Наруто, лорд Редлис

      *Взгляд со стороны.*              Данзо сидел на уже ставшем несколько привычном месте — на лавочке в парке.       В какой момент желание самому поглядеть на джинчурики и оценить его состояние сменилось привычкой, что позволяла расслабиться хоть на недолгое время и отрешиться от своих обязанностей? Это наверное и мозгломы из клана Яманака бы не смогли точно определить… если бы он был настолько глуп чтобы позволить им копаться в своей голове.       Эта мысль вызвала у него желание поморщиться. Найденная и укоренившаяся за столько лет закладка, оставленная его наставником, Тобирамой — Вторым Хокаге, вызывала недовольство. Собой. Наставником. Окружающим миром в конце концов.       Теперь каждое свое действие он подвергал сомнению — его принял он, или навязанная воля?       Впрочем, в этом он видел и положительные стороны. Ну или заставил себя их видеть. Данзо, силой воли, которая казалось, каждый раз, гудит тугими, натянутыми струнами внутри его разума, каждое свое решение теперь анализировал. Со всех возможных сторон.       Неожиданно в этом ему сильно помогла методика Масок. То, чему будущих генинов учат еще в начале третьего года обучения.       Именно под Маской он мог быть не собой, но давление закладки сходило практически на нет, так как она могла помешать в выполнении задания для которого понадобилось использовать эту самую Маску. Пускай Тобирама был не очень опытен в менталистике как таковой, да и откуда — не тот профиль его клана, но предусмотрительности ему все-таки было не занимать. И прописать нужные алгоритмы он смог… кое-как.       На этой мысли Данзо все-таки позволил себе проявить эмоции и поморщиться. Ощущать себя чужим инструментом неожиданно оказалось не столь приятно. Это длилось лишь миг, но и так это было великое достижение в борьбе со столь древней закладкой. Ведь его разум должен быть чистым и не зашоренным.       Как там сказал юный Узумаки? С чистым разумом, пылающим сердцем и холодными руками.       Правда он еще тогда пошутил, что если найти того, у кого разум и руки поменяны местами, то это будет идеальный правитель… Легендарный, потому что хрен найдешь. И Данзо был согласен с обоими этими утверждениями.       Говоря об Узумаки. Сейчас джинчурики, этот невозможный ребенок, чья логика порой выдавала такие фортеля что даже лучшие аналитики Нара бы свихнулись в попытках его просчитать, двигался в его направлении с коробкой бэнто в руках.       — Дедушка-шиноби-сан, это вам, — красноволосый ребенок в опрятном черном кимоно с красной же вышивкой, водрузил на лавочку рядом с главой Корня эту саму коробку.       — Хм… — протянул Данзо, этим самым беря для себя паузу на анализ ситуации. — С чего ты, дитя, решило, что я шиноби? — задать такой вопрос ему показалось правильным. Хотелось услышать логику ребенка, пришедшего к такому выводу, а заодно узнать самому чуточку получше свой объект наблюдения.       — Ваш взгляд, — ему ответили взглядом в глаза, пускай их контакт и длился считанные секунды. — Он очень похож на взгляд тех немногих бывших шиноби, живущих в нашем общежитии, — тяжелый вздох ребенка был полон грусти и сожаления. — Только у них он почти угас… У вас же нет. Я рад.       — Чему же ты радо, дитя? — почему-то будущий ответ показался очень важным.       В ответ ему мягко, но в то же время очень солнечно улыбнулись. Это ему-то, тому, кого прозвали Тенью Шиноби.       — Потому, что несмотря на все, что на вас навалилось за всю жизнь вы все еще живете, — с мягкой улыбкой отвечает джинчурики, после чего уголки его губ опускаются. — А не существуете.       "Это было подло" — про себя подумал Данзо почти что силой воли заставляя свое сердце продолжать биться. Эти слова и то как они были сказаны. Для существа как он, а человеком он себя давно перестал считать — он просто утратил право им быть, были будто каленым железом по самой душе. И в то же время ценность этих слов была многим больше чем кто-либо в этом мире мог бы представить.       — Надеюсь вам понравится бэнто, я старался. Правда я еще люблю и экспериментировать. Так что не заставляйте себя, если вкус окажется слишком непривычным, — и еще раз улыбнувшись танцующей походкой джинчурики поспешил к ожидающим его на расстеленном на траве пледу двум девочкам.       Рядом задрожала тень — один из его сопровождающих бойцов приблизился к своему главе и быстро провел сканирование бэнто. Короткая распальцовка дала понять, что никаких ловушек или опасных веществ выявлено не было.       Потянувшись здоровой рукой к бэнто, старый контразведчик снял крышку и с легкой оторопью посмотрел на содержимое. Внутри оказались пирожки. И, как его усиленный чакрой нюх смог определить, в каждом была своя начинка. Подцепив первый попавшийся, он активировал небольшую фуин на ладони, что чуть ли не на клеточном уровне (если так можно сказать о пирожке) проанализировала содержимое сдобы. Ничего криминально выявлено не было. Разве что повышенно содержимое белка.       Пожав плечами, в конце концов за джинчурики неустанно следят, и использовать его для устранения главы АНБУ НЭ таким образом было бы нереально, а значит — максимум, что грозит Данзо, это несварение желудка, это при условии, что будь он простым гражданским, то… Отбросив последние сомнения пожилой мужчина впился зубами в хрустящую поверхность сдобы. Начинка оказалась яйцом с рисом и пряными травами.       В общем пирожок за пирожком, подвергая их тщательному анализу, мужчина понял следующее: Узумаки прекрасно готовит, а значит надо опасаться повышенного внимания со стороны клана Акимичи, он хочет еще, и желательно с чаем, а еще этот ребенок очень необычный. И, тем самым, в который раз, вызывает в Данзо забытое и не так давно пробудившееся любопытство.       Чего же не мог знать старый контрразведчик, так это того, что старая ментальная закладка дала очередную, маленькую, но все-таки трещину. И в будущем этих трещин должно стать на много-много больше.              *Конец взгляда со стороны*                     Идти танцующей походкой, а не сгорбиться или наоборот рвануть со всех ног куда подальше я мог лишь благодаря опыту и воздействию своего дара на себе же чуть ли не управляя собственным телом как марионеткой. Да-да — эмпат с таким мощным даром может и не такое. Пускай это и в разы сложней чем классическому менталисту.       А еще я впервые за долгое время работая если не на полную мощность, но уж точно очень филигранно, иду не на подкашивающихся ногах. Нет, ноги конечно подкашиваются, но исключительно от нервов, да и то — со стороны не заметно.       Подойдя к девочкам, я позволил утянуть себя на плед Ино и Сакуре, что благодаря собственному опыту прекрасно меня читали, а потому тут же начали хлопотать вокруг. Со стороны это конечно выглядело больше на то, как если бы жертва попала в цепкую хватку двух маленьких чудовищ, что теперь играли с новой игрушкой. Да и Наруко, что благодаря нашему общему дару и получаемому опыту, который передавался между эмпатами благодаря одному лишь присутствию рядом друг с другом, все прекрасно чуяла. Ведь там где классический менталист показывает как надо, уча шаг за шагом, эмпату достаточно раскрыться перед своим собратом.       Вообще сестра мне досталась удивительная. И понимающая.       Да, не малую долю ее понимания можно списать на эмпатию, и будем правы, но она никогда не упорствовала в попытках выведать у меня по поводу происходящего и того, почему я другой раз похож по моральной усталости больше на труп после длительного Круциатуса.       