В его глазах мои океаны, мои водопады. Если будет надо, я за ним буду в воду падать. Мои океаны, мои водопады. Если будет надо, я за ним буду в воду падать.
— Тогда зови меня Бетс. И будь моим другом. С этой фразы появляется странная связь между Баном и Элизабет. Его, проклятого бессмертием грешника, не покидает непривычное чувство теплоты, что маленькая девчушка, которая точно в курсе его истории, с таким упорством ищет с ним встречи. И всегда находит. Возникает ощущение, что она знает его даже лучше, чем он сам. Бан ухмыляется и идет в таверну. Там уж эта мелочь его точно не найдет. Он привычно глушит тоску и боль в несчетном количестве кружек алкоголя и подспудно радуется, что ему так легко опьянеть. Эллейн не покидает его мыслей и снов, и эль помогает встретиться с ней вновь будто наяву. Тяжелая голова с глухим стуком опускается на деревянную поверхность, и дрема захватывает его в свои сети. Он вновь переживает семь самых счастливых дней в его жизни и совсем не хочет возвращаться в реальный мир. Громко хлопает дверь таверны, вырывая его из алкогольного забытья, и на все помещение раздается знакомый тонкий детский голосок. — Дяденька, дяденька, а вы не видели моего папу? Посетители оборачиваются, рассматривают маленькую смущающуюся девчушку в скромном платьице и возвращаются к своим делам. А Бан не верит своим глазам. — А как выглядит твой папа? — услужливо спрашивает хозяин заведения, приободряя девочку ласковой улыбкой. А она, засияв, начинает резво рассказывать все приметные черты и активно жестикулировать, веселя этим. — Такой высокий-высокий, у него прическа ежиком и алые глаза. Еще у него приметный шрам на шее. Он очень красивый, — шепотом добавляет ребенок, окончательно покоряя всех. — Наверное, это он, — хозяин таверны указывает на Бана, а девчушка, просияв и поблагодарив, мигом кидается к нему. Запрыгивает на колени, обнимает за шею и зловещим шепотом обдает ухо: — Вот ты и попался, папочка! Бан мигом трезвеет и таращится на довольную своей шалостью Бетс. Его не покидает уверенность, что завтра весть о том, что у одного из Семи смертных грехов есть дочь, облетит все королевство. И все благодаря этой пигалице, что не спешит слезать с его рук. — Пойдем домой, папа, — громко тянет она на его манер, и Бан не понимает своих чувств, испытываемых в этот момент. И прибить хочется, и рука не поднимается. Девчушка не спешит отклеиваться от него и провожает прямо до здания, где они расположились. Идет задом наперед, заложив руки за спину, хвостики качаются в такт, ветер треплет юбку платья. И прожигает дыру своими голубыми огромными глазищами, в которых бушуют океаны, и чего-то ждет, вся такая невинная и безобидная. Постичь бы ее мысли, но беснующаяся стихия упорно хранит их. — Тебя не потеряют, Бесси-Бетти-Бетс? — А я как кошка: гуляю, когда захочу и там, где захочу, — нагло отзывается она на попытку избавится. А потом резко разворачивается и уходит с видом победителя. Бан недоумевает, но уже в следующий миг выкидывает это из головы — навстречу идет капитан.***
— А твои противники точно умирают после твоих атак или просто валятся от смеха? Оказывается, Бан умеет игнорировать людей и не поддаваться на провокации. Он все чаще замечает мелкую занозу на собственных тренировках и не может понять, как она каждый раз его находит. А еще на него снисходит озарение, что если на девчушку не обращать внимания, то она обижается и может на некоторое время отстать. Хотя возвращения ее каждый раз все фееричнее и фееричнее. В последний раз пострадала его комната. Устроенный ею погром отказалась убирать даже Мерлин, а в смысл выведенных на стене слов он так и не смог постичь. — Это девиз, — говорит однажды капитан голосом, пропитанным горечью. — Он означает, что в любом своем начинании она достигнет вершины. Причем в наискорейшем времени. Бан кивает как болванчик и забывает об этом до следующей встречи. — Лучше работай руками, да и