А слова — бесполезные устройства

Питер был безумно счастлив. Последний месяц казался ему сном, фантазией за пределами самых смелых его мечтаний. Он был таким чудесным, что иногда Питеру казалось, что он просто сошёл с ума, выдумал себе идеальный мир. Но потом он напоминал себе, что ни за что не сумел бы придумать такое — он и не знал, что можно быть настолько счастливым. И дело было не только в Уэйде, хотя теперь они виделись постоянно: просто всё внутри Питера стало вдруг мягким и тёплым, как батончики Hershey, которые его парень (парень!) растапливал в микроволновке, чтобы полить крекеры и зефир. Он больше отвечал на занятиях, постоянно напевал себе под нос, пока работал в лаборатории, а когда Бетти сказала, что он просто светится, Питер неожиданно для них обоих признался, что сегодня вечером идёт на свидание со своим парнем. Тётя Мэй сразу всё заметила. И потребовала рассказать — Питер отказать ей не мог. Гордость и нежность, звучавшие в его голосе, когда он рассказывал об Уэйде, заставили тётю Мэй расчувствоваться, и она велела Питеру пригласить этого «замечательного молодого человека» на их следующий еженедельный ужин. Уэйд ужасно нервничал из-за этого (и Питер, по правде, находил это восхитительным), поэтому им даже пришлось отложить встречу с тётей Мэй на неделю — больше не получилось, она настаивала. Ужин прошёл великолепно. Уэйд надел рубашку, в которой он смотрелся глупо (и сексуально), и был неловко формальным первые пять минут — зато после шутки тёти Мэй про кабачки быстро расслабился, и они отлично поладили к концу вечера. Питер не мог вообразить ночи прекраснее. Не считая каждой ночи с Уэйдом. Каждую ночь Уэйд готовил ему ужин и укладывал спать — и каждую ночь в них пробуждалась звериная тоска по друг другу, и Питер превращался в рыдающую, дрожащую лужу. Это было восхитительно. Было только одно но. Крошечное, незначительное обстоятельство, которое сводило на нет всю эйфорию. Те три-четыре ночи в неделю, когда Питер не ночевал у Уэйда, устроившись в его сильных руках, он не спал до рассвета, надирая задницы злодеям. И чувствовал себя бесконечно виноватым за это. Ему следовало бы больше расстраиваться из-за того, как часто он позволял себе пропускать дежурство, но каждый раз, ловя преступника, Питер чувствовал себя запутавшимся в паутине лжи. Хотя на самом-то деле Уэйду он не врал. Сначала Питер пытался придумывать отговорки, вроде первой пары или работы, но так и не смог выдавить из себя ни слова — подавился фальшью. А Уэйд ничего не спрашивал. Ни разу. Питер знал: если бы Уэйд спросил, он выложил бы всё как на духу. Но тот молчал. Казалось, он был рад принять всё, что мог предложить ему Питер, и спокойно поддерживал его в те несколько часов, что они проводили порознь. И это-то Питера и убивало. Ну так, немножко. Он столько времени скрывал эту часть своей жизни буквально от всех и никогда даже не думал о том, чтобы рассказать кому-то о своём альтер-эго. Но теперь… Он не то чтобы переживал. Питер помнил, что Уэйд обожал Человека-паука и наверняка отреагировал бы хорошо, может, только беспокоился бы о его безопасности. С этим можно было справиться. И Уэйд, конечно, умел сражаться — Питер знал это, хотя Уэйд и не распространялся о своей работе. Сам факт того, что ему нужно рассказать об этом Уэйду, — вот что пугало. Как сказать своему парню и любви всей своей жизни, что ты вроде как супергерой и на досуге бегаешь по городу в обтягивающем трико, сражаясь с плохими парнями? На YouTube не было никаких туториалов на эту тему. Питер проверял. Питер размышлял над этим однажды ночью: дрожал от холода, сидел на крыше, любовался первым снегом и думал. Он прислушивался к малейшему признаку опасности, в то время как все его мысли были заняты Уэйдом. Что он делает? Знает ли он, что сейчас идёт снег? В конце концов Питер решил в следующий раз приехать к Уэйду прямо в костюме, ну, под одеждой. И всё рассказать сразу после ужина (к ужинам Уэйд относился очень серьёзно). Но вдруг услышал мягкие шаги позади. Питер вообще ничего бы не заметил, если бы не Паучье Чутьё: слишком осторожно шагал незнакомец, так, что у него волосы встали дыбом. Он по-прежнему сидел на корточках, но теперь повернулся на девяносто градусов — так, чтобы была видна пожарная лестница. Загадочному альпинисту потребовалось не больше минуты для того, чтобы добраться сюда, и у Питера перехватило дыхание, когда он увидел знакомую красно-чёрную маску и не менее знакомый арсенал оружия. Питер вскочил на