернуть глазной протез на место. Заметила Томпсон этот ужас или нет, Фишер не знал, зато почувствовал, что она явно заметила его странное поведение. — Сал, у тебя всё… — Эрика обернулась, но юноши уже и след простыл. — … нормально? — растерянно закончила Томпсон, оставшись одна на этаже. Тишина, убежавшая за парнем, перебилась тихим-тихим звуком. Неуверенно потоптавшись на месте, девушка прошла вперёд, оглядываясь. Сал прибрал устроенный погром, однако видение, вспыхнувшее в голове, всё равно спровоцировало приступ воспоминаний о последнем дне плена. Эрика потёрла шею и тряхнула головой, прогоняя эти мысли. Это в прошлом. Но, стоя в арке, разделяющей кухню и гостиную, Томпсон чувствует себя тревожно. К дивану прислонена гитара, а поверх подлокотника сброшено одеяло. На журнальном столике сиротливо смотрит в потолок оставленный протез. Прислушавшись к звукам на втором этаже, Эрика быстро прошла к телевизору и коснулась рукой корпуса. Тёплый. Даже горячий. Сал опять спит внизу? Услышав лёгкую поступь, девушка убрала руку и посмотрела на спустившегося. Он завязал волосы в пучок, но маску не снял. Однако даже в совокупности с этим Салли вдруг показался каким-то… по-домашнему милым. Эрика даже улыбнулась увиденному. Обычно парень запаковывал себя в одежду с длинными рукавами, но, видимо, заглянувшая предлетняя духота вынудила его немного раскрыться. А без флегматичного протеза, закрывающего лицо, глаза кажутся особенно яркими и живыми. Человечными. Взор цепляется исключительно за голубой цвет. Этих глаз и этих волос. Шрамы бледнеют, сливаясь с кожей. Парень неуверенно остановился недалеко от девушки. От того, как Эрика его разглядывала, ему стало неловко. — Я тебя не разбудила? — спросила девушка, спохватившись. — А? Нет, — помотал головой Фишер. — Просто… не ожидал, что ты сюда приедешь. — Прости, хотела предупредить вчера, но осталась без телефона. Юноша быстро скользнул глазами по лицу девушки. Не врёт. Сжавшаяся пружина нервов внутри немного ослабла. А ещё до него с опозданием доходит: Эрика сама приехала к нему. Вот прямо сейчас она в его доме. Эй, очнись! Сал дёргается на месте и… тупит. Потому что… а что в такой ситуации делать-то? Он зависает так прочно, что моргает, только когда девушка подходит вплотную и обеспокоенно щёлкает пальцами около лица. — Ау?.. Салли-и-и? Парень опомнился и зачем-то отступил назад на шаг. — Прости, задумался… — О чём? Эрика когда-нибудь перестанет так заглядывать ему в душу, что хочется ей исповедаться, как священнику? Просто вывалить все душащие сраные фобии и тревоги на месте и сразу. Чтобы уже перестать, наконец, страдать от зияющей неизвестности: а выдержит? А поймёт? А примет? — О вчера… я думал, ты обиделась. Ну, из-за Флетчера, — пробормотал Сал, отведя взгляд. Эрика изогнула светлую бровь. А потом вымученно выдохнула. — Вы оба точно меня доведёте, — пробормотала она. — Давай не будем об этом, ладно? Сал кивнул. Он понимал. Эрика немного помолчала. Как-то всё происходящее… происходит по-тупому. Что вчера, что сейчас. Как догадался Флетчер, они типа встречаются. Типа. Угум. Только вот если за обратной стороной школьного занавеса их совместное времяпровождение ещё с натяжкой можно как-то подпихнуть под определение «вместе как пара», то в любом другом месте выходит какая-то чушь. Равноценно тому, как Салли хочется прикоснуться к девушке и вновь вдохнуть аромат её волос, Эрике хочется протянуть руку и таки зарыться пальцами в эти лохматые, но такие завораживающие цветом волосы. Хочется стянуть с его ушей мешающую до жути маску и провести пальцами по шрамам, спросить наконец — откуда они? И почему Сал опять спит в гостиной? Салли хочется не меньше. Обнять, притянуть к себе, ненавязчиво внешне спросить: почему она вчера не написала? Ткнуться носом в