***
— Итак, у кого-нибудь есть вопросы? — поинтересовался Британская Империя, осматривая всех присутствующих и останавливаясь на СССРе и Третьем Рейхе. Те спокойно о чём-то беседовали, изредка отвлекаясь от разговора и оглядывая зал. — Уважаемые СССР и Третий Рейх, может вы с нами поделитесь своим разговором? А то нам тоже интересно. — язвительно сказал Британия, получив от тех презрительный и острый взгляд. От чего сложилось впечатление, что оба обсуждали что-то очень важное и личное, а их наглым образом прервали. — Ничего интересного, чтобы говорить это всем. Blöder Brillenträger (Очкарик херов).— первым заговорил Рейх, ровным голосом как будто вводя в транс и отводя от главной темы. И как не странно, у него это отлично получалось, раз англичанин даже не обратил внимания на колкую фразу на немецком, кинутую ему прямо в лоб. — Хм, ну раз вы так говорите, значит и вправду неважно. Так что на этом всё, собрание окончено. — после его слов все засобирались, по пути о чём-то разговаривая. Идя по коридору, Союз рассказывал смешной момент с Китаем, не замечая что с каждым словом немец всё больше морщился и хмурил брови, смотря перед собой. — А потом его чуть скорая не забрала! Представляешь? Я же ему говорил, что моя водка слишком крепкая для него. А он всё равно не послушал, пхах! Не могу, это надо было видеть. Жалко что ты этого не видел. — смеялся Совет, прикладывая ладонь ко лбу и щуря глаза, стараясь сдержать этим слёзы смеха. — Так ты меня и не звал чтобы я это sah (видел). — между делом кинул нацист, тяжело вздохнув и сняв фуражку, которая теперь была его вечной спутницей по жизни, и взъерошил прилипшие к вискам и лбу волосы, оттягивая их пальцами. — Оу, точно. Ты же тогда был занят. — не заморачиваясь ответил русский, доставая сигареты и зажигалку из кармана дублёнки. — И чем же? — язвительно поинтересовался фашист, скосив на того раздражённый взгляд. — Так ты с Японской Империей вроде бы был и вы куда-то ходили по важным делам, разве нет? — вспомнив ответил коммунист, посмотрев на фюрера и встретившись с непривычными тёмными омутами, которые смотрели как будто сквозь него, а не наоборот. В голове сразу всплыли воспоминания сегодняшнего утра. У Дитриха был чисто такой же взгляд, до того как революционер подошёл к нему тогда. — Дела были конечно важные, причём очень. Но мог бы и позвать, я ведь знаю что это произошло чуть позже, чем когда мы закончили свои с ЯИ «проблемы». — размеренно говорил Фриц, непривычно растягивая слова и разглядывая свои ногти, как будто специально любуясь ими для пущего эффекта. — Что? Ты же меня сам предупредил чтобы я тебя не беспокоил и не трогал тогда, а сейчас ты мне говоришь совершенно обратное. — отстаивал свою правоту Советский и уже был готов даже поспорить, но вспомнив что-то замялся и отвёл глаза в сторону. — Что-то случилось важное, раз ты со мной даже спорить перестал? — поинтересовался Рейх, смотря своими яркими сапфировыми глазами на СССРа с явным удивлением и прищуром, как будто пытаясь понять что того тяготит. — Нет! Ничего важного. То есть… — тараторит Союз, боясь посмотреть немцу в глаза и увидеть в них то, чего бы никогда себе не простил. Ненависти и презрения. Тот лишь вопросительно приподнял бровь, скептически глядя на Совета. — Ладно, я кое-что хочу тебе сказать и это очень важно. — уже успокоившись проговорил русский, но всё также не решаясь посмотреть на нациста, поэтому предпочёл разглядывать потолок. — Ты же знаешь что мне нужен союз, чтобы укрепить отношения и т.п. — начал коммунист, немного нервно поджигая сигарету и поднося её к губам. — Так вот, на моё предложение согласилась Афганистан. И мы заключили как говорится контракт. И теперь… — на последних словах революционер замялся, но вздохнув поглубже воздуха, на выдохе продолжил. — Теперь она беременна и мы ждём ребенка. — между обоими повисло молчание. Фашист не знал как на это даже реагировать, да и вообще это откровение болезненно резануло по сердцу, заставляя его машинально зажмуриться и отступить на шаг назад. — Эй, Рейх. Ты в порядке? Можешь мне что-нибудь ответить? — обеспокоенно спросил СССР, потянувшись к арийцу и уже собираясь дотронуться до его плеча, как хлёстким ударом его руку отбросили обратно, не позволяя к себе прикоснуться. — Ты чего? — ошарашенно вскрикнул Союз, смотря на фюрера сверху вниз и пытаясь понять что с тем происходит. — Я чего? Fragst du mich das? Ich muss mich fragen, ob du dein Hirn hast! (Это ты у меня спрашиваешь? Это я должен поинтересоваться, есть ли у тебя мать твою мозги)!