подкачаться тебе не мешало, а то совсем хилый, — противно тянет она. Элизабет сидит на ветке дерева и болтает ногами. Она всегда, при каждой их встрече на тренировке, стремится взгромоздится повыше и наблюдать издалека. Словно знает и дальность атаки и возможности Бессмертного и тем самым обезопашивает себя. Но продолжает измываться и провоцировать. В словах ее тысячи подтекстов и не высказанных мыслей, сарказм переплетается с иронией, а правда так и не слетает с губ; в действиях — издевка и насмешка, боязливость и бесконечная смелость. Противоречие на противоречии строят в голове ее мосты, под которыми черти разводят костры и танцуют канкан. Она слишком внеземная, чтобы быть настоящей и интересоваться им. Девчушка качается взад-вперед, напевает под нос что-то и смотрит в небо цвета глаз своих, совершенно забывая об объекте своего преследования. Рядом порхает голубая бабочка, и она протягивает руки к ней, совсем забывая об осторожности. Так непосредственно и естественно. Так, как может только она — забыв о всякой осторожности и благоразумии. Мотылек упархивает вверх, а Элизабет летит вниз с громким возгласом. — Поймал. Бан ловит ее у самой земли, а в ответ получает бесконечное сияние глаз и задорную улыбку. — Я знала, что ты меня поймаешь. И это первый раз, когда он сам решает проводить ее до замка, чтобы быть уверенным, что по пути она не попадет в очередные неприятности, которые, будто мухи, липнут к ней. Девочка восторженно трещит без умолку, не обращая внимания на его безответность, и собирает букет. Бан с первой прогулки замечает, что делает это она спонтанно, даже не обращая внимания, как руки сами тянутся за цветами. — Я живу в постоянном страхе, что меня поймут правильно. Вырывает из тягучих раздумий вскользь брошенная фраза. Бан впивается алым взглядом в беззаботно идущую впереди девочку. Дети не могут говорить так. А она оборачивается, будто чувствуя его мысли, и смотрит в ответ, прожигая пронзительными голубыми глазами, такими глубокими, что и утонуть не долго. В них на остывших углях танцует надежда, потешаясь над усталостью. В них кроются загадки без ответов и прячутся секреты, стоящие жизни. В них осторожное доверие тянет к нему руки, прося не бросать. Бессмертный протягивает руку и осторожно гладит ее по голове, желая подарить хоть кроху тепла. У детей не должно быть такого взгляда, таких мыслей. Они не должны так быстро взрослеть. Бан дает себе обещание, что будет беречь ее, защищать, только бы не падать так глубоко в этот отчаянный взор. В эту ночь ему впервые не снится Эллейн.***
— Ты ведь не забудешь меня, Бан? — К чему такие странные вопросы? — Просто ответь. — Тебя невозможно забыть, Бетс. — Хорошо. Бан прокручивает этот диалог в голове тысячи раз и каждый ему кажется, что он вот-вот найдет ответ. Его не покидает стойкое ощущение, что Бетс все знала, что обреченность в ее взгляде была именно из-за этого. Но он ничего не может доказать. Принцесса осталась в замке, под охраной тысячи рыцарей, а он скитается по миру. И мысли о ней единственное, что заставляет его идти вперед — новостей от капитана, как и от остальных из ордена, нет. Сомнения липкими путами обвиваются вокруг и стягивают шею. Но он продолжает путешествовать из города в город, напиваться до беспамятства, ввязываться в драки, в которых намеренно поддается своим противникам. Все — только бы почувствовать себя живым, а не просто проклятым бессмертием. — Кто это у нас? Очередной захолустный город, очередной замшелый кабак, очередная кружка низкосортного эля. И подозрительно новые лица с аурой святых рыцарей. — Лисий грех жадности Бессмертный Бан — один из членов Семи Смертных Грехов. Какая встреча! — противно гремит гнусавый голос, заставляя Бана разлепить веки и взглянуть на его носителя. — Один из святых рыцарей королевства, — тянет Бессмертный и пропускает удар. А потом еще один и еще. И позволяет схватить себя и отконвоировать в темницу