***
Джек не может думать ни о чем, кроме монотонного тиканья чёртовых часов, висящих на серой стене прямо напротив него. Сцепил руки перед собой до побелевших костяшек. Он исходил весь коридор вдоль и поперёк, как дикое животное, загнанное в клетку. Медные волосы взъерошены, как никогда - столько раз он нетерпеливо прочесывал их в ожидании, когда инспектор откроет ему дверь... Куда? Что он там увидит? Эта неизвестность просто изводила его изнутри. Он опоздал всего на десять минут, когда пришёл к, вновь открытой, двери. Как в ту ночь, когда он узнал её. Ту ночь, когда они встретились - так Энжел её называет. Когда она стояла перед ним совершенно голая, вывернув чувства наизнанку, когда он впервые увидел Джейн во всей своей неистовости. Только сейчас Джейн не было в доме. Из духового шкафа вырывался черный дым, пропитывая всё запахом гари. Энжел перерыл всё, обыскал каждый угол, звал по имени, срывая свой звуковой диапазон на бессильный ор. На какой-то момент он решил, что она сбежала, и эта идея буквально рубанула ему по голове, так что он осел на пол, запуская пальцы в волосы, отчаянно сжимая их у корней до наворачивающихся слёз. Сбежала, испугалась тягучего ожидания вердикта жизни. Решила, что расставание будет лучше, чем получить корявое письмо с его личными вещами. Энжел в глубине души боялся этого с тех самых пор, как сказал Джейн про своё назначение в армию, и чем ближе подходил этот день, тем гуще разрасталась в груди тревога. Только вот вид совершенно несобранных вещей и главное - обувь осталась на прежнем месте — это его отрезвило. Тогда он понял, что что-то не так. И ответом на его вопрос был офицер, прибывший в дом для обыска. Джейн арестовали. И он не мог даже представить, за что, пока не увидел Моргана, ждущего его в участке. - Что здесь, твою мать, происходит, Стивен, - и это был не вопрос. Человек, который хватает другого за грудки и встряхивает его, обычно вопросы не задает. Энжел прорычал ему это прямо в лицо, с разгона налетая на брата, уверенный на все миллион процентов, что без него не обошлось, - Где Джейн? - Мисс Уотсон сейчас в камере, ожидает допроса. Инспектор Доджсон одобрил твоё присутствие, ты должен многое узнать о своей “возлюбленной”. - последнее слово Морган произнес с особым выделением. - За что ты... За что её арестовали? Ты даже не имеешь на это никакого права. - Мисс Уотсон - преступница. Так полиция поступает с преступниками, - Джек еще раз с силой встряхнул Моргана. Их взгляды сцепились, словно пара стравленных питбулей на бойне. - Следи за своим поганым языком. - Я называю вещи своими именами, Джек. Тебя вызовут, - он резко оборвал Энжела, скидывая с себя его руки, и скрылся за дверью. Ожидание выводило его из себя, словно этот полицейский участок мал ему по размеру. Стены давили, вызывая тошноту. Внезапно, дверь с улицы распахнулась со странным неуклюжим грохотом - Марси подняла голову, держа в руках сваливающийся шарф. Их взгляды столкнулись, направленные прямо друг на друга. Дулиттл выглядела несчастной, как будто она плакала несколько дней к ряду. Её рот сразу же открылся, будто она хотела что-то сказать, даже как будто оправдаться или извиниться, но их молчаливый короткий перегляд прервал Морган. Он смерил их двоих взглядом, в котором Джек между строк поймал некую иронию. Священника в душе веселила эта ситуация, или была искренне приятна, но это было словно очевидным намеком на что-то под верхушкой айсберга. - Мисс Дулиттл, пройдите сюда, - Энжел не успел ничего сказать, как Марси кинула на него один из тех сожалеющих взглядов, которые он так сильно ненавидел в ней. Она виновата - в этом нет сомнений, но только вот - в чем? - Энжел, вперед, - Морган, только что закрывший за Марси дверь, вышел вновь в коридор в сопровождении инспектора Доджсона и указал ему