светлую макушку, усадив Эрику перед собой, как тогда, под столом в кабинете химии, и просто прикрыть глаза, наслаждаясь близостью без отвержения. Вместо этого между парнем и девушкой снова черта. Разделяющая пентаграмма какой-то вечно тревожной агонии: что, если я что-то сделаю не так? Какой будет реакция? Где эта изломанная грань? Не желая спугнуть гостью своим молчанием и в то же время не зная, как прощупать эти невидимые линии на брешь, Сал предложил обещанную помощь с уроками. По крайней мере, это тот сценарий поведения, который они оба знают. Раздавленная этой же натянутостью, Эрика поспешно согласилась. Кто ж знал, что хотелось как лучше, а получится как всегда?***
Эрика думала, это не доставит проблем. Но одно дело — вернуться в дом на изводящем сердце беспокойстве, в котором чёртов Сал Фишер мог сделать что-то с собой, если его не остановить. И совсем другое дело — вернуться в дом, в котором она была заложницей. Пленницей. Запертой. Отрезанной от всего мира с одним-единственным собеседником. Пятьдесят один день полной изоляции. Без права на собственное тело и поступки. — Я попробую это принять. Но. Эрика думала, что это не доставит проблем. Но они были. Режущее чувство того самого ебаного душевного дискомфорта охватывало её каждый раз, стоило взглянуть на любую вещь в этом доме. Этот стол. Эти кружки. Навязчивая иллюзия разлитого по полу отравленного чая. Россыпь столовых приборов, сбуровленный ковёр, диван, перевёрнутый столик и… взмах ножа. Девушка убеждает себя: всё позади. Ей ничего не грозит. Да, Сал натворил бед, но он всеми силами старался искупить вину. Его тоже можно понять. Он пережил невыносимое. И явно понимал, что это имело свои последствия. Держал разумную дистанцию и искренне глядел в душу своими голубыми глазами, доверяясь в ответ, но… Где-то вдалеке до сих пор позвякивает цепь. Сал сам снял медицинскую маску. Его голос звучит ровно без протеза. Немного иначе. По столу разложены исключительно тетради, листы с докладами и письменные принадлежности, а девушка сидит напротив, спиной к незапертой двери, зная, что может уйти в любую минуту. Эрика знает это. Прекрасно знает же… Никаких кружек с таблетками. Никакого чая. Никаких ножей и верёвок. Ни слова о случившемся. Они обоюдно и не сговариваясь решают избегать этого. Вот только окружающая действительность забыть не даёт. Сал договаривает уравнение и замечает, как девушка в четвёртый раз потирает запястье, которое когда-то было заковано в наручник. Уголок губ непроизвольно дёргается. Юноша и так сидит на расстоянии, стараясь лишний раз не двигаться. Но время ползёт невыносимо не так… не быстро и не медленно. Просто невыносимо. Эрика часто закусывает щёку, потирает кончик носа и машинально пытается убрать несуществующие пряди с лица по привычке. Она носит подарок юноши и явно не просто из вежливости, а потому что ободок и правда пришёлся ей по душе. Но ещё Эрика делает ошибки в самом простом примере, не замечая этого, а когда Сал мимолётно указывает на это одним лишь голосом, зачем-то извиняется, тут же послушно исправляя. И ещё она смотрит туда. На клочок паркета под ковром, где они боролись. Где валялись в беспорядке вилки и нож… подножка, падение, удар по протезу, щелчок застёжек, сжатые запястья, испуганный вскрик… Салливан поднимает указательный палец лежащей на столешнице ладони и опускает его, неслышно стукнув ногтем. — Я всё. Голос Эрики звучит тихо-тихо. Глаз она не поднимает. Сал кивает чисто на автоматизме, и они приступают к следующему предмету. То ли физика, то ли биология — Фишер даже не смотрит. Палец делает ещё один стук. Становится слышно, как скрипит ручка, выводя буквы по белоснежным строкам. Девушка переворачивает страницу, мажет мимолётно по отсутствующим в бренном мире глазам парня и вновь