Вифсаида

«Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя.» Притч. 5:15

Матушка, как и другие сестры при дворе, имели достаточную образованность до врачевания. Никому не секрет, как легко и быстро заживает всякая рана, залеченная светлыми руками чистых сердцем монашек. Как легко они, будто рассекающий гладь воды лебедь, бинтуют и зашивают. Оказывают всякую помощь, ни раз не отказав просящему. Так и теперь Мишину руку плотно, по уму, обрамляла ткань. Но браниться Ира не могла остановиться, уже, по-видимому, уйму раз она просила, нет, умоляла Мишу не калечиться. "Что ж я теперь сделаю, если так оно выходит", — беззлобно отвечал он. Зато теперь он уже был в полной собранности, и тянуть больше было никак нельзя. Небольшая, но ладная церквушка была какой-то совершенно другой. Что-то такое искреннее было в её сравнительно маленьких размерах. Ядовитое, вычурное золото не слепило глаз хотя бы потому, что его почти и не было. Стены не горели пожаром свечей — то ли прихожан было не так много, то ли он уже остыл к смертным страхам. Но холод всё равно пронзал. Словно иглы тряпичную куклу. Демон нарочно шел поодаль от Праведника, задерживался у икон. Но не лики вызывали интерес, не их пустой взгляд. А чей-то чужой и притом знакомый. Он почти был уверен в том, кого искать. —Вот, Матушка, все кафизмы дочитал, как и оговорено, — его будто камнем по голове ударил этот слащавый голосок. Разворачиваться не посчитал нужным. Демон стоит в тени одного угла, второй "странник" стоит в тени другого угла. Оба видят и знают, каждым волоском чувствуют, а друг к другу не приближаются. Словно две разобидевшиеся бабы обходят стороной, со всей старательностью делая вид, что тягателя и не бывало в помине. Руслан даже благодарен, что рыжий оборванец принял все внимание на себя, неслышно подходя к гробу. Смотрел как будто в два места сразу: на льняное полотно, закрывшее покойника с головой и на несносного черта. Злость копилась в Демоне, едва не булькая, как кипящая смола. Он ведь, вроде как, ясно дал понять, что второму здесь не место. В отличие от более нелюдимого Руслана, вечно молчаливого и не растрачивающего слова на ветер, второй напротив был слишком говорлив. И мог бы заговорить до смерти. Руслан слегка оттянул вниз палевую ткань, разглядывая останки. Да, теперь в самом деле было сложно разгадать, кто таков и кем вообще был новопреставленный. Истерзанные куски плоти лопухами свешивались с черепа, откуда, в агонии и нескончаемом страхе, глядел один единственный помутневший глаз. Рот так и застыл раскрытым, остался таким от нескончаемого крика. И все это зрелище смотрелось таким кошмарным образом, что, казалось, несчастный кричит и сейчас. Так же истошно и так же отчаянно, а не слышно его лицо из-за того, что визги оглушили уши. В некоторых безобразных ранах успели вылупиться личинки, будто трупу было уже порядочно времени. Демон украдкой, словно кот, огляделся по сторонам, чутко вслушиваясь вокруг. Стоя к гробу спиной, он с точностью небывалых мастеров изъял последний оставшийся глаз неупокоенного, быстро пряча в одну из сумок. За ним был должок. —Данила, славный ты чтец, где грамоте был научен? И читаешь то и с толком, и резво. Рыжим лисом он облепил Праведника, покорно отвечая на всякий вопрос, и оставалось только надеяться, что до второго демона не успеет дойти, кто таков слепой, стоящий перед ним. Метка должна сделать свое дело, скрыть хотя бы часть истинной сущности. Руслан старался сторониться Миши, чтобы не вызвать подозрений со стороны второго Демона. Раздумывал о том, чтобы пустить того по ложному следу, но некоторые вещи не позволяла ему терпеть обыкновенная гордыня. —Благословите, — рыжий уже хотел припасть к перстам, но скорое появление другого Демона остановило его, словно свист стрелы над ухом. —А разве же не может благословлять только Батюшка? — вмешался Руслан, можно сказать, с наивностью спрашивая. —Так и есть, — нервно, чуть неуклюже подался назад Миша. —Ох, а вы не Батюшка? Глупая моя голова, ни на что не годная, как же можно было так обознаться? Все из-за кафтана, кафтан вам!