***
Минако, не поднимая головы, устало волочила ноги, пробираясь сквозь толпу людей, покидающих самолет. Данный полет из Гонконга оказался особенно тяжелым, и включал задержку рейса, смену выхода на посадку и постоянный страх того, что кто-либо узнает ее, несмотря на маскировку. Когда она добралась до своего кресла, ей не хотелось ничего другого, кроме как провалиться в сон, но он всячески ускользал от нее — стоило ей сомкнуть глаза, как она видела его, и воспоминания обрушивались с новой силой. Она попыталась отстраниться от них, переключившись на написание новых текстов для своих песен, но все слова возвращали ее к «Серебро стало серым», а, значит, и к воспоминаниям о ее последнем концерте, когда она чуть не разрушила собственную гримерную. И воспоминаниям о нем. Она попробовала послушать музыку, чтобы заглушить шум в своем сознании, но мелодия напомнила ей о том дне, когда лорд Цоизит играл на рояле невероятно завораживающую мелодию в Консерватории Золотого дворца. И еще там был он. После концерта, они отправились в сады на «поиски принцессы Серенити», но провели весь вечер за обсуждением тактических приемов. До чего у него был захватывающий ход мыслей! Так невероятно медленно протекал ее полет. Она не могла найти удобного положения в кресле, а любой мало-мальский шум не давал ей расслабиться. Когда самолет добрался-таки до Токио, она оказалась еще более разбитой, чем когда садилась в самолет. Но, к счастью, никто ее не узнал, и, как она смогла заметить, вокруг не оказалось ни одного папарацци, и ей осталось лишь надеяться, что те пока не прознали про ее прилет. В терминале было тихо, и это приносило своего рода успокоение. Она с силой заставила себя пройти дальше, ниже склонила голову и продолжила свое движение вместе с потоком людей. Она не потрудилась проверить багаж — Артемис проследит за тем, чтобы все вещи были ей доставлены. Ее сердце болезненно сжалось при мысле о ее хранителе и друге — она не смогла даже посмотреть на него, когда прощалась с ним в аэропорту. Она безмерно любила его, но не могла вынести сдержанного осуждения в его взгляде. Территарианец никогда не был достоин ее, в особенности тогда — понятие достоинства, в принципе, не относилось к ним. И она сама в это верила. Верила… — Серенити, как ты могла? — воскликнула Венера, когда магия телепортации рассеялась. Она только сейчас смогла вернуть принцессу к ее дневным занятиям. Как ей теперь объяснить отсутствие принцессы на утренних уроках, и то, что она не показалась на полуденном собрании двора? Все будут смотреть на нее, на личную охрану принцессы, в поисках ответов. Как же унизительно будет сказать, что она не могла оторвать принцессу от Терры! — Успокойся, Венера! — со смехом пожурила та. — Я находилась в полной безопасности. — Я беспокоюсь не о твоей безопасности! — отрезала Венера. — Ты нарушила закон своей матери, великой королевы, причем сделала это настолько непочтительно! — голос Венеры стал ниже, и походил на рычание. — Ты тесно общалась с территарианцем! — Ага, — признала Серенити. — Как и ты. Спина Венеры напряглась на этих словах. Серенити с кокетливой скромностью улыбнулась: — Лорд Кунцит был весьма впечатлен тобой, и, осмелюсь заметить, что и ты им, — она развернулась к своей словно громом пораженной хранительнице. — Еще ни один мужчина не видел тебя в таком виде! — она указала пальчиком на наспех собранную прическу: в тот день в ее волосы была вплетена лишь одна красная лента. — Какой скандал! — продолжила дразнить Серенити. — Леди Венера была замечена на Терре с распущенными волосами, — она захихикала. — О, а еще ты рядом с ним словно язык проглотила! До чего прелестно! Венера глубоко втянула ноздрями воздух, стараясь успокоить нервы. — Рекомендую тебе замолчать, пока ты не выглядишь, как полная дурочка. Ты опозорила королевство — Терра запрещена к посещению. — Почему это? — спросила Серенити. — Вот Эндимион говорит о… — О, Эндимион! Эндимион! — вскинула руки Венера. — Серенити, он территарианец! Он скажет тебе что угодно, чтобы овладеть тобой! Серенити развернулась на каблуках и дала Венере пощечину, чем полностью лишила ее дара речи. Сапфировые