утыкается в записи. Вместо помощи, как это было за кулисами в колледже, это напоминает наказание провинившемуся ребёнку от родителя, который не чурается всыпать палкой за неверный ответ. Эрика знает, что Сал никогда бы не подумал сделать что-то подобное. Это просто глупо и смешно даже представлять такое!.. Но… смешно?.. А смешно ей было сидеть в полной темноте, очнувшись и не зная, где она, как здесь оказалась и что происходит? Смешно ей было услышать, как кто-то молча ходит вокруг, смотрит и будто измывается над её неведением?.. Эрика ёрзает на месте, чувствуя пустой взгляд Фишера, и ей мерещится… Сейчас схватит за руку, сдёрнет с места и силком утащит в ту комнату, чтобы провернуть ключ в замочной скважине. В голове всплывают старые мысли: нормальные люди никогда бы не пошли на кражу другого человека, при этом продолжая существовать для других как ни в чём не бывало, успешно скрывая своё преступление. И тут же другое этому перечит: нет, он не такой!.. Они же столько раз были в неравной ситуации, когда парень запросто мог озвереть или сорваться снова, да банально ударить ломом по голове в том заброшенном доме!.. «Что со мной не так?!» — Эрика пишет, но не понимает ни строчки. Стук-стук. Стук… «Ты не можешь об этом не думать, да?» — Сал замечает ещё один беглый взгляд в сторону. Эрика не сказала, что простила. Сказала, что попробует. Это не мешает им общаться и даже больше. Простить и забыть — разные вещи. Надо просто дать ей время. Но… а что, если это не поможет? Что, если это будет выше её сил, и она больше никогда не захочет появиться в этом доме? Плечи юноши расслаблены, голос ровный, а палец постукивает по столешнице мерно, как стрелка часов. Неслышно. Только не для него. «Что, если она никогда не простит?» И сегодня, уходя, девушка больше никогда не вернётся? Не переступит порог этого места, где тоска с грохотом падает на голову, стоит стенам затихнуть. Эрика слишком тактична, чтобы назвать причину — скорее всего, она вежливо извинится, а потом будет каждый раз придумывать повод, чтобы не приходить… — Са-а-алли… Стук-стук. Стук. Стул отъехал назад с громким скрипом. Ушедшая в митохондрии и фазы деления Эрика аж подскочила на месте, подняв голову от звука. Сал поднялся на ноги и отошёл к плите. Щёлкнула конфорка. Синевато-оранжевые лепестки пламени вспыхнули по кругу. Эрика вновь посмотрела в тетрадь, пытаясь найти конец предложения, в то время как юноша упёрся ладонями в край кухонного гарнитура, глядя на пламя. Сейчас с равным успехом можно было как испортить всё к херам, так и исправить это давление. Вопрос относительности. Теория вероятности. Шаг в никуда. Ты ведь не хочешь вернуться в ласковые объятия своего сумасшествия, Салли-Кромсали? Ручка скрипит. Девушка за спиной молчит. То ли действительно увлеклась разделкой долгов, то ли не хочет говорить в этом месте. Стук. Стук. Ноготь шкрябнул по краю плиты, а Салливан не выдержал. «Будь что будет», — решил он. Юноша отлип от места и прошёл в гостиную, осматривая пол. — Эрика, можешь подойти? — позвал он. Девушка озадаченно посмотрела на юношу. Однако отложила записи, отодвинула стул и прошла вслед за Салли. — Да? — Ляг, пожалуйста, на пол. Пауза. — Чего? — На пол, — повторил Салливан. Засмеявшаяся было Эрика резко прекратила улыбаться. Фишер был серьёзен. Пока девушка выпала в непонимание, застыв на месте, Салли ушёл обратно на кухню и оттуда добавил: — Можешь взять подушку. — Что?.. Это шутка какая-то? Зачем? — Не волнуйся, — проигнорировал вопрос юноша. — Пол чистый. — Да я не переживаю по поводу чистоты, но… — озадаченно посмотрела себе под ноги Томпсон. — Пожалуйста, — перебил Салли. С нажимом. Эрика нахмурилась, посмотрев ему в спину, но потом пожала плечами и согнула колени, сев. — Я не понимаю… — честно призналась девушка. — Чуть