* * *
Мало кто знал, что Искательницу Пентагаст что-то гнетет. Те же, кто хотя бы догадывался, все равно не могли достучаться до нее сквозь броню. «Мы помним о каждом. Мы говорим о вас. Мы помним имена. Мы скорбим», — невольно заучивала Кассандра слова Тревельян всю дорогу назад до Убежища. Если честно, она предпочла бы и дальше держать разум пустым, чем лгать себе снова и снова. А она лгала. Она думала, что это тот самый грех, о котором стоит исповедоваться матери Жизель, но сразу же отметала эту идею. Ей придется признаться, что она лжет усопшим... Как минимум одному из них. А ведь он этого вовсе не заслужил. Почему же она так поступает? И как ей разделаться с чувством, что она предает свою память о самом важном? Ведь она все помнит, но не говорит. Проделав недолгий путь от Храма вместе с леди Тревельян и армией, Кассандра решила, что не станет участвовать во всеобщем кутеже. Брешь закрыта, ей бы чувствовать облегчение, но... Так было, пока у ворот их не встретили жители Убежища, которые дожидались своих спасителей. Среди них, в многоликой и многоголосой толпе, Кассандра сразу увидела ее. Даже вглядываться не пришлось, просто ей в глаза сами бросились золотые волосы и до неестественности спокойное бледное лицо. Эльфийка выглядела абсолютно безмятежной, ведь усмиренным иного и не положено. Кассандра задержала на ней взгляд на несколько секунд дольше, чем прежде. А затем отвернулась и проследовала за Вестницей, изо всех сил стараясь держаться стойко... и не оборачиваться на нее. Ведь она не станет смотреть ей вслед. Такие как она не чувствуют ни обиды, ни горечи, ни грусти, а потому ей незачем провожать взглядом Искательницу Пентагаст. Она предпочитала общество матери Жизель и Флиссы, хозяйки таверны, и Кассандра хотела оставить все как есть. Но, входя в ворота деревни и свято веря, что совесть вступится за проявленное равнодушие, Кассандра и не подозревала, что всего через час она сама заговорит с усмиренной эльфийкой. Потому что (Кассандре не сразу пришло это в голову) Брешь надежно закрыта, и теперь, когда страх неминуемой гибели не гнал вперед Инквизицию в бешеном темпе, нужно было использовать передышку и подумать уже не о собственном спокойствии, а о покое для тех, кто ушел. По всей деревне разжигали костры, звучала веселая музыка. Падал снег. Наблюдая, как молодая эльфийка помогает магам Фионы в их делах, Кассандра решила, что момент подходящий. В другое время ей все может опостылеть; кто поручится, что завтра Искательница не проснется черствой и безразличной? Именно сейчас, пока она еще чувствовала раздражение из-за проклятого обелиска, Кассандра должна была выяснить кое-что. Кассандра дождалась, пока усмиренная покончит с делами, а затем негромко позвала: — Авексис? И та обернулась. Конечно же, без малейшего удивления, словно они с ее давней знакомой — Кассандрой — привыкли видеться и болтать между делом. — Что вам угодно, Искательница Пентагаст? — ровным тоном сказала Авексис. В горле у Кассандры скопился горький комок: она на минутку заглянула в прошлое. Дело в том, что первым осмысленным словом Авексис было имя — «Кассандра». Когда девочке было десять, она молчала. Когда попала в плен к магам крови, то не произнесла ни словечка. Когда ее вырвали из родной стихии и поместили в Круг магов, то не добились от нежного создания ни единого звука. Авексис отвечала только драконам, используя свой уникальный дар. Знание драконьего языка, по мнению окружающих магов, приносило ей одни беды, но оно было частью ее. Образ мыслей огнедышащих ящеров ее очаровывал, а к людям (или даже к сородичам-эльфам) она с каждым прожитым годом питала все меньший интерес. Но