Маска

Миура Хару — хорошая девушка. Она счастливо улыбается, выходя к Тсуне в новом белом платье. Которое, к слову, безумно идет ей. Белая ткань красиво обволакивает хрупкую фигуру, не слишком длинный шлейф, придает ощущение полета, а фата, что невесомо прикрывает лицо, выглядит тонкой паутинкой и делает Хару еще больше похожей на лесную нимфу. Невеста что-то весело рассказывает, улыбается так ярко, что кажется, жаркое солнце Италии не способно сравниться с ней. — Тсу-чан, мне идет? — девушка кружится вокруг своей оси, крепко прижимая кулачки к груди. — Очень. Ты похожа на сказочную принцессу, — Тсунаёши улыбается. Но улыбка настолько фальшива, что ей самой от себя противно. В любом другом случае Савада бы искренне порадовалась за подругу, с огромным удовольствием помогала бы выбирать платье, помогала бы украшать банкетный зал и многое, многое другое… И она будет все это делать…С трудом сдерживая, рвущийся наружу вой. Ведь через несколько дней Хару меняет фамилию. Через несколько дней она станет Гокудерой Хару. А Тсунаёши так и останется Савадой. Савадой которая не нужна ему. Маска на её лице вновь срослась. Будто и не было тех долгих лет страданий и неуверенности в себе. Кажется, будто она стала еще крепче. Тсунаёши улыбается, как всегда, ярко. Не подает виду. Не показывает свою боль. Она спокойно слушает болтовню Хару о красивом банкетном зале, о шикарном торте, который она хочет испечь сама и о том, что Гокудера не хочет учить свадебный танец. Тсуна улыбается и не позволяет себе, представлять себя на месте счастливой Хару. Хоть так сильно хочется… *** День свадьбы наступает незаметно. Все слишком увлечены праздничной суматохой, не следя за ходом времени. И только Тсунаёши нервно зачеркивает маркером дни в календаре, все еще надеясь, что это лишь затянувшийся кошмар. Саваду хотят сделать подругой невесты. Тсунаёши сильная, она может справиться со всем (шрамы на теле и душе давно доказали это). Но этого она просто не пережила бы. Она отказывается, списывая все на сильную занятость и дичайшую усталость. Хару ей верит. Сначала в её глазах проскальзывает искра подозрения, но Тсуна развивает её своей улыбкой. Миура расслабляется и просит Хроме стать подружкой невесты. Тсуна думала, что будет проще. Что она сможет помогать подготовиться к свадьбе, что сможет все вытерпеть. Но реальность совсем другая… Тсунаёши запирается в кабинете, разбирая горы документации, которая, казалось, копилась еще со времен Вонголы Примо. Кусает губы до крови, когда слышит веселый смех влюбленных. И работает еще усерднее. Оправдывается тем, что хочет на день празднования быть полностью свободной. Документы закончились быстро, а до свадьбы еще четыре дня. Тсунаёши рвет изнутри на части. Хочется не просто выть, а орать благим матом. Умолять, чтобы все закончилось, как можно быстрее. Но ничего не происходит. В особняке все так же звучит громкий смех, будто издеваясь над ней. Тсуна берет первое попавшееся задание и улетает в Японию. Задание сложное. Даже Хибари отложил его в длинный ящик. Якудза слишком сильная организация. Тсунаёши разносит их за четыре минуты и двадцать семь секунд. Падает на колени и смеется, безумно смеется, срываясь на крик. Вечером она не сможет говорить, но плевать, плевать! Она кричит громко, выплескивая боль. Опустошенная, приходит к родному дому. Там пахнет выпечкой, любимыми духами мамы и еще чем-то неуловимым. Нана ничего не спрашивает и не говорит. Наливает в большую чашку любимый зеленый чай, накидывает на плечи шерстяной плед и обнимает крепко-крепко. Тсуне хочется снова побыть маленькой девочкой. Разрыдаться и пожалеться маме на глупого мальчика, что её обижает. Мама взрослая, она умная и обязательно разберется со всем. Ей безумно хочется, но нельзя… Потому что, мама не заслуживает этого. Потому что мама и так сделала для неё слишком много. Потому что у мамы есть и свои проблемы. И Тсунаёши снова улыбается, отпивая теплый чай и шепча «спасибо». А маска сжигает кожу до тла.