правее, — не оборачиваясь, попросил он. «Да что происходит?!» — Эрика сдвинулась, куда было сказано. Подушку брать не стала — не спать же она собралась, в конце-то концов! И только внезапность просьбы, наверное, была единственной причиной, по которой Эрика это сделала, ощущая себя крайне по-идиотски. — Ну всё. Доволен? — поинтересовалась девушка, откинувшись спиной на твёрдую поверхность. «Что и зачем я делаю?» — Да. Спасибо, — донеслось с кухни. Неладное Томпсон почувствовала, когда услышала звук выдвигающегося ящика с кухонными принадлежностями. — Сал, что?.. — и тут Эрика осеклась, потому что в руках плавно вернувшегося парня блеснуло лезвие ножа. — Сал..? — настороженно сглотнула девушка. — Что ты соби… Парень с голубыми волосами навис сверху, опустив голову, и внутри как-то всё сжалось от нехорошего предчувствия. Эрика подскочила на локтях, напрягшись. — Я пытался об этом не думать, но не могу. И ты тоже не можешь. Поэтому прости, но я должен… — проговорил он. — Это нихрена не смешно, Сал, убери нож и объясни, что… — неосознанно начиная сгибать колени, чтобы упереться пятками в пол, вновь сглотнула девушка. Ей это не нравилось. Пиздец как не нравилось!.. Блядь, что у Фишера в голове, он опять съехал мозгами?! Или он всегда был психом, и вас наебали в который раз, а?.. Душащая паника ударила прессом, когда парень без предупреждения оказался сверху, практически сев на колени дёрнувшейся девушке, не давая вскочить. Эрика пыталась сохранять спокойствие, но на шутку это не походило от слова совсем. — Ты м-меня пугаешь… — Я знаю, — тихо ответил он, сжав нож. Эрика шумно вдохнула через нос, в шаге от истерики и попытки оттолкнуться локтями от пола, чтобы скинуть парня с себя и рвануть прочь. Он не сильно придавливал её колени, однако блокировал половину тела, а ещё нож… да какого чёрта?! — Я и не надеялся, что ты быстро всё забудешь. Но… не думал, что и меня это будет так… терзать. — Да о чём ты говоришь?! — не выдержала Эрика, кинув быстрый взгляд на прихожую. — Об этом… всём, — Сал неопределённо махнул рукой, а потом поднял нож перед собой, и Эрика побледнела, замолчав. — Ты сказала, что попробуешь это принять, но я вижу, как ты смотришь. Каждый раз. Ты смотришь сюда, на этот дом, и вспоминаешь… — К-конечно, я вспоминаю, — не отрывая взгляд от ножа, сипло проговорила девушка. От накатывающего страха она начала быстро говорить. Защитная реакция организма — заболтать противника, чтобы оттянуть страшное. Кончик ножа покачнулся. Он не был направлен на девушку. Скорее, Салли держал его так, как держат перо или лопатку для перемешивания гарнира в сковородке. Или как голодный безумец перед тарелкой с мясом. — Но было бы н-намного лучше, если бы ты не напоминал мне об этом снова. Знаешь ли, это не самые приятные воспоминания. Девушка пытается храбриться, однако это не помогает. Конечно, попробуйте сохранить самообладание, когда на вас практически сидит парень с холодным оружием! А когда Сал сжал пальцы на рукоятке, Эрика заткнулась. Он её будто не слушал, разговаривая сам с собой. — Я читал, что когда человек получает психологическую травму, связанную с насилием в определённых условиях, есть всего пара способов заставить его об этом не думать. Или во всяком случае не вспоминать болезненно для себя, — Сал говорил спокойно, однако глаза его мертвенно смотрели сквозь девушку, и только под конец фразы в них вернулась жизнь. Эрика слушала, затаив дыхание. — Один из способов — это создать реконструкцию событий и дать пациенту шанс переиграть случившееся по-своему, чтобы развязка кончилась так, как хотел бы он. И вдруг с этими словами Фишер без всякого предупреждения отложил нож, запустил руки за спину лежащей девушки, а пока та дёрнулась, чуть ли не вскрикнув, перекатился, заставив поменяться