- —Полно уж — на сей раз прервала Ира, выскальзывая из круга. —Времени без того в притык, Мише ни присесть, ни отдохнуть, глупо растрачиваться на бесполезную болтовню. —Да-да, — отступил и Миша. — Нужно бы приняться. —Так что, братия, — откуда-то глухо отозвалась Ира, и тут же вскрикнула. Все мигом ринулись к ней. Она дергалась, зарываясь руками в смоляные волосы и трясла головой. —Прости, Господи, — молила вполголоса, не прикрывая страх и снова лепетала: —Боже боже боже! И даже когда с её локона соскочил огромный, еще более черный и остробрюхий паук, она не переставала мелко дрожать. Но виной в том был уже не восьминогий, спрятавшийся за алтарем. —Я почти готова клясться, что один глаз у него все же был! — оглянулась по сторонам, пытаясь найти хоть кого-то, кто мог бы подтвердить это. —Данила, свет мой, скажи ведь! Руслан видел, как тот ухмыляется. —Простите, Матушка, не разглядывал. И лишь Демон знал, что тот нагло врет — иначе бы черви не начали так скоро трапезничать. Он начал вглядываться во тьму углов, а оттуда в ответ глядело несметное количество глаз. Самых мелких. Они были в щелях в полу, плели сети на углах и между иконами, перебирали мелкими лапами и стрекотали крыльями. Чем дольше он вслушивался, тем больше слышал, как между мерным покачиванием свечек проклевываются коконы и из кладок вылупляются новые и новые бестии. Клацают клешнями, сжимают челюсти, передвигают, извиваясь, свои мерзкие тела. —Я, быть может, просто утомилась, — охнула Ира, закрывая покойного. Руслан все думал, каким непостижимым образом Миша ухитрится читать молебен, не имея при этом зрячих глаз. Лишь сейчас он задумался о том, что по его пришествию мельник тоже молился. Он с нетерпением готов был увидеть, каким образом люди вновь приспособились к недугу, что смог соорудить их разум, но был удивлен увиденному куда больше, чем любой рукотворной диковинке. Словно песню, Миша просто выдохнул слова, красиво, до бархатного, понизив голос и растягивая буквы. Он попросту знал все наизусть. Руслан смотрел за ним, будто был очарован, слушал красивую речь и просто не верил. Рыжий приоткрыл рот в изумлении, когда Демон уже отошел от... Восхищения, пожалуй? —Я, по-моему, ясно выразился, — низким шепотом напомнил о себе. —М? —Не строй идиота. Тебе здесь не место. —Но, позволь, я был здесь до того, как пришли вы, — подловил его Повелитель мух. —Мне плевать в каком порядке это произошло, мне важен результат — твое полное отсутствие. Я ни за что не поверю в случайное совпадение. Руслан сел на скамью, достав из бо´льшей сумки маленький кусок бересты, изображая, что мелко пишет, водя под взглядом Матушки острым кончиком уголька. —Мне просто хотелось посмотреть, кого такого интересного ты нашел. А теперь смотрю и думаю, либо ты увиливаешь, либо все-таки в самом деле промахнулся с выбором, — по его руке живо передвигала множеством лап очередная мерзость. Сороконожка, она же, по знанию чернокнижников, сколопендра. Руслан поморщился. —Ну, скажи же, где подвох? Я ведь не отстану. —Не переживай, я тебе помогу. Сороконожка уже давно быстро семенила по стене, выбирая путь к потолку. Миша еще ни разу не сбился, редкий раз останавливаясь, чтобы поглубже вдохнуть. —И все равно ты пасешь