на соседнюю дверь. Джек вошел внутрь - темный коридорчик и ещё одна дверь; затем - светлое помещение со стеклянным прямоугольным окном. Он вошел вперед: в этом горизонтальном окошке - полумрак и просторный кабинет со столом, на котором несколько листов бумаги и маленький микрофончик с записывающим устройством. Напротив стола - одинокий стул. Джек сглотнул, понимая, для кого он подготовлен. Слева от него ещё одно окно, в котором - Марси. Энжел уставился на неё; Марси дышала через открытый рот, брови сведены, как будто она о чём-то сильно скорбит и слёзы - застыли в блестящих глазах. Предчувствие чего-то страшного зажужжало в висках, вызывая ноющую головную боль.***
Джейн не дали даже обуться, выволокли босиком в платье и чулках. Она порядком замерзла в каменной камере, так что боль в животе не прекращалась, пульсируя рваной болезненностью. Полностью разогнуться ей было трудно, как будто огромный крюк забросили ей в горло, и он зацепился глубоко внутри, вызывая острые спазмы. Офицер с рассеченной бровью лязгнул тяжёлой связкой ключей, открывая решетку. - На выход, - коротко кинул он. Джейн молча поднялась со скамьи и проследовала за ним. Её провели в кабинет, где на тёмной стене светились ярким два квадрата - две очные ставки. Джейн увидела Джека: при виде нее он прижался к стеклу, его губы шевелились, но она не услышала ни слова. В его глазах плескался страх, страх за Джейн, и она это чувствовала мелкими рябыми волнами, проходящими насквозь. Или это её страх так отдавался в ней самой. Но она лишь спокойно поглядела на него в ответ, обрывая внутри него все внутренности. Выжимая свою силу воли не броситься к нему и разреветься, как беспомощная глупая девчонка. И Марси - некогда любимая подруга, прикрыла ладонью рот, словно в испуге. Вот так выглядит признание в преступности своего существования. - Мисс Уотсон, садитесь, - словно из ниоткуда появился инспектор Доджсон с детективом. Морган снова оказался позади них, скрываясь в тени, пронзительно высматривая в Джейн то, ради чего они все собрались. Локомотив гудит последнюю остановку. Её личное восхождение на Голгофу с крестом по праву рождения.***
- Как вас зовут? – незамысловатый вопрос вернул её на серо-коричневый бетон, и она поджала ноги. Холодно в этой комнате, сил нет. Хотелось бы сейчас оказаться на тёплом побережье с мягким белым песком. Чувство, что Энжел не сводит с неё глаз, снайперским прицелом выжигало в сердце дыру с тлеющими краями. - Джейн Уотсон. Детектив включил настольную лампу и принялся что-то записывать. Энжел вздрогнул, когда справа от него он услышал голос Джейн, хрипящий радиоволнами. Джек не мог оторваться от картинки в его раме: девушка сидела к нему боком, немного согнувшись, руки скованы наручниками за спиной, и ему показалось, что он видит красные следы на её коже от этих чёртовых браслетов. Она так посмотрела на него, что захотелось взвыть, вырваться сквозь это окно. Выбить из тех ублюдков всю душу за то, что сделали с ней, и за то, что делают сейчас. За этот истекающий кровью, распахнутый взгляд, таких безумно красивых глаз. Раздетая до костей. Прекрасная дикая птица, благородно идущая к скалящейся зубастой морде. - Какое ваше настоящее имя, мисс Уотсон? Даже не моргнула. “Давай, моя девочка, не волнуйся”. - Не волнуйся, я рядом, - его губы шептали это безостановочно. Кулаки сжаты не то от едва сдерживаемой ярости, не то от желания почувствовать в них пульсирующие жилки тонких рук сквозь каменные стены. - Джейн Уотсон, сэр, - тон такой спокойный и одновременно - ледяной. Энжел бы не пережил, если бы она говорила так с ним. Таким уничтожающим тоном, что пол между ними словно проваливался, разверзая глубокую пропасть перед детективом. Он усмехнулся. Уотсон и бровью не повела. — Это довольно интересно, мисс Уотсон. Скажите, вам