глаза Серенити разгорелись огнем, когда она отчеканила: — Попридержи язык, Венера. Ты оскорбила мою честь: я не уличная девка легких нравов. Я — принцесса Луны, и я всегда распознаю чистую душу, если встречусь с такой. Венера сделала глубокий поклон. — Простите меня, Ваше Высочество. Я не хотела Вас обидеть. Я просто хочу, чтобы Вы были осторожны. — Я осторожна, Венера, — прохладно заметила Серенити. — Но я, в отличие от некоторых, знаю разницу между осторожностью и страхом. Найди правду в своем сердце: ты боишься за мою безопасность? Или ты просто злишься из-за того, что все, во что ты верила касательно Терры, оказалось неправдой? Это все оказалось неправдой. Все, до единого слова. Одинокая слеза соскользнула с ее щеки. Серенити была права, а она ошибалась. Если бы только она быстрее избавилась от этих предрассудков, она смогла бы дольше наслаждаться отношениями с ним, но все, что у нее осталось, это воспоминание о единственном поцелуе на ее руке, и удушающий страх, что она больше никогда его не увидит. Толпа достигла широкого коридора, открывая выход. Никаких вспышек камер, никаких громких вскриков и вопросов от репортеров. Ничего. Прекрасно. — Ви-чан! — раздался голосок Усаги из-за ограждения, который разделял пассажиров от их семей и друзей. Она энергично махала рукой, и Минако расслабленно улыбнулась при взгляде на подругу, которая символизировала, что теперь она в безопасности, и никто больше не найдет ее. Теперь она сможет укрыться от всего мира и отдохнуть. Усаги крепко обняла ее. — Добро пожаловать домой, — прошептала она. — Спасибо. Усаги посмотрела за ее спину, высматривая что-то. — А где Артемис? Минако была благодарна тому, что эмоции в ее глазах скрывались за солнечными очками. — Завершает дела в Гонконге — отмена турне непростое дело. Он вернется на следующей неделе. Усаги понимающе кивнула, и вместе они покинули аэропорт. Минако проронила лишь пару слов, когда они добрались до машины. Усаги задала ей пару вопросов про турне, но не настаивала на оживленной болтовне, уважая желание Минако немного помолчать. Она не сказала ни слова, когда они выехали на дорогу, ведущую в Джуубан. Солнце уже взошло высоко в небе, давая понять, что утро закончилось. — Хочешь остановимся позавтракать? — Нет, — ответила Минако. — И даже на чашечку кофе? — вновь попыталась Усаги. — Нет, — подала голос Минако. Она прислонилась головой к стеклу закрытого окна, наблюдая за проносящимися картинами. — Я просто хочу спать. — Хорошо, — согласилась Усаги. — Мы будем в квартире через час, а там ты сможешь проспать хоть целый день, а то и весь завтрашний, если захочешь. Но должна предупредить тебя, что у меня и Мамору завтра занятия, так что если ты проснешься, и никого не будет дома… Хотя… — внезапно она замолкла. — Хотя? — спросила немного заинтригованная Минако. — Так, ничего, — отмахнулась Усаги, хотя ее тон явно говорил о том, что это далеко не «ничего». — Просто… Давай пока скажем так: кое-что произошло, пока тебя не было, и это кое-что очень тебя удивит. Так что, когда ты проснешься, и, если кто-то все же будет дома, не удивляйся. Минако попыталась придать смысла высказыванию Усаги, но ее уставший, измотанный и не акклиматизировавшийся после перелёта мозг не смог этого сделать, поэтому она лишь рассмеялась над абсурдностью данного высказывания: — И как это понимать? Усаги загадочно улыбнулась: — Увидишь.***
— Опаздываю! Опаздываю! Опаздываю! Он просто терпеть этого не мог. Каждый вторник и четверг он бежал по кампусу, молясь, чтобы не опоздать, но сегодня все шло совсем из рук вон плохо. Он совсем потерял счет времени в инженерных лабораториях — и кто мог винить его за это? Он находился в одном шаге от прорыва в области манипуляции энергии (концепт, который сложно объяснить, и с которым невозможно работать), и он был так близко! А сейчас он опаздывал на астрономию. До чего плохой день. Крепче прижав к себе пачку бумаг и увесистую папку, молодой ученый нырнул за угол, прорвался мимо щебечущей парочки и чуть не споткнулся на ступеньке, но сумел, кое-как, удержать равновесие. Он чувствовал, как листы вот-вот выпадут у него из рук, но он старался изо