Она будет прекрасной женой для кого-то. Осталось лишь убедиться в том, чтобы этот кто-то сам был достоин ее.       В ответ на эти мысли мне раздраженно фыркнули в ухо и дернули за прядь.       Встречаюсь взглядом с сестрой. Вздыхаю и виновато улыбаюсь. В ответ та закатила глаза и с прищуром улыбнулась. И вновь не сказав ни слова. Если бы она не была моей сестрой. Если бы не было моих жен. Я бы ушел из этого мира прихватив ее с собой. Прорвал бы реальность и просто сбежал бы туда, где бы сделал ее самой счастливой.       Но этому не быть.       Мои любимые со мной.       И кроме их памяти о том, что теперь вполне можно назвать реинкарнацией, у них есть память и об этой жизни, а значит и близкие помимо меня и остальных жен, которых они воспринимают как сестер и любимых. Нельзя столько жить вместе и не испытывать сильный чувства друг к другу. Мне повезло в свое время использовать тот ритуал и тем самым сгладить острые углы между ними. Эх… сколько же времени уже прошло.       Чувствуя, как на губы наползает чуть усталая улыбка, я качнулся назад, тем самым падая головой на колени Сакуры. В ответ та чуть склонилась надо мной, так что ее волосы закрыли мое лицо от внешнего мира. Мы встретились взглядами.       Слова не были нужны. Опыт прошлой жизни, что не принадлежит вообще-то душам обретающимся в этих телах, но ставший главенствующим в этом перерождении, позволял нам общаться без слов, и даже без использования мимики. Лишь взгляд глаза в глаза.       Когда надо будет — мы обговорим нужное и сделаем необходимое, но сейчас мы просто наслаждаемся тем понятным единением, которое со мной могут разделить пока лишь трое во всем этом большом мире. Даже Наруко, ощущая все что чувствуем мы, не способна понять и разобраться в том вихре эмоций. И это к лучшему.       Несуществующий разговор все длится и длится пока наконец губы Сакуры не шевельнулись беззвучно на неизвестном в этом мире языке:       — Ты уверен? Стоит ли?       — Да. Надо ускориться. И как я сказал Данзо — надо жить, а не существовать. Потому форсируем события. Сегодня говорю со змеем и он добудет необходимое для первой фазы. Потом учеба. Интенсивная и развернутая. Это фаза два. К моменту канонного экзамена на чунина все должно быть готово. Третья фаза начнется во время нападения на Коноху. Даже если это нападение мне самому придется организовать.       — Я понимаю почему фуиндзюцу необходимо и столь тобой желанно, о магистр артефактор. Но что на счет второй грани? Ты так до сих пор и не сказал, что это будет.       — Ну… — я прищурился как когда-то делал, в прошлой моей-не-моей жизни. — Для начала надо будет обновить знания сопромата и сравнить с текущей базой и физическими законами. А после коррекции нужных формул этому миру придется узнать что такое настоящий артефактор и чего он стоит даже утратив все свои прежние силы.       — Это не ответ, — хищно улыбнувшись в ответ, та, кто некогда была зубрилкой, а после обернулась некоматой, еще сильней наклонилась, от чего наши носы на миг коснулись друг друга.       В ответ мои губы все так же беззвучно шевельнулись "озвучивая" два слова.       Глаза пока еще девочки широко раскрылись, а рот приоткрылся в удивлении, что несколько секунд спустя сменилось настоящим предвкушающим оскалом — кто и мог осознать всю мощь этой школы шиноби в руках джинчурики так это она. Впрочем она всегда была сообразительной и несмотря на аналитический склад ума, отсутствием фантазии не страдала.       Поздней ночью, можно сказать что почти под утро, убедившись, что сестра спит в своей кровати и точно не проснется до утра в попытках перебраться ко мне в постельку, я выскользнул из нашей квартиры и привычно укутавшись эмпатическим коконом безразличия и несущественного, поспешил в логово безумного Змея.       — Орочимару, как дела с попытками обойти братание?       — Наруто… — печальный вздох в ответ и косой взгляд брошенный через плечо. — На это у меня нет особо времени. Не сейчас. Да и у тебя тоже. Шсшсшсссс…       Я с немалой долью удивления посмотрел на веселящегося чему-то саннина.       — Хм? — вскидываю в лучших традициях Северуса бровь. А поверьте — тот за годы замужества за Джинни, отработал этот навык до совершенства. Да — замужества, потому как по словам сестры: "После всего того, что я с ним сделала и чему подвергла его психику, просто обязана на нем жениться!". Кажется в тот день у него прибавилось еще больше седых волос.       — Ты просто не представляешь, что случилось сегодня на Совете Джонинов, — и какая-то злорадная ухмылка. Впрочем, других ухмылок у него в арсенале похоже и не было.       — Заинтриговал. Просвети, — легко заскакиваю на высокий лабораторный стул и готовлюсь слушать.              *Взгляд со стороны.*              Совет Джонинов важное собрание сильнейших шиноби деревни скрытой в листве. На нем принимают решение об объявлении войны. Заявляют о Союзах и вообще объявляют важнейшие вещи.       Но это редкость. Все-таки мирное время диктует свои условия и порядки. Потому в мирное время это скорей обыкновенная ежемесячная планерка со всеми вытекающими последствиями в виде рутины, унылости и канцеляризма.       В обязательном порядке на Совете Джонинов присутствуют главы кланов — просто не быть на ней не позволит клановая гордость. И ведь не делегируешь обязанности, как это делают группы безклановых избирающие того, кому делегируют свои голоса.       Еще всегда присутствует глава Госпиталя. Но у того другая головная боль — выбить усиление финансирования для своей вотчины и продвижение по иерархической лестнице своих подчиненных.       Ну Хокаге понятно — глава деревни как-никак. При нем неизменные Советники Утатане и Митокадо. И конечно же Данзо — официально как глава клана состоящий из него одного, а по факту как глава АНБУ НЭ.       Орочимару тоже посетил это собрание. Все-таки привычка держать руку на пульсе была у любого опытного и приближенного к политике шиноби. И лучше все узнать из первых рук, а не тогда, когда может быть уже слишком поздно.       Потому сидя в правом дальнем углу, коей он кстати лишь несколько лет назад смог отвоевать у Шикаку Нара, для чего даже был вынужден обучиться точечному проецированию Яки, Змей мог видеть весь зал сразу. К слову — левый угол занимал глава клана Абураме передавая насиженное место по наследству еще со времен основания Конохи. Что тут скажешь — жуководы. Даже Хьюгам с их вечным кирпич-фейсом было неуютно сидеть рядом с представителями этого клана.       И вот стоило Хирузену объявить о начале собрания, как дверь в помещение открылась как бы не с пинка и по проходу между рядами в сторону Хокаге тяжелой походкой прошествовал ни кто иной как Хатаке Какаши.       Уже то, что тот явился с минимальным опозданием было немалым шоком для всех присутствующих.       А уж то, что он был одет не просто в полевую форму джонина, а в клановую форму со всеми полагающимися регалиями, включая пару вакидзаси заправленных за пояс по бокам, а глаз закрывал не хитайате, а "пиратская" повязка, так как на лбу красовалась металлическая полумаска в которой угадывались черты кого-то из псовых.       При приближении к столу за которым сидела верхушка селения, Копирующий Ниндзя демонстративно неспешно, давая понять сидящим на потолке АНБУ что это не атака, извлек из-за отворота тяжелого кимоно свиток. Только не простой вроде для записи или запечатывающего свитка, а нечто намного более дорогостоящее даже на вид. Оболочка свитка, в отличии от стандартной зеленой, была не просто желтой, а золотой с повторяющимся переливающимся узором. Уже это говорило об официальности бумаги.       