знакома “Далия Майвальд”? Джейн замерла, уничтожая детектива не моргающим взглядом. Джек затаил дыхание, видя изменения в её лице, слишком очевидные, чтобы он не смог заметить. Слабая улыбка дрогнула на губах Уотсон. - Да, сэр. Она мне знакома. - Я бы хотел обращаться к вам по тому имени, которое вам дано по вашему рождению. Вы не против, надеюсь? - Нет, что вы, детектив. Я не возражаю, - Джейн вела себя отстраненно-сдержанно, смотря прямо в глаза детектива. Может, хотя бы сейчас она почувствует свободу от груза, который она тащит за собой уже 22 года. - В таком случае, мисс Майвальд, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать только правду, - Морган вышел из-за спины детектива и со смиренным видом положил на стол перед Уотсон библию в засаленной чёрной обложке. Джейн лишь сцепила руки за спиной. - Ещё одна исповедь, падре? - легкая ухмылка на её губах вызвала у Моргана непонимающий взгляд. “неужели?” - Вы знаете, почему вы здесь находитесь? - детектив немного наклонил голову, вовлекаясь в свой процесс игры. Джейн усмехнулась и осмотрелась по сторонам, избегая окна, где находился Энжел. Она не могла себя заставить смотреть на него, чтобы он не видел её отчаяния. Никто не должен был видеть его, и, особенно - Джек. Глаза Джейн застыли, взгляд стал пространней, как будто перед ней титрами побежало прошлое. Ухмылка застыла в мученической полугримасе. - Потому, что я еврейка из Германии? В этом моё преступление, я полагаю. Энжел застыл, въедаясь до крови из глаз в тонкую гордую фигуру, которую он знал как Джейн Уотсон. Дыхание спёрло, и он грубо отёр лицо руками, словно стирая с век пелену. - Где вы родились? - В Мюнхене, на Трифельсштрассе. - Как долго вы там жили? - Я там почти не жила, - её бесстрастный голос дал хрипотцу, и Джейн сглотнула. Детектив смотрел на неё, прищурившись, пытаясь залезть ей под самую кожу. - Вы жили при интернате Элли Хойс? - Да. - Как долго? - С пяти лет. Джек был готов к чему угодно, но всё, что происходило перед ним за стеклом, было похоже на чёртово зазеркалье, где он - безвольный зритель, прикованный к своему креслу. Девушка, которую он знал - словно распинают за ту, которую не знал никто. - Почему вы учились там? - Дочь должна соответствовать своему отцу. Знаете, в отряде охраны нельзя быть человеком нежных чувств. - То есть, когда вы достигли совершеннолетия, вы должны были вступить в национал-социалистическую немецкую рабочую партию? - Должна была. - Расскажите о вашей семье. Кем были ваши родители? - Моя мать - Милка Зильберман, простой культуролог; отец - Герхард Майвальд, государственный служащий в отряде “СС”. Детектив торжествующе улыбнулся и откинулся на спинку своего стула. Он услышал то, что хотел. Джейн не произносила больше ни слова в ожидании очередного вопроса. - Мисс Майвальд, вы обвиняетесь в подделке документов, шпионаже и участии в массовом убийстве. После этого допроса вас отведут в ту же камеру, откуда вы только что пришли, а завтра - отправят в Лондон, где вас расстреляют. Или повесят. Тем не менее, приговор будет смертный. Как вам расклад, м? Энжел задохнулся, его словно откинуло от окна, в глазах разрывались голубоватые круги, а к горлу подступила тошнота. Она там - его любовь. Измученная, наполовину убитая, а он ничего не может сделать. Детективу Джонсу не нравилось, что он не видел в глазах напротив, ровным счётом, ничего. Далия молчала, и только её губы - на них постоянно играла ироничная ухмылка. Как будто она вела свою игру с детективом, не считаясь с его, основной. Как будто при всём этом - она его обыгрывала, и он не понимал этого. Чёртова еврейка. Может, это и правда, кровное? Природная изворотливость и хитрость из ничего. Детектив Джонс и этого не понимал - она подтверждает всё, что он накопал. Всё, что выдал старик