***
— Как вы можете объяснить свой провал? — один из них задал последний вовсе некрасивый вопрос, наконец выждав свою очередь. Он сунул диктофон в сторону Рябова, совсем забыв про Плисецкую. «Зараза, ещё и улыбается», — подумал Федя, прокашлявшись. В горле уже пересохло от количества ответов на глупые вопросы, но журналистов это не беспокоило. Они за это получат деньги, а им с Юлей это все потом читай на разных спортивных сайтах, где их фразы будут перефразированы в негативном ключе. Всё как всегда. — Наверное, совпало слишком много факторов, нет точного ответа, — устало произнося эти слова, Федя прикрыл глаза, вновь вспомнив, как это было. Сначала страх в глазах Юли, которая почувствовала, что Федя вовремя не словил ее, после — лёд перед глазами и болезненный стон Плисецкой, на ребра которой завалился Рябов. Прямо коленями, почти по солнечному сплетению… — Федя! — позвала его Юля, улыбнувшись всего на секунду, пряча эмоции, вырывая фигуриста из его мыслей. — Награждение. — Да… — он отвёл взгляд на лёд, где еще не был расстелен красный ковер и ещё не поставили пьедестал. — Черт, Юль, мы можем отойти? — задал риторический вопрос Федя, указав большим пальцем в сторону коридора, вокруг входа в который толпились тренера и спортсмены. Журналисты уже отошли от них, пара стояла одна в Микст-зоне, вдали от всех. — Наверное? — подняла одну бровь Юля, совсем не понимая, к чему он клонит. Он помог обойти КИК, старательно обходя все препятствия в виде людей, одновременно с этим стараясь не попасться на глаза Якову, стоящему недалеко, в Грин-руме. Тренер запрещал ученикам ходить по коридорам, когда скоро награждение. Они юркнули за шторки, Федя открыл дверь пропуская внутрь сначала Плисецкую, и только после заходя сам. Они зашагали по коридору вглубь, проходя недалеко, до какого-то подсобного помещения. Рябов включил свет, чуть смущаясь интерьеру подсобки: в комнатушке находились пару пылесосов, несколько пластиковых швабр; на полках были какие-то инструменты: молотки, дрели и прочее. Федя посмотрел на Юлю: она выглядела взволнованной: глаза подозрительно блестели, а темный макияж, в виде двойной стрелки на верхнем веке и коричневых теней на складке, не потек от слез в КИКе. Удивительно. Ее голубые глаза смотрели то на него, то в сторону пылесосов, будто Юля не находила себе места. Подкрашенные брови хмурились. Зализанные в пучок светлые волосы, черная диадема на макушке. Она была очаровательна, даже после слёз. — Ты нервничаешь? — тихо бормочет Федя, взяв юлино лицо в свои большие и крепкие ладони. Она кивает, и просит у него прощения за всё-всё. С её глаз стекают слезы, а он утирает их большими пальцами. — Не смей винить себя, — Федор целует Юлю. Она отвечает ему, но их поцелуй пропитан грустью. Рябов чувствует как дрожат юлины руки у него на плечах. — Я… Извини меня за падение и провальный Чемпионат Мира, — охрипшим голосом попросил Рябов. Он взял Юлю за руку, нежно проводя большим пальцем по костяшкам ее небольшой руки. Она молчит, и он добавляет: — Пожалуйста. — Всё в порядке, — спокойно ответила она, пытаясь выглядеть так, будто вовсе не расстроена, хотя блестящие глаза и щеки ее выдают. — Тебе не за что извиняться, я сама виновата, что не среагировала вовремя. Юля смотрела, как он прикрыл светло-синие глаза, качнул головой и одна небольшая прядка выбилась из залаченной светлой укладки. Плисецкая наблюдала за его красивыми прямыми чертами лица, кусала себя за губы. Федя уже собрался с мыслями и уже начал говорить о том, что эту тему лучше обсудить в отеле, а не назвать себя виноватыми, а сейчас лучше попытаться успокоиться… Вдруг заиграла торжественная музыка, уведомляющая о начале церемонии награждения. Глаза спортсменов в испуге расширились, они оба отпрянули друг от друга, отпустив руки. Федя расстегнул свою олимпийку, а Юля выключила свет в комнате, открыв перед этим дверь. Выбежав из подсобки, Рябов взял Плисецкую за руку, снова повёл ее, только уже в обратном направлении. Та же