---

Она возвращается в Италию ровно в день свадьбы. И все мнимое спокойствие летит к чёртям. Потому что Гокудера в идеальном белом костюме ведет под руку Хару. И оба они такие счастливые. Тсуна не успела на церемонию бракосочетания. И это, наверное, к лучшему. Она не уверена, что смогла бы выдержать их вечные клятвы в любви. В банкетном зале звучит музыка и громкий смех. Все веселятся, пьют, а молодожены глаз друг с друга не сводят. Тсунаёши тоже улыбается, смеется. И тоже не сводит глаз с молодоженов. Орет на себя, мол «не смотри тебе же хуже!», но поделать ничего не может. Отходит на балкон, чтобы дать себе возможность хоть немного передохнуть. На подоконнике лежат, забытые кем-то, пачка сигарет и зажигалка. Тсуна крутит пачку в руках, долго рассматривая её со всех сторон, смотрит в зал. Никто и не заметил её отсутствия, все продолжают смеяться и веселиться. Шатенка горько усмехается, вытаскивает сигарету, поджигает её и делает первую затяжку. Выпускает сизый дым и снова усмехается. Когда она только успела научиться курить. Тсуна не помнит. Может, тогда когда Гокудера попал в аварию и около месяца пролежал в реанимации? Точно, тогда. В то время, она ежедневно выкуривала по пачке в день, а иногда и больше. Сразу убирала запах рук. Хранители ничего не замечали, хотя косые взгляды Реборна девушка запомнит надолго. Привычки, как таковой, не выработалось, но в тяжелые моменты девушка снова достает, припрятанные в шкафу, сигареты и подолгу курит, всматриваясь в зарево заката. Кто-то нарушает её одиночество. Тсунаёши поворачивает голову, замечая Скалла. Как аркобалено облака оказался на свадьбе четы Гокудера было непонятно. Но против его присутствия никто не возражал. Мужчина молча протягивает Тсуне руку, кивком головы указывая на лежащую пачку. Тсунаёши, так же без слов, отдает её ему. Скалл закуривает и через несколько секунд выдыхает дым, запрокинув голову вверх. В этот момент он кажется особенно красивым. Фиолетовые волосы, что заметно успели отрасти со времен снятия проклятия, развевались на ветру. Цепочка, что проходит от уха к губе, в свете постепенно заходящего солнца немного поблескивает. А подкрашенные глаза и татуировка на левой щеке делают грустный взгляд более загадочным. Тсунаёши встрепенулась. Грустный взгляд? Откуда он мог появиться у вечно веселого Скалла? Он даже не грустный, а тяжелый. От него так и веет отчаянием. Тсуна видела уже такой взгляд, но где вспомнить не может. — И сколько? — внезапно спрашивает аркобалено. — Что? — шатенка округляет глаза. — Сколько ты в него влюблена? — каскадер снова закуривает, — с подросткового возраста, я ведь прав? — Скалл-сан, я правда не понимаю о чем Вы, — девушка старается сделать голос более непринужденным, что получается как всегда идеально. — Ты можешь врать туманникам, хранителям и себе. Но обмануть меня у тебя никогда не получится, — аркобалено поправляет девушке волосы, — и все-таки с подросткового возраста, да? — Да, — Тсунаёши выкидывает окурок и достает новую сигарету. Отворачивается и смотрит на почти зашедшее солнце. Вкус никотина приятно оседает на языке. Тсуна знает, что это яд. Что так она медленно убивает себя. Но умирать от его улыбки в разы больнее… Девушка крутит в руке зажигалку и задумчиво смотрит вдаль: — откуда Вы это узнали? — Твой взгляд выдает тебя, — мужчина усмехается, — ты прекрасно скрываешь свои чувства. Но я вижу тебя насквозь. Потому что, такой взгляд я вижу каждый день. В зеркале. Тсунаёши тяжело сглатывает и смотрит на Скалла. Изучает его глаза очень детально, будто пытаясь залезть в его душу. И резко отскакивает, потому что видит ту горечь, что спрятана за прочной маской… Точно такой же, как и её… Мужчина грустно улыбается и смотрит в зал. Тсуна смотрит в ту же сторону и натыкается взглядом на Лар Милч. — Она всегда считала меня ребенком, не более. А я любил её… Она по-дружески трепала меня по голове, а ночью я выл, сильнее закусив угол подушки. Она отгоняла от меня Реборна и Колонелло, а вечером я отстреливал тех, кто следил за ней. Она делилась со мной своими чувствами и переживаниями, а