Демон

— Слушай, почему мы вообще шепчемся и прячемся за углом? — недовольно спросил Джафар, прячась вместе с Серендин за простенком, заглядывая в гостиную как можно незаметнее. Они наблюдали за тем, как Синдбад разговаривает с некими странными личностями, мужчиной и женщиной. Мужчина и вправду был не очень благодаря своей причёске — она была примерно так же ужасна, как и говорил Синдбад. Ему как будто горшок на голову надели, наполовину прикрыв глаза, и мальчику приходилось щуриться, чтобы хоть что-нибудь видеть. Бедняжка. Но вот про женщину в речи слуги не было ни слова. Она была в белом комбинированном наряде до самых щиколоток, открывающим загорелые плечи. Волосы её были до невозможности кудрявыми и струились позади плеч, на губах была лукавая улыбка, и вот она-то, эта самая улыбка, не нравилась Джафару. Казалось, странная неприятная женщина насмехалась над принцем, но как же это так, ассасин понять не мог. В её взгляде было превосходство, и если во взгляде Серендин это превосходство располагало к ней, то здесь происходило нечто обратное — она раздражала этим взглядом, этой улыбкой, от её уверенности в себе веяло угрозой. — Тш, ты что, не видишь? — зашипела на него Серендин, забавно хмуря брови. — Мы же прячемся! Джафар испустил усталый вздох, закатывая глаза. — Ладно, тогда кто этот мужик? Он подозрительный какой-то, — прищурил глаза бурчащий ассасин, присматриваясь. — И баба тоже. Они же оба подозрительные! — Тц, кто же говорит «баба» в отношении девушки? — поморщилась принцесса, а за ней поморщился и ассасин, не понимающий этих негодяйских снобов, презирающих его за неуважение к подозрительным женщинам и в то же время пишущих пошлые книжонки с отвратительными бисёненами. — Наверное, так говорят мужланы вроде меня, — он закатил глаза, думая, что именно эта формулировка крутилась бы на задворках её сознания. — Ты не похож на «мужлана». Джафара даже голову поднял, чтобы со скептицизмом посмотреть на неё. — То есть, по твоему мнению, я больше похож на ныкающегося по кустам сопливого мальчика? Серендин застыла, поджав губы. — Ты… — она неуверенно на него поглядела. — Ты читал? — К сожалению, — ответил Джафар, всё ещё не сводя с неё взгляда. — Оу. Тебе не понравилось, да? — Сначала я хотел пойти и надрать тебе задницу, — доверительно сообщил Джафар, кивнув для уверенности. — Но потом пришёл Син и всё испортил. Серендин с подозрением прищурила один глаз и спросила, обводя аккуратным пальчиком его силуэт: — Можно спросить, а каким это конкретно способом Синдбад тебе помешал? Джафар, который уже было повернулся и возобновил наблюдение за странными собеседниками, снова обернулся на принцессу, и взгляд его был диким — по его глазам сразу было понятно, что только нежелание попадаться на подсматривании удерживало его от смачного подзатыльника. Она тут же испуганно заверещала и подняла руки в примирительном жесте. Жест, как ни странно, сработал, и Джафар, оскалившись и злобно зыркнув на неё в последний раз, повернулся к объектам их наблюдения, а Серендин всё удивлялась, как Синдбад умудрился влюбиться в такого злюку. Он ведь смотрел на неё так, как будто готов был руку откусить, а если учитывать то, что как-то раз он уже отрубил по руке двум здоровым демонам, сравнение перестаёт казаться забавным. Вот это Синдбаду, конечно, повезло с любовью всей жизни! — Я всё ещё не понимаю, зачем мы прячемся, и кто эти двое, — нахмурился Джафар, как бы напоминая, с чего всё началось. — Видишь ли, вон тот с горшком на голове — мой муж. Демон как раз с ошарашенным лицом поднялся с кожаного дивана и отошёл на пару шагов от Синдбада, демонстрирующего ему какие-то бумаги. Девушка же, что сидела рядом с ним, продолжала смотреть на Синдбада горделивым взглядом, но в нём, в этом самом взгляде, Джафар чётко мог видеть волнение. Уж не знает он, что Синдбад им сейчас вещает, но вещает он что-то явно не в их пользу. На уверенность в этом Джафара повлияли сами бумажки, уж больно знакомыми они были. Это отчёты шпионов и доверенных лиц Синдбада, которые тот просматривал, дабы найти мерзавца, попытавшегося его грохнуть. Так что да, наверное, этим двоим сейчас очень не по душе данный разговор. — И почему ты прячешься от