fucking perverts.

Россия просыпается довольно рано. По крайней мере, сегодня он проснулся в девять, хотя обычно по выходным встаёт в час дня, не раньше. Он одевает своё любимое чёрное худи и свободные штаны, выходя из комнаты и идёт в ванну. Если честно, омега выглядит потрепанным, у него отпечаток подушки на лице и Росс еле может открыть глаза, недовольно щурясь. Умывшись и приведя себя в порядок, страна выходит из ванной комнаты, прикрывая зевок ладонью. На кухне хлопочет отец семейства, бодро перемешивая тесто для имбирного печенья, как понял по запаху русский. Он внезапно ощущает прилив смущения и все его лицо покрывается голубоватыми пятнами. Пересиливая себя, сын все-таки приветствует коммуниста и проходит на кухню, садясь на кресло. Ему нелегко находится рядом с тем, который вчера почти изнасиловал собственного сына. Молчание прерывает звонок телефоне и юноша, впопыхах отвечает на него, неловко громко здороваясь.  — Хэй, мелкий, встречаемся около нашего места, я хочу вам с Германом кое-что показать. —  — Окей, я уже выхожу. — угукает школьник, сбрасывая вызов. — Ты идёшь гулять с кем-то? — спрашивает отец, выключая вафельницу и доставая из неё сладкие вафли. — Да. С Эстонией и Германией, вернусь ближе к вечеру. — приглушённо отвечает омега, зажимая между зубами сладость, поливая ее кленовым сиропом. Суёт в портфель ещё несколько любезно предоставленных Союзом вафлей, не забывая про бутылку сладкого сиропа. — Спасибо, пап. — благодарит его русский, вставая на носочки, целует коммуниста в щеку. Надевает свои красные кеды и выбегает из квартиры, по пути прощаясь с Советским Союзом. Доедает свой завтрак, быстро добегая до места, который назначил его друг. Там уже стоят Германия и Эстония, снова о чем-то споря. Россия улыбается сам себе, умиляясь тому, как эстонец что-то упорно доказывает немцу, на что тот раздраженно качает головой. Русский подходит к старшеклассникам, пугая их своим оглушительно-радостным криком. — О боже, Россия! — более эмоцианальный друг хватается за сердце, на что Герман в шутку строит шокированное лицо. Росс смеётся, прикрывая рот тыльной стороной ладонью, но вдруг замолкает, собираюсь сказать эстонцу что-то, что по всей видимости, его интересует. — Кстати, ты сказал, что хочешь показать нам что-то. Ты не забыл? — напоминая, спрашивает Россия, в недоумении вздергивая левую бровь. Германия и Эстония переглядываются, безмолвно кивая друг другу. Они берут маленького друга за руки, таща в сторону колючих зарослей, через которые виден проход. Омега удивленно смотрит на него, но рук не вырывает. Раздвигая руками ежевельник, страны чуть хмурятся от боли, но не издают не звука, ждут, пока Россия войдёт. Русский проходит через кусты, выходя на странный заржавелый балкон с выходом на заброшенную квартиру. Хотя, та, если честно, выглядит не очень плохо, даже хорошо. Сын коммуниста то удивленно открывает рот, то закрывает, не зная, как подобрать слова для того, что сейчас видит. — Это потрясающе, — все, на что хватает русского. — Это очень круто. Германия и Эстония выглядят удовлетворёнными, судя по легким улыбкам на их лицах. — Мы рады, что тебе нравится это, малыш. — смеясь, говорит Герман, обнимая маленькую омегу со спины. Эстонец что-то ноет про то, что эти засранцы обнимаются без него. Он крепко обнимает двух друзей, говоря, что нужно учиться обнимать правильно. Хотя, русский бы назвал это медвежьим удушьем, нежели объятием. Но, даже если и так, то Россия не против. Главное не остаться одному.