я помогал ей. И молчал, хоть и хотелось кричать о своих чувствах. Она полюбила другого, а я люблю её… Лар, счастливо улыбаясь, танцует с не менее счастливым Колонелло. А Скалл до боли сжимает посиневшие губы. Тсуна точно знает эту боль, ведь сама испытывала её каждый день. Они продолжают курить. Солнце уже почти спряталось за небосвод. Они стоят молча, ведь темы для разговора не находится. Продолжать теребить и так не зажившие раны не хочется, а говорить на отвлеченные темы — глупо. Скалл выкуривает последнюю сигарету, выкидывает окурок и лезет в карман за жвачкой. Тсунаёши понимает, что сейчас он уйдет и решается задать ему последний вопрос. — Скалл-сан… — Что? — Насколько сложно продолжать носить маску, с тех пор как они поженились? — Первый год особенно плохо. Видеть её счастливое лицо — прекрасно, его — отвратительно. Видеть их вместе больно. Потом свыкаешься. Постепенно, практически незаметно. И улыбка уже не требует особых усилий, и глаза скрывать научился мастерски скрывать. Но, все равно, когда приходишь домой, орать хочется, — он запинается и горько усмехается, — хотя нет, ничего не хочется. Ты просто приходишь опустошенным и падаешь на кровать, сразу засыпая. С надеждой, что она сегодня не приснится. Но ты отпускаешь её, должен отпустить, потому что так она счастлива. — Скалл-сан, почему Вы просто не бросили все это? Почему просто не перестали думать о ней? — А ты бы сама смогла разлюбить? — он усмехается. Протягивает ей пачку жвачек, нацепляет на лицо веселую улыбку, будто это не он только что открывал ей свою душу и веселым голосом говорит: — Ладненько Тсуна, я пойду обратно, а то смотри, и за меня хватятся. Веселой походкой он заходит обратно в зал, где Лар тут же начинает его отчитывать. Скалл непринужденно улыбается и что-то бормочет в ответ. Тсунаёши достает жвачку, закидывает её в рот и заходит в зал, не забыв надеть маску. До конца вечера они со Скаллом больше не пересекаются. В конце вечера, когда практически все были пьяны в стельку, по помещению пошли похабные шуточки, по поводу первой брачной ночи молодых. Савада, которая выпила не так уж и много, только кривилась. Ей хотелось закрыть уши или наорать на своих бестолковых хранителей или, на крайний случай забрать у Зансаса пистолет и выпустить одну или две обоймы в потолок. Но, она лишь тяжело вздыхает и уходит в свой кабинет. Достает из своего шкафа бутылку крепкого виски, подаренного все тем же Занзасом и маршмэллоу от Бьякурана. Как оказалось, такая приторная сладость неплохо подходит к крепкому алкоголю. Янтарная жидкость переливалась в свете настольной лампы. Первый глоток, обжигающий горло и как-то незаметно опустошается половина бутылки. *** Утром у шатенки разрывается голова. На столе стоит не одна бутылка, а пять. А пачка из-под сладостей лежит где-то под столом. Девушка выходит из кабинета и спускается на первый этаж, где вчера было празднование. Там уже давно хлопочут горничные: шарики убраны, остатки еды со столов уже покоятся в мусорках. — Доброе утро, Тсунаёши-доно! — звонко здороваются девушки и парни, на миг отложив свои дела. — Если бы, оно было добрым, — горько вздохнула Савада, на что прислуга лишь понимающе улыбнулась, — вам тут еще долго? — Нет, Тсунаёши-доно, осталось только поснимать украшения и вымыть полы, работы на полчаса, — ответил паренек, который снимал со стены плакат. — Хорошо, как закончите, можете расходиться по домам. — Спасибо, Тсунаёши-доно! Шатенка улыбнулась и вышла во внутренний двор. Она направлялась к своему любимому клену, который всегда помогал ей, успокоится. Каблуки, не снятые с прошлого вечера, тихо цокали, когда она ступала по каменным дорожкам. Аромат цветов кружил голову, а шум ветра приятно ласкал слух. Сев под тенью дерева, девушка согнула ноги в коленях и положила ни них голову. Закусив губу, она тихонько завыла… *** С самого, ужасного для Тсунаёши дня, прошло два месяца. Два месяца, как девушка сидит в кабинете и не вылазит из кипы бумаг. Два месяца, как в особняке слышно смех четы Гокудера. Месяц, как Тсуна умерла внутри. И месяц, как она