дверь, шторка, и вот они уже стоят рядом с Яковым, который сделал вид, что не видел, куда ушли его подопечные. Ребята расслабленно выдохнули. Юля оперлась на федину руку, снимая чехлы с лезвий, вновь чувствуя боль в рёбрах, на этот раз сильнее, чем в прошлые разы. Больно было даже выдохнуть. «Потерпеть ещё можно» — лжет сама себе. Федя снял голубую олимпийку с надписью «Russia» и отдал вместе с двумя парами чехлов в руки Якова. «На лёд приглашаются бронзовые призеры чемпионата мира — Юлия Плисецкая и Фёдор Рябов!» Публика встретила их громкими аплодисментами и выкриками на русском: «Молодцы». Поклонившись зрителям, они подъехали к ковру, аккуратно переступая на него со льда. Федя подошёл к пьедесталу, ухватил Юлю под мышками, поднял ее на третью ступень, и только после встал рядом с ней. Они машут зрителям, но улыбок на их лицах почти не видно. — Вот и всё, — прошептала Юля совсем нерадостно. Федя кивнул ей, выпрямил спину. Все призеры взошли на пьедестал, обнявшись друг с другом. Какой-то очень важный в фигурном катании человек стал брать медали с подушек и надевать на спортсменов, пожимая им руку и шепча на ухо пожелания об удачи в спорте. Юле с Федей было неважно кто это. Им реально было плевать, даже пожелания они пропустили мимо ушей. У них всё ещё было шоковое состояние, а ещё ей до сих пор было больно дышать. Плисецкая получила медаль самой первой, раньше Феди. На синей атласной ленте, где было напечатано белое «ISU»по всей ее длине, висела коричневато-оранжевая, другим словом бронзовая медалька. Совсем небольшая, чуть больше пяти сантиметров в диаметре. И в жизни Плисецкой и Рябова должны пройти перемены, черная полоса. Первая бронза за несколько сезонов. Даже в юниорах не было медалей ниже серебра и те были на этапах Гран-При. Да и оно считалось краем, что ниже уже некуда. Но ничего. Это тоже достижение. Некоторые вообще на пьедестал не попали, хотя очень хотели.***
Камеры, вспышки, медали в руках. Пресс-конференция. Долгое хождение по коридорам, душ, свежая одежда и, наконец, автобус до отеля. Юля села у окна, блаженно выдохнула. Пол-автобуса уже расселись, а оставшаяся часть ещё стояла в проходе, о чем-то разговаривая и хохоча. Федя сел рядом с Юлей, поправив подушку под шеей. Плисецкая прикрыла глаза, отвернувшись к окну. Ноги гудели, голова уже раскалывалась от всех звуков и вспышек фотоаппаратов, про ребра и начинать не хотелось. Дико хотелось спать, но ещё надо пережить путь до отеля и толкучку в коридорах. Возможно, если они с Федей не вырубятся, можно сходить поесть в ресторан. — Ну что вы? — повернулся с переднего сидения Леша, облокотившись на спинку кресла. Алена тоже повернулась, устало улыбнувшись и после зевнув. Они были довольны собой, все-таки впервые за долгое время выиграли золотую медаль, да ещё какую! С Чемпионата Мира! — Нормально, — ответил Федя, прикрыв рукой зевоту. Юля все также смотрела в окно, с закрытыми глазами, чуть хмуря свои светлые брови и прекрасно слыша, о чем ведётся диалог. «Не хочет общаться» — сделал доводы Федя, прекрасно зная, почему она не хочет контактировать ни с кем. Рябов положил свою ладонь ей на плечо, поглаживая. Юля согнула ноги, свернувшись в позу эмбриона. — Как ребра? — кивнув на Юлю, тихо спросил Леша. Федя кивнул ему, чуть скривившись, показывая что сойдёт. — В ресторан пойдете? — спросила Алена, посматривая на Юлю. — Скорее всего, — улыбнулся Федя, почувствовав, что автобус наконец тронулся и начал хоть какое-то движение. Кудрявцева и Осипенко отвернулись, решив не подвергать себя опасности при движении транспорта, да и ребята были не особо разговорчивы в этот раз — расстроены. Финляндия радовала своими ровными дорогами и красивыми видами на город. Аккуратно подстриженные кустики у дорог на главных улицах, освещенные оранжевым закатным солнцем. Федя посмотрел на Юлю, в тоже время как солнце снова выглянуло из-за высотного здания. Ее волосы заблестели золотом, настолько красивым и, казалось, неземным, что Феде хотелось пропустить их через свои пальцы, ощутить их мягкость. Неожиданно для него, Юля перевернулась с левого бока на правый, позволяя Рябову посмотреть и на ее лицо. Она быстро улеглась на его плечо, прекрасно зная, как ему это нравится. Юля даже не открыла глаза, проделывая все эти манипуляции. Федя обнял ее двумя руками, чувствуя себя до одурения счастливым рядом с ней. Пусть и с поражением и травмой, но это единственная девушка в его жизни, которая примет его любым, потому что любит искренне. И он ее тоже.***
