***
Шум ливня убаюкивает. Вставать и зажигать лампу не хочется. Асса неотрывно смотрит на пляшущий огонек свечи. То тоненький, как лезвие клинка, то пухлый, как бутон розы. Но упрямый. Не гаснет от сквозняка. Хозяева, командир заставы с женой, наконец-то улеглись. Теперь никто не мешает думать. А подумать есть о чем. На той стороне неспокойно. Знающие люди тревожатся. У ворот Советского Союза собралась армия. Вот только когда она постучится железным сапогом? Тут сведения расходятся. Очень сильно. И это плохо. Асса подносит к огоньку лист тонкой бумаги. Берия требует бросить играть в бирюльки и возвращаться в Москву. Нет уж, дудки. Не теперь, когда против худосочной заставы Владимирова стоит целая дивизия. Так когда же?.. Когда?..***
В принципе, провокация была вполне ожидаема. Асса падает вместе с нарядом в пыльную яму и щурится на тот берег. Стреляют, сволочи. Как по мишеням в тире. Справа боец с ДП пытается открыть ответный огонь. Получает куском сухой земли по кисти и ойкает, оглядываясь. −Не стрелять! – командует Асса, приподнимаясь. Шальная пуля чиркает над головой, сбивая фуражку. Сквозь грохот слышно топот ног. Ясно, командир заставы бежит с подкреплением. Михаилу хватает нескольких секунд, чтобы оценить диспозицию. Наряд залег в овражке, рядом со столбом госграницы. Немцы со своих позиций за рекой лупят из одного пулемета. Попасть по людям вроде и не стремятся, но… Висок обдает жаром, и тут же чья-то твердая рука бесцеремонно хватает за ремень и дергает вниз, в безопасную пыль овражка. Пули бьют по полосатому столбу границы, прямо по медной табличке, где колосья пшеницы обнимают земной шар. Тот, кто уронил командира в пыль, убирает руку и встает во весь рост. Кожанка и черные штаны порыжели. Фуражка где-то потерялась. Горячий ветер развевает белые волосы. Асса Леденёва невозмутимо шествует по кромке овражка, попутно несильно пиная сапогом старшину Онищенко, попытавшегося дернуть ее в укрытие. Становится, закрывая спиной столб, и скрещивает руки на груди. Из своей ямы Михаил ясно видит, как пуля ударяет в прикрытое черной кожей плечо. Как фонтанчиком выплескивается из раны кровь. Леденёва не двигается. И огонь прекращается.***
−Товарищ майор. – безуспешно взывает под дверью Михаил. – Товарищ майор, как вы? Изнутри доносится шипение, словно на раскаленную сковородку водой плеснули. −Живее всех живых, товарищ капитан. Извольте не мешать. Михаил теряется от полного сдержанного раздражения тона, от последней фразы, такой странной и… Дореволюционной. −Но ваша рана… Дверь распахивается, едва не съездив Владимирову по носу. На пороге стоит взъерошенная Асса в чистой нательной рубахе. −Где вы видели рану, товарищ капитан? – елейно осведомляется девушка. Михаил растерянно таращится на худощавое плечо, едва прикрытое тонкой тканью. Под рубахой нет повязки. И крови тоже нет. Но как же?.. Он же сам видел, как вздрогнула Ледёнева, как лилась кровь из простреленной плоти. −Это невозможно… − шепчет он, во все глаза таращась на чужое тонкое, но сильное тело. Асса хмыкает. −На жену так смотреть будете, товарищ капитан. Все. Дверь с грохотом захлопывается.***
Проклятая собака путает все карты. Угораздило же дурного барбоса залаять в самый ответственный момент. Уходить приходится огородами. В спину летят немецкие ругательства, польские причитания и пули. Попадание по ощущениям напоминает удар камнем. Асса пошатывается, но не сбавляет скорости. Впереди маячит спасительная река. За ней – граница. Вода принимает в надежные темные объятия. Девушка глубоко вдыхает и камнем идет на дно. Никто не должен знать, куда она пропала. Зато теперь данные есть. И они верны.***