— в ответ крикнул тот, поведя плечом и зло сверкнув сапфировой радужкой. — Что? Я с тобой поделился своим счастьем, а ты мне этим ответил? Ну спасибо тебе большое, псина ты нацистская! — гаркнул мужчина, сжимая кулаки до побеления костяшек и со злостью смотря на Дитриха. — Да неужели?! Danke für den Gefallen (Спасибо за одолжение)! Я прямо счастлив услышать что ты «вышел замуж» и у тебя будет meine Fresse (твою мать) ребёнок. И я даже не сомневаюсь что сын. А о моих чувствах ты мог подумать? — в обратку рявкнул Фриц, еле сдерживаясь чтобы ненаброситься на Совета. — Да как друг ты должен быть рад, что я счастлив и у меня будут дети! — не смог сдержался русский, словно не услышав последнюю фразу и хватая Рейха за китель, подтянул его ближе к себе и с непревычной яростью в глаза смотрел ему в глаза, видя как те начинают блестеть. — Да я рад! Видишь? Да так рад, что сейчас просто свихнусь! — истерично засмеялся немец, с болью рассматривая перекошенное, словно посеревшее лицо коммуниста и не видя в нём той искорки, что была когда-то. — Да что ты несёшь? — революционер видимо не замечал на себе взгляда, продолжая сминать пальцами ткань одежды. — Lass mich los (Отпусти).— тихо, но требовательно потребовал фашист, хватаясь за руки Советского Союза. — Нет. Ты мне сначала ответь что с тобой происходит в последнее время. — не унимался тот, рефлекторно сжав форму только сильнее, будто боясь потерять. — Ich habe gesagt… Lass mich gehen (Я сказал… Отпусти меня).— леденящим тоном приказал фюрер, поднимая убийственно злой взгляд на СССРа, заставляя этим разжать пальцы и неверяще отступить. — Что с тобой стало? — сам себя или Дитриха спросил Союз, видя перед собой не того мило и задиристого парня, а того, кого он повстречал однажды во сне. Только не схожесть была в том, что Фриц был не холоден внешне, а только взглядом и своими словами. — Du bist selbst Schuld, Schätzchen. Obwohl ich nicht besser bin (Ты сам в этом виноват, дорогуша. Хотя я не лучше). — с усмешкой ответил на вопрос Рейх, чувствуя как горячие слёзы текут по щекам и скапливаясь на подбородке, падают вниз, звонко ударяясь об плитку. Больно. Совет на ответ закрутил головой, а потом в надежде дёрнулся навстречу, выдерживая бесцветный взгляд. — Рейх, я… — начал русский, чувствуя как глаза начинает щипать, но его остановила рука, оказавшиеся прямо перед лицом. — Не надо слов. Ich sollte gehen… Совок (Я пожалуй пойду). — сказал немец, на последок одарив коммуниста таким знакомым и прощяющим все грехи взглядом. Но резко развернувшись, направился вон. Выйдя на улицу, нацист всхлипнул и облокотившись на ближайшую стену, скатился по ней вниз, смотря перед собой. — Господи, почему это происходит именно со мной? — дрожа говорил фашист, не сдерживая слёз и громко всхлипывая, ничего не видя перед собой. — Рейх-сан? — неожиданный голос вывел из пелены раздумий, заставляя бездумно посмотреть перед собой. В паре шагов стояла Японская Империя и изумлённо смотрела на него, не понимая что происходит. Тот не менее удивлённо взглянул на неё. — Рейх-сан! Что случилось? Что с тобой? — придя в себя, Империя кинулась к арийцу, помогая подняться и направилась с ним к себе домой, придерживая ослабшее тело. — Это ты ЯИ? — сипло спросил фюрер, держась за девушку как за спасательный круг. — Да, это я. — ответила та, поудобнее перехватывая Дитриха и продолжая идти вперёд. — Расскажешь что произошло? — осторожно поинтересовалась японка, встревоженно поглядывая на друга. На что получила лишь слабый кивок.***
Стоя посередине коридора, СССР смотрел на давно закрывшуюся дверь. — Почему? — в который раз спросил у себя Союз, раздражённо и потеряно проведя ладонью по лицу и устало выдохнув. — Союз? — женский голос раздался за спиной, от чего мужчине пришлось повернуться и посмотреть на незваного гостя. — Это ты Афганистан. — скорее уточнил, чем спросил Совет, видя перед собой среднего роста девушку с длинными чёрными волосами и светлыми зелёными глазами, которые смотрели на него с нежностью и одновременно тревогой. — Что-то случилось, раз ты здесь стоишь? — спросила афганка, держа ладонь на ещё маленьком, но уже округлом животике. — Нет, всё хорошо. Я просто задумался, а ты чего ещё тут? Почему домой не пошла? — перевёл тему русский, подходя к «жене» и приобнимая её за хрупкие плечи. Но тут перед глазами словно специально всплыли воспоминания: «Ты серьёзно? На улице всего лишь минус двадцать восемь градусов по Цельсию. Это ещё не так холодно, ты настоящего мороза не видел. Вот там твоя немецкая жопа, точно бы знатно подморозилась. — ухмыльнулся Совет, незаметно стягивая с себя свою излюбленную ушанку и искоса поглядывая за Дитрихом. — Noe noe noe! Etwas, aber mein Arsch (Нэ нэ нэ! Уж что-что, а попу мою) не смей трогать! — вспыхнул Фриц, возмущённо уставившись на русского, но стоило ему повернуть голову в его направлении, как на макушку приземлилась ушанка, которая сползла на глаза. — Успокойся и не бухти, тебе это не идёт. — хохотнул коммунист, обняв Рейха чуть ниже плеч и притянув к себе. — Пф, ты Narr (дурак) Совок. — улыбнулся немец, обнимая в ответ. — Я знаю. Ладно, куда пойдём? На сегодня мы свободны». Из-за всплывшей перед глазами картинки с улыбающимся Рейхом, у коммуниста предательски начали наворачиваться слезинки в уголках глаз. — Так я тебя ждала, думала вместе пойдем. — невинно ответила Афганистан, прижавшись к тёплому боку революционера и не заметив, как тот непроизвольно закатил глаза. — Понятно, ну, тогда пошли домой. — все-же смог улыбаться Советский, в последний раз побито посмотрев на то место, где он и немец недавно вместе стояли. — Прости меня…