собственного мужа? — он обратил свой взгляд к Серендин. Та всхлипнула, будто кто-то душил её, мешал дышать. Наверно, это она от возмущения, но вот чему здесь было возмущаться, Джафар так и не понял. В конце концов, откуда ему знать, какие у них там отношения? Принцесса реагирует так, словно каждый был обязан знать о характере их тёрок. — Он мне буквально вздохнуть не даёт! Это не делай, то не делай, с мужчинами не спи, с женщинами — тоже, дела государства — не твоё дело, туда не ходи, это не трогай. Мы поженились по расчёту, а он, знаешь, просто отвратительная личность, ещё хуже твоего Синдбада. — Он не мой, — процедил сквозь зубы раздражённый ассасин, а принцесса посмотрела на него таким взглядом типа «Ну, как знаешь», и он, вместо того чтобы дуться, решил порасспрашивать: — И знает твой муж о голубой писанине? — Я… я не знаю, — с неуверенностью в голосе ответила принцесса. — Мы даже разговариваем-то редко — всё наше общение складывается из его упрёков и приказаний. — Так, ладно, а что это за женщина рядом с ним? — Джафар перевёл взгляд обратно на разворачивающуюся перед ним действо. Лицо упомянутой им женщины как раз застыло в выражении, которое обычно появляется у кого-то, кто упрямо не хочет показывать страха — стойкое с каплей раздражения, но с беспокойством в глазах. — А это та самая волшебница, которая обрекла Синдбада на проклятие, — прищурившись, ответила Серендин. Синдбад что-то сказал волшебнице, отчего её лицо исказилось гримасой, а до них доходили только обрывки фраз, и по тому, каким елейным голосом говорил Синдбад, Джафар мог отчётливо понять — это была угроза. Он даже с лёгкостью мог увидеть у себя в воображении триумф, что отображался, вполне возможно, на лице снисходительно улыбающегося демона. И, по мнению ассасина, ей было, о чём беспокоиться — Синдбад был кем угодно, но не пиздоболом, поэтому его угрозы если и были, то только вполне имевшими под собой основание. Он действительно может попортить ей жизнь, как демон, отвечающий за свои слова. Они перекинулись ещё парой слов, и не успел Джафар расспросить Серендин подробнее об этой самой волшебнице, которую он уже стал прожигать взглядом, как принц направился к двери. Джафар переполошился, подумав, что, раз уж они с Серендин бессовестно подглядывали, скрывая своё присутствие, нужно бы скрыть данное действо, потянулся к своей спутнице для того, чтобы вместе двинуться наутёк, но в самый ответственный момент его сообщница перестала понимать, что он от неё хочет. Из-за Серендин они и оказались в неловкой ситуации: когда Синдбад отпер дверь, чтобы выйти в коридор, он дверью отодвинул их, как мешки с мусором, а они и покатились по полу, переругиваясь. Надо сказать, взгляд принца был полон недоумения. Он поднял бровь, глядя сверху вниз на это безобразие: Джафар вцепился Серендин в волосы, а та, не теряя время даром, пыталась прогрызть его руку, и оба при этом рычали друг на друга, точно звери. — Что у вас, чёрт возьми, происходит? Вы решили съесть друг друга? — Веришь или нет, — говорит Серендин, отстраняясь от рычащего на неё ассасина, — но я уверена, что Джафар невкусный! — А я думаю, что наоборот, — ласково улыбнулся Синдбад, и как бы все поняли, что эта улыбка была адресована точно не Серендин. Как бы то ни было, демон опомнился и подал руку помощи сначала леди, потом злому ассасину. — Что вы здесь делали? — он поднял бровь, смотря сначала на одного проказника, потом на другого. — Мы прятались, — упрямо заявила Серендин, надув губы, и Джафар кинул на неё неопределённый взгляд, хмурясь. Синдбад тоже нахмурился, но не от неодобрения, как Джафар, а от недопонимания. — Зачем? — Ты разговаривал там с моим политиканом-мужем и той ведьмой… Синдбад тепло улыбнулся, слушая, как она называет своего подонка-мужа брезгливым «политикан». Судьбу её престола решили с самого её детства, отдали воображаемому принцу, шаблону, на место которого можно было поставить любого — и Синдбада, и Барби, и кого-либо ещё другого. Как бы ей самой не хотелось, она всегда оставалась невыносимо далека от политики. Она всегда хотела делать только то, что хотела, и быть красавицей-принцессой, заниматься благотворительностью и регулярно участвовать в разговорах