Михаил просыпается от холодного мокрого прикосновения к щеке. Вскакивает, машинально хватаясь за висящую над головой кобуру. −Тихо-тихо. – шепчет знакомый вкрадчивый голос. – Это я, Леденёва. Капитан выдыхает и отпускает так и не вынутый наган. Арина мирно сопит рядом. Асса стоит у кровати – вся воплощенная тьма. Только волосы белеют в сумраке спальни. И вода… На пол капает вода. −Нужна помощь. – отрывисто говорит чекистка. – Пойдем. Что-то такое звенит в ее голосе, что Михаил послушно откидывает одеяло, ощупью надевает штаны, рубашку и босиком послушно идет следом за Леденёвой. Асса затворяет за ним дверь своей комнаты и, повернувшись спиной, сбрасывает насквозь мокрую косовортку. В неярком свете керосинки обнажается молочно-белая спина. Вся в потеках бурой крови. −Что?.. −На столе скальпель. – отрывисто говорит Леденёва. – Умеете им пользоваться? −Да, но что все-таки случилось? Глаза у капитана как два червонца. Руки невольно потеют. −Вопросы потом. Достаньте пулю, пока входное отверстие не заросло. Ну, действуйте! Михаил хватается за скальпель и осторожно касается узкой спины девушки. Под бледной кожей перекатываются сухие обволакивающие мышцы. Очень красивая спина. Рана от пули под правой лопаткой. Капитан замирает в нерешительности. −А как же спирт, обезболивающее? Асса поворачивает голову и бешено сверкает черными глазами. −Делайте, что говорю. – голос переходит в гадючье шипение. Лезвие вспарывает кожу, а Леденёва даже не вздрагивает. Только тянет левую руку и через плечо сует Михаилу пинцет. Владимиров неловко шарит в ране, наверно, причиняя Ассе боль. Но та молчит. Даже руки в кулаки не сжимает. Словно ей не пулю из спины, а занозу из ладони достают. Пинцет упирается в твердое. Михаил цепляет пулю, тянет. Окровавленный инструмент соскальзывает, ударяя по краю раны. Асса не шевелится. Болевой шок у нее, что ли? Или?.. Капитан принюхивается, но спиртом в комнате не пахнет. Наконец, пуля поддается. Владимиров вытирает пот со лба и откладывает залитый кровью пинцет. Асса передергивает плечами, но не оборачивается. −Вы, помнится, любопытствовали, куда делась рана? – усмехается она. – Можете остаться и посмотреть. О, он и так уже видит. Края стремительно светлеют. Плоть словно тянется друг к другу, стремясь закрыть рану. Кровь больше не течет. Там, где зияла дыра, сейчас уродливый рубец. Минута, и он начинает сглаживаться. Скоро о пулевом отверстии напоминают только потеки крови. −Что это было? – выдыхает Михаил, отшатываясь. Асса неспешно проходит к кувшину с водой и опрокидывает его на себя. При этом она все-таки поворачивается к Михаилу лицом. Тот, вспыхнув, отводит взгляд, успев, однако разглядеть небольшую крепкую грудь и подтянутый живот. −Кто вы? Леденёва невесело смеется. −Спасибо, что говорите, как об одушевленном существе. Она обходит его по кругу и становится напротив. Теперь на ней чистая рубашка. Белые волосы облепили мокрую шею. Темные глаза смотрят пристально и очень грустно. −Я – научный эксперимент по совершенствованию физических свойств человека. Условно удачный. −Почему условно? – в горло точно песку насыпали. −Да так, мелочи. Глаза Ассы потухают, и она отворачивается. Михаил стоит у порога и мгновение смотрит на эту прекрасную, совершенную в своей силе фигуру. А затем выходит прочь. К жене.***
Перебежчик только подтверждает сказанное знающими людьми. Молодой парнишка в ядовито-зеленой форме заглядывает в глаза Ассе, единственной свободно говорящей по-немецки. −Я не вру, фройляйн. 