Вайсс. Но в этих тёмных глазах он видел недосказанность, или его навыки в психологии совершенно нулевые, в чем, конечно же, он бы сам себе не признался. - Вас это веселит? - уже с раздражением проговорил он, скрещивая руки на груди. - Да, мистер Джонс, если честно. Вы можете обвинить меня без доказательств? Я не о подделке документов, конечно же. Детектив сразу расслабился и засмеялся, переглянувшись с инспектором. Морган хранил молчание, держа руки перед собой, как это делают телохранители. - Детектив Джонс, мисс Майвальд. У нас имеются доказательства по всем пунктам обвинения. Джонс зашелестел бумажным пакетом и высыпал на стол помятые письма, затертые бумаги, исписанные мелким почерком. - Во-первых, любезный Йорг Вайсс предоставил нам письма. Вот, смотрите. Думаю, перевод вам не обязателен, - детектив с издевкой подвинул к ней письмо, написанное её же рукой на немецком языке, - Вам нужно прочесть его вслух слово в слово для записи. Уотсон не сопротивлялась. В памяти сразу замелькали картинки того дня, когда она была просто переполнена восторгом и радостью, что она смогла найти себе более, чем достойное применение на новом месте. “Дорогой Уве, Рада сообщить тебе хорошую новость - я нашла здесь просто потрясающую работу! Становлюсь частью Лондона - буду “глазами и ушами” города, чтобы гости нашего Гранд-Отеля были в курсе всего происходящего. Я просто в восторге от того, сколько возможностей здесь открывается, сколько людей приезжает сюда и сколько всего я могу им показать. Напишу тебе ещё чуть позже, как только обустроюсь получше. С любовью, Далия” - Так, это обвинение в шпионаже, верно? - несмотря на своё полное ощущение раздавленности, она улыбнулась, открыто глядя в лицо детектива. - Абсолютно точно. У нас в запасе ещё довольно много писем, где вы рассказываете, с кем вы имеете дело в вашем отеле, и что эти люди просят сделать для них. Должен заметить, тут вы нигде не преступили закон, за исключением - распространения личной информации. - Прекрасно. Что же у вас на “массовое убийство”? Джек снова прочесал волосы. Повернулся случайно в сторону Марси, чтобы сделать еще один бессмысленный круг по маленькой душной комнатушке, и увидел, как она плачет. Неужели, это и правда конец. Всё? Но его Джейн не могла участвовать в таком зверском бесчеловечии...? Детектив положил перед Джейн ещё одно письмо. Рука её матери. Глаза Уотсон забегали по пергаменту на столе, но она видела недостаточно хорошо без очков, чтобы различить слова. Внутри всё сжалось от знакомо-педантично выведенных строчек. С красивыми витками. - Ваш отец назначен командующим концентрационными лагерями, мисс Майвальд. Он со своим отрядом собрал евреев в группу на переезд, пообещав, что их отвезут в лечебный профилакторий, а вместо этого - их расстреляли в лесу под его приказом. Более того, там были родители вашей матери, которым вы написали письмо еще летом о том, что ваш отец “не причинит вреда своим родным, ведь он не кровожадное животное”. Помните это, мисс Майвальд? Джейн задрожала. На глазах зыбкой пеленой навернулись слёзы. Господь Милосердный. - Они пошли за вашим отцом, который не оставил никого в живых. - Он бы... Он бы не смог, он предлагал им бежать, а они... - Джейн вспомнила, как писала бабушке о том, что их можно укрыть, спрятать. Что её отец, которого они так ненавидели, мог бы им помочь, - Они ему не сказали... Очередная догадка полоснула сознание, и рубец засочился этой кровью. Грязной, еврейской. Голос не слушался Уотсон. - После этого письма к Йоргу Вайссу, ваша мать покончила жизнь самоубийством. Застрелилась из револьвера вашего отца. Вот так. Еврейские женщины не должны доверять арийцам. Не имеют на это никакого права - смешиваться своей грязью с чистой расой. - Согласитесь, какая ирония. Интересно было бы, как бы Майвальд