Непроходимый тупица

Нередко к верному решению подталкивали сотворённые глупости разного рода недоумков. Нелот успел это прочувствовать. Сегодня настал именно этот миг. Призванный Талвасом Фатрионом пепельный страж другой, нежели те, чьи образцы Нелот успел изучить. Выяснилось, что забредавшие в Тель-Митрин порождения — из одного места, частички пепла слеплены магией, сотворённой одним чародеем. Но кем? И кто этот хитрец, задумавший уничтожить Нелота, причём начавший со слуг? Вароны больше нет. Благо Улвес Роморан вернулся, иначе пришлось бы искать повара. Этот «некто» не захотел его тронуть? Будто знал, что отсутствие обеда не так сильно выбьет из-под ног почву, как тёплого бодрящего чая. — Кстати, где этот тупица? — Релви давно должен прийти. Неужели?.. Нелот поднялся и прошёлся до алхимическго стола и обратно. Если пепельные отродья добрались и до этого управителя, чая, даже дрянного, ещё долго не испить. Пусть Релви многократно недалёкий, однако своей гибелью создаст кучу проблем. А ещё он бесхитростный. Само собой, у Нелота работали самые разные слуги, в том числе и те, что вели разного рода игры. Однако рано или поздно их раскусывали. Релви же прозрачен, говорил всё, что порождал его крохотный умишко. И это хорошо: не нужно отвлекаться, гадать, что он замыслил. Жаль, что чай не умеет заваривать в совершенстве… Варона умела. Она не надоедала болтовнёй, однако какие мысли крутились в голове с уложенными в красивую причёску волосами, оставалось догадываться. Не получилось только у неё скрыть, что ложилась под Нелота без видимого удовольствия. Если Релви делает со всей страстью, его будет сильно не хватать… Впрочем, рано его хоронить. Безмозглые на диво живучи, нетчи-то не вымерли до сих пор! — Где тебя носило столько времени? — возмутился Нелот, когда Релви соизволил появиться. Тот несколько раз моргнул. — Столько?.. Помилуйте, я пришёл, как только Талвас передал, что вы хотели меня видеть. — Он поставил поднос на стол. — Ну-у, сначала вскипятил воду… Соврал? Нелот прекрасно знал, когда начинает закипать вода в таких условиях, в каких он жил. Или Талвас не поторопился передать поручение? Ещё и чай, само собой, далёк от совершенства. Не хуже прежнего, но можно же лучше! Релви будто решил, что раз хозяин его не попрекает, то работать над собой не надо. Сделав глоток, Нелот поймал себя на том, что не так уж и сильно хотел чая. К такому подобию чая из собачьего корня он не привыкнет. Никогда. — Остальное твоё. Допивай! — Нелот отодвинул пиалу и поднялся. — Помилуйте! Можно просто вылью? — Счастье Дроваса Релви, что на Солстейме рос собачий корень. Скажи тот подобное в Тель-Нага, куда заветную заварку привозили купцы, вылетел бы с треском. В буквальном значении. Из верхних покоев. Без левитации. — Только в свою глотку! — Нелот устал от нетчеподобных тупиц. Подойдя к постели, он опустился на неё и закрыл глаза, хотя смысла отдыхать не было. Всё равно завтра его утомят разного рода недалёкие увальни. Кровать прогнулась. — Кстати, совсем забыл: я ещё зашёл к Эленее. Она мазь приготовила, — наконец-то что-то путное сообщил управитель. Снять напряжение ой как надо. — Ну так приступай! — Нелот задрал подол мантии и положил одну ногу на бёдра Релви. Тот живо завозился с пряжкой. Прохладно. Ступни как ничто это ощущали. Зато руки тёплые и уверенные, как всегда. Релви не боялся причинить боль, которая от мази Эленеи проходила довольно быстро. Нелот даже муркнул от удовольствия, ощутив ладони на голенях. Хорошо, только что же с чаем управитель так плох? И язык никуда не годился… Впрочем, язык