— Сделаешь чай? — спросила Плисецкая, аккуратно сев на свою сторону постели. Ребра болят уже сильнее, а врач зайдет только через тридцать минут минимум. Как сказала девушка на ресепшене, он задерживается на катке. — Ягодный, да? — оторвался от перетаскивания сумок Федя, поставив два больших пакета около стены. Она кивнула, тепло улыбаясь. Приятно, что он помнит любые мелочи, начиная от документов и билетов, заканчивая чаем и тем, что она терпеть не может яичницу болтунью. Рябов включил электрочайник и пододвинул ближе к себе белую чашку с блюдцем, достал два пакетика с сахаром и небольшой пакетик черного чая с ягодами. Федя залил чай кипятком, сразу размешивая его ложкой. И стук ложки о керамическую чашку превратился в какофонию звуков, вместе со стуками в дверь. — Я открою, — сказал Рябов, тут же направившись к двери. Юля сидела молча, наблюдала. — Проходите, — громче сказал Федя. Она не видела, что происходит в маленьком коридорчике, пока никто не прошел дальше. — Здравствуй, Юля. Как ты? — спросил тренер, облокотившись на стену, оставаясь в начале комнаты. «Ещё позже бы зашёл» — Болит в правой части, — сказала в лоб Плисецкая, не понимая, к чему клонит тренер. Она замолчала, кинув взгляд на федину спину — снова стал перемешивать сахар в чашке. Яков протяжно выдохнул, ненадолго прикрыв глаза. — Врач придёт через десять минут, он осмотрит тебя. Если будет что-то серьезное — завтра полетите домой и… Вы не будете катать показательные. Юля кивнула, пряча взгляд в своих коленях. Не хотелось смотреть на Фельцмана вообще. Яков показал Феде кулак, намекая, что поговорит с ним тет-а-тет, без Юли. Федя кивнул, чуть скривившись такому Якову.***
Врач пришел ровно в тот момент когда Плисецкая сделала последний глоток чая. Лекарь тут же попросил партнёра удалиться из номера в коридор, пока сам распаковывал на кровати свой чемоданчик. Он осмотрел Юлю, ощупал ребра, но не увидев точно результата без рентгена — посоветовал Юле мазать их мазью, которая снимет небольшой отек, и туго фиксировать их бинтом. Кататься она временно не сможет. Наличие или отсутствие перелома, трещин докажут уже в Питере. — Юля, если будет болеть, сразу пей обезболивающее, хорошо? — как маленькой объяснил он. Увидев заветный кивок, он со спокойной душой стал складывать все обратно. — Я сообщу Якову насчёт завтрашних показательных. Вы их пропустите, к сожалению. Ситуация плачевная, но жить будешь. — Ладно, — с горечью сказала она, укутываясь в одеяло. Постельный режим был совсем нежеланным для Юли в это время, хотелось подготовиться к командному Чемпионату Мира, хотелось посмотреть Хельсинки. Хотелось активничать, а не лежать, как овощ какой-то…***
Боль появилась спустя тридцать минут после ухода врача. Федя лежал с Юлей на кровати, иногда перекидываясь парочкой предложений. До разговора о том, кто виноват в бронзе они так и не дошли. Юля начала засыпать, а Феде, наоборот, спать вовсе не хотелось. Он просто лежал поверх одеяла, смотрел на спящую партнёршу. Через некоторое время он отвернулся, смотря в потолок. Телефон был на беззвучном, слишком многие наяривали: журналисты, родственники, те же папа с мамой. Родителям он сам перезвонит, когда соберётся с мыслями. Федя прекрасно знал, что провинился, но выслушивать нотации от близких людей он морально ещё не готов. Произвольная программа у девушек уже официально завершилась. Им развесили медали, они уже даже приехали в отель, со всеми тренерами. Остались только завтрашние показательные