На гладь зеркала гляжу, Что грядёт, узнать хочу — И сияющую истину в нём нахожу.
Девушка махнула рукой в мою сторону, и я принялся напевать текст, который аккуратными китайскими иероглифами был выведен без единого исправления:Рассекаю небеса, Взмахом острого клинка — И сдаётся без сопротивления мрачная тьма.
Хёшия подхватила мелодию буквально на лету, выгибаясь и прижимая руки к груди:Буря сомнений сбивает с тропы, В груди не унять волнения шторм.
Я едва не пропустил свою строчку:Но нежен ветер в дыхании весны...
И единым голосом:А, значит, близка наша встреча. Столетиям вопреки Я руку вновь протяну, —
супруга крутанулась на месте, —Из клетки холодных снов С любовью освобожу.
Я замолчал на строчку «В одиночестве болит душа», чтобы сказать фразу, которая поразила меня ещё при первом прочтении:Всегда во мгле ищу тебя...
Мой низкий голос утонул в её звонком:Два серебряных крыла Пусть вознесут к облакам!
Я помнил, что следующий куплет у нас общий, но я решил просто наслаждаться чарующим пением жены. Её голос опутывал, связывал, приковывал к себе. Она была моей личной сиреной.Незримая нить крепка — Ничто не в силах порвать, Звезда пусть укажет путь, Где сможем счастье познать...
Я на выдохе произнёс: — На веки вечные с тобой… — пусть даже этих слов и не было в тексте, но Хёшия на автомате их подхватила и тоже спела то, чего изначально в тексте песни не было:Будем связаны судьбой, Хочу делиться теплом, Дыша одной мечтой.
Заиграл проигрыш. Моя супруга танцевала, полностью отдаваясь музыке.Я мелодию любви Подарить хочу тебе, Чтобы согревала Даже в самый пасмурный день.
Я нехотя опустил глаза в блокнот, всё больше убеждая себя в том, что это песня не о каких-то героях какого-то произведения. Эта песня о нас.Каждый жест и каждый взгляд Скажут больше, чем слова, Исцелит от всех печалей Нежный голос меня.
И её целительная сила вновь коснулась моих ушей.Сладок тот плод, что запретным зовут. Только ради любви готовы рискнуть.
На фразе «Тронув влечения звонкую струну» я всецело осознал это самое влечение к жене. И духовное, и телесное. Отрицать его было уже бессмысленно. Я перестал петь, а просто смотрел на неё.Мы таем кометами в космосе. Столетиям вопреки Я руку вновь протяну, Из клетки холодных снов С любовью освобожу.
На «сигнальной» фразе «В одиночестве болит душа» я сказал то, что было у меня на душе:Всегда в огне ищу тебя...
И не только в огне. Я искал тебя всеми способами, доступными Богу, во всех мирах — людей и духов — и не мог найти. А ты была здесь. Пряталась от меня. Теперь уже не спрячешься. Ты теперь всегда будешь у меня перед глазами. В моих глазах.Два серебряных крыла Пусть вознесут к облакам! Незримая нить крепка — Ничто не в силах порвать, Звезда пусть укажет путь, Где сможем счастье познать.
— На веки вечные с тобой, — я протянул руку в ответ, хватая за тонкие женские пальцы, но те выскользнули из моих. Хёшия покружилась и протанцевала к футляру.Будем связаны судьбой, Хочу делиться теплом...
Вынула скрипку, положила её на плечо.Дыша одной мечтой.
И мазнула по струнам смычком, накладывая поверх ненастоящей мелодии из динамиков ноутбука живую, только что рождающуюся на моих глазах. Одна старая английская пословица гласит, что можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как работает человек. Я могу вечно смотреть на игривое пламя и на Хёшию в объятиях музыки. Скрипка в её руках плакала, плакала слезами боли и отчаяния. И тут Хёшия запела. Выше, сильнее.Когда погаснет солнце И жестокий рок нас разлучит…
Меня все мучительнее поглощала внутренняя жажда покорить её, вернуть. Настолько, что я был готов поставить весь мир на кон.Когда пожар охватит мир И в пепел обратит…
Она бросила скрипку и смычок на постель. — В заветный час… — Хоть сотню раз… — вторил я ей. — Возродимся и снова тебя найду! — эта строчка нашего единения стала взрывом. Когда бы, в каком столетии мы бы ни жили, ты всегда будешь принадлежать только мне. Одному.Столетиям вопреки Я руку вновь протяну…
Хёшия в такт мелодии протянула мне руку.Из клетки холодных снов С любовью освобожу.