однажды... Авексис было не больше двенадцати, когда Искательница — или Правая Рука Верховной Жрицы, награжденная за отвагу спасительница Вал Руайо, Героиня Орлея и так далее — приехала в Круг по делам Ордена. Вот тогда-то девчушка, месяцами ее не видевшая, бросилась к ней и назвала по имени. А потом спросила: «А Галиан тоже приедет?» «Он не приедет, — ответила та, молодая Кассандра, еще даже не подозревая, что спустя много лет имя Старшего Чародея станет для нее запретным, — его не хотят отпускать из Белого Шпиля. Мне жаль, Авексис». И все. Девочка замолчала вновь. С того дня и до той самой ночи, когда на ее высокий лоб нанесли клеймо. Кассандра не присутствовала при ритуале ее Усмирения и ничего об этом не знала. Создатель уготовил Авексис стать одной из тех бедолаг, кого храмовники усмиряли за любую провинность. Сразу после событий в Киркволле. В самый разгар всеобщей паранойи. Все в Круге знали о странном даре Авексис и опасались, негласно ее осуждая. Когда Кассандра встретила ее снова, эльфийка поприветствовала ее вслух как ни в чем не бывало. А драконы умолкли навсегда. Зато ей повезло избежать гибели на Конклаве. Сейчас бывшая магичка смотрела на нее без неприязни или гнева, но Кассандра желала совсем иного. — Вы что-то хотели? — вежливо повторила Авексис. Кассандра решилась. — Да, вот именно. Я... Я должна с тобой поговорить. О важных вещах. — Я внимательно слушаю. Это просто невозможно. Почему Авексис смотрит так отстраненно? Она и до ритуала не была заводной непоседой, но теперь ее вид казался совсем безжизненным. Никогда ни один усмиренный не вызывал у Кассандры такого смятения. — Вообще-то сейчас неподходящий момент, — пошла Пентагаст на попятный. — Я только что вспомнила... Меня ждут. — Хорошо, — кивнула Авексис, — мы можем поговорить позже. — Постой! — эльфийка уже развернулась, но Кассандра снова передумала. «Что, если завтра мне будет уже все равно?» — Лучше сказать сейчас. Где-то неподалеку селяне громко хлопали в ладоши, отплясывая, а из таверны неслись раскаты громкого смеха. Кассандра смотрела в землю, не желая встречаться глазами с равнодушной Авексис. — Вас что-то беспокоит, Искательница Пентагаст. Если я могу помочь, то сделаю это. Дождавшись, пока стихнет хотя бы смех этих выпивох, Кассандра с опаской продолжила: — Ты ведь помнишь Регалиана? Странно, но это имя всегда оставляло привкус на языке — и это был вкус губ самого Регалиана. — Разумеется, — подтвердила эльфийка. — Вы вместе спасли меня в день налета драконов на Вал Руайо. Вас сделали Правой Рукой Ее святейшества, а ему был пожалован титул Старшего Чародея. После этого мы не встречались. Это было... — ...почти двадцать лет назад. Все верно. — Кассандра вздохнула. — Я должна рассказать тебе правду. Когда был взрыв на Конклаве... Регалиан тоже там был. Он приехал в числе прочих магов и... Все прошло. Все уже прошло. Она не должна говорить об этом так, словно рана до сих пор болит. Упрятав отчаяние в дальний уголок сердца, чтобы сосредоточиться на Бреши и Инквизиции, Кассандра мечтала, что однажды не найдет спрятанного. Сейчас она просто скажет правду, потому что Авексис имеет право знать. — И погиб. Его больше нет, — выдавила Кассандра. Вслед за этим она подняла глаза на Авексис в надежде увидеть... что угодно. Любую эмоцию, отражение печали в стеклянных глазах. Но Кассандра увидела лишь собственное отражение. — Это прискорбно, — ответила усмиренная тем же ровным голосом. — Он был хорошим человеком. Искательница отшатнулась. «А Галиан тоже приедет?» — прошептал детский голосок из того уголка внутри, где скрывалось ее отчаяние. В той серой массе магов, храмовников, церковников, всех