***
— Сколько уже можно? Вы хоть иногда будете меня слушать или мои слова для вас лишь пустой звук? — на повышенных тонах говорил СССР, стоя в проёме двери и скрестив руки на груди, злым взглядом смотрел на своих детей. Россия, который сидел на краю дивана в сотый раз поморщился, стараясь не под каким предлогом не обращать на отца внимание. Беларусь, рисующая до этого момента, пыталась сосредоточиться на своём рисунке. А Казахстан вообще ушёл на кухню, решив не участвовать во всём этом. Лишь Украина сжимал и разжимал кулаки, бешеными глазами смотря на Союза. — Может хватит учить нас уму и разуму? Мы уже не дети, чтобы тебя слушаться! — не выдержал украинец, поднимаясь с места и эмоционально махнув рукой. Совет потерянно посмотрел на него, но потом взгляд вновь стал суровым, но с отблеском возмущения. — Я ваш отец, и вы обязаны меня слушать, пока живёте в моём доме. И для меня вы всегда были, и будете оставаться детьми. Причём сколько бы лет вам не было. — говорил коммунист, но тут уже встрял Россия, словив на себе взволнованный взгляд белоруски. — Хватит нас притеснять, отец. Если для того, чтобы быть свободными и взрослыми нам надо уйти из дома, то мы это сделаем. А если ты встанешь у нас на пути, то… — грубость в словах и хладнокровная уверенность в глазах могла подействовать на любого, но не на того, кто этому научил. — То что? Броситесь подписывать документы о получении Суверенитета, чтобы я ушёл на тот свет ещё раньше? — безэмоционально спросил Советский Союз, от чего молчавшую всё время Беларусь бросило в дрожь, а на глазах начали наворачиваться слёзы. Федерация попятился назад, глупо моргнув. А Украина же подавился воздухом. — Поверьте, если вы этого хотите, то я вас не держу. Это только ваше решение и желание, которое зависит только от вас и никого больше. Хотите быть взрослыми? Вперёд. Я хотя бы с чистой душой смогу покинуть этот мир и тело. Но сейчас, вы находитесь под моей опекой и попрошу не показывать свой характер. — сказав это, СССР ещё раз оглядел Республик, и поняв что из тех слова больше не вытянешь, уже было развернулся к входной двери, когда в спину прилетело только одно. — Ненавижу. — услышанное болезненно резануло по сердцу и чувствам, заставляя Союза остановиться и приложить ладонь к груди, а самого его по инерции занесло в стену. В глазах потемнело. По щеке прошла ломаная трещина, доходя до носа. — Папа! — Беларусь, не выдержав всего этого кинулась к мужчине, отталкивая братьев, которые также поддались к нему. — Казахстан! Живо неси Вазодилататор! — проорал Россия вбежавшему в гостиную казаху. Тому хватило одного взгляда на отца, чтобы убежать на поиски аптечки, которая по закону подлости не оказалась на кухне. — Пап, держись. Всё будет хорошо. — тараторил РФ, взволнованно глядя на тяжело дышащего Совета и испуганную Беларусь, которая аккуратно придерживала его за плечи. Вскоре обратно прибежал Казахстан, втиснувшись между Россией и Украиной. — Пап, вот, держи. — нервно говорил казах, пихая ему в руки таблетку и стакан с водой. — Совсем дурак? Дай я. — взяла на себя ответственность Бела, осторожно помогая отцу выпить воды, когда таблетка была отправлена в рот. Все в ожидании смотрели на бледнеющего на глазах коммуниста, который смог спустя пару минут восстановить дыхание. — Не надо, спасибо. — отмахнулся от попыток детей революционер, когда те дёрнулись к нему, чтобы помочь дойти до выхода. — Вы и так мне уже помогли. — прохрипел Советский, заставляя своими словами всех четверых понурить головы и отвернуться. Чувство стыда и глупости своих действий словно червь крутились в голове, пожирая изнутри. Накинув на себя шинель и повесив на плечо мессенджер, СССР напоследок обернулся на молодежь. — Ведите себя хорошо, вернусь под вечер. Беларусь, приготовь на всех ужин пожалуйста. А парни пусть в кои то веке уберутся в своих комнатах. — оповестил всех Союз, вымотано и тускло улыбнувшись в конце. — Есть! — хором ответили те, отдавая честь и смотря на широкую спину, за которой как раз захлопнулась дверь. Переглянувшись и поняв кто чем должен заниматься, все разошлись по дому. Вечер обещает быть тяжёлым. Путь до здания ООН