старается вернуться к прежней жизни. Жизни, где Гокудера не для нее. Весь день Савада приличный босс: занимается бумажной волокитой и отдает приказы. А поздно вечером она превращается в несчастную девочку Тсуну, которая запивает горе крепким виски и безумно сладким маршмэллоу. Раны на сердце болят сильнее, чем самые глубокие шрамы от многочисленных битв, но под тонной алкоголя начинают заживать. Будто кто-то наложил швы. Сначала безумно больно, но потом раны заживают, а на их месте остаются шрамы, напоминающие о них. Но швы имеют свойство, расходится. У Тсунаёши они расходятся. Они сидят вместе с хранителями в одном из залов. В камине горит огонь, на столе стоят несколько чашек горячего чая и даже, вечно хмурый, Хибари соизволил выйти из своего кабинета и присоединиться к чаепитию. Ямомото рассказывает очередную шутку от которой все начинают тихонько смеятся. В комнате царит, по-истине, семейная атмосфера, которой им всем так не хватает. Тсу смотрит на всех своих хранителей, переводя взгляд с одного на другого. Лишь на несколько секунд позволяет себе задержаться взглядом на Хаято. Но, сразу одергивает себя: «нет, он не твой и никогда не будет». Неожиданно, в комнату входит Хару. На ее лица царит улыбка, а сама она будто так и светится от распирающего счастья. — Случилось, что-то хорошее? — тихо интересуется Хроме. — Не просто хорошее, а нечто прекрасное, — восклицает уже Гокудера, и смотрит на своего супруга. Тсунаёши догадывается, но до последнего не хочет верить. Молится всем известным Богам, чтобы в этот раз ее интуиция ошиблась. Но они не слышат ее. — Я беременна! — восклицает шатенка и через секунду оказывается на руках Хаято. Все кричат поздравления и хлопают будущего папашу по спине, советуя, крепится. А у Тсуны в глазах темнеет. Голова начинает кружиться, а к глазам подступать слезы. — Поздравляю, — поджав губы, говорит она, пытаясь сделать голос более радостным. Но не получается. Шатенка срывается с места и убегает. Она слышит крики Ямомото и Сасагавы, тихое «Босс, Вы куда?», от Хроме и даже наяву видит, поднятую, в удивлении, бровь Хибари. Она все слышит, но не может остановиться. Шатенка залетает в кабинет и сбрасывает документы со стола. На пол летит все. Статуэтки, фотографии, многочисленные папки и даже мебель. Тсунаёши кричит, разрывая голосовые связки. Надеется, что хоть так сможет заглушить душевную боль. «Почему, почему она, а не я?!», бьётся в ее голове. Маска вечно веселой девочки разлетается на куски, а с ней взрывается и сама Савада. Когда ребята находят Тсуну, то в шоке замирают перед дверьми. В кабинете все разбросано, стены окрасились в чёрный, а на занавесках и некоторых листах бумаги, все еще, горит алое пламя. Их, вечно улыбающаяся, Тсунаёши сидит в центре этого хаоса, покачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками. — Тсуна, что случилось? Мы можем помочь, — Такеши дергает ее за пиджак, который, в ту же секунду сползает. Его глаза расширяются от шока. Все предплечье было покрыто шрамами, и хранитель дождя догадался, что они явно не от тяжелых миссий. — Не трогай меня! — шатенка бьет его по руке и отползает на метр. Она испуганно переводит взгляд со своих рук на Ямомото и снова хватается руками за голову, — пожалуйста, уйдите, прошу… — тихо шепчет девушка. — Все нормально Тсу, мы поможем тебе… — Я же сказала, убирайтесь прочь! — закричала Савада. Такеши посмотрел на своего босса. Никогда он не видел ее настолько злой и разбитой. Её глаза, которые обычно цветом, теплой карамели, сейчас превратились в два холодных янтаря, а на кончиках ее пальцев проскакивали искорки пламени. Хранитель дождя отшатнулся и медленно начал отходить к двери: — ребят, пошли, я думаю, что Тсуне нужно немного успокоится. Хранители следуют примеру Такеши и медленно выходят в коридор. — Джудайме, что с Вами, я слышал крик? — ситуацию портит, не вовремя подоспевший, Хаято, который все это время, успокаивал супругу. — Я же попросила, убраться вон! — Саваде срывает крышу, и она бросает, чудом уцелевший стакан в сторону хранителей. Такеши, лишь благодаря рефлексам, успевает