Во имя живых и мёртвых

Она всё больше уставала. Теперь, когда её семья была щедро одарена королевской милостью, работу можно было оставить, но её натура требовала себе занятие, и Маргарита, щуря начавшие слепнуть глаза, шила детские рубашки. Возможно, они никогда не пригодятся Луи и Луизе, но она надеялась, что её труды не пропадут даром. Игла скользила сквозь ткань с мерностью часовых стрелок, отсчитывая минуты, часы, дни, недели... Башня из её сна становилась всё ближе. Порой, кажется, она видела её наяву, но отмахивалась от этого видения – потому что в мире живых ему было не место. Тропа вилась по предгорью. Уже можно было различить отдельные камни. Она просыпалась и снова раскачивала колыбель расплакавшегося внука. И наконец настал тот день, когда рука её коснулась двери башни. Маргарита потянула за ручку и шагнула внутрь, на светлую плитку, залитую солнечным светом из высоких стрельчатых окон. Знакомые глаза цвета гречишного мёда ласково смотрели на неё, растрёпанные волосы щекотали лицо. – Морис... Он улыбался и шептал что-то ласковое, что не доходило до её рассудка. Она плакала, впервые за все эти годы плакала навзрыд, и впервые за всё это время ей не было больно ни капли, словно и тело, и душа – словно они обновились. Осколок чашки, который она хранила все эти годы, выпал из ладони – там, далеко. Здесь она взяла Мориса за руку. – Ты покажешь мне всё? И он с улыбкой кивнул.