Баста, считающуюся самой неприступной во всем королевстве. Но это исключительно до того дня, пока он не решит выбраться. Бан наслаждается пытками, что практикуют на нем эти зазнавшиеся рыцари, и впервые за долгое время — пять лет не малый срок — чувствует себя чуточку живым. Организм избавляется от алкогольных паров, очищается, приводит его в божеский вид. Если, конечно, не считать следов от кольев, которыми его насквозь проткнули, приковав к стене, и растущей бороды. Но это мелочи. Болтовня глупцов, гордо называющих себя самыми смелыми стражниками, что стерегут одного из грехов, служит не плохим развлечением. Они частенько обсуждают несусветные новости и собирают нелепые слухи. Бан прислушивается в надежде услышать хоть что-то полезное, что позволит коротать время в темнице не так бесполезно. — Ты слышал, кажется, к нам пожалует кто-то с проверкой? — заговорщицким тоном произносит один, и на это мигом идет реакция. — В темницу и проверка? Что за глупость! — второй взрывается смехом, а Бан жадно ловит каждое слово. Только одна венценосная особа способна на такие выверты фантазии. И совсем скоро в своей камере он видит ее. — Давно не виделись, Бан. Бетс совсем не похожа на ту мелкую девчушку, что гонялась за ним по всему городу и пыталась привлечь внимание. Вытянулась, научилась держаться гордо и неприступно независимо от ситуации, взгляд стеклянный и безэмоциональный. Имя Элизабет теперь ей определенно больше подходит. — Привет, Бетс. Но Бан не изменяет старым привычкам. И стоит закрыться двери за стражей и стихнуть их шагам вдали, как в ее глазах зажигаются огни, а бесы разводят потухшие костры. Она превращается в знакомую юную девчушку. Изливает все свое недовольство в беспрерывной болтовне, бьет маленькими кулачками по груди, жалуясь на его бессердечность, раз даже весточки не подал, а затем обнимает, не заботясь ни о чем. — Я скучала, Бан. У Бессмертного сердце екает и пускается вскачь. Он снова падает и тонет в ее бескрайних глазах и не может выбраться на берег. Они говорят несколько часов кряду. Впрочем, Бан мало что может рассказать и больше слушает, наслаждаясь ее мелодичным голосом. Бетс рассказывает привычную небылицу, перемешивая реальные факты с вымыслом и не скупится на подробности. Иногда Бану кажется, что все это и правда было, пусть и не в этой жизни. С этой своенравной девчонкой возможно все. И в конце она говорит то, что он боялся, но надеялся услышать. — Я приду еще.***
В темнице у Бана три развлечения: наслаждение пытками, воспоминания об Эллейн и ожидание новой встречи с Бетс. И последнего он ждет больше остального. Она заглядывает каждые полгода, иногда чаще, иногда реже. Приносит новости из большого мира, охапку историй и запах полевых цветов и заставляет его снова дышать. Дышать, пока он вновь не утонет в ее глазах. Бетс не знает, что творится в душе у Бессмертного, травит его своим присутствием, топит в своих безбрежных океанах. Бетс будит в нем то, что казалось уснуло мертвым сном после смерти Эллейн. И когда она не появляется в обычное время, все чувства Бана бьют тревогу. Тело сковывает страх, что с ней могло что-то произойти. Она ведь слишком непоседлива, чтобы оставаться на одном месте, ищет постоянно что-то, суется туда, куда нормальный человек даже взора бы не смел кинуть. Бессмертный уже готов покинуть темницу, ставшую вторым домом, когда приходят слухи о капитане. — Это точно сделал капитан Семи смертных грехов! — Да он же считается мертвым лет десять как! — Говорю тебе, он разрушил форт Солгалес. А еще с ним видели девушку, подозрительно похожу на третью принцессу. — Да, она никогда не гнушалась общения с преступниками… Стражники продолжают переговариваться, обдавая его и весь их орден не лестными эпитетами, а сердце Бана успокаивается. Если Бетс с капитаном, то ей ничего не грозит. Но сознание грызет червячок сомнений: почему она ринулась за помощью к Мелиодасу, а не к нему? Еще более он