именно его, хоть я и не до конца понимаю, зачем. Нет, то, что этот слепой знает наизусть церковные книги, конечно, удивительно, но он ни пророк, ни проповедник, ни, в крайнем случае, какой-нибудь царь. Он вглядывался в Мишин силуэт, но так ничего дельного в нем и не видел. —Душа как душа, ни насытиться, ни мир перевернуть. Сороконожка нависла прямо над головой мельника, отпустив передние лапы, а после и задние, свободно падая. Приземлилась ровно на спину. Миша дернул плечами, но отвлекаться не стал, со всем должным упором не обращая внимания. А зачарованная бестия все тянулась и тянулась, намереваясь дотронуться шеи, оглядеть тело, разворошить шрамы, по куску утянуть за собой. С потолка падали пауки, и больший пожирал меньшего. Улица начала шелестеть крупными дождевыми каплями, стучащими по мелкому окну высоко под крышей. Из всех щелей повылазили муравьи, они разбирали стены по крошечке, прокладывая путь паукам, червям и всяк иного рода тварям. Ветер сквозил, свистел, диким от скуки псом подвывал. Первый раскат грома сгрохотал далеко упавшими железными кольями. Рыжий демон удивленно вскинул брови: сколопендра, едва коснувшись шеи, опалилась, как если бы шагнула по раскаленному металлу, и, свернувшись клубком отпала и обратилась в прах. Руслан надменно ухмыльнулся. —Тебе он не по зубам. С каждым разом Рыжий Демон становился всё злее и злее: падающие с потолка твари сходили с Праведника, как с гуся вода, не могли даже коснуться, не то что навредить. —Да что за херня! Матушка взвизгнула, когда через ее ноги, как по мосту, сплошным настилом побежали насекомые; пол рябил от необъятного количества спинок ползучей, летучей и прыгающей твари. Они лезли из всех щелей, а там, где прохода не было, создавали его сами. Она прыгала с ноги на ногу и истошно молилась, наконец встав на лавку. —Что происходит? — наконец остановился Миша, распинывая горы насекомых. —Что это? — наклонился, чтобы потрогать, и Ира заревела еще громче, умоляя не трогать. Но Миша так и не мог ничего понять, в его руках они испарились. Руслан, по щиколотки в насекомых, побрел к взволнованному Праведнику. Тот боялся, боялся того, чего не видел, боялся того, что не мог потрогать. В храме словно разбушевалась буря, заменяя снег насекомыми: "сугробы" росли, а мухи били в лицо целой вьюгой, падали на плечи и застревали в волосах. Матушка рыдала, и Миша пошел на её голос, в надежде успокоить. Руслан так скоро, как мог в своем обличии, догонял его, вязнув в ни то мертвых, ни то живых насекомых. —Миша! — внезапно гроб распахнулся, но тела в нем уже не было видно, зато сплошной рекой вытекали новые и новые твари. Руслан попытался его окликнуть, и тот, отозвавшись, споткнулся о распахнутую крышку и плашмя свалился на пол, заживо погребаясь под слоем многоножек. Рыжий демон не двигался, наблюдал за всем, словно кукла. Миша застыл в страхе, пытаясь понять, что же с ним все-таки происходит, сердце больно ударило невпопад, загнанным испуганным кроликом. Девушка закрыла лицо руками, и кричала, а потом боялась кричать, чтобы в рот не залетела саранча. Как по собственному сыну рыдала по Мише, которого было уже не разглядеть в живой могиле. Виднелся лишь выпуклым силуэтом, который сплошь облепили жуки и гусеницы. Они нескончаемой ордой поднимались по его телу, но тут же отмирали, поднимались и снова отмирали. А к девушке они прикасались свободно, хоть и без интереса, заползали под одежду, заставляя несчастную извиваться и избивать саму себя. Она старалась так плотно, как возможно закрыть лицо одной дланью, чтобы второй продолжать отряхивать подол. Руслан упал на колени, пробираясь между паучьим одеялом, пытался