Я схватил её за запястье. — В одиночестве болит душа… — Всегда в огне ищу тебя, — я резко потянул на себя. Супруга приземлилась ко мне на колено. Но, казалось, даже не осознавала это, продолжая петь.Два серебряных крыла Пусть вознесут к облакам!
Я положил руку на её тонкую талию и прижал к своему обнажённому торсу, чувствуя каждой клеткой кожи холод её платья и огонь пения.Незримая нить крепка — Ничто не в силах порвать.
Глаза Хёшии были затуманены, словно под гипнозом. Я смотрел в них и видел своё отражение.Звезда пусть укажет путь, Где сможем счастье познать.
Она склонила голову ко мне, касаясь лбом. — На веки вечные с тобой, — выдохнул я ей прямо в рот. — Будем связаны судьбой... — Хочу делиться теплом… — Дыша одной мечтой. Я чувствовал её дыхание, вдыхал его, даря в ответ своё. Ощущал тепло её губ в доле миллиметра от своих. Кончики наших носов касались друг друга как-то трепетно, будто сами не верили в происходящее. Я ювелирностью лёгкостью наклонил голову супруги к себе и заметил движение её холодных пальцев на своей шее и будоражащие скольжение кончика ногтя по мочке уха. Я сквозь туман нахлынувшего желания и пока всё ещё удачную попытку сдерживания себя в узде видел, как Хёшия полностью прикрыла глаза и сделала последнее движение ко мне, и… — Госпожа! …лепестком сакуры на ветру коснулась моей губы, резко отстранившись и уставившись на дверь. Я внутренне взвыл от отчаяния и мысленно уже сжигал на инквизиторском костре служанку, которая без стука ворвалась к нам. — Госпожа! Старейшины здесь! Хёшия вскочила с моего колена и со всех ног бросилась к двери, скользнув по дороге в туфли и бросив мне «Жди меня здесь». — Прошу прощения, что помешала, Ваше Величество, — Мин опустила голову, всячески избегая моего взгляда. Для своего же блага тебе лучше молча ретироваться отсюда. — Пошла прочь. Мой приказ был выполнен молниеносно. Я провел ладонями по лицу, побороздив пальцами прядь волос, и, согнувшись, опёрся локтями о ноги. — А ты долго ещё будешь прикидываться обычным питомцем? Боковым взглядом я видел, как кот, сидевший у порога, шевельнул усами, поднялся, запрыгнул на кровать и свесил с неё лапы в гэта³. Пару ловких движений с трубкой — и меня окутал такой знакомый, но позабытый запах табака. — Совсем совесть потерял. Заявился в дом к девушке, пусть даже и своей супруге, в одних только брюках. Ладно если бы сидели прилично, а то на бёдрах едва держатся. То и гляди упадут. Все тазовые косточки видны. Если о своей репутации не думаешь, то хоть подумай о чести Хёшии. Бедная девушка опешила, застав вас в таком положении. — Я тоже рад тебя видеть, старый друг. Матамунэ выпустил три одинаковых кольца дыма. — Взаимно. Я повернул голову. Матамунэ выглядел точно таким же, каким я его и запомнил. Неудивительно, он же дух. — Спасибо, что охранял её. — Я не мог поступить иначе. Я же дух-хранитель клана Асакура, а она его часть. — Только поэтому? — И потому что она мне нравится. Знаешь, Хёшия – самое верное решение в твоей жизни. Если не единственное. — Я даже не знаю, обидеться ли мне на такое. — На правду не обижаются. С ней ты ведёшь себя не так эгоистично, как обычно. — Так значит, я эгоист? — Ещё какой. Ты хочешь всё и сразу. И тебе безразлично чьё-либо мнение, кроме её. И, может быть, Йо. Но и даже между ними ты не можешь выбрать. Я слышал ваш разговор с Кейко, когда вы приходили в дом семьи Асакура перед свадьбой. Тогда ты собственным ответом подтвердил мои предположения. Ты сказал, что выбрал бы себя, а это значит, что ты бы приложил все усилия, чтобы заполучить и брата, и жену, — Матамунэ даже не старался