Второе пришествие

Жители «Процветания» продолжают бороться, капитан безопасности, Судья и эдемщики вместе с ними. Последнее сражение приходится на «Новый Эдем», и его баррикады рушатся под натиском рейдеров и близняшек. Судья успевает увести детей и женщин подальше, на восток, а сама возвращается, дабы помочь. Кэп щадит Микки, и та сбегает, хотя Судья не пощадила бы. Она бросается за ней в погоню и едва не получает от девчонки диск пилы в грудь при сопротивлении. Судья прячется за огромным валуном, пытаясь отбиться от остатков мародёров, когда слышит громкий хрипящий голос Микки, разносящийся по узкому ущелью, в которое их внезапно занесло: — Скоро сынок прикончит своего папашу, и ваш драгоценный Кэп его не остановит! Судья приваливается спиной к холодному камню и застывает, будто изваяние, хотя пуля летит в аккурат над её плечом. Она бросает рейдеров, бросает Микки и удирает в сторону дамбы. Она хрипит, на бегу в маске так тяжело дышать, но она ни на секунду не останавливается. Пару раз поскальзывается и почти летит в обрыв, но цепляется за корни деревьев, за выступы и острые камни в скале. Старая Дамба МакКинли всё ближе, Судья должна всего лишь обойти Кедровое озеро с запада. Но здесь темно, а ещё голые скалы и острые валуны на самом дне. Оступишься и упадёшь в воду, считай, ты не жилец. Она всё равно лезет, закинув лук за спину. Её обдувает ночной ветер и срывает с головы капюшон, трепля спутанные волосы. Именно тогда она слышит безумный крик, громким эхом уносимый прочь из пещер за озером. Судья спрыгивает, наконец, на землю, поднимается с колен и бежит дальше. А крик преследует её, подгоняя, пробираясь под кожу, посеревшую с годами без солнца. И она бежит. С пологого края холма Судья может рассмотреть священное древо, бездыханное тело Итана у его корней и капитана рядом. Переводит взгляд, и видит горящий факел в руке Иосифа. На мгновение женщина забывает, что слова ей недоступны, и грузно мычит, пытаясь кричать или завыть, как одинокая волчица на краю обрыва. Но внизу никто её не слышит. — Я думал, что понял волю Божью. Думал, он хочет, чтобы я создал Новый Эдем… Но не я его пастырь. А ты. Отец подносит факел к ветвям, и листья вспыхивают, едва пламя касается их. Древо мгновенно заходится огнём. Судья настороженно наблюдает, как Иосиф приближается к Кэпу, и вдруг понимает, что должна немедленно спуститься, потому что нужна Отцу, потому что, если не успеет, что-то произойдёт… — Мою душу поразила опухоль. Я чудовище! Я нёс лишь страдания и смерть именем Божьим. Моя семья стала прахом. Эдем стал пылью. Этот грех не искупить, не замолить. Деп уже не видит, как Иосиф направляет руку капитана, сжимающую пистолет, себе в грудь. Она не видит, потому что торопится спуститься к полыхающему древу. Её лук неудачно цепляется за выступ, и драгоценное время уходит, пока женщина пытается высвободиться. Спеша, она снимает оружие и падает на спину, ударяясь головой о камни. Её маска со скрипучим звуком даёт трещину вдоль лица. — Правосудие — лишь в Божьей деснице. Так замкни порочный круг. Даруй мне правосудие. Освободи! Женщина в расколотой маске смотрит, как в жарком пламени Иосиф умоляет убить его. Она мычит, хрипя в своей жуткой маске, поднимается с колен и несётся вперёд. Кажется, что целая вечность проходит, пока Деп не оказывается за спиной капитана, а он целится в грудь старика, но рука с пистолетом медленно опускается. Иосиф Сид с непониманием глядит перед собой, его обезумевший взгляд скользит по оружию, немигающие глаза возвращаются к капитану, а сухие губы едва слышно повторяют: — Освободи меня. Освободи. Он падает на колени, поникнув плечами, и внезапно вскидывает руки к небесам, словно лишь они властны решить его судьбу, словно оттуда на него направлено дуло пистолета. Но он всё ещё жив, и кричит так громко и отчаянно, будто сам не может поверить в то, что ещё дышит: — Освободи меня! Освободи меня!!! Капитан качает головой, отходит дальше и чуть не натыкается на застывшую позади него женщину. Деп делает шаг, ещё один вперёд, очень медленно, пока слушает, впитывает в себя эти болезненные крики несчастного старика Сида. Останавливается, наконец, встаёт на колени около него… и вдруг снимает маску. Расколотое на две части застывшее «лицо» ложится рядом. Иосиф резко замолкает, роняя голову на грудь. В воцарившейся тишине слышны потрескивания сожжённого дерева и горькие всхлипы. Старик рыдает. Деп касается дрожащей ладонью его щеки и проводит пальцами до седой бороды. И