убирать насекомых, рассекая руками, но в действительности это было настолько же бесполезно, как пытаться руками убрать реку. Помог Мише встать, со всем вниманием оглядывая, не смогли ли твари отложить личинок в огромное количество шрамов несчастного. —Вставай, вставай, вставай, надо уходить отсюда быстрее, Миша! — поднял его, хватая за руку и приближаясь к до смерти испуганной Матушке, пытающейся вытащить из волос мошкару. —Что происходит, Руслан?! — он напугал, этот ебаный черт его напугал. —Бесы, нужно быстрее выбираться. —Бесы?! В церкви?! Нашествие не прекращалось, и единственное, чему радовался Руслан, что для такой потехи Рыжий Черт догадался не выбирать ядовитых насекомых. —Все будет хорошо, — уверял он Матушку, пытаясь снять со скамьи. Как бы ни было безразлично наплевать, рядом с ним все еще был Миша. Он старался для него. Да и потом, если подумать, девушка ведь заслужила спасения, оказавшись лишь агнцем не в том месте, не в то время. —Держись за меня, — переложил руку Миши себе под локоть, взяв испуганную девушку на руки. —Скоро все закончится, — уверял он сразу двоих. Массивная дверь не поддавалась, и Руслан точно знал, чья это заслуга. Вскипая от злости, он просто выбил ее, подозревая, что вопросами об этом никто задаваться не будет. На улице шел дождь из саранчи. —Укройтесь где-нибудь, — строго приказал Руслан. —А ты? — Миша так скосил брови, что сердце у Демона начало обливаться кровью. —Тот все еще в храме, бегите, я вас найду, — со спешкой развернул их и с ужасом заметил, что собственная метка вот-вот отдаст концы. Отчаянно хотелось крикнуть "береги себя!", но он немо развернулся и вновь вошел в бушующую церковь.

***

Время внутри словно остановилось, замерзло льдом. Ни одно живое существо не двигалось, замерев, как придется. И можно было бы подумать, что все насекомые оцепенели или окоченели от холода, если бы не рои из мух и ос, застывшие прямо в воздухе. Как по спирали они заполняли весь храм, все более узкими и узкими витками устремляясь к верхам. И если бы снаружи не происходил Армагеддон, а светило бы солнце, проникая в окошко на потолке, можно было бы подумать, что они залиты в янтаре. Но на улице стояла тьма, странная тьма, какая редко бывает даже в самые морозные зимние ночи. Лишь кое-где блестели спинки жуков, отражающие замершее от страха пламя свеч. И в самом центре своего рукотворного живого созвездия стоял он. —Ты в самом деле думаешь, что это смешно? Может забавно или потешно? — неслышными, будто ничего не весящими шагами двигался из притвора вглубь тот, кто вернулся. Рыжий Демон улыбался. —До смерти напугать женщину и слепого, ай да молодец, ай да сукин сын! Гордишься собой небось? —Тебе-то до того какая разница? — лукаво спросил он, чуть щурясь. —А я гляжу, что какая-то разница да есть. Руслан из интереса протянул руку к спирали, выхватив из нее целую горсть и сжал в руке. Как ледышки рассыпались прахом, разлетевшись на крылья и лапки. —Я по-хорошему предупреждал не донимать меня, предупреждал не лезть и никого не трогать. —Я хотел лишь немного повеселиться. —И не придумал ничего более веселого, чем показывать свои мерзкие грошовые трюки мне, жене церковника и самому внимательному зрителю — незрячему? Оба они не прикрывали своего чистого презрения. —С чего это такому как ты, сжегшему за свой век столько деревень и городов, что хватило бы на целое королевство, беспокоиться за девок и болящих? Что-то мне подсказывает, что ни те сотни сотен женщин, и в десятки больше их же детей не вызывали у тебя жалости. —Все это было сделано во благо плану. Точно так же как и делается сейчас. Но ты влез. Повелитель мух иронично повел бровью, он