поступил, увидев там ваши с матерью лица. - Детектив Джонс, не переходите грань своей должности! - Морган вышел вперед, выпалив эту фразу случайно. Не удержав на языке. - Прошу вас, ради Бога. Он был бледен, намного бледнее чем всегда. Инспектор не говорил ему детали расследования, столь короткого и фатального, и сейчас он осознавал суть того, что произошло. - Отец Морган, я бы хотела вас спросить, - негромко проговорила Джейн, - Я никогда ещё не готовила это блюдо. Скажите, правда, что месть лучше подавать холодной? - священник стоял перед ней, совершенно растерянный. Обескровленное лицо исказилось болью. Такое красивое мужественное лицо - теперь страдает. Глаза Энжела запекло. Чертов римский цирк с конями затянулся, и его тошнило. Тошнило от всех этих слов. От этой чертовой “правды”. - Говорят, так слаще, - продолжала Уотсон, игнорируя инспектора и детектива, - Сладко вам, отче? Морган раскрыл было рот, но... - нет. Ни слова, ни даже звука. - Исповедь с мисс Дулиттл вам помогла, не правда ли? Правда, Марс? - она смотрела на священника и даже не повернувшись к девушке. Энжел медленно повернулся к Марси. Осознание - слишком больно сдавило в груди. Она рыдала, заливаясь слезами, но какой к черту в этом толк, если Джейн умирает у него на глазах. - Чёртова сука... Чёртова ты сука! - Энжел влетел в стену, за окошком которой Марси отскочила назад. Джек трясся, покрываясь потом, капли его смешивались со слезами. Такими бесстыдными и отчаянными. Он бы презирал себя за свой вид, если бы не бессильная ярость, сдавленная узкими стенами. - Эта фотография, мисс Майвальд - последнее, что мы хотели вам показать, - Уотсон медленно перевела взгляд с Моргана на черно-белое изображение, и слезы сорвались с век вниз по щекам. Бесцветное фото с разновозрастными детьми, у которых на рукавах - повязки со свастикой. Она и Уве - им по двенадцать и тринадцать лет - в первых рядах. - Йорг Вайсс, с которым вы общались - он журналист. Он сам сделал это фото в газету для поддержки фюрера в выборах. Учителя многим насильно повязали эти знаки. - Они заставили вас надеть эту нацистскую повязку? - Детектив Джонс, в нашем интернате девочки и даже мальчики старше двенадцати лет сами приходили в спальни наших учителей просто за еду. Я готова благодарить любых богов за то, что мне просто нужно было надеть чёртову нацистскую повязку, чтобы Джек Энжел оказался единственным и первым человеком, который был настолько близок со мной. В кабинете повисла тишина. Джек захлебывался рыданиями, от которых было невыносимо больно. - Это будет моя первая исповедь, падре. Примите её на столько достойно, на сколько способна папская церковь. Я не знаю, как познакомились мои родители: возможно, мать была пленницей, которой повезло не быть расстрелянной в Первую Мировую. Об отце я тоже ничего не знаю кроме того, что к нам наведывались его “коллеги”. Уверена, они знали, что мы еврейки, но нам приходилось всё тщательно скрывать. Отец отдал меня в интернат, а мать не сопротивлялась. Она была красивой женщиной, даже слишком красивой. Но и такой же слабой. В интернате я получила самое лучшее образование: как предметное, так и жизненное. Тут отец не прогадал: издевательства закаляют. Там мы познакомились с Уве - герр Вайсс отдал его туда за невозможностью воспитывать сына в одиночку и совмещать это с работой главного редактора “Новой Газеты”. Его жена умерла от туберкулеза. Мы с Уве были неразлучны с самого детства, и он стал моей отдушиной. Когда мы выросли, я уже не могла оставаться в Германии, особенно из-за обострившегося конфликта с отцом, когда я сказала, что лучше умереть, чем быть таким лицемером, как он. Единственное, что могла сделать для меня мать — это договориться с герром Вайссом, чтобы мне сделали поддельные документы, и я могла уехать в