скрыть свой смех. — Анна права. Йо делает добрее и счастливее всех, кого встречает, а Хёшия именно тебя. Ради кого ты ещё согласился хотя бы на время стать человеком? Ответ был очевиден – не ради кого. Я не собирался оставаться в долгу у этого кота и, вспомнив одно не очень приятное обстоятельство, решил вставать шпильку. — Не очень хороший всё-таки из тебя защитник, коль однажды она напоролась на пьяниц. — Я знал, что Мен защитит её. — Ты так уверен в нём? — Не ревнуй её к нему. Они просто друзья, — дух сузил глаза, превратив их в узкие щёлочки. — Хотя, признаться, это весьма интересно и крайне забавно. — Что именно? — Видеть ревность на твоём лице. Да сколько же можно. — Почему вы все утверждаете, что я её ревную? — Потому что это так. Ты ревнуешь свою жену к маленькому ребёнку. — Матамунэ! А сейчас этот наглый кот уже в открытую смеялся надо мной, стуча трубкой по собственным коленям. — А что, скажешь неправда? Ты настолько не желаешь ни с кем её делить, что и мальчика посадил на цепь, и её саму вынудил открыть миру своё существование, хотя она совсем не собиралась воскрешать для шаманов. Ни это ли эгоизм? — А не эгоизм умереть, а потом воскреснуть и не сказать мне об этом? — рыкнул я в надежде стереть с морды Матамунэ превосходство. — Не обижайся на неё. Она делала это из лучших побуждений и страдала от своего же решения. — Вижу, как она страдала. — Глупец и слепец, — некомата недовольно махнул перед моим носом своей трубкой. — Пока тебе в лицо не сказали, что она испытывает к тебе самые глубокие чувства, ты даже не думал об этом всерьёз. Ты просто воспринимаешь её как свою собственностью. Заруби себе на носу: она не твоя вещь, он твоя жена. Чуть ли ни единственная живая душа на всей планете, которая готова мириться с твоим несносным характером. А ты обвиняешь её в предательстве! Ту, что отказалась тебя убить, несмотря на прекрасную возможность, ту, что вернула тебе мать, которую ты опять же умудрился потерять из-за своей же гордыни, ту, которая дала тебе трон, о котором ты так мечтал, и свободу, чтобы править без каких-либо обязательств. Я, признаться, немного опешил от такой тирады обычно немногословного и тихого Матамунэ. Но кот останавливаться не собирался, а лишь набирал обороты. — А что сделал ты для неё? Вынудил выйти за себя замуж. Раз. Довёл, по сути, до самоубийства. Два. Разнёс новость о её воскрешении. Три. Вернул прежнее тело, уличив в обмане друга. Четыре. Наказал его, несмотря на отсутствие какой-либо вины. Пять. И это всё, не считая того, что твои намерения несколько раз подвергали её жизнь опасности, а сейчас она впутана не в самые приятные хитросплетения политической игры. А вот это уже совсем нехорошо. — Они ей угрожали? — Нет. Ты сам знаешь, они не будут действовать так открыто, — кот тяжело вздохнул, сложив лапы на коленях. — Признаюсь, теперь, когда их нет рядом, я не так переживаю за неё. Но, боюсь, это только начало большого грязного клубка. — Продолжай оберегать её, пока меня нет рядом. Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Она, безусловно, умная девушка, но временами чересчур самоуверенная и недооценивает противника. Матамунэ снял с головы шляпу и прижал к себе. — Стоило пережить эту тысячу лет, чтобы услышать от тебя эти слова. Кот улыбался, тепло и искренне. Как тогда, когда я сделал его нэкоматой. — Дам тебе совет. Брось все эти свои игры и просто признайся ей в чувствах. Она не отвергнет тебя. — Никаких чувств нет. Я просто хочу, чтобы она вернулась ко мне. — Но сначала тебе нужно признаться самому, что ты в неё влюблен. Переубеждать Матамунэ, как