А уж когда Хатаке подняв руку вверх над головой, тем самым давая рассмотреть вплетенный в шнур, которым был перевязан свиток символ Водоворота, то даже жуки Абураме абсолютно стихли, погружая помещение в такую тишину которую даже в пустом помещении не всегда можно зафиксировать.       — Я, Глава Клана Хатаке, Хатаке Какаши, джонин S ранга Конохагакуре но Сато, также известный как Копирующий Ниндзя или Шаринган Какаши, требую передать мне опеку над Наследниками клана Узумаки — Наруто и Наруко Узумаки, детей Четвертого Хокаге — Минато Намикадзе, Желтой молнии Конохи и Узумаки Кушины, известной как Кровавая Хабанеро.       — П-по какому праву? — чуть ли не взвилась Кохару Утатане, Советница Хокаге.       — По праву личного Ученика Минато Намикадзе, — на стол перед Хокаге лег золотой свиток.       Третий, казалось, смотрел перед собой в пустоту неспешно посасывая мундштук своей трубки.       Тишина начинала давить, а пауза затягиваться. Никто более не решался ее нарушить.       — Или, — наконец изрек Какаши, что все это время пристально смотрел на сидящую перед ним троицу, и на стол рядом со свитком лег танто в белых ножнах. Цвет ножен клинка очень понятно говорил о его предназначении. Еще миг спустя рядом с ним ложиться и его более длинный собрат — вакидзаси. Намек еще более прозрачный чем до этого.*       Да — шиноби не самураи, но и понятие чести у них есть. Как и то, что для каждого шиноби оно свое. В зависимости от воспитания данного отдельными родителями или же и вовсе клана.       — Это не дает тебе права требовать, чтобы оружие деревни… вяк! — вновь не сдержавшаяся Утатане резко замерла смотря на свою грудь. А точней на торчащую рукоятку с кольцом на конце стандартного куная.       — Я, кажется, еще не складывал своих обязанностей Хокаге, чтобы позволять кому-то решать за себя. И тем более не давал кому-либо права вмешиваться в мой разговор с главой клана Хатаке, — неспешно, будто говорит о погоде, а не собственноручно только что казнил своего Советника, протянул Хирузен выбивая из трубки пепел и забивая ту табаком по новой. — Хотя должен признать, что возраст все-таки потихоньку берет свое. И порой принять правильное решение нелегко. Но я исправлюсь, — прикурив от пальца трубку и сделав затяжку, голос Хокаге звякнул металлом. — Хатаке Какаши! Ты получаешь право на опекунство. Условия обговорим позже. А сейчас забери свои клинки — им место в бою с врагами Конохи, а не в плоти своего хозяина.       Хатаке Какаши согнулся в поясном поклоне, после чего забрав клинки и свиток таким же тяжелым шагом покинул помещение. На этом Совет Джонинов был отложен на два дня. Происшествие сильно всех взбудоражило и о планерке можно было забыть.              *Конец взгляда со стороны.*              — Ну как тебе? — Орочимару с любопытством следил за моим лицом.       — Как-как? Это просто…. Фа-а-а-ак… Банта пуду… Ква-а-а куи! — не сдержавшись от пары матерных я помассировал глаза. Вздохнув, кладу на лабораторный стол небольшой свиток. — Тут то, что мне необходимо в ближайшее время. Особенно обрати внимание на то, что обведено зеленым. Это поможет в общении со змеями и обретении серпентарго.       Сказав это отмечаю алчный блеск в глаза Змея. Уж чем зацепить этого маньяка от науки я прекрасно знаю.       — Ладно, а я побежал. Чует мое сердце утро будет веселым, — и окутываясь на ходу в кокон действительно рванул в сторону дома.       В спину мне донесся возмущенный вопль Орочимару, что уже успел добраться до списка и бегло с ним ознакомиться. На губы наползла пакостная ухмылочка. Интересно сколько он сможет собрать по пунктам?       Уже на подходе к дому, когда тот попал в сферу моей чувствительности на меня накатила такая безнадега, что я с огромным трудом удержался от того, чтобы не насадиться на что-то острое. Просто за компанию.       