знал, на что идет, но что-то да подсказывало, что игра стоит свеч. Резко, стрелой из натянутой тетивы Руслан только и мелькнул сквозь оледеневшие капли крошечной плоти. В золотистом огне блеснуло холодное лезвие, украшенное стройными рядами узоров. Зло мигнул камень на рукояти, и было не понять, каким образом нож уже превратился в кортик. Рыжий, словно муха, тут же метнулся в сторону, но все его уловки Демон уже давно знал. Удар за ударом с глухим свистом разрезал воздух. Как крысу загонял в угол, хоть та и ускользала от лезвия. Но крыса на то и крыса, чтобы воспользоваться малейшим шансом на спасение, улизнуть от опасности в самую мелкую брешь. Послышалась брань и противный скрип — он успел схватить подсвечник, но кортик не обратил на него внимания, перерезав пополам. —Все равно я узнаю, чем ты тут занимаешься! — ножкой подсвечника ударил по животу, а вторую половину попытался вбить в затылок, но Руслан увернулся, резанув второму по пальцам. Внезапно он осознал, как важно ему самому не пораниться. Будет нехорошо, если такой значительный факт раскроется раньше времени. Кортик вновь блеснул, и, пока Руслан откатился назад, принял вид двуручного меча. —Не хорошо так, на безоружного, — Демон смахнул с рук проступившую кровь и вылизал раны. Мошкара вновь ожила. Плотной маской осела на лице Руслана, жужжа и кусаясь. Этот миг слепоты и был необходим, чтобы разломить тонкие ножки витого столика, подражая острым штыком рапире. Укусы были хоть и бесчисленны, но совершенно бессмысленны, быстро затягиваясь кожей. Опасаясь лишь за хрупкую материю глазного яблока, он нарочно не поднимал век, действуя вслепую. Колкой волной прокатилась мысль о слепоте, о слепоте одного небезызвестного человека, и он почувствовал в себе небывалую силу. Он не видел врага, а между тем различить шаги было до невозможности трудно. Оставалось только чувствовать. Совершенно наугад Руслан выпал в финте, и второму невольно пришлось защититься от обманного маневра. Невзирая на плотную маску, резанул весьма точно. Он будто не сражался, а танцевал, то выпадал, то исполнял очередной пируэт, так же резко опять уклоняясь в вольте. Он был безупречным бойцом, оружие будто было рождено ради того, чтобы ложиться ему в руку. Повелитель мух ввек не смог бы ни угнаться, ни должным образом парировать его удары. Косые удары, удары на прямой руке и их безупречное исполнение. Но даже малейшая осечка стоила слишком дорого. Он был слишком охвачен боем, его грудь вздымалась, и хотелось истерично смеяться оттого, как было хорошо. Голова была горячей, вопреки остывшему сердцу, и, закружившись в очередном выпаде, рефлекс сработал неприятно хорошо. Данила вынудил его к удару, заставив потерять равновесие. Он будто надломился, потеряв свой ритм, и, опасно поскользнувшись, был безбожно близок к провалу. Руслан вынужденно пал на одно колено, набираясь сил для рывка, но оппонент уже летел на него. Зажавшись у стены, он не смог бы уже увернуться, и шумный стук шагов не предвещал за собой ничего иного, как штыка в груди. И на последнем миге тонкое лезвие меча, вытянутого для прикрытия, расширилось плотным щитом. Оружие лязгнуло до искр, перед тем, как надломиться, так и не достигнув груди. Младшего откинуло вбок, и путь для Руслана был вновь свободен. Его новое оружие представляло собой нечто даже ненормальное, то, что не должно было бы вообще существовать. В высоту с ним самим лезвие было одной длины, а в ширину так и вовсе превышало стройный силуэт демона в несколько раз. Огромная толстая ручка едва-едва умещалась в руках, а поднять такую багарадину человеку было бы невозможно. Но Руслан лишь глумливо смеялся, наконец