показывает практика, бесполезно. Причём чаще всего это кот оказывается прав. Но не в этом случае. Пускай его пророчество о моем одиночестве в тысячу лет и вышло правдивым, и я действительно встретил ту, с которой готов провести жизнь, но о каких чувствах любви с моей стороны не может идти и речи. Это всего лишь уважение, привязанность. Не более. — Скажи, она была счастлива? Матамунэ неопределённо шевельнул усами. — Я бы сказал, что она старалась выглядеть таковой, но… мяу... Двери вновь с грохотом отворились. И меня посетило чувство дежавю. Я только и успел заметить подле себя обычного кота, свернувшегося клубочком на покрывале, как у моих ног на коленях, склонив голову, оказалась служанка. — Ваше Величество! Ваше Величество, пожалуйста, помогите! Упасите духи, чтобы помощь каждому встречному не вошла у меня в привычку. Знал же, что общение с братцем не пройдёт даром. — И о какой же помощи для себя ты меня просишь? Я уже приготовился выслушивать очередные жалобы, как неожиданный ответ обратил меня во слух. — Я прошу помощи не для себя, а для Королевы. — И она точно тебя об этом не просила. — Нет, вероятнее всего, она даже уволит меня за то, что я решилась сказать Вам. Но я посмела думать, что только Ваше Величество сможет ей помочь. От страха передо мной или даже перед Хёшией, её немного потрясывало, и она никак не могла совладать с собой и рассказать, что хотела. Необходимо было немного подтолкнуть. — И в каком же деле я могу помочь своей жене? И почему ты просишь за неё? Девушка набрала воздуха и выпалила на одном дыхании, всё так же не поднимая головы. — Старейшины клана отказываются признавать её наследницей и объявили нового преемника. Ах, вот оно что. Хёшия не хотела, чтобы я лез в дела её клана. Желала показать свою самостоятельность. — У них есть обоснования? — Да, замужняя женщина, взявшая фамилию супруга, не имеет права наследования. — А братьев и сестёр нет. Власть переходит в боковую ветвь? — Совершенно верно. Госпожа не хочет этого допустить. Господин Ишу в отъезде, и неизвестно, когда вернётся. Ваше Величество, — девушка рискнула поднять на меня лицо, и я увидел в её глазах блеск мольбы и надежды, — прошу, помогите. Вас Старейшины не могут не послушать. Не могут не подчиниться Вашему слову. — А что Хёшия? — Они боятся её. Боятся, что она может навлечь на них Ваш гнев. И правильно делают. — А ты, значит, не боишься. Парой минут назад я выгнал тебя отсюда. Ты была уверена, что я не сожгу тебя, только завидев вновь? Девушка дернулась. Страх белой пеленой застрелил её лицо. — Нет, конечно. Но мне нравится моя Госпожа. И я желаю ей добра. Не скажу, что я проникся симпатией к служанке или она просто перестала меня раздражать. Нет. Но желание сделать её ведьмой на инквизиторский костре на время пропало. Я не считал правильным вмешиваться в семейные дела клана Ишу, ставить им какие-либо ультиматумы или отдавать приказы. Нет. Но помочь своей жене — это дело чести. Пускай она сама против этого. Я поднялся. — Они в гостиной? — Да, Ваше Величество. Я направился прямиком в гостиную, Матамунэ засеменил следом за мной. Остановился я только перед закрытыми дверьми, из-за которых были слышно голоса. Кто-то говорил на повышенных тонах. Хёшии слышно не было. И неудивительно. Она выше этого. — Брюки подтяни. Не стоит компрометировать свою жену перед родственниками, с которыми у неё и так натянутые отношения, — тихо практически промурлыкал Матамунэ. — Сколько можно меня поучать? — огрызнулся я, но совету последовал. — Тебя — бесконечно. Жаль, пользы нет. Наглый кошак. Я открыл дверь как раз в момент, когда один