Мысленно выругавшись я ускорился еще сильней — уж такой накал эмоций да еще и в прямом смысле за дверью не мог не разбудить сестру.       Установление с ней эмпатического контакта позволило мне ее хоть как-то успокоить. Но это было сложно — такая сила эмоций ввела ее чуть ли не истеричное состояние. А для эмпата, да еще проецирующего это опасно. Для окружающих так и вовсе многократно. Как бы Резонанс не начался, а то ближайшие районы могут банально вымереть от массового суицида.       Ввинтившись в специально открытое на такой случай подвальное окно я, резко подавил свои эмоции давая себе короткую передышку и тем самым контрастом более-менее приводя сестру в порядок.       Пару раз глубоко вдохнул через рот и медленно выдохнув через нос, я чуть заплетающейся походкой вышел из подвала через двери. Со стороны я выглядел как засыпающий на ходу ребенок, что всю ночь провел работая над чем-то важным или интересным.       Подойдя к двери нашей маленькой квартирки я увидел то что и ожидал — стоящего там Какаши.       Не знаю где его шатало всю ночь, но точно не в теплой кроватке лежал. Скорей всего у памятного монумента, где же еще. Удивительно что мы с ним разминулись — уж такой концентрат эмоций, да еще и такого окраса, сложно пропустить.       Все его тело было напряжено. В руках он судорожно тискал танто. Не знай я ситуации и не ощущай его эмоций точно бы подумал, что он пришел нас убивать.       Вздохнув, нарочито громким шагом подхожу к нему.       Ноль реакции.       Покачав головой все-таки решаюсь коснуться его. Что вообще-то страшно. Реакция джонина да еще настолько взвинченного… впрочем, я наговариваю. Тут скорей надо опасаться порыва самоубится.       От моего касания он вздрагивает всем телом. Голова, кажется, поворачивает со скрипом.       Встречаюсь с ним взглядом.       Миг и с него будто вынули стержень. И взрослый, прошедший войну мужчина, что успел отметиться и в спецподразделении, просто падает передо мной на колени. Из его видимого глаза текут, не прекращаясь, слезы. Он силиться что-то сказать, но видно что горло сжимает спазм не давая издать и звука.       Подавляю желание в очередной раз вздохнуть и делаю шаг вперед обнимая его шею и позволяя уткнуться ему мне в мою детскую грудную клетку.       "Н-да… довели… и он сам себя довел" — все же вздыхаю, пусть и мысленно, гладя Какаши по волосам, пока тот сотрясался в беззвучных рыданиях всем телом. "Вот уж точно ломка личности. Гребаная реморализация. Знал бы как она будет бить по моему дару — хрен бы вообще устраивал все то представление с неупокоенным духом Кушины".       Щелкает замок на двери и почуявшая меня совсем вблизи Наруко вылетает вся в слезах и прижимается сбоку.       Не удержавшись и все-таки вздыхаю настолько шумно насколько это возможно, когда маленькие но такие сильные ручки сестры стискивают меня.       — Ладно, — легонько хлопаю Какаши по макушке. — Пойдем в дом, нам есть о чем поговорить. И не стоит это делать на глазах у возможных зевак. Пойдем… старший брат.       *Все действия с клинками Хатаке говорили об одном — или отдайте опекунство, или позвольте умереть сохранив честь. Танто для сепукку, которое также часто называют харакири. Ну а вакидзаси и то, что он его положил перед Хокаге — чтобы тот самолично срубил ему голову во время ритуального самоубийства. По кодеку самураев боль от вспоротого живота не должна обезобразить лицо самурая в момент смерти. Считается, кстати, помочь уйти собрату самураю с жизни большой честью. Смотрите фильм "Самурай" — там все это хорошо описано. Шиноби конечно не самураи, но Хатаке клан что стоит на перепутье — отец Какаши, Сакумо также в свое время сделал сепукку. И да — белый в японском мировоззрении не только свадебный цвет, но и цвет смерти если что.