утверждается в своих подозрениях, когда видит ее рядом с капитаном. Она стоит за его спиной, жмется, ищет защиты. Ее глаза смотрят лишь на него. Бана пронзает новое, доселе не трогавшее его сердце чувство. Оно яростно впивается в него клыками, безжалостно терзает душу и тело. Бессмертный прогоняет его всеми правдами и не правдами и ночь напропалую пьет и вспоминает Эллейн. Но это ни капли не помогает. И перед внутренним взором стоит Элизабет, не его Бетс, что обнимает капитана. Именно поэтому он старается не пересекаться с девушкой, не оставаться наедине и топить себя в эле. Лишь раз Бану хватает смелости спросить: — Какие у вас отношения с капитаном? — Я его прошлое, от которого он так и не сумел убежать. В глазах Бетс — это все-таки его Бетс — бушует свирепый шторм. Надежда в нем тонет и не может спастись. Отчаяние величественно поднимает стяг, а черти малодушно прячутся на дне, забирая за собой весь огонь. Фигура девушки будто уменьшается, плечи поникают, и она склоняет голову и прячет обреченность за челкой. Уходит, не оборачиваясь, а Бан не решается даже руку протянуть ей вослед.***
Столица мертвых и разъяренный Кинг становятся отдушиной для Бана, утонувшего окончательно и готового признать поражение. Элизабет — если считать ее другой, то сердце меньше болит — ходит за капитаном хвостиком, прячется в его объятьях, ищет поддержку лишь у него. Их связывают незримые нити, и Бану — лишь старому другу, как она называет его, отвечая на прямой вопрос капитана — места рядом нет. И поэтому бесхитростная злость короля фей и желание заточить Бессмертного в камне навеки выглядят как спасение. Оно им и является, ведь Бан никогда бы не смог видеть, как женщина, что разбередила его грешную душу, уходит с другим навсегда. — Если у тебя есть какие-либо последние слова, я готов их выслушать. Бану есть что сказать, но эти слова посвящены точно не себялюбивому Кингу. Улыбка застывает на его губах, мысли останавливаются на ней. И Бессмертный совсем не готов вернуться к жизни от поцелуя Эллейн. Перед глазами ее мягкая улыбка, нежный взгляд и слова, что он сказал много лет назад. Слова, что сейчас он сможет повторить лишь через силу. Эллейн понимающе улыбается и касается его губ своей маленькой ладошкой, не давая им сорваться. — Не нужно, Бан. Я была счастлива все то время, что ты провел со мной. Теперь счастливым должен стать ты. Пусть и без меня. В ее золотых глазах стоят слезы, но она рада так, как может радоваться только человек готовый отпустить — искренне и светло. Бан неверяще глядит на нее, хочет сказать, объяснить, поведать, но дева-хранительница качает головой. Она ведь все знает, знает даже то, что неведомо самому бандиту. — Ты и сам уже знаешь, ради кого бьется твое сердце. Не отпускай ее. Эллейн растворяется в сиянии светлячков, отпускает его. А Бану возвращаться не к кому, только ринутся в гущу битвы и отдаться ей самозабвенно, стоя рядом с капитаном плечо к плечу. И пытаться поймать ее небесный взгляд, направленный не на него.***
Они движутся дальше. Впереди — очередная деревенька, попытки капитана казаться настоящим хозяином таверны и недосягаемая она. Сейчас обыденная стоянка, и Бан уходит подальше от товарищей, скрываясь за сенью деревьев. Садится под высокий дуб и усмехается иронии. Она тоже предпочитала исключительно их. Бессмертный приваливается спиной к стволу и прикрывает глаза. Вокруг шелест листвы и ни души. Но на его душе покоя больше нет. — Ты бегаешь от меня. Из легкой дремы его вырывает звонкое восклицание. Бан дергается и поднимает голову. На ветке сидит Бетс. Качает ногами, смотрит в небо, а в голосе сквозит недовольство. Впрочем, как и во всей ее позе. — Тебе показалось, — открещивается мужчина и не может отвести взор. — Мне никогда не кажется. Девушка переводит на него взгляд. Ее глаза — это мириады звезд в непроглядной ночи; это бушующий океан, топящий корабли; это шумные, с искрящимися на солнце