ноги, предпочитая быть на равных с непредсказуемым противником, сейчас перелезающим через перила на заснеженную крышу. Он напрягся, хоть старался и не показывать этого, проверил шутеры — может, в прошлом Дэдпул и был (даже слишком) дружелюбным, у Питера было не так много опыта взаимодействия с ним, чтобы знать, что у того на уме. Наёмник стряхнул снег с перчаток, поднял руку в приветствии и вальяжно направился к Питеру. — Привет, Паук! Увидел, что ты тут тусуешься, и решил поздороваться со своим крошечным братишкой, — он остановился в нескольких футах от Питера и замер, хлопнув в ладоши и качнувшись. — Ну, чё завис? Завис, хы! Понял? Типа как на паутине. Потому что ты типа Человек-паук. Кстати, это очень круто. Питер уставился на него, глупо открыв рот. — …Уэйд? Дэдпул замер. Неподвижно, в неестественной позе, наклонив голову. Молчание затянулось. — …Питер? Питер дрожащими пальцами стянул маску, глаза у него изумлённо блестели. Уэйд сделал шаг вперёд, судорожно выдохнул, схватил его за плечи, будто боялся, что Питер исчезнет. — Боже мой. Сердце Питера бешено колотилось, грудь сдавило, перед глазами всё поплыло. — Какого чёрта, Уэйд? — Боже, Питер! Ты Человек-паук! — А ты Дэдпул? — Боже мой! — Обтянутые перчатками пальцы Уэйда скользнули по его щекам, поднялись к макушке. — Питер, твои волосы! Такие растрёпанные! Питер отмахнулся и покраснел. — Прекрати! — Я не могу, детка, я… чёрт. Мой мозг взорвался. — Это из-за маски, ясно? Они электризуются. Уэйд внезапно заключил его в объятия, тепло и грубовато рассмеявшись. — Ебучий Иисус, сладкий, я думал, я не могу любить тебя сильнее, чем уже люблю. Питер уткнулся лицом в чужую шею и крепко обнял его, дрожа; вдохнул запах кожи, оружейного масла и Уэйда. — Ты не злишься? — С ума сошёл? — Уэйд взглянул на него. — Я столько лет влюблён в Паучка. Логично, а! Питер моргнул, внезапно задохнувшись от приступа болезненной нежности. — Я хотел тебе сказать. Собирался. Завтра после ужина. — А я собирался сказать тебе! В смысле, я не был уверен, как лучше это сделать, в гугле нет таких советов, но… — Уэйд резко вдохнул и застыл в его объятиях. — Подожди-ка. А ты не злишься на меня? Питер покачал головой. — Нет, Уэйд. — Потому что я могу бросить это дело. Я… правда могу. Может, у меня выйдет поработать в Trader Joe’s. — Уэйд, я не сержусь. — Правда? То есть то, что я убиваю людей, нормально? — Ну, эм, нет, это… Уэйд отпрянул, разрывая объятие. — Я так и знал. — Уэйд! — Питер обхватил его лицо обеими руками, притянул к себе. — Выслушай меня. Он запустил пальцы под чужую маску и начал было снимать её, но Уэйд вздрогнул, и Питер остановился; после секундного замешательства он всё-таки стянул маску. Глаза Уэйда блестели. Боже, какие же они синие. — Я не сержусь, — повторил Питер. — Мы поговорим об этом, но не сегодня, ладно? — Он приподнялся на цыпочки, поймал губы Уэйда, поцеловал. — Я слишком люблю тебя, чтобы прямо сейчас переживать из-за твоей работы. Уэйд низко довольно мурлыкнул что-то и прижал его к себе, жадно целуя. Он отстранился через несколько секунд, оставив Питера задыхающимся и разгорячённым. — Боже мой… Питер облизнул губы, скользнул пальцами по креплениям для катан и уставился на чужой рот. — Что? — спросил он. — Теперь мы можем жить вместе! Он моргнул, поймав радостный взбудораженный взгляд Уэйда. — Эм? — Единственной причиной, по которой я не предложил тебе съехаться, было то, что было бы тяжеловато объяснить, почему я каждую ночь вылезаю из окна, одетый как секс-игрушка с пушками. Но теперь мы можем вылезать из окна вместе! Питеру потребовалось мгновение, чтобы осознать это, потому что всего как-то разом стало много, но смех его вышел лёгким и весёлым. Бабочки в его животе пытались вырваться на свободу. — Ты предлагаешь мне переехать к тебе? Улыбка Уэйда была такой яркой, такой красивой. — Да, чёрт побери, да, сладкий. Мы можем быть вместе всё время! Быть суперсоседями! Строить форты из одеял! Я же не слишком тороплю события? — Да, — у Питера голова шла кругом от счастья. — То есть нет! Не слишком рано. Да, да, я очень хочу переехать к тебе. Правда можно? — О, малыш, — на лице Уэйда застыло столь откровенное выражение жадного обожания и безграничной преданности, что у Питера на мгновение перехватило дыхание. — Надеюсь, ты никогда не уйдёшь. И, поскольку он не прожил бы ни секунды больше без поцелуя Уэйда, Питер повалил своего парня на землю и нарушил пару-тройку законов о публичных непристойностях. В первый — но не в последний раз.