номера и опять улетать. Предолимпийский сезон почти закончен. Несколько часов назад они готовились к произвольному танцу, разминались в здании катка, их снимали кучу камер, потому что их пара была первой после ритм-танца. Вот они первые, а в другой миг четвертые в произвольной и третьи по сумме баллов. Между этими событиями казалось прошла кучу времени, а на деле одно падение, несколько секунд. Юля ойкнула, проснулась. Федя машинально повернул голову в ее сторону. — Ребра, — Плисецкая привстала, опираясь левой рукой о кровать. Правой рукой она трогала свою грудную клетку, сильно скривившись. — Обезбол дать? — обеспокоенно спросил Рябов, вскочив с постели. Плисецкая кивнула, заморгала от усиленной боли. Федя протянул ей таблетку вместе со стаканом воды. Выпив, Плисецкая легла на спину, тяжело дыша. Ее глаза были влажными, но она не плакала. — Сильно больно? — она осторожно кивнула, закрыла глаза. — Сейчас станет легче, все будет хорошо, Юль. — Надеюсь. Мне на стенку залезть от боли хочется, Федь…***
Весь вечер того дня Плисецкая проплакала на кровати в номере, даже не найдя силы встать и сходить в ресторан на первом этаже, банально поужинать. Её единственным успокоением была поза эмбриона на левом боку, это была единственная возможность лежать без боли. А Федя вышел в ресторан за ужином для Юли, так как сама она спустится не могла. Он стоял перед дверью в номер, держа в руках разнос, который прихватил на шведском столе. Круассан, политый сверху растопленным молочным шоколадом, внутри с кокосовым кремом, и ягодный чай в чайнике. Рядом в сахарнице коричневые кубики. Главным блюдом выступал любимый Юлей греческий салат. Переборов некое волнение на тему того, что Юля откажется от еды, Рябов нашел в заднем кармане джинс ключ-карту и приложил ее к двери, держа разнос одной рукой. Дверь пикнула и приоткрылась, Федя открыл ее нараспашку до конца, помогая себе ногой, входя внутрь номера. Партнёрша лежала спиной к нему, ее плечи содрогались из-за того что она плакала, но Рябов окликнул её, решив не отступать: — Юля? Она не ответила, все также продолжала плакать, не сдерживая всхлипы. Федя поставил разнос на комод, что стоял у самого входа в номер, снимая уличную обувь и надевая отельные тапочки. — Я тебе твой чай любимый принёс, ты будешь? — спросил он, когда дошёл до ее кровати и остановившись перед ней. — Съешь хоть немного. Круассан с шоколадом? — У меня нет аппетита, — Юля прерывисто выдохнула, не в силах повернуться на другой бок. Она прикрыла глаза. — Таблетка не помогла? — аккуратно спросил Рябов, отставив неудавшийся ужин на журнальный столик Плисецкая кивнула головой, так и не открыв глаза. Слезы все также стекали по щекам, но Юля их даже не вытирала. Она услышала, что он сел перед ней на корточки, почувствовала, что его лицо сильно приблизилось. — Федь… — когда она открыла глаза, то смазано увидела его шею. Он поцеловал ее лоб, аккуратно держась за край кровати. — Мне так стыдно, — так и не отстранившись после поцелуя, сказал Рябов. — Прости меня, пожалуйста. Ему действительно было очень жаль, что все так обернулось. Было видно, что эта ситуация его гложет. Юля молчала. — Пожалуйста, не молчи, — Федя взял ее руку, целуя обратную сторону ладони. — Хватит меня игнорировать, прошу. — Дурачок, — пустив короткий смешок, она улыбнулась, прижав ближе к себе свою руку. — Конечно я тебя прощаю, как иначе? Но не трогай меня сейчас, я не настроена на разговоры. — Я сяду рядом? — Нет, — тише сказала она. — Пойди в ресторан и расслабься. Тебе необходимо отдохнуть. — Я буду здесь. У меня не получится отдыхать, зная, что тебе плохо. — Федя, мне уже лучше! — громко произнесла Юля, которая хотела побыть одной. — Пойди и отдохни. Рябов посмотрел на Плисецкую с непониманием. Наверное, ей действительно будет лучше одной. — Ладно, — ответил Федя, скривившись. Он не забрал с собой еду, может Юля съест хоть немного, хотя он особо не надеялся, раз она против его компании. Он не будет настаивать, хоть на душе остался осадок. — Пиши, если что-то случится или станет хуже, хорошо?***