всех сил удержать их, хотя чувство равновесия не было на его стороне. А вот и дверь! Он почти добрался. Он притянул свою ношу выше, перенес вес на одну ногу, потянулся к двери свободной рукой, после чего ввалился в дверной проем… … и столкнулся с другим студентом. Листы разлетелись по всему полу, его тетрадь улетела в другой конец комнаты, а сам он лихорадочно принялся разыскивать свои очки. — Черт возьми! — выругался он по-английски. Если он потеряет очередную пару своих очков, Нару убьет его. А уж за эту пару так точно — ее она специально заказала из Англии! До чего приятный и продуманный подарок — она точно знала, как сильно он любит английскую культуру, а эти очки великолепно ее олицетворяли. И он пообещал, что с ними ничего не случится! И, вот, пожалуйста, он ползает по полу, слепой, словно летучая мышь. Какие-то вещи никогда не меняются. — Вот. Кто это? Голос оказался ему незнаком. Он точно не принадлежал профессору Тошиги — профессор Тошиги, все-таки, женского пола, и голос у нее намного выше, тогда как с ним заговорил мужчина. Голос был звучный, глубокий, в нем чувствовалась мудрость, и слышался акцент — возможно, говорящий родом не из Японии. Интересно. Он с благодарностью принял очки. — Спасибо. Он начал пристально осматривать свои очки в поисках царапин или сколов — параноидальная привычка (Нару же заверила его, что эти линзы не царапаются), но лучше убедиться наверняка. Он с осторожностью протер стекла рубашкой, а затем надел очки на нос, и мир снова стал четким. Он улыбнулся, хотя улыбка быстро сошла с лица, стоило ему увидеть беспорядок на полу. Его записи были разбросаны повсюду! Все перемешалось! На то, чтобы привести все в порядок, у него уйдут дни (ладно, несколько долгих и занудных минут, но это все равно потеря времени!). Он принялся собирать бумаги по полу, после чего потянулся за внушительной папкой на кольцах. Если только они открылись… Но этого не случилось — кольца пережили падение, оставив все внутри на своих местах. Он протяжно выдохнул и погладил ценную папку — все его секреты остались на месте. Он вновь собрался было заняться бумагами, но обнаружил, что все они уже аккуратно сложены на столе учителя. — Оу, — Он поднял их и положил на свою тетрадь. — Спасибо, сэр, — сказал он, обращаясь взглядом к новому учителю, но стоило его глазам остановиться на его лице, как он замер. Ощущение оказалось поистине неописуемым, и он продолжал глазеть на него, словно рыба — он никогда не видел этого человека, но он словно прекрасно его знал. Очень странно. Шок оказал чуть меньший эффект на Унами Сею, которому звезды уже успели открыть лицо этого парнишки, и которого они же предупредили о скорой встречи с ним. Хотя Сея не мог видеть его лица, он мог прочитать колебания его ауры и души. Мальчик находился в первоначальной стадии пробуждения — самой начальной, и его сознание пока не могло полностью справиться с навалившимися ощущениями, оставив его в полном замешательстве. Если Сея не ошибался, а он никогда не ошибается, то мальчик придет в себя через пару мгновений. И, словно услышав его мысли, молодой ученый дважды моргнул, протер глаза, словно стараясь справиться с приступом головной боли, пробурчал что-то нечленораздельное и отправился на единственное свободное место. В самом конце класса. Как же он не любил сидеть на задней парте — там слишком сложно сконцентрироваться, ведь сознание пытается уплыть куда-то не туда. Как же тяжело сохранять интерес на столь примитивных занятиях — о, до чего же пала наука. Он плюхнулся на стул, провел рукой по волосам, снял очки и протер глаза, протер очки, вновь водрузил их на нос, вновь снял их, поднял их на затылок и вновь протер глаза. До чего же разболелась голова. — Умино? — Хм? — Умино посмотрел на говорящего, после чего вновь надел очки. Макото взглянула на другой конец комнаты, где новый преподаватель как раз начал свою лекцию, после чего вновь посмотрела на него: — С тобой все хорошо? — Разумеется, — ответил он тоном, который едва ли был похож на его собственный. Ответ был краток, резок и в нем слышались нотки раздражения, словно вопрос не стоил его времени. Но вот что стоило его времени, так это глаза учителя. Слепота, это одно, но вот слепота, связанная с магическим ядром — это уже совсем другое. Ухмылка затронула уголки его губ, и он удобнее устроился на жестком стуле, позволив своему сознанию сосредоточиться на других вещах. Без помощи магии он мог бы вылечить слепоту, используя примитивные современные технологии, которыми так гордилось человечество… Но вот излечить магическую слепоту… Это уже совсем другой разговор.***