прошёл спокойно и без каких либо последствий. По дороге к лифту были встречены Индия и Болгария, которые только увидев СССРа, накинулись на него с расспросами о самочувствии и обо всём остальном. Поэтому, время пролетело незаметно, когда они прибыли в нужный кабинет. Спокойно найдя свои места, и пообещав друг другу поговорить после собрания, все трое расселись за столы, параллельно доставая нужные документы. Собрание как собрание, если не считать того, что некоторые страны были тревожны и словно находились не в своей тарелке. Как обычно что-то рассказывающий Великобритания, к которому Союз даже успел привыкнуть. Вечно флегматичный США, о чём-то беседующих с Канадой и много чего другого. На первый взгляд вроде бы ничего такого, но было предчувствие, что что-то произойдет. Совет еле ощутимо провёл пальцами по новой трещине, проверяя её масштабы. Мизинец почти полностью пропадал в ложбинке, говоря о том, что это уже не шутки. Судорожный вздох сорвался с потрескавшихся губ. Уже скоро… Под конец всего совещания, СССР попросил Индию с Болгарией и Кубой подождать его на улице, сославшись на решение важного вопроса. Последний успел привязаться к ним во время собрания. Медленно убирая вещи обратно и вымотанно рассматривая проходящих мимо стран, Союз нахмурился, массируя пульсирующие виски. Но когда нужная фигура прошла мимо, переключился на неё. — Эй, Америка. Можно тебя на пару слов? — старался казаться как можно увереннее и спокойнее Совет, не собираясь проявлять слабости на глазах врага. Американец вопросительно обернулся на него, вскинув бровь. — Кан, иди без меня. — получив настороженный кивок от канадца, США встал напротив русского, выжидающе скрестив руки. — Ты что-то хотел? Потому-что если это не важно, то я пойду, у меня и так дел с головой хватает. — начал первым капиталист, чувствуя себя не на своём месте. От коммуниста веяло смертью и кровью, из-за чего находиться в его компании как минимум было неуютно. — Поверь, очень важно. И это касается скорого будущего. — с усмешкой ответил революционер, приваливаясь к дубовому столу и опираясь на него руками. Штаты непонимающе нахмурился, переваривая данные слова. Было одно предложение, но верить в него при всём желании не хотелось. — Это то о чём я подумал? — осторожно спросил Штаты, смотря на пребывающего в прострации Советского Союза и его немигающий взгляд, что был устремлён в пол. Под глазами уже давно залегли чёрные мешки, которым мог позавидовать даже такой трудоголик как Мексика. — Союз? — позвал СССРа Звёздный, но не добившись от того никакой реакции, пощёлкал пальцами перед его носом. Ноль эмоций. Пораскинув мозгами, Аме решил идти на рискованный шаг. — Совок. — стоило только этому прозвучать, как Америке мертвой хваткой впились в горло и приподняли над полом, от чего тот еле касался линолеума носками ботинок. — Не смей меня так называть, понял? — прорычал Союз, испепеляюще пялясь на американца и то, как он одним ловким движением вырвался из захвата. Не менее красноречивый взгляд был устремлён на Совета. — Если ты не обращал на меня внимания, то что я должен был делать? Кидаться тебе на шею или что? Я поступил разумно, просто решив позвать. И как видишь, это сработало. — фыркнул США, отряхивая своё пальто и несколько нервозно поправляя съехавшие на нос очки. Поняв резкость своих действий и на удивление снисхождение со стороны капиталиста, русский прокашлялся, давясь сухим кашлем. На языке чувствовался уже привычный привкус железа. — Прошу прощения. Надеюсь своим поведением я не отбил у тебя желание меня выслушать? — неловко поинтересовался коммунист, встретившись со скептическим и насмешливым взглядом Штатов. — Что же, я тебя слушаю. А то кто знает, что ты хочешь мне сказать. — криво ухмыльнулся Звёздный, присаживаясь на стул и внимательно проследив за тем, как революционер присел рядом, начиная с самого основного. Но с каждой минутой улыбка Америки становилась всё тускнее, пока в итоге вовсе не сошла на нет.***