Федя сидел за большим столом на четверых человек, издалека наблюдая за тем, как Отабек набирал себе на шведском столе еду, а Мила плелась рядом с ним, практически заглядывая ему в тарелку. Сзади них стоял Витя, зевая. — Привет, — поздоровался Отабек, сев за стол к Феде. — Чего не ешь? — Не хочу, — ответил Рябов, посмотрев на полную тарелку еды у Алтына, перевел взгляд на свою, где одиноко сидела фруктовая мошка на бутерброде с сыром. — А Юля где? Ответить не дали Мила с Витей, которые также подошли к столу. Федя умолчал про состояние партнёрши, чтобы дальше стола это никуда не пошло. А зная, как Мила «держит» язык за зубами, так тем более молчание было золотом. — Она скоро придет, — соврал Рябов, смотря на время на телефоне. Прошло только пятнадцать минут с его ухода. — Как там она, всё в порядке? — Приятного аппетита, — ангельским голоском пожелала всем Мила, посмотрев на казаха с обожанием в глазах. Витя угукнул, а Отабек старался не смотреть лишний раз на Милу, которая начинала надоедать своими действиями, открыто флиртуя с ним. Все стали ужинать, в зале заиграла приятная классическая музыка. Федя смотрел на белую скатерть, на ее свободный участок посередине стола. Ещё чуть-чуть и можно «отойти за едой», пешком пойти в номер и завалиться спать. Он надеялся, что Юле стало легче и она уснула. — На наедайся перед показательными, Мила, — сверкнул глазами Никифоров, пока резал свой кусок стейка. Бабичева заправила за ухо свои недлинные рыжие волосы, хитро улыбнулась. — Витя, отстань от меня, дай нормально поесть. Между прочим, ты тоже сейчас ешь далеко не полезную еду. Сколько себя помнил Федя, Мила и Виктор всегда пререкались друг с другом. Кто-то подумал бы что между ними роман и так они выражают свою любовь на публике, но ближайшее окружение фигуристов знало, что они просто прикалываются друг над другом. И только. В этом году они оба выиграли Чемпионат Мира, но он в мужском, а она в женском одиночном катании. Отабек занял второе место, уступив Вите с десяток баллов. — Девочки, не ссорьтесь, помада у меня, — улыбнулся Федя, — Я отойду ненадолго, — он облокотился рукой об стол, отодвинув стул назад. — Давай, — произнесла Мила, вытирая губы салфеткой. Федя натянуто улыбнулся и быстро пошел на выход, задержавшись у шведского стола, делая вид, что выбирает себе еду. В тот момент когда ребята не смотрели на него, он быстрым шагом вышел из ресторана. В лобби было не многолюдно. Федя вызвал лифт наверх, оглянувшись по сторонам. Никого из близких знакомых не было. Двери лифта открылись, Федя зашёл внутрь и нажал на кнопку нужного этажа. Двери стали закрываться, но в последний момент чья-то рука втиснулась в щель, не позволяя дверям сомкнуться. Это был Яков. Рябов напрягся, когда тренер молча зашёл в лифт, с почему-то кислым лицом. Не сказать, что в него лицо в обычном состоянии не такое как сейчас, но изменения явно присутствовали. Он был более хмурым, будто о чем-то рассуждал. — Вам на какой? — тише спросил Федя, голос отчего-то сел. — На пятый, — сказал Яков, смотря на своего подопечного, который облокотился на стену кабины. Рябов нажал на кнопку пятого, слишком поздно понимая, что Якову туда же куда и ему. Сам тренер жил этажом выше, рядом с номером Алёны и Лёши. Федя молчал, смотря на экран с мелькающими этажами на нем. Руки он убрал в карманы. Когда на экране высветилась цифра четыре, тренер подал голос: — Нужно поговорить о Юле. Кажется, сердце Феди пропустило один удар. Он посмотрел на тренера, столкнувшись с его холодным взглядом, несулящим ничего хорошего. — Давайте. Двери открылись, Рябов и Фельцман вышли на пустующий этаж, где кроме них не было никого. — Ей нужно помочь с перевязками, врач не сможет приехать к ней в любой момент дня и ночи. — Что именно нужно будет делать? — уточнил Рябов. — Просто помочь с бинтами, Юля физически не сможет туго обмотать их вокруг туловища. Парень кивнул, соглашаясь со