всяких снобов на балах она не хотела. Её всю жизнь принуждали делать эти неприятные для неё вещи, и поэтому, открыв для себя хобби — писать книжки про мужскую любовь, она погрузилась в это дело с головой. Потому что это было не то, что ей прочили делать (благотворительность и балы), не то, что ей нужно было делать (политика, экономика), а то, что она хотела делать — быть писателем, писать книги. Это делало её характер милым, смешным, но всё-таки отважным, чем она была похожа на Джафара и нравилась Синдбаду. — Мы решили… — Она решила, — поправил её Джафар, и она зашипела на него, когда тот отвернулся к стене, проводя по ней отстранённым, скучающим взглядом. — Мы решили, что будет странно, если мы вмешаемся в ваш разговор, но было интересно, о чём вы там болтаете, поэтому мы спрятались, чтобы подслушать, но так ничего и не услышали. — Вообще-то, я тут ни при чём, - продолжал отнекиваться ассасин. — Мне не было интере… — Да что ты говоришь! — всплеснула руками принцесса. — Да если бы тебе не было интересно, что там происходит, ты бы не крутился у двери. — Ладно, мне было интересно, — Джафар закатил глаза, тоже махая руками. — Но я не собирался прятаться — это ты меня утащила и вцепилась в меня мёртвой хваткой, приказывая молчать. За дверью послышалось шуршание и неторопливые, осторожные шаги, и у принцессы мигом волосы дыбом стали. — Слушайте, а идите-ка вы оба к чёрту, — сказала она, показывая на обоих одновременно двумя указательными пальцами — с каждой руки по одному. — Мне пора, а то этот мужчина-горшок выйдет и заметит меня! — Да он тебя даже на свадьбе не сразу заметил, — нахмурился Синдбад, сложив руки на груди, на что она показала ему язык и удалилась. Синдбад же улыбнулся Джафару, посмотрел на него, как бы прося идти за собой, и они вместе прошествовали по коридору. — У них были неприятные лица во время разговора, — как бы между прочим сказал Джафар, смотря куда-то в сторону. — И я уже видел эти бумажки. О чём вы говорили? — Конечно, разговор был об этих бумажках, — ответил Синдбад, для верности показав ему бумаги. — Они причастны к тому взрыву? — вскинул брови Джафар, а потом неуверенно добавил: — Они… они это устроили, да? — Да, — просто ответил Синдбад. — Эта женщина — его любовница, пробралась к нему в постель и подумала, что с помощью этого недоумка с горшком на голове может управлять мной. — Он влиятелен, не правда ли, — задумчиво заметил Джафар. — Да, но сначала случился взрыв, а потом она подумала, что не убила меня, так сможет запугать. Очень странно, что она думает, будто у меня есть какие-то страхи. Взяла с собой на аудиенцию этого чмыря — она знала, что на аудиенцию с ней я бы ни за что не согласился. — Ты же не просто предъявлял доказательства их вины, правда? Ты угрожал им? — Это не доказательства вины демонов Барбороссы и этой ведьмы, я не собирался никому ничего доказывать, — скривившись, ответил демон. — Понимаешь, мне достаточно, чтобы я сам знал, кто преступник, чтобы приказать одному из своих семидесяти двух генералов прикончить её и Барбороссу вместе с его шайкой. Я это им и сказал, ласково предупредил, и они испужались. Однако я уже приказал нескольким демонам внимательно следить за их действиями. Всё было идеально, пока они не встретили Гази, торчащего за углом со сложенными на груди руками, глядя из-под ресниц, как будто им собрался кто-то любоваться. «Почему сегодня все прячутся по углам?» — нервно подумал Синдбад, нахмурившись. Гази принял наиболее расслабленную позу и стал вдумчиво смотреть куда-то на стену, на которую облокотился. Весь его вид говорил о том, что он хотел поговорить с братом о чём-то (не важно, о чём, кто вообще сказал, что с ним кто-то будет разговаривать?), и поэтому Джафар с Синдбадом пытались максимально не обращать внимание на его кривляния. В конце концов, неужели он думал, что, заметив его драматичный вид, они подойдут и спросят, что с ним случилось? Почему-то Гази и не думал о том, что его просто могут принять за идиота. А ведь идиотов лучше избегать. Глупо было надеяться, что тот просто так сдастся. — Ты так и не подрос, Синдбад? — кинул он ему в спину (когда они уже надеялись, что миновали его), и демону, закатившему глаза, пришлось