снова, и снова. Она со стоном тянет его за плечи, и он не противится, утыкаясь лбом ей в куртку. Судья тихо мычит что-то под нос, что капитан не понимает. Ветви сгорают и падают с грохотом вниз, рассыпая вокруг искры, но Деп всё равно. Её куртка пропитана слезами Отца, но ей всё равно. Когда позади раздаются шаги и чужие голоса, ей всё равно. — Кэп, это ты сделал? — спрашивает Ник Рай. Он опускает свой дробовик, глядя на разгорающееся дерево. — Итан Сид? Это он привёл рейдеров в Новый Эдем? — Да какая теперь разница? — возражает кто-то рядом. — Иосиф Сид здесь, и Судья не сможет его защитить. Я давно уже мечтаю снести с плеч его поганую башку! Деп тут же откликается на угрозу. Она смотрит на толпу, мычит, скалясь, и крепче прижимает к себе Иосифа, обнимая его плечи. Её бледное, иссушенное лицо в свете полыхающего огня похоже на звериную морду, а распущенные спутанные локоны, словно у хищника шерсть, встали дыбом. — Н-нет, так нельзя, — мямлит Ник. — Они нам ничего уже не сделают… — Ты спятил? Вспомни, что именно они сделали! — Это было давно. Иосиф Сид не опасен, — в голосе Ника слышится неуверенность, но лишь слегка. — Тогда Судью. Он будет мстить и принесёт одни только беды… Деп их не слышит. Перед её слезящимися глазами только бледное залитое слезами лицо старика. Она держит его вздрагивающие плечи в своих руках и не желает отпускать. Перед нею бункер и старый проигрыватель, играющий Хэнка Уильямса, полутьма четырёх стен и одинокая свеча на столе в комнате Отца. Перед нею скрипучие койки… долгие разговоры о мире и Боге… дрожащий свет ламп под потолком… длинные тёплые пальцы на её теле и горячее дыхание возле губ… — Нет! Слышите, не смейте! — Кармина выступает вперёд, отталкивая кого-то прочь. — Не трогайте их! Папа, ты же знаешь её, ты знаешь, что она не опасна! Оставьте её в покое. Разве вы не видите? — она указывает на Судью. — Они оба получили по заслугам. Так что ещё вам от них нужно? Её отец виновато вздыхает, остальные молчат. На тело Итана падает горящая ветвь. И ещё одна. Искры повсюду, они взмывают высоко в воздух, затем оседают на жёлтую землю. Шум воды под дамбой не утихает. А горизонт вдалеке постепенно окрашивается в рыжий цвет. Рыжий, как пламя. — Ладно, идёмте. Нам ещё надо избавиться от рейдеров и найти Микки. Она сбежала, — произносит Ник наконец. — Кармина? Но Кармина смотрит на свою склонившуюся на земле крёстную, и в свете огня её юное лицо кажется ещё печальнее, когда она тихо произносит: — Пожалуйста, пойдём с нами. Прошу тебя, ты ещё можешь вернуться… Деп поворачивает лицо к ней, и Кармина замолкает. Потрескавшиеся губы плотно сомкнуты, под большими глазами, давно уже потерявшими свой цвет, тёмные круги и морщины — отметины времени и пережитого горя; кожа бледная, почти серая, под ней видна каждая венка; и волосы, некогда густые и гладкие, теперь тусклые, спутанные. Она похожа на потерянную, загнанную в угол маленькую хищницу, побитую и брошенную в одиночестве посреди хаоса. И эта несчастная хищница никогда не отпустит свою самую драгоценную ношу. Кармина качает головой. Деп сняла перед ними маску, но это вовсе не освободило её. Она уже никогда не станет свободной. Кармина бросает последний взгляд на притихшего в объятьях женщины старика и уходит вместе с отцом и остальными. Сбегая вниз, она ещё может чувствовать спиной жар пламени, поглотившего священную яблоню, но больше не оборачивается. Она уже не видит, как Судья помогает Иосифу подняться, а он, словно очнувшийся после сильнейшего транса, осторожно касается дрожащей ладонью её лица и шепчет: — Это ты, мой добрый друг! Ты здесь! Ты всегда была здесь… Деп горько улыбается, кивая в ответ. Пальцы Иосифа тёплые, невесомые; она почти не ощущает прикосновения и вжимается в его ладонь кожей, чтобы прочувствовать. Её глаза слезятся. Слёзы текут по грязным щекам, проделывая светлые борозды, и сейчас она похожа скорее на покрытую трещинками мраморную статую. — Ты помнишь тот бункер? — спрашивает вдруг Иосиф, медленно растирая капли на её лице. — Ты помнишь, как я спас нас? И как ты спасла меня? Деп кивает снова, кусая губы. Горящая древесина позади них потрескивает и шипит, и женщине кажется, что они вот-вот вместе сгорят. — Нужно было нам остаться в том бункере, моя любовь… навсегда остаться… — произносит старик, глядя куда-то вдаль; его взгляд теперь становится пустым и отрешённым. Его руки слабеют, и Деп приходится поддерживать его всю дорогу от дамбы. Ей кажется, что этой ночью её сердце дало