местами. Не успела Эрика ошарашенно собрать зрение, как почувствовала, что ей в пальцы аккуратно вложили тёплую рукоять. Очнулась девушка, когда Салли обхватил её руки, сжимающие нож, и… наставил на своё горло. Кончик лезвия замер в считанных сантиметрах от исполосованной шрамами шеи. Поняв, что происходит, Томпсон резко отдёрнула нож. — Ты совсем спятил?! Какого хрена ты творишь?! — Повторяю события, — ровно ответил юноша восседающей на его коленях бывшей пленнице. — Ты помнишь, как я хотел тебя ударить, и в глубине души боишься этого. Возможно, даже ненавидишь. И… — Он вновь потянулся к её пальцам с лезвием, возвращая кончик ножа смотреть себе точно в горло. — Если это так… Я знаю, что сделал зло, но не знаю, как это искупить. Чтобы ты забыла… или хотя бы простила. Но если ты ненавидишь меня — можешь ударить и закончить это так, как хотела. Я не буду сопротивляться. Эрика ошарашенно пытается переварить услышанное и смотрит в глаза цвета тоскливого озера. Голубые волосы разметались по паркету, а Сал Фишер сейчас серьёзен как никогда. Он лежит, направив нож её руками в своё горло, оставшись абсолютно беззащитным, потому что его гложет то, что он сделал. Девушка опомнилась, дёрнув нож на себя и отшвырнув его в сторону. Звонкий удар прокатился по гостиной. — Ты нормальный, нет?! — вырвалось у Эрики. Сердце с опозданием зашлось пляской откровенного шока. — Боже, Сал!.. Это… это просто!.. Чёрт! — Она провела ладошками по своему лицу, будто пытаясь содрать его вместе с кожей, не в силах подобрать слов. — Я же сказала, всё в порядке. Да, такое нельзя забыть — и точно не сразу, но что на тебя нашло?! Ты доводишь меня этими выходками и думаешь, это поможет?! Чёрт возьми, Салли… Больной на голову. Без юмора. Да кто так делает?! На языке была сплошная ругань, а облегчение от того, что этот заскок был не попыткой закончить начатое маньяком, а лишь своеобразным способом «помочь справиться с психологической травмой», довело девушку до ручки. Всё, на сегодня с неё хватит. Да, ей жаль юношу под собой за то, что он тоже этим терзается, но должен же быть какой-то предел этим выходкам! Эрика попыталась встать, но не тут-то было. Поняв, что это не сработало, Сал колебался недолго. Радость от того, что Эрика не ненавидела его и не мечтала отомстить, мгновенно сменилось пониманием, что девушку это разозлило. Так что терять уже было попросту нечего. Я тебя не отпущу… Несильный, но резкий рывок под коленки заставил Эрику упасть обратно на парня. Девушка пошатнулась, упёршись рукой ему в грудь, и хмуро посмотрела сверху вниз. — Сал, заканчивай этот цирк. Не смешно. Ему не смешно. Лучше бы нож и правда воткнулся в сердце, чем знать, что если сейчас что-то не предпринять, то она уйдёт и оставит его одного. — Есть ещё второй способ, — быстро выпалил Салли, пока Эрика не опомнилась. — Какой ещё второй способ?! — устало зашипела девушка, вновь попытавшись встать. — Пусти… ох!.. да что?.. Она моргнуть не успела, как оказалась опять на полу, а парень навис сверху. Эрика хотела было возмутиться, как замерла от гипнотизирующего взгляда Салли. Голубая чёлка щекочет лоб, а дыхание тенью прокатилось от кончика носа по щекам. Эрика с трудом собирает волю в кулак. — Может, хватит валять меня по полу? — Я всего лишь хочу показать тебе, что никогда не причиню вреда. И хочу, чтобы ты знала это. — Сал. Я знаю это. Но то, что ты сейчас делаешь, никак не поможет мне забыть, что здесь произошло, и… Эй, ты меня слушаешь вообще, нет?! — выдохнула Эрика и тут же осеклась. Он смотрел. Смотрел неотрывно. Сначала в глаза, а потом перевёл взгляд на губы девушки, и те мгновенно пересохли, а сердце волнительно сжалось. Эрика вжалась в пол. — Сал, прекрати… А ты хочешь, чтобы он прекратил? — Тогда остаётся только второй способ, — подозрительно