и губы как раз таки применимы в одном случае к одному месту. Воспоминание лишний раз дало понять, что напряжение надо снять. И что Релви для этой цели более чем подходил. Кто бы сомневался, что он устроится рядом, когда услышит соответствующий приказ? Только что же их, слуг, тянуло импровизировать? Нелот приказал лечь рядом — у Релви же, как всегда, не хватило ума понять всё буквально. Тот попросту навис над ним. Нелот ощутил щекотку волос на лбу, тёплое дыхание на лице и прикосновение губ к губам, лёгкое. Поцелуй получился бы глубже, если бы он позволил. И возбуждающим: опять этот тупица-управитель явно перебивал тягу к спиртному чаем. Одуряюще пахло собачьим корнем. — Это — лишнее. Я тебя не лизаться сюда позвал, — огрызнулся Нелот и оттолкнул управителя. Похотливый огонёк в алых глазах разбавился обидой. — Хорошо, не буду, — и в голосе грустинка, — но мне всегда казалось, что для любовников это обычное дело. Либо Релви много о себе возомнил, либо глупее, чем казалось до этого, если не видел разницы между любовником и дыркой, куда можно сунуть напряжённый член. — Именно: казалось. — Странно, но придавленному управителем Нелоту не было неуютно, тяжело и трудно дышать. Казалось, тот легче даже Вароны, хотя это не могло быть так: бывшая управительница — стройная изящная данмерка, а не крепко сбитая скаалка-норд. Возможно, ощущение из-за того, что явно ощущалось чужое сердцебиение, причём учащённое, потому что у Релви не было груди. Тот додумать, впрочем, не позволил, скатился с Нелота и сел, после завозился с пряжками далеко не изящных туфель из грубой кожи нетча. — То есть для вас поцелуи — более личное, чем всё остальное, — сделал вывод. Нелот не ответил. Не видел смысла разговаривать с согнутой спиной и затылком. И уж тем более не собирался подтверждать правоту. Тупица-управитель иногда бывал на диво догадливым. И, как прочие недоумки, проявлял смекалку, когда это не нужно. — Надеюсь, ты чистый, — проверил Нелот. Если грязный, придётся отослать, чтобы помылся. — Чистый. Я предвидел что-то подобное. — Всё-таки догадливый нетчев выродок! Почему нетчев? Потому что давно известно: у нетчей отсутствовал мозг. Релви привстал и сдёрнул штаны. Бёдра худые. Тощий он — куда более худой, чем казался в одежде. Ягодицы, к превеликому сожалению, прикрыты рубашкой, но наверняка они поджарые, лишённые мягкости. Торопиться, впрочем, некуда. Толкаться между ними и не рассмотреть их смог бы только слепой. Нелот же на зрение не жаловался, несмотря на болезнь. Обошлось суставами. Релви закончил возню со своей одеждой и принялся помогать хозяину. Сначала вцепился в пряжку ремня, после продел ладонь, тёплую, под мантию и погладил живот. Нелот ощутил, как невольно сократились мышцы. — Если расскажете, где у вас чувствительные места, ускорите всё это. — Релви сместил руку выше, нащупал сосок и легонько потеребил. Приятно, но не более. Нелот к подобным ласкам равнодушен. — Там же, где и член, — подсказал он, на что поймал разочарованный вздох. Управитель сжал губы, но нести чушь не стал, а сел и принялся рыться в карманах рубашки. Ну почему таким, как он, приходит в голову портить всё такой ерундой? Не догадался выставить флакончик с маслом на видное место, дурачина! Наверное, и Эленее заморочил голову, дескать, обжёгся, когда просил снадобье. Уж кто, а Нелот знал, что флакончик тёмно-зелёного стекла из её аптеки. Релви раскупорил его, и по запаху стало ясно, что догадки верны: пахло ползучей лозой, резковато, но не сказать, что неприятно. Нелот ощутил прикосновение к члену. Рука