обернуться. — Даже несмотря на то, что ты нашёл «ту самую душу»? — Я расту, — ответил он своим детским голоском. — Медленно, но расту. — А знаешь, — задумчиво проговорил Гази, постукивая пальцем по подбородку. — Пожалуй, рост — не самое главное твоё упущение. Былая красота и мужественный вид, который всем так нравился, не идёт ни в какое сравнение с твоей магией. Ты был могущественным магом и теперь всё потерял. — Я смогу вернуть всё, что у меня отняло проклятье, в ближайшем будущем. — Возможно. Но пока что ты не можешь защитить даже «ту самую душу», которую так долго искал. Джафар неодобрительно нахмурился. — Мне не нужно, чтобы меня защищали. — Ты так говоришь, потому что все демоны, с которыми ты сражался, были моими пустоголовыми стражниками, — пожал плечами демон. — Но если тебе на пути встретится сильный демон, ты не сможешь сопротивляться без магии. Джафар ядовито усмехнулся, складывая руки на груди. — Сильный демон? — Да, такой, как я, — ответил тот, играя бровями. Руки его зашевелились в некоем танце, из сосудов, что висели у него на поясе, крепко притянутых за кожаные ремешки, большими тягучими кляксами потянулась вода. Сами его движения были такими, будто он с неким усилием вытягивает из сосудов воду, которая было то ли твёрдой, то ли не совсем, проще говоря — желе. Насколько понял Джафар, магия стихий в этом причудливом мире была самой что ни на есть. Было мелкое колдовство, вроде повышения физических характеристик и телекинеза. Но магия стихий, без сомнений, была особенной, однако и пределы в её познании тоже существовали. Можно было мастерски владеть разносторонними техниками, а можно было всю жизнь уметь наливать воду в стакан. В общем, всё зависело от того, кто использует магию. Из всех возможных видов магии природы, магия воды и всего, что с ней связано (льда, пара), являлась самой уязвимой — нужно быть умельцем, чтобы даже в чрезвычайной ситуации использовать влагу из воздуха. Влагу же из тела живых существ (растений, животных, демонов) мог использовать разве что поистине одарённый маг, которого любила бы сама стихия, покровительствовала бы его талантам. Такие маги, которым стихия подчинялась бы целиком и полностью, были огромной редкостью. И первый ребёнок королевской семьи Синдрии, принц Синдбад, как раз и был таким ребёнком — ветра любили его и свободно подчинялись его приказам, унося за собой море крови, разнося её запах на многие мили вперёд. По той причине, что первый ребёнок был рождён уникальным, второй считался так себе, что бы он ни сделал. Возможно, в этом крылась основная причина придурковатости Гази — он с детства был ниже брата во всём: родился он младшим, талантами брата в военном деле и политике не обладал, судя по портрету, внешность у него была также посредственной по сравнению с ним, и не известно, на каком уровне он владеет магией воды, но и в этом деле брата ему никогда в жизни не переплюнуть. Сейчас, когда Синдбад стал выглядеть, как весьма костлявый подросток, когда стал ниже ростом, лишился своей магии, а значит и силы, Гази инстинктивно пытался отомстить брату, заставляя его чувствовать себя так, как он когда-то чувствовал себя. Попытки его успехом не увенчались — если Синдбад и чувствовал себя неуютно, то точно не показывал ничего такого внешне. Он был невозмутим, и Гази это злило: он недоумевал, что происходит, и не мог догадаться, что, хоть Синдбад многое потерял с этим проклятьем, мозги его остались при нём. — Какая разница, как ты выучился контролю своей магии, — развёл руками Джафар. — Если искусство боя тебе не доступно, всё это в любом случае бесполезно. — Да? — оскалился демон. — Может, в таком случае, продемонстрируешь? Джафар вздёрнул подбородок, давая знак, что готов продемонстрировать в любое время, и вспыливший Гази тут же поспешил атаковать его. Вполне вероятно, он просто хотел поговорить с братом, но из-за его озлобленности и несдержанности все его попытки наладить контакт вылились в стычку. Синдбад дёрнулся, собираясь если не магией, то собственным телом защитить Джафара, но тот не растерялся и ловко увернулся от гибкой струи воды. Он подозревал, что ему мало не покажется, если эта струя его коснётся, но опыт сражений Джафара