тихо пробормотал юноша. — Чт-то за второй… — Заменить воспоминания на другие. Более… яркие, — прошептал он, склонившись ближе. — Если скажешь остановиться, я перестану… У Эрики все слова как-то разом смылись в неизвестном направлении. Она только и успела приоткрыть губы. Не выдавив ни звука, лишь покраснев так, что могла бы слиться по цвету с самой спелой клубникой. Сал не знает, что заставляет его делать… такое. Он считал себя терпеливым и сдержанным, но, попробовав чуть больше, чем мог представить себе искалеченный ребёнок в самых глупых мечтах, он уже не мог потерять и это. Его жизнь трижды рассыпа́лась мёртвым пеплом, издевательски оставляя сердце биться. Кричать от боли, корчиться в агонии, рыдать навзрыд, давясь и задыхаясь среди могил с отпечатками собачьих лап, а ещё гогота безликих садистов и полной, кромешной… самой непроглядной тьмы. Только она его не боялась. Ни как заразы, ни как урода, ни как убийцу. Она не боялась, больше нет. Но она помнила то, что он всеми силами хотел бы стереть из её памяти. И это мешало начать заново. Ведь только благодаря девушке и своему сумасшествию Салли-Кромсали узнал, что чувствуют люди, когда их обнимает любящий человек. Как жжёт губы от поцелуя. Как горит кожа от прикосновений — не от боли, а от приятных мурашек. Не бесконечные синяки и шрамы, вскрывающиеся гнилой кровью вновь и вновь. Это куда ощутимее. Желаннее. А когда это взаимно — впору утонуть в этом счастье, не в силах даже вздохнуть. Парень, задыхаясь, читает это в её глазах. Иначе давно бы оттолкнула, верно? Поэтому он упирается ладонями в прохладный пол и, больше не сомневаясь, подаётся вперёд, прикрывая глаза. Сперва касается еле чувствительно — привычка робкой неуверенности. Заевшего страха получить удар. Только в этот раз он знает, что его никто больше не ударит, осталась лишь привычка. Но привычка быстро сворачивается под сладостью на искалеченных губах. Горячее дыхание из её приоткрытых губ манит. А ещё Сал не чувствует никакого сопротивления, абсолютно. Лишь судорожный вздох и лёгкую дрожь под собой, стоит чуть осмелеть. Фишер не замечает, что смелеет как-то подозрительно бессовестно. Нет, он себя контролирует и держит руки при себе. Вернее, всё ещё держа на них опору. Вот только язык совсем распоясался, исследуя больше и глубже, считывая короткие рваные выдохи. Но это не жадность и тупое влечение, это нечто большее. Наглое и в то же время нежное, аккуратное. Если скажешь, я остановлюсь. Ты всегда можешь оттолкнуть. За такое и правда можно получить. Эрика не знает, почему не сопротивляется. Чисто из хоть каких-то норм приличия. Да хотя бы для виду, ей-богу, что с ней не так?! Что с Салливаном Фишером не так?! Что со всем этим сумасшедшим домом?! Почему, скажите на милость, стоит ему к ней прикоснуться, и воля испаряется, как по заклинанию из книги?! А Салли, как самый настоящий чернокнижник, нашёптывающий плетёной кукле-вуду. Куколке, украшенной украденным локоном с головы Эрики. С проколотым насквозь сердцем. Это ненормально. Особенно так доверять парню, даже не зная, отчего его кожа похожа на изрезанный истеричной ткачихой лоскут, а лицо запрятано за протезом. И волосы. Боже, эти голубые волосы… Когда пальцы предали хозяйку, зарываясь в морские волны? Стоит это понять и запоздало дёрнуться, как по шершавым губам скользнула улыбка. Салли отстраняется, и единственное, за что хочется ему врезать, — за отсутствие раскаяния в невыносимо голубых глазах. Его спасает только то, что руки он всё ещё честно держит на полу. Эрика тяжело дышит и уже не краснеет — дальше некуда. И… …понимает, что была бы не против, если бы он обнаглел ещё немного. «Блядь, заткнись, а?.. Конченая, я просто конченая…» Девушка пихнула парня в грудь, и он послушно отстранился. Только это вышло и