Великобританию, чтобы начать новую жизнь. Я понимаю, почему Вайсс сказал вам все. Он не может простить мне смерть Уве. Можете и это добавить в список моих преступлений. Он любил меня, на сколько ему позволяла его зависимость от опиума, и он приехал со своим отцом в Лондон, вслед за мной, чтобы просить моей руки. Герр Вайсс тогда попал в список “врагов” за неподчинение и нежелание печатать статью о евреях, как о болезни и заразе немецкого общества. Он тоже бежал, изменив документы себе и сыну. Я не любила Уве — это было скорее чувство благодарности и обязанности ему и его отцу. Наша дружба, которая оказалась таким же опиумом для него, вогнала его в ещё большую зависимость. Сначала мы жили все вместе в Харлоу, но потом я уехала в Лондон одна, устроилась на работу в Гранд-Отель Лондон и отправляла им деньги, чтобы хоть как-то отдать дань. Пыталась откупиться, если хотите. Мы держали связь и постоянно переписывались на немецком и английском, иногда на французском, но потом я перестала отвечать. Просто оставляла письма в ящике, не читая. Думаю, что Марси сказала вам, где я жила в Лондоне, и так вы смогли найти Йорга. После смерти Уве мы не общались. - Герр Вайсс написал вам о гибели вашей матери за три месяца до вашего отъезда в Бандоран. - Мне жаль. - Завтра утром вас под нашим конвоем отправят в Лондон на суд. Можете увести мисс Майвальд. Джейн молча поднялась со стула и проследовала за офицером обратно в клетку. Не смогла заставить себя посмотреть на Энжела, колотящего кулаками стену. Не посмотрела на Моргана, слившегося с этим кабинетом и чернотой. Чувство абсолютной опустошенности сожрало в ней всё.***
Едва Морган открыл дверь, Джек вылетел из своей коробки и повалил его на пол; священник впервые в жизни не смог ему ответить - лишь вцепился в запястья рук, рвущих облачение. - Джек, пожалуйста, перестань! - Марси попыталась его оттащить, но он лишь грубо оттолкнул её от себя, так что она спиной впечаталась в стену коридора. - Пусти меня к ней, ублюдок, пока я не сломал тебе чего-нибудь. Ты жив ещё потому, что ты мой брат. Только поэтому, сукин сын. - Джек... - тихий всхлип Марси заставил его переключиться на девушку, бессильно сползшую на пол. - Это всё ты, да? Это ты убила её, мерзкая ты... - Энжел вскочил и навис над Дулиттл, сжал в кулаках отвороты её пальто, - жаль, что ты девушка Марси, так жаль. Почему вы оба так близки ко мне, что я не могу сделать вам также больно, как вы делаете больно Джейн. К чёрту меня - для меня вы просто куски дерьма, но она причем? Она любила тебя, конченая ты сука. Всем сердцем любила, - он встряхнул её, силясь не ударить наотмашь. - Тебе позволят пройти к мисс Майвальд, Джек, отпусти её, - Морган вцепился в воротник Энжела, оттягивая назад, придушивая. - Её зовут Джейн! - Хорошо, Джек, тебя проведут к Джейн через несколько минут. Отпусти Марси, прошу тебя. Тупая ярость нещадно хлестала его, доводя до исступления. До ненависти к самому себе, что он даже не может ей помочь, что не может вытащить их обоих из этого дерьма, потому что завтра утром у него поезд до Бристоля. До состояния бессильной истерики, когда хочется рвать на себе волосы и бездумно лупить всё, что попадется под руку.***
Полчаса казались самой настоящей вечностью, пока один из офицеров не открыл перед Джеком дверь. Он сделал глубокий вдох, еще раз прочесал волосы, следуя по узкому коридору. Промозглость заставила Джека поежиться, но темная согбенная фигура сразу же прибила к себе все его внимание. - Джейн... - на полувыдохе он рухнул прямо перед её решёткой, неспособный поверить самому себе. Скорее выколет себе глаза, чем поверит им, что его Любовь - еле дышащее создание. Лицо - белая простынь. Руки её онемели от наручников, и они так неестественно покоились сейчас на её коленях, что на малую-долю-секунды