— Я дома. — послышалось из прихожей, и почти что сразу же раздался топот ног, стоило только СССРу вообще ступить на порог дома. Первым на удивление появился Россия, а следом за ним и Беларусь, держащая в руках кухонное полотенце. — С возвращением! — с улыбками на лицах поприветствовали те, подбегая к слегка растерявшемуся Союзу и забирая у него сумку. — Что-то случилось? С чего вдруг такие нежности? — недоверчиво спрашивал Совет, смотря на странное поведение детей и их радость. — А что могло случиться? Мы просто рады тебя видеть. — с милой улыбкой говорила Беларусь, но некое беспокойство в глазах все же было. — Да и, извиниться хотели. Прости бать, что мы тогда ляпнул с горяча, и даже не подумали о том, как могли тебя задеть. — взволнованно оправдывался Федерация, ловя на себе удивленный взгляд мужчины, который с каждым словом становился мягче. — Ей богу, Россия. Нашли за что просить прощения. Да, мне неприятно слышать такое от вас, но вы же ещё дети. Так что я принимаю ваши извинения. — улыбнулся коммунист, после чего взъерошил обоим волосы, обнимая за плечи. — Ну пап! Я только недавно сделала эту косу. Теперь мне её заново придётся переплетать. — возмутилась Бела, освобождая волосы от резинки и обиженно сопя себе что-то под нос, высвободилась из объятий и направилась в гостиную. Оставшиеся на месте революционер и РФ переглянулись, прыснув со смеху. — Девчонки. — посмеиваясь сказал младший русский, также освободившись из рук отца и отходя от него в сторону. — Ну что? Пошли ужинать, а то Белка опять ворчать будет, что всё остыло. — навеселе проговорил Россия, и получая от революционера положительный кивок, резво развернулся, уходя по направлению кухни. Покачав головой, русский медленно разулся и снимая шинель, ушёл следом за парнем. Ужин прошёл как обычно. Кто-то рассказывал давно заезженные истории, другие слушали, а третьи вставляли свои комментарии. Короче говоря, всё прошло тихо и мирно. Как говорится, в кругу семьи. — Россия, не хочешь со мной прогуляться немного? — поинтересовался СССР, стоя в прихожей и косясь на настенные часы, которые были украшены новогодней мишурой, и показывали почти одиннадцатый час ночи. Федерация оторвался от очередной программы, по которой шёл какой-то концерт и обернулся на отца. Украина навострил уши, продолжая смотреть телевизор. — Сейчас? Бать, ты же знаешь что я всегда за, но сейчас уже поздно. — протянул РФ, откидываясь на спинку дивана и закидывая руки за голову. Беларусь осуждающе хмыкнула, пихнув брата в бок. Казахстан же только вздохнул, вышивая звёздочки на своём любимом белом свитере. — Что же, тебя раньше это не останавливало. Но если все же захочешь, то я на улице. — слабо улыбнулся Союз, и не беря ничего с собой, вышел на улицу. Щёки и нос обдало свежим и морозным воздухом, а под берцами заскрипел снег, скрывая ноги за пушистыми сугробами. Вздохнув полной грудью, Совет натянул тёплый шарф выше и засунув руки в карманы шинели, направился куда глаза глядят. Вскоре скрываясь за редкими деревьями. В то время дома, Республики расположились около камина и пили горячий чай, поедая запасы сладкого. — Братец, может ты всё-таки пройдешься с папой? Вдруг он тебе чего важно сказать хотел, а ты отказался. — не сдавалась Беларусь, доставая Россию своим нытьём. — І справді. Хто знає, що батько обговорити з тобою хотів. Так що, краще йди (И вправду. Кто знает, что отец обсудить с тобой хотел. Так что, лучше иди). — тоже подал голос Украина, стараясь не злить Федерацию своими словами. Гематомы и перелом руки, полученные от РФ за Крым болели до сих пор, хоть прошло уже очень много лет. — Поэтому иди. — подключился к разговору Казахстан, ложась на живот. Русский в который раз удостоверился в том, что эти трое упрямые как бараны и просто так отступать точно не намерены. — Хорошо. Тем более, я и так собирался. Тоже хотел с ним кое о чём поговорить. — сдался славянин, поднимаясь на ноги и кинув на прощание что вернётся не скоро, убежал в прихожую. Нацепив кожанку с меховым капюшоном и запрыгнув в высокие сапоги, Россия выскочил во двор. Но ноги сразу же потонули во множестве снега, а на голову упал комок белого холода, забираясь за шиворот. Вздрогнув и бранясь себе под нос, Федерация подобно солдатику двинулся дальше. Бегая уже битые десять минут, РФ всё никак не мог найти отца, который