Макото не знала, что ей делать, что думать и во что верить. Она что, спала? Нет. Ее спина все еще болела от того, что в нее влетел Умино, но если бы он этого не сделал, то она, скорее всего, так и продолжала бы стоять перед всем классом. Приход Умино помог создать великолепное прикрытие, чтобы улизнуть и занять свое место. Она не знала, сможет ли она это вынести, в особенности, после последних двух недель. Почему Судьба играла с ее сознанием? Зачем? Почему новый учитель астрономии выглядел в точности, как он? Нечестно! Просто нечестно! Неужто судьбе было угодно, чтобы она страдала? Неужто она хотела лишний раз напомнить ей, что ей суждено жить в одиночестве, ведь ее родственная душа мертва? Неужто?! Хотя… Если немного склонить голову… ага! Это не он. И вовсе на него не похож. Его волосы какие-то… взъерошенные! И… длинные! Хотя, и его волосы были длинные… Но не такие длинные! И более ухоженные. Его волосы всегда были безукоризненно собраны в низкий хвост. А у этого парня, Унами Сеи, волосы были повсюду! И голос у него не такой глубокий (или слишком глубокий)? Хотя и теплый, обволакивал ее кожу, словно шелк. Не обволакивал! Нисколечко! И уж точно не отражался в ее сознании, когда он столь чувственно рассказывал о звездах. — Хватит! — зарычала она самой себе. Ей пора прекратить размышлять об их учителе на замену и его схожести с Нефритом! Нефрит был благородным, сильным, и нежным, и добрым, и умным и его руки аккуратно дотрагивалась до ее лица, словно она — нежный цветок! В точности как тогда, когда профессор Унами поймал ее, когда Умино натолкнулся на нее. Нет! Нет! Нет! Она отрицательно затрясла головой. Макото, сконцентрируйся! Хватит мечтать наяву! Ей нужно придти в себя. Она пришла сюда, после того, как пропустила целых две недели, значит, она уже молодец. Ее стипендия напрямую зависела от хороших оценок, и если она ее потеряет, она не сможет завершить курс, а значит, что ее мечте открыть собственную пекарню придет конец! Поэтому ей надо сконцентрироваться. Но как ей это сделать, если он продолжает смотреть на нее? Соберись, Макото! Он не смотрит на тебя, он ведь слепой! И эта мысль, словно камень, застряла у нее в горле. Да, он слеп, но он двигался с грацией человека, который видел все. И он вновь посмотрел на нее. Эти глубокие серые глаза смотрели на нее… … приглашая ее присоединиться к их лекции в полях. Юпитер взглянула на молодых девушек, одетых в атласные платья с оборками и рюшечками, которые стояли за спиной лорда Нефрита, словно он, подобно щиту, мог защитить их от нее. Она посмотрела на свою кожаную боевую униформу, внезапно почувствовав неловкость. Она ведь пришла на тренировку, а не на прогулку в полях. И она была уверена, что другие чувствовали то же самое. Большинство смотрели на нее со страхом, или даже с отвращением. А одна особа в длинном красном платье и аккуратным носиком даже нарочито громко шепнула своей подруге: — Не уверена, что хотела бы делиться нашей культурой с небесной ведьмой. Юпитер вспыхнула от данного высказывания — от непочтительного тона в ней разгорелся гнев, а между пальцами засверкала молния. Но прежде, чем Юпитер успела бы преподать напудренной пигалице урок, в разговор вмешался лорд Нефрит. — Леди Эмилия, это было несколько невежливо. Просвещение свободно для всех, кто его ищет. Леди Юпитер является гостьей на нашей планете, и, если она того пожелает, она может вобрать любую информацию, которую пожелает. Включая прогулку по полям? — последняя часть была адресована непосредственно ей. От одной только мысли, что он хочет, чтобы она пошла с ними, в груди что-то приятно затрепетало, от чего перспектива провести день с этими жеманницами уже не казалась