ему привиделось, что она статуя - неживая и холодная. Она медленно подняла глаза, встречаясь с его взглядом - переполненным диким отчаянием; словно стекла со скамьи и на коленях подползла к нему, протягивая белые руки с очерченными покрасневшими следами вокруг. - Джейн, почему ты не сказала мне? - он прижался к решетке вплотную, чтобы он мог коснуться её. - Прости меня, Джек, - она протянула ладонь и положила ему на щеку, оглаживая лицо. Такое горячее. В груди что-то зацарапалось, расковыривая незарубцевавшиеся ранки, - Прости меня, пожалуйста... - Тебе не за что просить прощения, - он сжал её руку, прижимая к губам. Джейн, я тебя вытащу... Я напишу профессору Орловски, чтобы он подтянул всех знакомых юристов. Они не имеют права! Всё, что они нашли — это такая ересь, это ничего не доказывает! Мне бы... Мне бы только выиграть немного времени, Джейн! Да... Да! Немного времени, и ты выйдешь отсюда. Да ты же босиком совсем! Принесите ей обувь, чертовы вы скоты!... Джейн не слушала Энжела - просто смотрела, впитывая его в себя, чтобы это были воспоминания, которые будут с ней до конца. Пока она не переступит невозвратную черту. Дай мне ещё немного времени. - Джек, - она притянула его ближе, касаясь губами его губ, прерывая словесный поток проклятий и сожалений. Она так хотела запомнить вкус его губ, чтобы он въелся в кожу и исчез вместе с ней, сгорая с её смертью. Её Джек. Он отвечал ей, не замечая, как царапает щеку о ржавый прут. Просто любить - что ещё нужно этому несчастному горестному человечеству. - Я люблю тебя. Джейн снова заплакала, тычась мокрым лицом в порозовевшую от трения щеку. Наверное, умирать не так больно, как прощаться с любимым человеком. Понимать, что его жизнь продолжится без тебя, но - как? Энжел не знал. Не мог представить. Он мог бы с закрытыми глазами собрать что угодно, только не себя по кускам, сгребая все это в кровяную глыбу. Ей хотелось вымаливать прощение за все, что с ней произошло: за свое происхождение, за трусость и равнодушие, за страх и нерешительность. За то, что с ними не случится. Вымаливать до выблеванных внутренностей. До выпущенной крови, пока не смоется этот поганый позор, наложенный временем и предрассудками. - Тебе так идет эта форма, Джек, - Уотсон попыталась улыбнуться сквозь поток слез, мешающий видеть россыпь прекрасных веснушек. Самое прекрасное лицо у этого человека. Самая прекрасная душа. - Настоящий офицер. Помнишь, ты обещал мне вернуться? Ты помнишь? А я обещала тебе не бояться. Энжел почувствовал, как ком в горле лопнул, и вниз по подбородку потекли прозрачные капли. Он отвернулся, стирая их с кожи, но прохладные пальцы перехватили его, очерчивая скулу. - Пообещай мне, что сейчас ты поспишь - тебе нужно отдохнуть, милый. Завтра у тебя трудный день. И будь осторожен, тебе нужно беречь себя. Посмотри на меня, пожалуйста, - она почти умоляла его, притягивая ближе к себе за подбородок. Он не хотел, чтобы Джейн видела его слёзы. Чтобы видела, как он слаб и беспомощен против этой чёртовой “машины”. - Я сейчас же напишу профессору, он сможет помочь. У него есть связи, он всё сделает, как нужно... - Хорошо, - она кивнула в ответ, пытаясь улыбнуться, - Мы увидимся с тобой завтра, обязательно, перед твоим отъездом. - Да, конечно! Я оставил Молли свой адрес, чтобы они у тебя его не отобрали - профессор быстро отвечает - не успеют довезти до суда, как тебя освободят, веришь? Ангелы лгут, чтобы держать под контролем чужую боль. - Да... Да Джек, я верю тебе, - его пальцы стерли слёзный ручеек с мягкой щеки, и следующие капли шлепались на его теплую кожу, - Ты ведь говорил, что мы вернем себе нашу свободу. И я верю тебе. Ты должен уехать завтра, чтобы сделать то, что должен. А я всегда буду рядом с тобой, ни на минуту тебя не оставлю. Как я смогу оставить тебя, у