закрыть двери. Девушка подбегает к ним и закрывает все замки. Сползает по стене и тихонько скулит. *** — Так, кто-нибудь знает, что произошло с Джудайме, — Хаято нервно расхаживал по гостиной, пока остальные расположились на диванах. — Я не знаю, босс, вроде, вела себя как обычно, — тихонько сказала Хроме, держа в руках, уже холодную, чашку чая. — Я не уверен, но… — начал необычайно серьёзно Такеши, — на ее руках я заметил шрамы. И они, определенно, были не от пуль… — Ты хочешь сказать, что зверек резала себе вены? — холодно прозвучало от Хибари. — Я сам не хочу в это верить, но, похоже, что это действительно так… — Но, что послужило этому причиной? — после долгого молчания, решил спросить хранитель солнца, — и почему ей сорвала крышу именно сейчас? — Я удивлен, как она так долго продержалась, — раздался хмыкающий голос, возле входа в комнату. — Скалл-сан, что Вы тут делаете? — удивленно спросил Ямомото. — Ну, если у него в руках папка, то очевидно, что он с посланием от Лар Милч, — сказал, сидевший до этого тихо, Ламбо. — Скалл-сан, а в каком смысле «долго продержалась»? — поинтересовалась Докуро. — Небо всегда очень чувствительно на эмоциональном уровне. Поэтому оно должно делиться переживаниями со своими хранителями. Но Тсу-чан этого не делала. Она все держала в себе и, в конечном итоге, «взорвалась» — выплеснула боль через пламя. Хорошо, что в этот момент с ней никто не стоял рядом, а то бы его просто разорвало, — аркобалено хмыкнул и продолжил, — обычно, если Небо держит все в себе, то «взрыв» происходит, примерно, через год. — А сколько Тсуна держала все это в себе? — Ну, навскидку, лет десять, минимум, — прищурив глаза, будто задумавшись, ответил фиолетововолосый. — Из-за чего у Джудайме этот «взрыв»? — громко спросил Хаято. — Я не могу вам этого рассказать. — Почему?! Ты понимаешь, что ей сейчас плохо?! — Гокудера схватил его за костюм и начал трясти, будто тряпичную куклу. — Я то, как раз, понимаю, — аркобалено перехватил руки Урагана и убрал их от себя, — ей сейчас не просто плохо, ей очень и очень херово, — он бросил папку на стол и развернулся в сторону двери, — передадите ей потом эту папку. — Но, что нам теперь делать? — Единственное мудрое решение — не трогать ее сейчас. Она должна прийти в себя, — с этими словами, Скалл ушел. *** — Ребята, ребята! — утром, напуганная Хроме оббегала все этажи, держа в руках какой-то лист бумаги. В особняке, как назло было пусто. Никого из хранителей не было и девушка, было уж, подумала, что это всего лишь кошмар. Осталась только одна непроверенная комната, в которую девушка, при обычных условиях, никогда бы не осмелилась зайти. Но ситуация была чрезвычайная. — Хибари-сан! — с разгона, открыв дверь, крикнула иллюзионистка. — Чего тебе, травоядное? — как всегда, грубо ответил Кея. — Хроме-чан, что случилось? — обеспокоено прозвучало из угла кабинета. Только сейчас, девушка заметила, что все хранители собрались в кабинете Облака. — Босс, она…она исчезла! — В каком смысле «исчезла»? — прозвучало от Сасагавы. — Я пришла к ней в кабинет, хотела спросить, не нужно ли ей что-то. Дверь оказалась открытой, а внутри никого не было. Я подумала, что она ушла к себе в комнату или еще куда-нибудь, но… — девушка сглотнула ком в горле, — я заметила это… Она дала, не менее, взволнованному Хаято письмо в руки. «Мои дорогие Хранители, Пишу вам я, ваш Босс и, надеюсь, что друг — Савада Тсунаёши. Мне очень жаль, что я бросаю вас вот так, через письмо, но я больше не могу терпеть это. Каждый день моё сердце разрывается, а душа медленно гниет. Возможно, вы уже догадались об этом, но я, действительно, резала себе вены. Не подумайте, я не хотела кончать жизнь самоубийством! Просто… так было намного легче справляться…. Мне жаль, что вы это увидели… Чувствую себя такой грязной…. Но, что-то я отвлеклась. Мне нужно время, чтобы все обдумать, успокоится и прийти в себя. Мне очень стыдно, что я, человек ответственный за столько жизней, вот так бросаю вас. Но, правда, больше не могу… Все свои дела я оставляю на Занзаса (надеюсь, он меня не убьет) Вы