22 июня в 4 часа утра. Михаил и Асса переглядываются. Владимиров помнит немецкий со школы. Смысл слов пленного ясен, как белый день. Через четыре часа будет нападение. −Надо поднимать заставу. – произносит капитан. −Тебе никто не даст этого сделать. – понуро возражает политрук. – Пока сведения дойдут до штаба округа. А если опять провокация? Как тогда. Асса смотрит в окно, где дышит полной грудью ночь. Застава спит. Только они трое не спят. Они решают судьбу границы. Леденёва подходит к карте на стене, откидывает с нее занавеску и долго-долго смотрит на квадратик их заставы. На тонкую ленточку шоссе, идущую от них к Минску. Переводит взгляд на Белостокский выступ и бессильно сжимает кулаки. Держать главные силы округа на выступе! Какой дурак до этого додумался, и почему войска оттуда еще не отвели? Жуков же на последней военной игре наглядно показал, как можно затянуть этот мешок двумя танковыми ударами с флангов. И укрепрайоны не готовы. Ничего не готово. А у заставы нет даже артиллерии. Что уж говорить о танках. Через 3 часа 45 минут на пехоту при паре пулеметов навалится железная махина немцев. На худом загорелом лице обозначаются желваки. −Поднимайте заставу, товарищ капитан. – глухо говорит Асса. – Только по-тихому. Я сейчас к телеграфу. Попробую напрямую пробиться к Павлову. Если не выйдет, оповещу соседние заставы. Всю ответственность беру на себя. Она закрывает глаза и несколько секунд слушает, как горнист играет тревогу. Как это трудно – дать начала многим началам.***
Вернувшаяся Леденёва застает сосредоточенную военную суету. Бойцы заставы с окаменевшими лицами занимают свои места. Пулеметчики водружают на бруствер старые добрые максимы. Гремят запасливо поднесенные цинки с патронами. В штабе гаснет свет. Мимо быстрым шагом проходит жена командира с узелком пожитков. При виде Ассы останавливается и тянется перехватить за рукав. Леденёва отстраняется. Не до того. −В блокгауз. – командует она. – Женщины, дети – все туда. −Без вас сообразим. – поджимает губы Владимирова. Ассе плевать на ее обиду. Не до того. Капитан отыскивается у дверей штаба. Глаза у него темные, остановившиеся. Леденёва коротко касается локтя молодого мужчины. −Телефонная и телеграфная связь прерваны. −Радио тоже барахлит. – разлепляет тонкие губы Михаил. – Нам удалось предупредить 6-ю заставу. Может, смогут передать по цепочке. −Передадут. – Асса подпускает в голос побольше уверенности. – Не дрейфь, капитан. Устоим. Владимиров поворачивает голову. В неверном свете единственного фонаря Асса различает кровавое пятно на белке левого глаза. −Дай то бог. – произносит Михаил. Чекистка молча кивает. Надо же на что-то надеяться.***
Десятки глаз всматриваются в пока еще мирную ночь. Изредка косятся на столичную чекистку. Михаил стряхивает с себя тупое оцепенение. Если все так… Если не соврал перебежчик... Он, капитан Владимиров, может сделать лишь одно – исполнить свой долг до конца. Как и любой советский человек. Леденёва расстегивает ворот кожанки, опускает под подбородок петлю фуражки. Глаза прищурены, губы сжаты. Руки твердо и уверено держат винтовку. Вновь в чекистке проступает что-то знакомое. Михаилу почти чудится, что вот-вот, еще секунда, и он вспомнит. Асса поворачивает голову, и наваждение рассеивается. −Я буду с вами, капитан. – белозубая улыбка больше похожа на азартный оскал. – До самого конца. −Я рад этому, товарищ майор. – совершенно искренне отвечает Владимиров.***
Светает. Небо потихоньку сереет. Асса ложится грудью на бруствер, прижимает к щеке приклад винтовки и закрывает глаза. Раз. Птицы не поют. Два. Взлетает на воздух штаб. Три. Валится объятая огнем вышка. Четыре. Небо чернеет от чужих самолетов. Пять. Война началась.***
Локи брезгливо поджимает губы. Опять людишки решили истребить друг друга. Ну чего, спрашивается, девочке спокойно не сидится? Почему ей в самое пекло надо? Асса сидит на дне траншеи, прикрыв голову руками. А с неба рушится грохочущая смерть. Локи знает, что такое людское оружие. Насмотрелся в прошлый раз, когда эти чудаки решили поделить сферы влияния. Право слово, так глупо, что даже не смешно. А ведь если девочка выживет – это будет еще более любопытно. Это стоит того, чтобы наблюдать.***