не позволит Гази и пальцем его тронуть. В условиях хоть и королевского, но всё-таки коридора, сложно бегать от вёрткой струи, которая может быть какой угодно на самом деле — ядовитой или разрушающей, обжигающей или ломающей кости и внутренности. Вода в руках мага может быть любой, и если не знаешь, какой она может быть, лучше не нарываться. Он владел различными техниками убийства, и главное кредо ассасина — быть незаметным, убивать бесшумно и скрываться с места убийства за несколько часов до того, как в том районе появится хоть одна живая душа. Но, хоть слова Гази, может, никак не повлияли на умудрённого в равной степени и горем, и опытом, Синдбада, Джафара это разозлило. Он не собирался ни скрываться от конфликта, ни тихо его закрывать. Он собирался посмотреть, как обычный, не-волшебный, человек утрёт нос демону, что собирается повысить свою самооценку за счёт того, у кого отобрали всё, что в нём видели другие. — Послушай сюда, гнида, — сказал Джафар, когда клинок врезался в стену, угрожающе царапнув кожу на лице этого ублюдка. Тот ошалевшими глазами смотрел на клинок, от которого по стенам вились знатные трещины. В основном, клинок ассасина предназначен, конечно, для плавных режущих движений или настигающих ударов, врезающихся в мягкое тело человека. Но были у ассасинов и такие удары с помощью клинков, которые могут разбить не только человеческий череп, но и каменья, и стволы деревьев, если только ассасин приложит достаточно умения и силы. Демон собирался было контратаковать, но Джафар уже приставил клинок к самому его горлу, и тот решил не нарываться и, пожалуй, спокойно выслушать претензии человека. — Как видишь, мне не нужно, чтобы меня кто-то защищал, — зло процедил сквозь зубы ассасин. — Наоборот, это тебе нужна защита. Но кроме неё тебе нужно ещё кое-что, что есть у Синдбада, но тебе явно не достаёт. Он хотел высказаться, потому что Джафар не слепой или безмозглый, чтобы видеть в Синдбаде только то, чего ему не достаёт — магию и внешность. Он не обладал магией, но был силён и без неё, только выражалось это в куда более глубоком деле, чем даже самая масштабная бойня. Масштабная бойня была на поверхности, борьба с самим собой — глубоко внутри. Синдбаду хватило сил на то, чтобы осознать собственные непростительные ошибки и начать делать всё для того, чтобы больше их не совершать. Он приложил большое количество сил для того, чтобы остановить далеко идущие планы местного правительства по завоеванию мирных стран, граничащих с новой Синдрией, к которой присоединились территории завоеванных в ходе военных действий государств. Он провёл мощную пропаганду мирного существования среди населения. Он чувствовал ответственность перед демонами не только своей страны, но и чужих стран, и это выражалось в нескольких его действиях. Он позволил коренному населению города Цень-Цень спокойно жить на своей земле, благодаря чему город не только расцвёл ещё с большей силой, чем раньше, но и стал большим туристическим центром: в городе сохранился необычный быт не только современного местного населения, но и множество памятников быта и культуры ушедших лет. Он не собирался деспотично порабощать соседние государства и силой принуждать их идти его путём*, понимая, что мир во всём мире насильственными методами не получить, и только массовое осознание потребности в мирном существовании сможет приблизить их к миру без войн. Но и примером мира и процветания торговлей и ремеслом он собирался сделать Синдрию — страну, которой собирался править. Город Талин, управление которым было полностью передано в руки Синдбада, стал одним из самых богатых и процветающих городов мира. И во всём мире считается самым чистым городом со здоровой экологией — здесь много лечебных центров, из-за чего сюда стекается большое количество в том числе иностранных граждан, за счёт которых город имеет дополнительную прибыль. Город зарабатывает не на войне и смертоубийствах, чем ранее постоянно занимался Синдбад, а на лечении, лекарствах, на том, чтобы делать демонов здоровыми, а не калечить их и отбирать жизни. — Тебе нужны его мозги и сильное сердце, — он выдернул кинжал из стены. — Всё остальное не так важно. На самом деле было неважно.