избавившись от обрамляющих лицо насекомых. Один лишь взмах такого меча разрубал все на своем пути, не давая пощады даже стенам. Рыжий истерично сглотнул, когда единственное, что ему оставалось — уклоняться от ударов то почти ложась на пол, то невозможно подпрыгивая и пятиться, пятиться, пятиться. Руслан горел безумием, ощущая восторг от разрушения. Но, невероятно измудрившись, Повелитель мух думал, что вновь выбьет того из равновесия. Выждав момент, он оттолкнулся от стены, запрыгнув на горизонтально направленное лезвие. Но это не вызвало упадка сил, не смогло выбить оружие из рук. Напротив, скрипя зубами, Руслан перевернул лезвие, впечатывая Демона в пол, и тут же, прокрутив в воздухе, вонзил рядом с его головой уже обычный двуручный меч. Без всякой жалости, он наступил на его грудь с такой силой, что мог бы сломать любому другому каждое ребрышко. Рыжий отхаркнулся на него кровью, и здание внезапно пошатнулось. —Ну, на этот раз победа за тобой, — беспечно согласился он, выставляя руки в примирительном жесте. Только вот никакого перемирия он и не хотел. —Убирайся, — еще сильнее надавил на грудь, замечая, как весь пол вновь охватили насекомые. —Как скажешь! Лицо, тело, руки – все с какой-то безбожной скоростью потонуло в куче дождевых червей и сороконожек. Руслан брезгливо убрал ногу, понимая, что того начало засасывать в пол. Насекомые уносили его в бездну, погружали в пучину ада, возвращая домой. Здание заскрипело, и с неумолимой скоростью тоже начало погружаться в землю, как в зыбучие пески. Единственные двери завалило мгновенно, так предусмотрительно перевязав путь отхода паутиной. Смесь из грязи и червей неумолимо заполняла весь храм, и единственным не опустившимся еще под землю выходом осталось то самое маленькое оконце на самом потолке. Руслан спрятал драгоценный клинок в ножны и подтянулся, протискиваясь в окно. Наконец его ноги вновь коснулись травы, а позади, за спиной, осталась церковь, полностью ушедшая под землю. Как то слишком резко ненастье закончилось. Оборвался любой звук, стих ветер, а от беспорядочных туч насекомых не осталось и следа. Остались только звенящая тишина и кромешная темнота.

***

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его. (Святое Евангелие от Иоанна. I, 5)

—Ну же, ну же, Ира! Сейчас тут все снесет, полезай в погреб! —Ни за что! — в истерике кричала она, размазывая по лицу слезы. —Черви! Черви! Там будут черви! И пауки! Ни за что, слышишь?! — схватилась за голову и сжалась, сидя на полу. —Миша, Мишенька, ну хоть ты послушай, умоляю! А Миша стоял, как вкопанный. Не моргал, и даже будто не дышал. Стоял как пугало, лишенное жизни, как подражание человеку, и мелко дрожал. —Господи, Иисусе Христе! — взмолилась девушка с короткой челкой, уже от отчаяния едва не рыдая. —Ураганом крышу снесет, нас всех передавит, милые! В подполье переждать, часок пересидеть! —Н-е-е-е-т! — все еще ревела от страха, плотно обнимая саму себя. Послышался отдаленный вздох, который издала сосна, перед тем, как с оглушающим треском повалиться. Маленькие деревья и вовсе едва не летали по улице, а случайные ветки могли бы хлестко ударить по бедолаге, оказавшемуся на улице. Что-то стукнулось об стену. Прихожанка бросилась обнимать Матушку и заревела вместе с ней. Словно прямо во двор ударила молния, и воздух стал фиолетовым. Ливневая вода пробирались сквозь свежие дыры в крыше, образуя грязные лужи. В ушах зазвенело от грома, а вода в кадке от мертвецкого холода начала покрываться тонким слоем льда. —Что... Что происходит? — как в бреду, как в горячке спрашивал Праведник, но ответа так и на дождался. В груди защемило тупой болью, и он начал