Щеку и висок обдает горячим. Асса отрывается от прицела и видит, как медленно оседает на дно окопа худенький белоголовый солдатик. У него нет половины головы. Вот и первая жертва новой войны. Пехота отступает под прикрытие пушек. Старшина орет, мешая команды с руганью, чтобы все пригнулись. Асса щурит глаза. Далеко, слишком далеко. Артиллерия стреляет из-за реки. Там их не достать. Даже она не сможет. Остается только сидеть, закрывая голову, чувствуя, как в уши словно вату набивают. Рядом падает капитан. Асса чуть оборачивается к нему и все-таки находит в себе силы на улыбку. Михаил прикрывает глаза. Он будто постарел лет на двадцать.***
−Вперед! За Родину! −Пограничники! В атаку! Кровь вскипает в жилах. За спиной словно вырастают крылья. Винтовка летит в окоп. Родная финка как продолжение ладони. Это то, для чего ее создали. Ее суть и ее ремесло. −За мной! Чей это голос? Это ее голос. Ее крик. Почему нет ни ног, ни рук? Только какая-то волшебная легкость и упоение. Она и есть война. Это ведь так просто. Пинок в голень, потом в живот, потом ребром ладони в горло. Немец падает, захлебываясь кровью, но он ее больше не интересует. Второй. Третий. Замечательно. Упоительно.***
Михаил прикладом выбивает автомат из рук здоровенного фашиста. Сашка Рогожин подскакивает сбоку и всаживает вражине штык в живот. С подъемом, как еще при царе учили. Мимо стремительно проносится черная молния. Владимиров застывает на мгновение, глядя на Ассу. Белые волосы рассыпались по плечам. Леденёва сильно отталкивается от земли, взмывая в воздух, и обеими руками просто сворачивает ближайшему фашисту шею. Михаил почти слышит хруст позвонков и сжимает зубы. Не отвлекаться. Нельзя отвлекаться.***
Они возвращаются в развороченный окоп. Асса до рези в глазах смотрит на залегших поодаль гитлеровцев. Мало. Боги, ей мало крови. Эти твари сами явились к нам. Они должны найти могилу здесь. Руки покрыты багровой коркой. Финка давно не блестит. Волосы стегают по лицу слипшимися сосульками. Асса поднимается во весь рост. Сильное чужое тело наваливается сбоку, заставляя пошатнуться, споткнуться о бревно и упасть на землю. −Не надо! Не ходи туда! Ты погибнешь! Сквозь пелену ярости смутно просматривается загорелое скуластое лицо с кровоподтеком на щеке. −Они должны умереть. – хрипом вырывается из судорожно вздымающейся груди. −Образумься, Асса. А глаза-то… Глаза… Блестят. Будто ему и вправду есть дело до ее жизни. Широкие ладони изо всех сил стискивают тонкие запястья. Михаил ясно понимает, что пожелай осатаневшая чекистка вырваться, ее не удержит даже цепь. Не то, что он. Но Асса лежит неподвижно. Только смотрит пристально. И ее взгляд проясняется. −Ка-пи-тан. – сипло выговаривает она. Напряженное, как струна, тело под ним расслабляется. Асса длинно выдыхает сквозь зубы. Ее дыхание щекочет ободранную щеку. −Слазь. – уже нормальным голосом говорит она. – Все хорошо.***
Локи неприятно. А вот Тюру… О, это его кровавый пир. Кому, как не богу войны праздновать свой триумф. Зажигать яростью людские сердца. Девочка отвратительна в своей животной ярости, в страстном желании убить, перегрызть глотку, искупаться в чужой крови. Тем удивительнее, что она все-таки обуздала свою сущность. Локи низко склоняется над шаром и задумчиво смотрит на окровавленное лицо Ассы. Коротко поводит рукой. Девочка вздрагивает, ощутив порыв прохладного ветра над дымящимся окопом.***
В окоп на заднице скатывается жена командира. Владимиров аж в лице меняется. −Арина! Зачем?! Возвращайся в блокгауз! Из блекло-голубых глаз молодой женщины ручьем текут слезы. Не говоря ни слова она прижимается к груди мужа. Асса тактично отводит глаза. Немцы дают передышку. И себе, и им. А потом небо взрывается. Леденёва падает вниз, утягивая за собой ближайшего бойца. А когда поднимается, тряся головой, не видит больше блокгауза. На его месте огромная дымящаяся воронка. Как сквозь вату до нее доносится пронзительный женский крик.