тучный мужчина ударил кулаком по столу со словами: — Этот важный вопрос должен быть решён здесь и сейчас. — Настолько важный, что вы решаете его без присутствия главы клана. Я вошёл в комнату тихим прогуливающимся шагом. Люблю появляться эффектно и неожиданно. Пожилые мужчины в длинных одеждах разместились на правом диване, на левом же сидели моложе и в современных строгих костюмах. Между ними во главе стола в кресле, закинув одну ногу на другую гордо высидала, сцепив руки в замок и положив локти на подлокотники, Хёшия. И все они скрестили свои взгляды на моей не такой уж и скромной персоне. В уголках глаз моей супруги мелькнула мимолётная нечитаемая эмоция. — Но и Ваше присутствие нам не требуется, незваный гость. Мужчины синхронно обернулись на этого индюка, осмелившегося подать голос. Лишь Хёшия не отводила от меня пристального взгляда. — Незваный гость, значит, — я улыбнулся, проходя за спинами старейшин, ледяную дрожь которых можно было ощутить за милю и не будучи шаманом, прямо к креслу Хёшии. — Я же всегда считал, что любой шаманской семье за честь принимать меня в своём доме. Неужели ошибался? Или нет? Я же вижу, как холодные слёзы радости стекают с висков этих господ. — Вы не имеет право оскорблять хозяев этого дома! — Молчи, — шикнул на него сосед, старательно ища что-то интересное на полу — храбрость и гордость, не иначе —, и индюк осунулся и насупился. — Хозяев я и не оскорбляю. Не уж-то Вашу гордость я затронул? — я присел на подлокотник кресла слева от Хёшии. Она не шелохнулась. Но я не могу не заметить, несмотря на ситуацию, она держалась расслабленно, словно играла с ними, хотя партия шла не в её пользу. — А если так, то какое отношение Вы имеет к этому дому? — Я наследник клана Ишу, следующий его глава! И на основании этого я требую Вам назвать себя! Я только хотел открыть рот, как Хёшия не в менее ядовитой манере и с равнодушием на лице произнесла: — Дорогая семья, позвольте представить вам Асакуру Хао, Короля-Шамана, Бога, а по совместительству моего любимого мужа. В комнате повисла такая тишина, что можно было слышать, как духи за стенкой шелестят своими нематериальными одеждами. — Ваше Величество, — ближайший ко мне старик предпринял попытку подняться, опираясь на сидение дивана дряхлой рукой с подключенной системой, которая скромно стояла позади него, но я приподнятой ладонью пресёк его порыв. Ему на вид было не меньше девяноста лет, старые глаза слезились, он часто облизывал потрескавшиеся сухие губы, выглядывающие среди седых усов и длинной бороды. Голос его был едва слышим, хотя старик прикладывал невероятные усилия, чтобы говорить. Я уважал старость, и заставлять его вставать для поклона не видел никакого смысла. В отличие от всех остальных, которое даже не шелохнулись. — Простите наше невежество. Мы слишком обескуражены Вашим приходом. Безусловно, для нас это огромная честь. — Не сомневаюсь, господин Ишу. Старик шевельнул бородой, что подразумевало улыбку, и глухо закашлял. — Дедушка, вызвать целителя? — спросила Хёшия обеспокоенно, но я знал эту её интонацию. Это была лишь игра на люди. Но даже она была хоть какой-то реакцией, а не безразличием со стороны других родственников. — Всё в порядке, моя обычная астма, — ответил он, придя в себя. А потом обратился ко мне. — Моя двоюродная правнучка всегда беспокоится за других. — Конечно, добрее её не знаю девушки, — сказал я, кусая себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться. Либо это тоже игра, либо он слишком плохо знает Хёшию. Склоняюсь ко второму варианту. — Отец, не утруждайте свой и без того истерзанный