словно сквозь землю провалился. — Да где же он? Не могу же я быть настолько слепым, что бы не увидеть двухметрового мужчину? — ворчал русский, пробираясь через сугробы и уже давно не заботясь о своей обуви, которая наверняка промокла насквозь. — Кого ищешь, пионер? — но когда парень потерял уже любые надежды на лучшее, позади раздался знакомый хрипловатый голос. Словно в замедленной съёмке обернувшись назад, Россия на всех парах понёсся к СССРу. В считанные секунды настигнув свою цель, славянин чуть не сбил Союза с ног, повиснув у него на шее. Тот удивлённо посмотрел на сына, обнимая его в ответ. — Папа! Ты где был? Ты вообще представляешь сколько я нервов потратил, пока искал тебя? — высказывал своё недовольство Федерация, отстраняясь от родителя и смотря ему в глаза. Совет умилился такой заботе со стороны Республики. — Не переживай ты так. Я в порядке. Что, всё-таки решил со мной погулять, да? — поддел РФ коммунист, чем заставил его смутиться и отступить назад, пряча руки за спину. — Как видишь. — усмехнулся парень, пристраиваясь рядом и шагая с революционеров в ногу. Полная луна освещала окрестности, заливая своим светом блестящий снег и деревья. Шагая вдоль невзрачной полянки, русские разговаривали обо всём и ни о чём. — Знаешь сына, ты станешь хорошим лицом своей страны. Знаю, что уже наверное достал тебя этими разговорами, но ты ведь понимаешь, что когда меня не станет, то ты займёшь моё место? — завёл вновь не самую приятную тему для разговора СССР, взглянув на поникшего Россию. — Бать, ну давай не об этом. Зачем портить друг другу настроение, тем более скоро праздник. — попытался отмахнуться Федерация, за что схлопотал увесистый подзатыльник и тяжёлый вздох от Союза. — Россия, хватит. Я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком, который понимает, что его ждёт в скором будущем. — на последних слов Совет резко притих, когда РФ перевёл на него вопросительный и хмурый взгляд. — Ты это сейчас на что намекаешь? — несколько нервно спросил парень, настороженно осмотрев отца и наткнувшись на очередную трещину. Вопросы и сомнения отпали сами собой. — Слушаю. — просипел Россия, разглядывая снег под ногами и идя вперёд. Коммунист снисходительно усмехнулся, глядя на него. — Я не буду говорить много, так как ты лучше всех знаешь, что я этого не умею. Просто хочу сказать, чтобы ты никогда не сдавался и уж точно не прогибался под кем либо. Потому что я тебя с того света с этим достану, понял? Ещё, чтобы не поддавался влиянию Запада и в особенности США. Потому-что этот тип хоть с виду и кажется добрым, но по правде говоря уже давно прогнил изнутри. И, просто на будущее. Умей отпускать тех, кого ты любишь. Ты у меня взрослый и умный парень и я тебя очень люблю, как и всех твоих братьев и сестёр. — размеренно говорил революционер, разглядывая небо и машинально вынимая папиросу с зажигалкой. Федерация всё молча слушал, запоминая каждое слово. — Хорошо отец. Я тебя понял и точно не подведу, причём в каком бы дерьме не оказался. И я тоже тебя люблю. — задиристо ухмыльнулся РФ под конец, боднув усмехнувшегося СССРа в бок. — Эх, негодник. Ты им всегда был и будешь. — проговорил Союз, хлопнув сына по плечу и подтолкнув его в обратном направлении. — Иди домой, я тебя догоню. — сказал Совет, ещё раз слегка толкая Россию в спину, чтобы тот уже шёл. Федерация понимающе и вымученно улыбнулся и пошёл к дому, но всё равно обернулся назад. — Только не задерживайся. А то даже такой крепкий как ты, может замёрзнуть. — крикнул РФ, так как успел отойти на приличное расстояние. Коммунист только махнул рукой, показывая этим что слышит и не заставит себя долго ждать. Проводив взглядом силуэт сына, и дождавшись когда тот скроется за поворотом, революционер судорожно вздохнул, разворачиваясь совершенно в противоположную сторону. Безэмоционально гуляя взглядом по округе, СССР наткнулся на безликий, мерцающий в темноте фонарный столб. Чувство дежавю накрыло с головой. Такой же фонарь. Ничего вокруг и только одного не хватало. Не было человека, который должен быть здесь. — Хотя, это скоро можно будет исправить. — с некой иронией подумал Союз, бездумно рассматривая