горячая, сухая, шершавая, но не грубая. Что это недоумок затеял?.. Головка слишком чувствительная к попавшим на неё каплям. Одна-вторая-третья… Нелот дёрнулся — уж слишком острые ощущения, даэдрически приятные, усилившиеся, когда Релви принялся подушечками пальцев растирать масло. Додумался же до подобного! Словно хотел, чтобы излились прямо ему в руку! Нелот вздохнул и расслабился, осознав, что невольно толкнулся в ладонь. Не хватало кончить раньше времени на потеху неумному слуге, который наверняка возгордится, что способен довести до экстаза одними прикосновениями. Благо тот не перечил, когда Нелот приказал встать на четвереньки и заголить дырку. Ягодицы, как и ожидалось, поджарые, но не дряблые, вполне себе упругие. Дырка… Хм, самая обычная дырка, кожа вокруг неё темнее, чем где-либо ещё. Нелот, придерживая одной рукой подол мантии, второй приставил к ней поблёскивавшую от масла головку и толкнулся. И замер, ощутив сопротивление мышц. — Ни скампа ты не предусмотрел, — упрекнул он Релви. — Как в тисках. Преувеличил и знал это. Каково ощущение, когда член зажат в тиски, за все годы жизни познать ни разу не захотелось. — Простите. Давно… никого! — Релви, тем не менее, подался назад, насаживаясь, медленно, но… не остановился, хотя наверняка ему неприятно. И ведь не солгал: чистым пришёл. Не догадался растянуть себя, отчего казалось, будто Нелот трахал девственницу, пока ещё узкую, чья плоть так крепко обжимала член, что он опасался кончить раньше времени. В молодости так и случалось, только сейчас Нелот давно не юн. — Не торопись! — Он замер. Остановился и Релви. Оба привыкали друг к другу. Отдышавшись, Нелот короткими точками вошёл, глубоко — до самих яиц. И медленно подался назад. Второй толчок получился неглубоким и нерезким. Релви явно любил грубость, иначе бы, недовольно мыкнув, не насадился нетерпеливо, выгнув спину так, чтобы член задевал простату. Не слукавил, пытаясь получить расположение хозяина. Дровасу Релви нравились такие отношения. Стало ясно, когда Нелот перестал его — и себя — щадить и с силой входил раз за разом. Недовольно мычал, когда тот надавливал между лопатками, вынуждая упереться лбом в постель и сильнее оттопырить зад. — Что, думаешь, я позволю кончить раньше времени? — Нелот замер и, по-прежнему удерживая Релви в одном положении, медленно подался назад. — Или думаешь, что мне доставляет удовольствие трахать размякшие после экстаза тела? — Он поддел ладонь под рубашку и медленно провёл вдоль позвоночника. — Не-ет, люблю, когда ёрзают, пытаются поймать удовольствие и обжимают меня. Он не позволил Релви выпрямиться — не силой. Рискованно — играть с пламенем. Легко переборщить. Иначе вспыхнет огонь. Но Нелот меру знал. Его ладонь горяча ровно настолько, чтобы предупредить, а не обжечь. Но Релви и этого хватило. Тот уткнулся носом в простыню, тем самым сильнее оттопырив зад и позволив члену легко скользнуть в себя. Яйца шлёпнули о ягодицы. Нелот замер, глядя на спину, худую, с выпиравшими лопатками; с рёбрами, отчётливо заметными при глубоком вдохе. Когда-то он, подобно большинству, и не взглянул бы на столь потасканное жизнью и по чужим постелям пропитое убожество. Но почему-то именно подобные Релви куда искреннее в постельных утехах, чем изящные любовники, взять хотя бы Варону. Та умела имитировать экстаз, но позабыла, что Нелот — не юнец и фальшивку от оригинала отличать давно научился. Релви же норовил выгнуться, чтобы поймать от ощущения члена в заднице как можно больше удовольствия. Пришлось его успокоить крохотным заклинанием и словами: — Не двигайся, иначе… — Нелот