задыхаться, давясь своей же слюной. Так не боялся он еще никогда. Он ведь даже не понимал, чего бояться, боялся самого страха. Боялся, что не мог ничего сделать, что им всем что-то угрожает, а он даже не может понять что. Он может умереть, они все могут умереть, в любой миг, и следующего вдоха может уже и не быть, а он даже так и не сможет понять, из-за чего. Он не боялся смерти. Он боялся мучений. Всем ведь гроб предлежит, всем ведь смерть предстоит, а всё равно страшно. —Суда Твоего, Господи, боюсь и муки бесконечной, — не нарочно вслух, от непонимания правды и вымысла сказал он и упал в пол. Он хлестался на коленях, едва не разбивая лоб, и просил, просил, просил Богородицу о защите. Просил, чтоб Руслан вернулся. Маленькая трапезная заходила ходуном, и Миша взмолился так отчаянно, как только мог. Пол был мокрый и весь покрыт влажной землей, которая орошалась слезами, не растекаясь в грязь. Он молился так, что слезы лились из глаз, что голос дрожал, а заученные молитвы закончились, на ходу меняясь несуществующими, но во много-много раз более искренними. Горло горело, и казалось, что с него изнутри уже слазит кожа, что легкие вот-вот полезут наружу и он с кашлем их выплюнет, как случайный мусор, залетевший в рот. Земля задрожала, толчками подпрыгивая. Плотно закрытые ставни распахнулись без спроса, сразу же косясь набок. Запахло гарью, и сломленная стихией береза бахнула об крышу, проломив в ней дыру. Полетели щепки, воздух наполнился грязью и опилом, а бревна лишь истинным чудом никого не убили. На этот раз тряхнуло так сильно, что Миша едва устоял на ногах, марая ладони об грязный пол. —Боже мой! Церковь! Церковь! — кричали девушки, вцепившись друг в друга. —Что?! Что с ней?! —Она уходит под землю! —То есть как, под землю?! —Как черти в ад тащат! Миша не знал, куда метаться и что делать. —А Руслан?! Руслан где?! Ответа не последовало, и, скорее всего, девушкам было глубоко наплевать, где. —Куда ты?! — Ира вырвалась из объятий и поползла за Мишей, разбивая колени в кровь, но тот уже хлопнул дверью. Он бежал на звук, бежал наугад, бежал по памяти, наступая ногами на знакомую дорожку из камней. Бежал, падал на руки, пробегал на четвереньках и поднимался. А когда свалился в очередной раз, что-то внутри разорвалось. Он не слышал больше ничего. Не было ни воя ветра, ни скрипа деревьев, ни зловещего грохота. —Я... Умер? Лежал и не смел пошевелиться, слушал и не слышал. Отойдя от ступора, украдкой, боязливо потянул рукой и коснулся своих ушей. Они не звенели и не гудели. Как и все вокруг... Земля снова задрожала, но не так страшно, как раньше. Она больше не разверзалась, не болела землетрясением. Неужели... Это просто шаги? Кто-то... Бежит? —Руслан? — с надеждой, но без веры спросил он пустоту. И пустота обняла его. —Я здесь, здесь, все хорошо, все закончилось. Миша почувствовал дрожь, и каково было удивление от осознания, что она принадлежит не ему самому. —Я рядом. Миша улыбнулся, обнимая в ответ. —Спасибо. Наконец подул ветер, и потерявшиеся звуки начали возвращаться. —Все, — хотел продолжить "будет хорошо", и по душе словно резанули ножом. Ложь, ложь, грязная ложь, а Руслан отчего-то не может солгать ему. Хорошо не будет, будет ужасно. Кому как не ему знать об этом. —Все, все, вставай. Некогда ухоженный двор стал похож на поле битвы: все было уничтожено, сломано и сломлено, о чем и будет повествовать самый непутевый Демон самому непутевому любопытному Праведнику, став его глазами, когда они, покинув после двор, отправятся назад к мельнице. Вот только лишь один из них знал, что этот путь для другого превратится в личный путь скорби. Его собственный Виа Долороса.