очень важны для меня, но я не хочу, чтобы вы видели меня такой. Я не знаю, когда вернусь, но прошу, не ищите меня. Я вернусь тогда, когда смогу «воскреснуть» из ада своих мыслей. Искренне, ваша Савада Тсунаёши…» — Мы должны немедленно найти ее! Вдруг, с ней что-то случилось или ее похитили?! — как только Ураган дочитал письмо он начал быстро ходить по кабинету, набирая чей-то номер. — Не смей этого делать, — грозно прорычав, ответил хранитель облака. — Какого хера, Хибари?! — Если ты не понял, тупое травоядное, то она ушла из-за тебя. — Ты о чем?! Я никогда и ни за что не причинил бы вред Джудайме! — А тебе не показалось странным, что зверьку сорвало крышу, когда Хару объявила о своей беременности. Гокудера замолчал и в удивлении, прикусил губу. — То есть, ты хочешь сказать, что Тсуна была влюблена в Хаято? — прозвучало от Ямомото. — Именно. — И смотря на шрамы, — Такеши грустно улыбнулся, — она любила его очень долгое время. В комнате воцарилась гробовая тишина. Каждый обдумывал слова, которые сейчас услышал и составлял их с событиями, происходившими на протяжении всех этих лет. Гокудера осел на пол, зарывшись руками в пепельные волосы: — Из-за меня. Это все из-за меня… — Это не только твоя вина, — Хроме положила руку ему на спину, — каждый из нас видел, что ей плохо, но никто не хотел замечать. Я, как туманник, должна была заметить это. — Нет, это моя вина! — он резко вскочил на ноги, из-за чего девушке пришлось отскочить, — если бы я знал, что Джудайме любит меня, то я бы… — Что ты бы сделал?! Что?! — вспылил Такеши, — думаешь, смог бы ей помочь?! Смог бы полюбить ее в ответ?! Хаято замолчал и опустил голову. Действительно, что он мог сделать? Он не смог бы полюбить ее в ответ, ведь его сердце уже было занято другой кареглазой шатенкой Да и в Саваде он видел только друга, не больше. — То, что ты не знал о ее чувствах, помогло ей все это время жить, нет, существовать, — после минутного молчания продолжил Ямомото. — И что теперь делать? — спросила Докуро. — То, что она просила — оставить ее в покое, — ответил Хибари и, забрав со стола папку, направился к двери, — отнесу Занзасу отчет и вам советую не задерживаться с ним. — И нам продолжать жить дальше без неё? — Если это поможет ей справиться, то да. *** Шум океана приятно ласкал слух. Теплые волны касались ног девушки, а солнце приятно согревало своим теплом. Тсунаёши смотрела в синюю даль неба и думала о чем-то легком. Она сама не могла уследить за ходом своих мыслей, да и делать это как-то не очень и хотелось. — Не боишься заболеть? — прозвучало откуда-то сверху. Теплые мужские руки, накрывают ее спину большим махровым полотенцем. Полотенце ярко-жёлтого цвета и из-за этого, кажется еще теплее, будто кусочек солнышка спустился с небес, чтобы согреть ее. Или ей так тепло от заботы этого человека? — Почему ты это делаешь? — Потому что ты промокла и можешь легко заболеть, — он хрипло смеется и гладит шатенку по волосам. — Ты знаешь, о чем я. Парень тяжело вздыхает, садится рядом и притягивает девушку к своей груди: — ты такая глупышка. — Нет, дурак здесь только ты, — буркнула девушка. — Зато влюбленный, — он улыбается и целует ее в макушку. Они сидят молча, слушая шум океана и ветра. — Ты же знаешь, что я не люблю тебя. Зачем ты себя мучаешь? Я же знаю как тебе плохо. — Без тебя еще хуже. — А если я не смогу полюбить тебя также сильно? — Мне будет достаточно того, что я могу любить тебя. — Зачем? Я не заслуживаю этого… — Не смей так говорить, — он хмурится и крепче сжимает шатенку в объятьях, — ты как никто другой заслуживает счастья. Тсунаёши расслабляется в сильных руках и закрывает глаза Прошло уже так много времени с тех пор, как она ушла. Раны, безусловно, болят, но уже не так кровоточат. Возможно, причина этому время, а возможно он. Тот, кто поддержал ее, кто любит ее и кто… начинает влюблять ее в себя? Тсунаёши не знает точно. Но она уверенна, что маска разбилась не зря. Если он также будет любить ее, если она будет счастлива, то она готова пережить все это тысячи, миллионы раз. И она переживёт, ради себя и ради него…