медленно вышел и потянулся за флакончиком, чтобы добавить ещё масла, — не получишь, чего хочешь. — Щедро смазавшись, он приставил к зиявшей дырке головку и резко вошёл — так, что Релви сжался, вздрогнул, но спину не выпрямил. — Не вижу ничего зазорного, чтобы завершить рукой. Смекаешь? Зад был разработан что надо, а поза позволяла легко входить. Внутри у Релви хлюпало от обилия масла, сам он пытался сжать ягодицы, что не могло не польстить — стремился ощутить Нелота в себе как можно более явно, хотя тот толкался отнюдь не нежно. Даже когда остановился, чтобы убедиться, действительно ли управитель так возбуждён, нетерпеливо поёрзал. Нелот убедился, когда завёл руку вперёд и ощупал член управителя. Напряжённый. И яйца затвердевшие — явно полные. Он убрал ладонь, когда Релви попытался толкнуться. Только этого не хватало. Пусть сам развязывается! И так позволил выгнуть спину, как хотелось управителю, и тот теперь бесстыдно расставлял ноги. Но собственный член при этом не трогал, хотя, казалось, от напряжения лопнет — рубашка и волосы на затылке-то взмокли и прилипли к телу! Нелот сам вспотел — от чужой искренней похоти. Наверняка завтра сможет с трудом ступить на больные ноги, если не забудет выпить зелья. Ну и даэдрот с ними, с суставами, не терпевшими резкие движения и «мстившими» нестерпимой болью. Нелоту хотелось потрахаться — и он трахнул собственного управителя, который не просто не возражал, но и желал его — настолько, что вёл себя, как желавший случки гуар, и в экстазе дрожал, плотно обжимая член своими мышцами. …и не озаботился, чтобы постель осталась чистой, забрызгал. Сам забрызгал — сам отстирает — и не только от своего, но и от Нелотового семени, потому что догадался перекатиться на спину, когда всё закончилось, и оно медленно вытекало из задницы. Не пожалел и рубашку, не постеснялся выставить напоказ голый обмякший стручок. Только грудная клетка вздымалась и опадала. Дыхание выравнивалось, а вот взгляд ошалевший. По-доброму Релви, в чьей жизни, скорее всего, не так уж много случалось утех, можно позавидовать. Тот получил наслаждение в полной мере. Трахался не тогда, когда чувствовал, что пора сбросить напряжение, потому что привык к экстазу и перестал видеть в этом нечто необычное. Тупица, в случке искренний. Только от искренности этой даже мантия Нелота каким-то образом перепачкалась в семени. Надо бы снять её. Какие бы хорошие чары ни защищали дорогую ткань, однако краски вылиняют от бесконечных стирок. Нелот поднялся и направился к чаше с давно остывшей водой. Сгодится обмыть член. Он слышал, как возился Релви: наверное, подбирал штаны и нижнее бельё. — Вот это да… Так далеко я ещё не стрелял. Но не волнуйтесь: я всё вытру! — Хоть насовсем приковывай его к постели и присовывай по мере необходимости. Чтобы не нёс раздражающую чушь. Уж кто, а он вытерпит, тем более ему подобное нравится. Нелот же не мог похвастаться подобным. Первый раз, когда позволил взять себя сзади, он предпочёл забыть. Остальные… Никак — так бы он сказал. Давно было, в юности, во время которой чего только не случалось. С той поры много воды утекло, Нелот давно определился, что нравилось ему, а что нет. То, что он не любил остывший чай, ясно как день и ночь. Однако пересохшая глотка считала по-другому. Поэтому Нелот подошёл к столу и взял пиалу с недопитым чаем из собачьего корня. Дрянь! Повернувшись, он увидел Релви, удивлённо таращившегося и мявшего в руке простыню. — Ну что смотришь? — рявкнул Нелот. — Зря надеешься, что изменю о тебе мнение. Чай как был редкостной дрянью, так и остался.