без разбору, погибших тогда на Конклаве, Галиан был всего лишь одним из многих. Кассандра не позволяла себе говорить о нем, а для Авексис его смерть ничего не значила. Похоже, уродливый монумент был лишь косвенно виноват в том, что Кассандра была безучастна к общему горю. Любой на ее месте сгорал бы от ненависти к самому себе. Ее с Галианом слишком многое связывало, и он достоин того, чтобы о нем вспоминали. Вот только Кассандра... не могла. Ее броня оказалась слишком крепкой. И если сломать ее, то не сломается ли при этом сама Искательница? — Да. Таким он и был. Сказав так, Кассандра захотела убраться подальше отсюда. Если она пойдет рубить манекены, вместо того чтобы праздновать с остальными, это не будет выглядеть слишком странно? Впрочем, когда ее заботило чужое мнение... — Спасибо, что рассказали, Искательница Пентагаст. Уже повернувшаяся спиной Кассандра, к своему ужасу и позору, вжала голову в плечи.* * *
Назавтра ей действительно стало все равно. Вестница Андрасте тоже не испытывала желания веселиться, наблюдая с холма за остальными празднующими, а Кассандра достаточно бродила по военному лагерю, не зная, куда приткнуться и как избавиться от щемящего чувства в груди. Спустя час она составила Тревельян компанию, чтобы просто с кем-то поговорить. Она решила, что в такие счастливые дни никто не должен быть одинок. Охотнее Кассандра помолилась бы в церкви или разбила бы два десятка манекенов, но выражение глаз леди Тревельян настолько отвечало чувствам Искательницы, что ноги сами привели ее на этот холм. Уже потом оказалось, что для Убежища это был последний день: тем же вечером оно обратилось в пепелище, а вскоре здесь появился еще один памятный обелиск того же автора. Прихватив с собой Соласа, Варрика и Блэкволла, Вестница отправилась на дальние подступы к деревне, чтобы держать оборону сколько возможно. Кассандра же в молчании созерцала исполинских размеров дракона, который описывал вольные круги над Убежищем и, судя по его виду, нес смерть всему живому. Вот Кассандра очнулась от оцепенения и принялась зычным голосом раздавать приказы... как вдруг возле нее очутилась Авексис. Ее голубые глаза не мигая смотрели на дракона. — Я не слышу, что он говорит, — тихо произнесла она. — Здесь опасно находиться! Укройся в церкви! — рявкнула Кассандра. — Я... не слышу... что он... говорит... У эльфийки отчего-то дрожали губы. — Авексис... ты же... Пентагаст смотрела на нее, как на икону самой Андрасте. А потом по щеке усмиренной покатилась слеза... Кассандра наконец-то ощутила, что тоже плачет. Впервые с того дня, как взлетел на воздух Конклав. И это стало для нее таким облегчением, что возникшая перед глазами прозрачная пелена не сразу исчезла, а когда всплеск ее эмоций сошел на нет, Авексис уже была у осажденных ворот. И огонь дракона настиг ее именно там.* * *
Чем дольше живешь, тем больше переносишь потерь. Но с каждой из них Кассандра заново училась смирению. Однажды один любопытный дух Тени спросил ее: «Кассандра, а кто такой... Регалиан?» Этот дух влез глубоко-глубоко в ее голову, и хмурой Искательнице пришлось закрыться щитом. Но, хотя она никогда больше не говорила о Регалиане Д'Маркалле из Белого Шпиля или о дочери эльфийского народа Авексис, Кассандре было достаточно помнить о них, ведь их голоса поселились в укромном уголке ее сердца, по соседству с забытым там же отчаянием. Время от времени голосок златовласой Авексис кричал: «Кассандра!» — и Пентагаст улыбалась собственным мыслям. А Регалиана порой невозможно было заткнуть. И его слова, предназначенные ей одной, выражались учащенным сердцебиением. Похоже, Кассандра научилась слышать своих драконов.