каплями, водопады. Аквамариновая бесконечность поглощает его без остатка и не отпускает. Бетс падает, так привычно и незыблемо. Бан подрывается с земли, хватает ее и прижимает к себе. Глаза в глаза, тело к телу, его руки под ее бедрами, ее — у него за шеей, она обхватывает его торс ногами и скрещивает их за спиной. — Попался. Кто первым подается вперед, сказать сложно. Просто в один момент его губы находят ее, и остальной мир перестает существовать. Они целуются долго и исступленно, словно казня друг друга за все то время, что они мучились сомнениями и неуверенностью. Неистовство уступает под напором нежности. Бан прижимает девушку ближе к себе, втискивая ее тело в свое, стараясь стать ближе, чем это возможно. Бетс невольно охает, прикусывает его губу и крепче сдавливает ногами. Сердце неистово бьется где-то в горле и перебивает все мысли, оставляя лишь желание никогда не отпускать это хрупкое тело из рук. Голова от чувств кружится, вселенная схлопывается, и все становится таким не важным. Только человек напротив. У Бетс глаза шальные — в океане царит штиль — припухшие губы и раскрасневшееся лицо. Рубашка разнузданно растрепана, юбка задирается до неприличия, а она лишь продолжает не отводить взгляд от лица Бана. Проводит кончиками пальцев по бровям, очерчивает скулы, легкими касаниями проходится по шраму, хмурясь, и останавливается на губах. Бессмертный отзывается на каждое ее прикосновение и не может отвести взгляд. Он больше не тонет — держится на волнах, которые сами несут его прямо к сердцу этой невозможной девушки. И он больше не отпустит ее. Она снова приникает к его губам.***
Элизабет не знает, как это произошло. Просто однажды Бан становится чуточку важнее, чем все остальное. Видеть его — необходимость, как дыхание, только хуже. Знать, что он жив и в порядке, пусть в относительном — надоедливое желание, бьющее по подкорке мозга. Говорить с ним — зависимость, от которой нет спасения. И Элизабет сдерживает себя, когда начинается круговерть событий, приближающих ее к дню смерти. Трется около Мелиодаса, оказывает знаки внимания, вынуждает его снова и снова доказывать, что он спасет ее. И бегает от Бана, от его пронзительного взгляда, от его теплых надежных рук и запаха моря от горячего тела. Врет напропалую сама себе, обманывает сердце и закрывает душу на замок, не вынося этой вселенской несправедливости. — Береги его. И поэтому слова феи — Эллейн — бьют обухом по голове. Ее благословение обрушивается как стихийное бедствие и волнами затапливает и мысли, и чувства. И кажется, что небо разверзлось над головой, и молнии нещадным потоком льются с него. И желание жить поднимает склоненную голову. Растерянность и незнание, что делать, выбивают из колеи. Бетс ходит с потерянным видом: в голове проносятся кадры прошлого, которые налагаются на ленту будущего. Нерешительность вкупе со страхом пытаются утянуть на дно, заставить отказаться от всего, плыть по течению. Перед глазами маячит спина Бана, что не глядит на нее с того самого разговора; перед глазами детство, где он таскает ее на себе и заливисто смеется; перед глазами годы в темнице, когда она приваливается к его боку и тихим голосом рассказывает о прошлых жизнях словно это старая забытая легенда; перед глазами его лисья улыбка, полные огней глаза и невидимая сила, дарующие храбрость. И Бетс — теперь уже окончательно не Элизабет — делает шаг в эту пропасть, кидается за Баном и первой делает шаг. А губы у Бана сухие и мягкие — поцелуи сбивают с ног, заставляя прижиматься ближе и искать в нем опору. Сам он горячий и такой искренний, что становится тяжело дышать и где-то в груди разрывается непомерный комок счастья. Бетс не знает, когда все пошло наперекосяк, но исправлять ничего не спешит. Она имеет право на счастье. У ее счастья скверное чувство юмора, непомерное любопытство и целуется он так бесконечно нежно и страстно, что ноги подгибаются. Но ее мужчина всегда ее ловит.