организм разговором, — с правой стороны вновь послышалось тявканье. — Молчи, — резко, в пределах своих возможностей, бросил старик. — Вы только и можете, что предъявлять свои права. За эти полчаса мои уши не услышали ни одного дельного предложения. Теперь говорить буду я. Всё будет в рамках традиций и законов семьи. Вы же для этого меня притащили сюда из больницы. Мне всё больше нравился этот старик. И в точно такой же динамике всё меньше нравились остальные родственники моей жены. — И какой же выход видите Вы, господин…? — Фан, Ваше Величество. И Вам не стоит обращаться к ничтожному мне так, — голос его практически сошёл на нет, но шаман немного прочистил горло и продолжил. — Выход есть. И Ваше присутствие здесь сейчас очень удобно. — Я внимательно слушаю. Я почувствовал движение. Хёшия зашевелилась, сильнее сцепил руки и сжав ноги. — В нашей семье на подобный случай предусмотрен вариант, чтобы наследование не переходило в другую ветвь. В данном случае вместо Хёшии наследовать может её дитя. Ах вот оно что. Хёшия не могла это не знать! Не могла не знать, что без меня не сможет удержать власть в клане! — И я как отец этого ребёнка должен дать согласие, — я не спрашивал. Утверждал. — И не просто дать, но и позволить ему носить вашу фамилию. — Именно так. Я думал. Думал и смотрел в эти блёклые, но хитрые глаза старика. Нужно выйти победителем из этой «клановой» дуэли. Первое. Нужно помочь Хёшии и одновременно с этим утереть нос, поставив в зависимость от меня. Второе. Не отдать им своего ребёнка на растерзание, не выставив себя слабаком. Третье. Связать Старейшин, чтобы они не смели более лезть к Хёшии. Нужен один точный удар. И придумал. — Что ж. Мы же семья, — после этих слов меня охватила жажда прополоскать рот, — и я считаю, что тот факт, что наш с Хёшией ребёнок, — я взял ледяную ладонь жены в свою и тепло посмотрел в её каменное лицо, — возглавит одну из её частей, будет прекрасным решением. Принц или Принцесса Шаманов во главе клана — это ведь честь, не так ли? — я обвёл взглядом китайцев. Они вжались в диваны, и страх отобразился на их лицах. Вы всё правильно поняли, ха. Только лишь Фан облегчённо вздохнул, глухо стуча костлявыми пальцами по подлокотнику. — Да, Ваше Величество. Великая честь. Когда моя душа покинет это тело, она будет спокойна за семью, за то, что она в надёжных руках. — Но до тех пор, пока я лично не провозглашу одного из наших детей наследником клана Ишу, им будет оставаться Хёшия. — Согласен. И бы мог назвать Фана старым идиотом, что он так легко повёлся, но не мог. Он определённо всё понял и был доволен. Казалось, он тоже добился желаемого. Хёшия как Королева может жить пятьсот лет. И сколько бы детей, внуков, правнуков у нас не было, я не приму решение отказаться от собственного дитя, Хёшия будет во главе своего родительского клана. Всегда.* * *
Попрощавшись со старейшинами и уже бывшим наследником, Хёшия, не проронив ни слова в мою сторону, вышла в коридор. Я последовал за ней. Бросив лишь по пути служанке, которая забилась в угол, злобное «Ещё раз выкинешь подобное, вылетишь отсюда», она свернула за угол. Молча пройдя все коридоры, мы вернулись в спальню. Хёшия закрыла дверь на замок — и мою щёку обожгло звонким ударом. Я коснулся пальцами пылающей кожи и слегка растёр. Размял челюсть, которую немного свело. — Удар у тебя стал значительно сильнее. Но я всё же осмелюсь спросить: чем я это заслужил? Я посмотрел на свою супругу. Она испепеляла меня ледяным взглядом. — Скажи. Что в словах «Я разберусь сама» и «Жди меня здесь» тебе неясно? И как ты посмел пообещать им нашего