сказанным. Помочь было нетрудно. — Только без фокусов, Федя, — строже добавил тренер, намекая на романтику и возраст Юли. — Помни, что ей только шестнадцать исполнилось. Федю это разозлило, но он глупо улыбнулся, стараясь не выпускать пар раньше времени. — Я знаю кучу примеров, когда танцоры рано вступали в интимную связь и их дуэты переставали существовать. Я не желаю вам этого. — Не знаю, как у других танцоров, но у нас принято спрашивать разрешение прежде, чем пробовать что-то новое в отношениях. Доброй ночи, Фельцман, — Рябов демонстративно достал ключ карту и зашёл в их с Юлей номер, излишне громко стукнув дверью. Если в коридоре ещё были слышны различные звуки из ресторана, да и особой шумоизоляции не было, то в номере была стопроцентная тишина, вкупе с закрытыми шумоподавляющими окнами. «Интимная связь рушит пары, я не желаю вам этого!» Фу, Яков. На кой черт ты вообще в нашу постель лезешь?» Сказать, что этот диалог выбесил Федю это ничего не сказать. Слова Якова были абсолютно ни к чему. Хочешь сказать о перевязках, скажи ты о перевязках, зачем надо было упоминать возраст Плисецкой и интим? Юле шестнадцать, Феде восемнадцать. Великая разница? Федя так не думал. Яков выставил его озабоченным извращенцем. Он снял кеды, неаккуратно опрокинув их друг на друга и уже видел, что Юля спала, и, кажется, даже не вставала: поза была такая же, как и предыдущая. Отставленный на журнальный столик разнос был передвинут ближе, а кружка с чаем опрокинута на пол, застеленный ковролином. Было темное пятно. Прозрачная чашка осталась целой, но лежала вверх дном. Половина чайника отсутствовала, это как раз одна порция. Кажется, Юля не дотянулась до столика и опрокинула посуду на пол. Плисецкая спала, прижимая одну руку к себе. Федя присмотрелся к ее ладони — пальцы были красные, она точно обожглась. Покачав головой, он пошел в ванную, намочив прохладной водой маленькое полотенце. Мысли о Якове постепенно ушли полностью, стало не до него. Выжав, Рябов отнес его к Юле, положив на ее руку. Она сразу проснулась, почувствовав что-то холодное на своей руке, сонно приоткрыв глаза. Увидев перед собой Федю, она легко улыбнулась, вновь закрыв глаза. У него в груди что-то ёкнуло. Явно не ожидал, что она вообще проснётся. — Ложись рядом. — Как ты себя чувствуешь? — Мне легче… — сказала Юля, замолчав, будто собираясь продолжить свою мысль. — Что с рукой? — Обожглась, — тихо прошептала Юля, отмахнувшись. Она снова стала засыпать — Спокойной ночи, Юль. В ночной тишине номера пожелал Рябов. Плисецкая кивнула, прикрывая глаза. Федя накрыл ее получше одеялом, прежде чем уйти в санузел для принятия душа.***
Шампунь попал в глаза, когда Рябов в очередной раз задумался «ни о чем» — Блять. Едва вымыв мыло, Федя выключил воду, решив что хватит на сегодня водных процедур. Вода капала с мокрых волос на рельефное тело, стекая по ногам и дальше в водосток. Повесив изрядно влажное полотенце на крючок, Рябов накинул халат, завязывая пояс на слабый узелок. Он облокотился руками на большую раковину, сделанную из большого булыжника. Посмотрел на себя в зеркале, на до сих пор влажные недлинные светлые волосы, на лицо, в частности на красноватый натёртый голубой глаз, медленно переходя на отражение своих рук. С венами, немного мозолистые, привыкшие поднимать каждый день Юлю. Он бы и сейчас поднимал и носил ее, но ребра… «Лишь бы выздоровела», — вновь почувствовав жгучую вину, подумал Федя, выходя из ванной, сразу выключив там свет. Поставил будильник на полдевятого, подключив телефон к зарядке, и лег рядом с Юлей, залезая под одно с ней одеяло. Он смотрел в потолок, изредка моргая. В номере было темно, хоть глаз выколи. Федя прислушивался к ее сопению, довольно мерному и тихому. Спит, спокойно, ее точно ничего не мучает. Юля заворочалась, повернувшись к нему лицом. Плисецкая положила голову ему на плечо, обнимая руку, будто чувствуя его состояние. Рябов слабо улыбнулся, позволяя себе прикрыть глаза и опуститься в беспокойную дрёму.