вполовину не так раздражённо, как она планировала, и уж совсем не обиженно — Эрика буквально чувствовала, как у неё самой сейчас расплавится лицо. Она рывком села на задницу. И… …и вот сидят два идиота посреди гостиной, где-то валяется нож, но Эрика про него напрочь забыла. Голубоволосое стихийное бедствие угомонилось, безобидно сидя сбоку. Ну, как подменили просто. Ещё и затылок почесал просто пиздец как невинно. — Ну так… сработало? Эрика медленно досчитала в голове до десяти. Потом повернулась всем корпусом к юноше, смакуя на языке всё, что она думала по поводу его грёбаных дурацких и долбанутых проверок на прочность её доведённой до точки нервной системы, и… — Да или нет? — мазнуло по губам так близко, что Эрика застыла, только и уставившись на невесть откуда взявшегося возле лица Фишера. — Сал, ты охренел? — вышло не так внушительно. Лицо, покрытое шрамами, тоже красное. Разные глаза поблескивают, и в них даже мелькает что-то похожее на смущение и прежний страх, только это не мешает Фишеру всё ещё быть перед лицом Томпсон, не думая куда-то отклониться и вылезти из её личного пространства. Это какая-то провокационная игра, в которой надо оттолкнуть, но никто правил не знает, и все бездействуют. Нет, а собственно, что её удивляет? Нет, правда. После всего. Как это может удивлять? У Салли не тараканы в голове. Даже не ветер. Там, блядь, сами инопланетяне самовозгорятся, если залезут к нему в мозги! — Прости… — пробормотал он. Ох, ну хоть извинился, спасибо! А вот взгляда от губ не оторвал, и Эрика так и сидит приклеенная к месту одним его присутствием, чувствуя иголочки, пляшущие по этим самым губам. Потому что свои глаза от пересекающей бледно-розовой линии уже его губ оторвать тоже не может. — Я… — сглотнул, чуть разомкнув линию. — Хо-хочу ещё тебя поцеловать. Можно? Сал кусает свою нижнюю губу, отводя взгляд под голубой чёлкой и неожиданно теряя всю свою уверенность. Эрика смотрит на краешки зубов, так фантастично зажавших кожу, которая столько время находится за протезом. И плюёт на подыхающие рядом со здравым смыслом приличия. — Ты опять сначала делаешь, а потом спрашиваешь? — хрипло отозвалась девушка. Невыносимый. Спрашивает, ага. Давно просёк, что она позволит, и пользуется этим. Правда, так по-особенному, что поэтому и сопротивляться не хочется даже из соображений приличия. Салли, скрестив ноги по-турецки, снова подаётся вперёд, и в этот раз Эрика склоняет голову навстречу сама. Они целуются так долго, что чайник негодующе свистит, исходя паром. Юноше хочется запустить в дурацкий чайник что-нибудь, что позволит ему продолжить водить языком по опухшим губам девушки. Растянуть этот неожиданно спятивший момент бесконечно надолго, и пальцы буквально горят от желания провести по бархатным скулам, сжать светлые волосы и вновь опрокинуть на пол, но… не сейчас. Сейчас они сидят друг напротив друга и просто целуются, соприкасаясь лишь губами. Испытывая колошмативший мандраж. Пробуя. Изучая. Растягивая момент. Свист нарастает. — У чайника ручка плавится… — пробормотала Эрика из-под полуопущенных ресниц. — Угум, — бормочет Фишер, перехватывая слова. — Сал. Чайник. Салливан нехотя отстранился, оборачиваясь с затуманненым взором. И замечает, что пластмассовая крышечка и правда как-то скособенилась под паром. — Чёрт!.. — юноша вскочил, подскользнувшись на паркете, и кинулся выключать плиту. Пока Сал машет полотенцем над чайником, пританцовывая с руганью вокруг, словно это поможет остудить раскалившееся железо, Эрика хохочет за его спиной, пряча улыбку в ладонях. И как-то разом пропадают с запястья невидимые наручники, а с пола — видение алых брызг, разбавленных отравленным чаем. Нет, они ещё будут вспыхивать, как сдутые на солнце пылинки, попавшие на свет, но сейчас это уже не так важно.