ребёнка? Ребёнка, которого не будет. — Тебе противна сама мысль забеременеть от меня и выносить мне дитя? По тому, что было в этой комнате несколько минут назад, думаю, что это не так. — То, что было здесь, останется здесь и больше не повторится. Ты должен это понимать. Мы договорились остаться друзьями, а у друзей не может быть общих детей. Как показывает людская практика, это не так. Очень часто не так. Я, игнорируя реплики Хёшии, сделал шаг навстречу, становясь в крайней близости к ней. Моя дрожащая супруга гордо вскинула голову, удерживая взгляд. — Ты не ответила на мой вопрос. Скажи прямо: если бы ты понесла от меня, чтобы бы ты чувствовала? Я пытался увидеть в глубине её серых, словно дождевые тучи, глаз истину, понимая, что вряд ли она скажет мне всё, как есть. Она мастер увиливать от ответа. — Наверное, как любая женщина, которой удалось забеременеть от мужа, я должна была бы чувствовать себя счастливой. Но главным чувством, которая я бы испытывала, несомненно, стало бы удивление. — Удивление? Почему? — Потому что я знаю наверняка, что у нас с тобой никогда не будет общих детей. — Откуда такая уверенность? — Да потому что так гласит пророчество. А уж ты-то понимаешь, что они имеют отвратительное свойство непременно сбываться. — И кто же его произнёс? — Кассандра. Я с печальным осознанием распрямился, отклоняясь от Хёшии. — Древнегреческая провидица. О ней я слышал. Провидица, которая никогда не ошибалась в своих видения, хотя ей никто и не верил. Премерзская ситуация. Всегда не любил пророчества в первую очередь из-за того, что они подразумевает вариативность в толковании. И в этом бы тоже следовали разобраться, но, судя по Хёшии, она и сама справилась с этим, придя к такому неприятному для меня выводу. Я услышал тяжёлый вздох. Хёшии присела на край кровати, практики дублируя позу, в которой я находился, разговаривая с Матамунэ. Я видел в каждом её жесте обречённость и с прискорбием констатировал, что вся её печаль обусловлена не неспособностью родить мне дитя, а невозможностью посредством этого решить проблемы с родственниками. — Теперь ты понимаешь, что натворил? Ты пообещал Старейшинам то, что мы не сможем им дать. — А ты внимательно слушала, что я говорил? Хёшия подняла на меня полный непонимания взгляд. Я засунул руки в карманы брюк и сдвинулся с места. — Мы договорились до того, что ты будешь считаться наследницей, пока не родишь ребёнка, к которому этот титул перейдёт от тебя по моему решению. Причём, согласно нашему уговору, ребёнок может быть только от меня и не имеет срока, до истечения которого должен родиться. А твоё пророчество гласит, что детей у нас не будет. А если бы и могли быть, ты в любом случае в выигрыше. Власть остаётся в твоей ветви, по крайней мере до момента твоей смерти. Никто не сможет у тебя её отобрать. — Хао… — Не стоит благодарности. Я просто решил твою проблему. Хотя, честно говоря, я бы посмотрел, как бы ты сама стала выкручиваться. До чего бы сама договорились. Легла бы под меня, если бы не было иного выхода и пророчества. Или под кого-то другого, — я видела, как Хёшии комкает в кулаках одеяло, сдерживая порыв залепить мне ещё одну пощёчину. — Впрочем, тебе это уже не грозит. Затем она произнесла сдержанно: — Что я могу сделать для тебя? — хотя я отчётливо слышал нотки обиды и оскорблённой гордости в её голосе. Я остановился прямо перед ней, возвышаясь неприступной стеной. — Ничего. Хотя нет. Просто ответь. Если я попрошу тебя стать моей женой без всяких подвохов и умыслов, что ты мне ответишь? И под тихое и искреннее «Я скажу: «Я подумаю»» я телепортировался.