такой удручающей. Одна из девушек, невысокая молодая девушка с вьющимися рыжими волосами и блестящими глазами, отделилась от остальных: — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, леди Юпитер, — предложила она с поклоном, — будет весело. Лорд Нефрит будет читать лекцию о ботанике, территарианской науке о цветах. Вы любите цветы? Вопрос был задан без тени сарказма — она искренне интересовалась. — Я… — начала Юпитер, смотря на Нефрита, и, впервые в жизни, ощущая себя не в своей тарелке. — Должна признаться, цветы встречаются мне довольно редко, — данные слова явно расстроили девушку, поэтому Юпитер поспешно добавила: — Но я люблю смотреть на них, когда мне выпадает возможность. — Чудесно! — воскликнула девушка. — Тогда Вы точно должны присоединиться к нам, — она взяла Юпитер за руку и подвела к остальным. — Вот и прекрасно, — произнес Нефрит с улыбкой. — Тогда отправляемся. Небольшая группа отправилась в поля с дикими цветами, окружающими стены Золотого дворца. Нефрит говорил спокойным и мягким голосом, которому даже не мешал ветер — все слова слышались отчетливо. Он указывал на определенные цветы, рассказывая о различиях каждого вида, количестве лепестков, не забыв упомянуть о процессе, известному как фотосинтез. Юпитер, неожиданно для себя, оказалась полностью погружена в его лекцию. — Меня зовут Некоча, — шепнула в какой-то момент рыжеволосая девушка. — Для меня настоящая честь наконец встретиться с Вами, леди Юпитер. — Наконец? — шепнула удивленная Юпитер в ответ. Некоча дружелюбно улыбнулась: — Мой жених, лорд Анавин, часто рассказывает о Вас и Ваших сестрах. Он сказал, что вы уже несколько раз посещали дворец — это настоящая честь. Юпитер не знала, что она могла ответить на подобную похвалу, поэтому она кивнула, и тихо произнесла: — Спасибо. Когда она взглянула наверх, она встретилась глазами с Нефритом. Он улыбнулся ей, после чего продолжил свою лекцию. — Макото-сан, — обратился к ней Юмино, выдергивая ее из воспоминаний. Макото с удивлением взглянула на него. Он поправил очки. — Хватит уже мечтать — урок окончен. — Что? — она сидела абсолютно шокированная. Как оказалось, большинство студентов уже покинули помещение. А профессор Унами смотрел на нее с навязчиво знакомой улыбкой. Она смущенно опустила голову, поспешно собрала вещи и последовала за всеми к выходу. — Кино-сан? Его голос пригвоздил ее к месту. До чего мягкий. И как она могла подумать, что он недостаточно глубок? Или чересчур глубок. Он совершенен. Она подавила слезы. Ей требовалось уйти, но, против своей воли, она развернулась. — Да, учитель, — дрожащим голосом спросила она, попытавшись взглянуть на него. И время замерло на мгновение. Но этот момент был прерван жестокой холодной правдой: — Унами-сенсей? — вошел в класс старшекурсник. — Да? — спросил Унами, не отводя от нее глаз. — Я — Суо Тоширо, бывший ассистент профессора Тошиги. Я пришел, чтобы проводить вас на следующий урок. Молчание повисло между ними на мгновение. Его невидящие глаза нашли ее, и на его лице отразилось ясное отчаянье. Она, затаив дыхание, ожидала его речи. — Сенсей? — вновь попытался Тоширо. — Да, — сдался Унами. Отвернувшись от Макото, он сказал: — Конечно, Суо-сан. Указывайте путь. И тут он прошел мимо нее. Она не могла пошевелиться, хотя ей того хотелось. Ей хотелось остановить его, спросить, попросить его, чтобы он сказал ей, что все взаправду. Но он удалялся прочь. Как он мог? Диана… Имя эхом отразилось у нее в голове, и она резко развернулась. Он смотрел на нее. Даже, когда он уходил, он смотрел на нее. И прежде, чем он исчез из поля зрения, он улыбнулся. Все будет хорошо. И он ушел. Макото задрожала. Она в самом деле сейчас услышала то, что услышала? Это не может быть правдой — профессор Унами не может быть Нефритом. Просто не может! Судьба не может быть так жестока! Она поспешно покинула класс. Забудь об остальных уроках — ей надо домой. Слезы жгли глаза, пока она перешла с шага на бег, и ее скорость увеличивалась с каждым разом, стоило ей вновь подумать об этой мысли. Ее любимый, возможно, вернулся, но он — ее преподаватель. Также, как и в прошлой жизни, их любовь запретна.