свою тень. Та причудливо извивалась или же шла некой рябью, образуя нечёткость. Но когда мелькнул знакомый образ фуражки и ухмылки, Совет отшатнулся назад, почти покидая круг освящения. Стараясь понять что это было, русский проморгавшись, вновь взглянул перед собой. Но ничего не было. — Хах, неужели показалось? — с запинкой проговорил коммунист, щурясь от яркого света. Но режущая боль, что пробила всё тело, вырвала из мыслей. Болезненно поморщившись, революционер стянул с руку перчатку. Пальцы давно исчезли, оставляя о себе лишь напоминание и только кисть была видна, скромно выглядывая из-под теплой шинели. — Что же, видимо уже пора? А то что-то я задержался, правда? — растянул в подобии улыбки губы Советский Союз, наконец-то разрешая себе расслабиться за столько долгих и мучительных лет. Одинокая ушанка упала на снег, скрываемая горюющей природой… Темнота. Озираясь по сторонам, СССР не мог понять, куда же он попал. Но, как не странно, долго ждать ответа не пришлось. Высокая, отделанная золотом дверь предстала перед глазами. Но когда Союз дёрнул за ручку, то та не поддалась. — И что мне теперь делать? Как я её открою, если это видимо единственный выход из этого неприятного места? — нервно заговорил Совет, решив рассмотреть дверь под любым углом. Замочная скважина сама собой бросилась в поле зрения. — Отлично. И где я возьму ключ? — явно злился русский, по привычке проверив себя на наличии чего либо и случайно наткнувшись на кармашек, в котором что-то было. Выудив маленький предмет, коммунист узнал в этой вещи давно позабытый золотой ключик. — Если ты знал об этом Рейх, то ты точно не из этого мира. — восхищённо проговорил революционер, упёрто прокручивая ключ и стоило только прозвучать последнему щелчку, как двери распахнулись, пропуская в свою обитель. Отвернувшись от слепящего дневного солнца, Советский Союз прошёл во внутрь, когда за ним с тихим скрипом закрылись «стражи». Красочная поляна предстала перед глазами, а холмы прятали за собой шумный водопад. Распевали песни птицы, но только одно выделялось из всей идиллии. Чувствуя чужое присутствие, СССР повернул голову чуть в бок, но так и застыл. В десятке метров стояла фигура, такая знакомая памяти. Не веря собственным глазам, Союз сделал неуверенный шаг на встречу, получая тоже самое со стороны. Вскоре шаг перешёл на бег и было видно лицо того, кто потревожил покой Совета. Слёзы сами собой заволокли глаза, и русский в прямом смысле прыгнул немцу в руки. — Это правда ты? Это не мой очередной глюк? — мямлил коммунист, отстраняясь от нациста и осматривая его с ног до головы. Те же черты лица, худощавая и элегантная фигура, и конечно же глаза. Всё было как раньше, что даже не верилось. — Это я, и я тоже очень рад тебя видеть. Столько лет уже прошло с нашей последней встречи, а ты даже не изменился. — смеялся фашист, с нежной улыбкой смотря на революционера и вытирая пальцами горячие слёзы, что текли по его щекам. — Ну, что ты плачешь? Всё теперь хорошо, я рядом. — попытался успокоить Советского фюрер, но сам еле сдерживался, чтобы не дать волю эмоциям. Не говоря ничего, СССР притянул Дитриха к себе и припал к долгожданным, давно забытым губам, которые по прежнему были самыми мягкими. Не думая ни о чём, Фриц аккуратно обнял Союза в ответ за шею, прижимаясь к нему плотнее и углубляя поцелуй. Эмоции и любовь были в каждом действии, забирая с собой. Отстранившись, оба смотрели друг другу в глаза. Фиалковые омуты тонули в глубоких сапфировых, когда те сгорали в пожаре. — Больше никогда не отпущу. — прошептал Совет, уперевшись лоб в лоб с арийцем и получая от того мягкую улыбку. — Никогда. — подтвердил Рейх, целуя русского в щёку и не собираясь отпускать. Уж точно не в этой жизни. Даже не сопротивляясь, да и не думая об этом, коммунист заключил немца в ответные объятия, зарываясь лицом в завивающиеся смоляные локоны и наконец-то находя свой покой. Только с одним человеком он может быть спокоен, и этот человек сейчас рядом. А больше революционеру и не надо. «Любовь подобна дереву: она растёт сама собой, глубоко запуская в нас свои корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце…»