нас ведь столько всего впереди, помнишь? Где-то в мире есть река - она очень глубока, И конец её неведом никому. Мы пойдем по ней вдвоем - друг друга за руки возьмем, И найдём, куда она ведет. Голос её задрожал, и она всхлипнула, закусив губу. Г-где-то в мире есть гора - она безмерно высока, И вершину лишь приветствует звезда. Мы отп-правимся вдвоем - до той вершины мы дойдем, И протопчем мы тропинку н-на века. Совсем не в такт, ей становилось всё труднее говорить. Её пробивала дрожь от рыданий, и от этого боль в низу живота становилась сильнее. - Джек, мы увидимся завтра, обещаю тебе. - Да, я буду рядом. - Прошу, отдохни - тебе нужно поспать. - Да, конечно, - офицер поднял Джека за локоть, поднимая с пола. Обмен такой чистой ложью, не отрывая открытых взглядов с самой искренней правдой. Не разрывая их, пока между ними не хлопнула дверь. Оба понимают, что лгут. Оба знают, что она даже не доедет до суда - выбросят по пути в какой-нибудь глуши и пристрелят, как овцу. Таких, как она даже не будут судить. Даже то, что они увидятся “завтра” - такая ложь. Кормят ей друг друга, чтобы не разорвало раньше назначенного.***
А утром - Энжела разбудила суматоха в коридоре и снующие туда-сюда медсёстры. Он даже не проснулся толком, подскочив с жесткой скамьи в коридоре полиции, где он остался ночевать. - Ч-что здесь происходит? Сэр, что такое? - как потерявшийся в толпе ребенок, он хватал каждого офицера, заглядывая в безучастные глаза, пока его взгляд не напоролся на ссутулившуюся фигуру Моргана. - Стивен! Что это все значит? - Тихо, Джек, сейчас тебе нужно успокоиться, - голос священника был низким и напряженным. Если бы Энжел мог себе представить, сколько молитв было прочитано за эти минуты. Но если бы эти молитвы могли как-то помочь противостоять напору Джека. Измотанный с красными глазами от не пролитых слез и недосыпа. Впервые Моргану захотелось попросить у него прощения. - Это Джейн, да? Что с ней?! Я умоляю тебя, я же вижу - ты всё знаешь! - он схватил Джека за плечи, пытаясь его сдержать. Он был не в силах сказать ни слова, просто как рыба открывал рот, - Что...? Пусти меня, Стивен! - юноша с такой силой отбросил Моргана, что тот осел на скамью. Джек с силой открыл дверь, вскакивая в уже знакомый коридор. - Сэр, вам туда нельзя! - офицер с рассеченной бровью, заклеенной пластырем, попытался задержать его, обхватывая руками весь его корпус, но взгляд Энжела упал на широкое бурое пятно, уродливо расползшееся по полу. В той камере, где была его Уотсон. Он замер, сжав руки в кулаки. - Что это? Отвечай мне, что это?! - казалось, от его рёва стекла должны были рассыпаться в пыль. Ударил офицера в плечо, так что тот сразу выпустил его, но нашёлся в момент, как Энжел снова попытался пробиться к тому гадкому огромному пятну. - Джек, Джейн мертва, - тихий голос Моргана в дверном проеме коридора развернул Джека как марионетку, - У нее было кровотечение, она потеряла много крови. - Нет... н-нет, ты лжёшь, - он замотал головой, отгоняя эти слова как навязчивых мух, вгоняющих в агонию адским монотонным жужжанием, - НЕТ! - пнул ногой офицера, не оставляющего тщетных попыток его усмирить, - Это вы убили её! Вы убили её! Джек был вне себя, кидая офицера на бетон, разбивая его лицо в кровь, взбивая его в кровавое месиво; ломая Моргану нос одним коротким ударом, когда он кинулся к нему, чтобы вызволить еле дышащего полицейского; едва не задушив детектива, выбивая из его рук чашку с горячим кофе, подняв его над полом двумя руками за трепыхающееся горло. Игнорируя угрозы трибуналом и расстрелом. Выскочил на улицу, заметив, как в машину скорой помощи вносят носилки. Утро, когда он умер и сам, мысленно, падая на асфальт под градом ударов дубинками. Очнувшись, но не приняв действительность, на жесткой кровати военного домика.