очередную трещину. Совсем, как маска, которая осталась лежать возле рассыпанных на земле яблок. Они уходят прочь, и к рассвету здесь всё догорает, обращаясь пылью на ветру. «Новый Эдем» уничтожен, его жители не возвращаются сюда. Их приглашает «Процветание», обещая приют и безопасность, но эдемщики избирают собственный путь. Они уходят в горы, далеко за реку Мокасин. Время от времени в округе ещё замечают стайки Верных, но их совсем немного, и ведут они себя мирно. За неделю утихают страсти, за месяц рейдеров почти не остаётся, за год в долине наступает долгожданная гармония. — Память людей интересная штука, — рассуждает Кармина, сидя на скамье как-то вечером в лагере, перед детьми. — Родители всегда старались не упоминать при мне о семье Сидов. А однажды, когда я была ещё маленькой, Иосиф увидел меня и дал еды. Мы тогда скитались и голодали… Никто не знает, что у чужого человека в голове. Ты не залезешь к нему в мозг, не сможешь угадать точно. И всё же мне жаль его. Он искренне верил в то, что говорил, что творил, и в этом он искал счастье. Но я знаю, он не был счастливым человеком. По крайней мере не всегда. В Библии говорится, что безумцы отвергают Бога. Тогда кем же был он, следующий Его указаниям? Кармина пожимает плечами и тихонько улыбается: — Я не знаю. Может быть, хитрым лжецом и манипулятором. Возможно, сумасшедшим, слышащим голоса в голове. Или самым обыкновенным несчастным человеком. — А где он сейчас? — Да! Что с ним стало? — бесхитростно спрашивают дети. — Говорят, что он и Судья ушли из долины. Мы возвращались на дамбу МакКинли, но не нашли там никого из них. Только обугленную яблоню. Так что, возможно, они действительно ушли. Или умерли где-нибудь в горах. Кармина недолго смотрит куда-то перед собой, ей спокойно и тепло, несмотря на печаль. Дальше она продолжает без весёлости: — Ходили слухи, что Судью видели несколько месяцев назад, на дамбе. Или это был призрак, я не знаю. Люди ведь любят сплетничать. Говорят, она собирала яблоки, которые до сих пор не сгнили. — Она была в маске? — Кажется, нет. Зачем ей маска? Теперь она свободна. Разумеется, Кармина не верит в то, что говорит. От её крёстной, если она вообще жива, ничего прежнего не осталось. Дело даже не во влиянии Иосифа Сида, дело в ней самой. Она просто не захотела от него освобождаться. Из дома до них доносятся звуки гитары. Грустная мелодия навевает тоску, вернее, даже кричит о ней. — Почему Иосиф Сид так ненавидел наш округ? — спрашивает один из подростков. — О нет, нет, он вовсе не ненавидел! Он не желал округу зла, он хотел спасти его, просто… он просто не понимал, как это делать. Никто не научил его, никто не показал, поэтому он и его братья использовали методы, которые знали. Никто не научил их любви, и было уже слишком поздно. Иосиф Сид считал, что поступает правильно, потому что так якобы велел Бог. Но это был не тот Бог. — А какой же? — Тот, что не знает жалости. Не знает меры, границ. Не знает нежности и тепла, — Кармина утвердительно кивает, чуть улыбаясь. — Настоящий Бог ведёт с любовью. Иосиф не понимал этого. Имея власть, твёрдую веру, дар пророчества и зная тайны, но не имея любви, он всё равно был никем. Так мне рассказывала мама. Но однажды, после Коллапса, нашёлся человек, который сумел показать ему, каков Господь на самом деле. Знаете, когда притягиваются такие противоположности, возникает невидимая нить, связывающая их. Она никогда не оборвётся, она всё перетерпит. Даже после смерти. Из-за ледяного нарастающего ветра детей разгоняют по домам. Кармина ещё немного сидит у костра и тоже уходит. Она тут говорила о любви, но что она знает на самом деле? Год назад она увидела настоящую любовь там, на дамбе. И ей было грустно и тоскливо от такой любви. С тех пор она мечтает никогда больше подобного не ощутить. Нет, её любовь будет радостной и принесёт только счастье и смех. Родители до их пор говорят о Сидах с ненавистью. Но семнадцать лет!.. Не слишком ли долго для ненависти? Кармина никогда не спорит, не ей осуждать их. Не ей осуждать Иосифа или свою несчастную крёстную. Она не застала мир их глазами, но, благодаря им, ощущает своё определённое место в этом всеобщем порядке. Что прошло — не изменишь. Кармина ещё долго будет вспоминать о произошедшем… вскоре даже без сожаления. На старой дамбе, сквозь благословенную чёрную землю прорастает новая яблоня. И однажды кто-то возлагает у её корней потрёпанный томик Библии и небрежно собранный букет полевых цветов — великий дар всепрощения.