Арриквиатари

      Сколотов успел задремать под усыпляющее поскрипывание пера, и когда оно прекратилось, его сознание вытолкнула на поверхность повисшая в комнате тишина. Олег зевнул и протер глаза, восстановив расплывающийся обзор. Энгис сидел на том же месте, перепачканные в чернилах пальцы бережно складывали письменные принадлежности в небольшой футляр, исписанный пергамент отправился в верхний ящик, дополнив ровную стопку бумаг.       — Ты, наверно, долго ждала, я, возможно, несколько увлекся, — говор проклятого не претерпел никаких изменений с того памятного сражения в канализации, и с этим приходилось мириться, хотя постоянные слова-паразиты неприятно резали слух.       — Ничего, я явилась без приглашения, так что ничего странного в том, что ты был занят, — Сколотова интересовал вполне конкретный вопрос, но, по непонятной для себя причине, начал он не с него. — Скажи, кто эта женщина, если не секрет?       Энгис взял в руки портрет, так заинтересовавший гостью; примечательно, что рамка была сильно потрепана и истерта, но стекло оставалось идеально чистым.       — Она дочь одной из тех, кто последовал за Себастианом Волих в изгнание, — впервые с момента их знакомства голос проклятого был тверд и избавлен от привычной неуверенности, похоже, на этот раз в своих словах он не сомневался. — Когда была жива, держала приют для детей, подобранных с улиц города, во времена правления Юлио его спалили дотла, как и ее саму. — Рамка с портретом вернулась на стол.       — У тебя, наверно, ко мне какое-то дело?       — Скорее, вопрос, почему-то пришло в голову спросить именно тебя. Встретилась я намедни с одним интересным мусорщиком, и он мне поведал, что именно ищут Жути в городе, довольно расплывчато, но парочку конкретных посылов я уловила. Первое — то, что им нужно, находится в туннелях под территорией Волих, второе — существует комната управления всей городской канализацией.       — Я, возможно, не знаю ничего, что, наверно, может быть под нами, но, с некоторой вероятностью, комната существует.       — Ух, просто догадки, или есть что посущественнее? Понимаешь, мне действительно нужно знать, мусорщик предлагает потратить время на поиски, а я не могу согласиться без шансов на успех. Стопроцентная уверенность не нужна, ну хоть что-нибудь.       — Иди, наверно, за мной, — Энгис встал и повел свою гостью между музейными завалами, петляя по залу среди покрытых пылью шкафов. Прикрывая нос рукой, Сольвейн шла следом, отчаянно борясь с позывами расчихаться, тут, наверное, лет двадцать никто не убирался. Финишем их пыльного забега оказалась комнатка-близнец каморки Энгиса, под завязку забитая книгами и свитками. К противоположной стене были прислонены разноформатные картины, и пока проклятый копался в бумагах, Соль подошла к ним.       — И откуда у вас столько портретов? — на холстах были изображены мужчины и женщины в роскошных одеждах или доспехах, восседающие на фоне богатых залов с роскошной мебелью и пышными коврами.       — Это работа Кастиила, — Энгис, отфыркиваясь от пыли, забрался на ящик, шаря руками по верхним полкам, — он был проклятым с особым даром, мог магией переносить то, что видит, на холст, и ничего больше. Себастиан держал его в слугах, когда они попали в Амиладею. Кастиилу уже было под сотню гласов, через год он скончался, оставив после себя эти портреты. Тот, что ты держишь, изображает Гурврана Лу, отца Натана. Он был потомственным стражем рода Волих.       Сольвейн внимательней всмотрелась в мужественное лицо черноволосого воина: он, в отличие от большинства, был изображен не в помещении. Кастиил запечатлел верного солдата рода на плацу, среди тренирующихся воинов, внешне Гурвран был довольно примечательной личностью, такой образ легко остается в памяти.       — Может быть, нашел, — Энгис вернулся к своему любимому слогу. Соль уже поняла, что проклятый нормально способен обсуждать только дела минувшие, история не вызывала у него приступов сомнений.       — Вероятно, вот оно, — в руках запыленного мага маячил кусок белой бумаги с непонятными каракулями.       — Что-то я не разберу.       — Наверно, ты не знаешь этого языка, он, скорее всего, древний, тут, вероятно, написано, — Энгис поднес бумажку к глазам поближе и начал неуверенно читать: — Второй смене: ремонт шлюза мы закончили, но сигнал до поверхности не доходит, спуститесь к запасному узлу управления и активируйте вручную, умники будут... — на этом записка обрывалась, что и продемонстрировал Энгис, дойдя до места разрыва бумаги.       — Откуда это?       — Волих собирал по всему городу артефакты древних времен, эта была найдена в развалинах управляющего здания на поверхности. Мне кажется, наверно, похоже на доказательство.       — Да, уже что-то более конкретное. Можно? — Соль протянула руку и забрала листок; на ощупь бумага оказалась твердой и гибкой, более похожей на пластик, что объясняло ее долговечность. На обратной стороне нашлись пустые расчерченные графы, а место обрыва несло следы огня. "Порвать такой листок дело непростое, а вот спалить — вполне, большая удача, что потушили вовремя, хоть что-то осталось потомкам". — Ладненько, значит, ждет меня увлекательное путешествие по сточным водам, ежели волну переживу.       — Жаль, указаний на местоположение, наверное, нигде нет, в свое время заниматься поисками, возможно, было некогда.       — Мой друг-мусорщик приметил пару мест, так что прочесывать все туннели не придется... наверно. Скажи, а откуда ты знаешь этот язык? — Сколотова заинтересовали письмена, так как в каракулях древней ремонтной бригады он заметил сходство с надписями, увиденными им в лесном храме, под завязку набитом растительными монстрами. Наверняка сказать сложно, все-таки там был искусно выбитый в камне барельеф, а тут прописные буквы, нацарапанные куриной лапой не самого грамотного представителя рода человеческого, но ощущение общности символов не покидало.       — Я учился всему, чему она учила, — Энгис осторожно принял обрывок открытыми ладонями и, завернув в ткань, вернул на верхнюю полку.       — Понимаешь, я видела похожие символы в одном месте...       — Наверно, скрытые храмы, — предположил проклятый.       — Думаю, да, там еще статуи однокрылых стояли.       — Вероятно, ты права, наверно, это один язык. Я их, возможно, тоже находил внизу, всего один раз. Там, наверно, было написано, — Энгис наморщил лоб, вспоминая: — Отринувшие божественность стали ближе к земле, но истинно верующий увидит лик небесный в добром наставнике. Древний, вероятно, культ, мне, возможно, говорили, их храмы много где находят, но, кажется, ни разу не слышал, что из себя представляет их вера.       — Ладненько, спасибо, Энгис, ты очень помог, а теперь пора мне назад выдвигаться, — Соль, попрощавшись, сделала несколько шагов на выход, но неожиданно передумав, резко, как на строевой, развернулась, прищелкнув каблуками. — М-м... Тут такое дело, если ты не занят, расскажи мне о Натане и его роде, в частности, об отце, у меня такое ощущение, что скоро придется думать, что со всем этим делать, попробую понять, что движет этим человеком.       — Наверно, ну, кажется, можно, пойдем, вероятно, назад в комнату.       Исторический экскурс в историю семьи Лу занял около часа, слава богу, обошлось без сотни "наверное" и "возможно", иначе рассказ растянулся бы до середины ночи. Приняв к сведению несколько интересных фактов из биографии предателя, Олег предпринял повторный прорыв осады в обратную сторону; на половине пути Алиса засобиралась домой, оставив греться в магических лучах благоденствия свою сестру-близняшку. Сколотов уже и думать забыл о том происшествии с рокировкой сознаний серебряной и небесной красавицы, но поговорить нормально с Аэлитой не выходило, в основном по той причине, что сама она упорно отмалчивалась.       — Кхем, ну... Э-э-э... Как там у вас дела? — Как только эти слова были произнесены вслух, Сколотову захотелось догнать звук и запихнуть это позорище обратно в рот, что в мыслях выглядело как ненавязчивое предложение беседы, в реальности больше походило на слова стеснительного школьника, и тональность женского голоса сделало эту ассоциацию только более явной.       Аэлита запнулась на ходу и спешно отвернулась в другую сторону.       "Вот и поговорили, — Олег разочарованно пожал плечами, отслеживая реакцию спутницы, та как раз покашливала в кулак, старательно избегая прямого взгляда. — Заболела, что ли? Они вообще болеют? Погоди-ка, — Сколотов прислушался. — Да она ржет втихаря!"       — Вот, значит, как вы, девушка, относитесь к моей благородной попытке навести мосты дружеского взаимопонимания.       — Про... кхм... сти, просто мне показалось, ты рассердишься. Вот я...       — Из-за чего рассержусь?       — Ну, мое веселье, наверно, неуместно после произошедшего.       Напоминание о "Луни" моментально понизило настроение на десяток пунктов, в суматохе подготовки к нападению искаженных печальные мысли отошли на второй план:       — Мир не должен подстраиваться под мои переживания, так что я не злюсь, жизнь продолжается, нет смысла впадать в депрессию: как показал недавний опыт, она у меня принимает экстремальные формы. Я пока покоплю свою ненависть для одной определенной встречи, которая, надеюсь, состоится.       Аэлита кивнула, прекрасно понимая, о ком идет речь:       — Диана беспокоится, пытается понять, можно ли ей сегодня прийти.       — Она попросила узнать?       — Нет, конечно, но это и так понятно.       — Вернешься — скажи, я ее жду, нехорошо я с ней поступила, но мне нужно было побыть одной.       — Хорошо, передам, — несколько минут они шли в тенях молча, пока небесная красавица о чем-то думала, — скоро мы с сестрой сможем вдвоем спускаться.       — Есть прогресс?       — Еще какой, пропускная способность канала увеличилась скачкообразно, с остальными пока не сработает, но я с Лисвэн могу, мы все-таки в какой-то мере одно целое.       — Надеюсь, когда-нибудь смогу выдержать всех одновременно.       — Все-таки гарем захотел, — Аэлита озорно подмигнула, — Диана как пить дать выпорет, и не в шутку, как в прошлый раз.       — Ничего подобного, мои мысли далеки от подобных пошлостей, — Сколотов постарался унять воображение, рисующее его в окружении множества разномастных красоток, — я слышал, в пустоте тяжело живется, так почему бы не перебраться всем на землю, раз есть возможность.       — Для многих сестер это очень желанная перспектива, но не для всех.       — Силком никого заставлять не буду.       — Проблема не в том, что они не хотят, скорее... — Аэлита пальчиком изобразила в воздухе неопределенную фигуру, смотря куда-то в небо. — Скажем, некоторые желают видеть тебя такой, как им нравится. Подстроить под себя, под свой образ мыслей, и Диане это не по душе, она даже подралась с пламенной, чтобы та не объявилась раньше времени.       — Уж как-нибудь справлюсь, не так-то просто меня перековать, — Сколов представил, как очередная красавица будет обращать его в свою "веру", и не нашел в такой перспективе ничего опасного. Он это он, смена тела не изменила его образ мыслей, а уж уговоры на это и подавно не способны.       — Правда? А вот у Алисы пару раз получилось, причем ненамеренно, и у Диадары тоже, они этого не хотели, и все же ты подстроилась под них сама.       — Что-то я такого не припоминаю.       — Хочешь, продемонстрирую?       — Дерзай, красавица, — Олег приготовился непонятно к чему, он совершенно не понимал, о чем говорит Небесная.       Аэлита ничего не сделала, даже не замедлила шаг, они все так же продолжали идти в тенях, ничего не происходило.       Сколотов решил, что его собеседница передумала ставить эксперименты, ему, наоборот, даже полегчало. Голова прояснилась, тело стало как будто легче. Мысли текли безмятежной и упорядоченной рекой, волнами сглаживая углы серьезных проблем и неприятностей. Надо бы поучаствовать в вербовке оборванцев, Стифу одному тяжко будет их уговорить, нужна наглядность. Олег прикинул будущую планировку крепи, сосчитал запасы Лабиринта, прибавив поступления от Цветов. Мозг работал как компьютер, только в отличие от прошлых случаев все проходило более мягко, без надрыва и суеты; любая трудность решаема, стоит только взяться за нее с правильной стороны, все обдумать, тут не как в бою, холодный расчет ни к чему, нужно учесть чувства и стремления всех, найти компромисс. Олег встрепенулся, что-то подобное с ним уже происходило, совсем недавно. Точно, в сражении с наемниками голову тоже как будто разогнали, по-другому, но похоже.       Аэлита посмотрела ему прямо в глаза:       — Наше с Лисвэн воздействие схоже, чувствуется по-иному, однако узнаваемо.       Сглотнув застрявший в горле ком, Сколотов попытался избавится от наваждения, но не смог.       — Я уберу, это не как тогда, сейчас все сделано намеренно.       Ощущение тихой реки в сознании тут же пропало, и Сколотов будто вынырнул из транса.       — А у Дианы, как работает ее?..       — Думаю, в ее случае можно говорить о холодной ярости. С тобой все нормально? — Аэлита запоздало обеспокоилась самочувствием подопытной.       — Нет, совсем не нормально, какого хрена произошло? — Сколотов перебирал все случаи подобных приступов, и получалось, что их было не так уж и мало.       — Ну-у-у... — Аэлита пнула носком туфельки лежащий на земле камешек. — Я не знаю. В плане как и отчего это происходит... Для нас это что-то вроде подстройки ауры, когда ты входишь в это состояние, та самая атмосфера, которая притягивает сестер, становится наиболее благоприятной. С чем бы сравнить... Ну например: представление об отдыхе у большинства людей имеют общие точки соприкосновения, допустим — тепло, вкусная еда, удобная кровать, хорошая погода и тому подобное, но если есть выбор, каждый подстроит окружение под себя. Похолоднее или потеплее, пляж или природа, вино или чай, каждому свое. В этом весь смысл, только что я подстроила тебя под себя, поступок со всех сторон гадостный, но не все сестры разделяют это мнение. Особенно негативно к этому относится Диадара, состояние, в которое она тебя вводит, ей совсем не нравится, так же как любые насильственные изменения в твоем поведении.       Вот приехали — конечная, теперь, оказывается, они способны контролировать мой характер или состояние.       — Говоришь, специально никогда такого не делали?       — Диадара нам ноги повыдергивала, если бы узнала. Ты сам подпадаешь под воздействие, здесь даже уместно предположить подсознательное использование по необходимости, например, чтобы разогнать соображалку для боя или выдержать самоистязание под действием Зеркала боли, все ради возмездия и выживания — правда?       — В чем причина?       — Не поняла?       — Почему ты мне это рассказала, и Диана и Алиса молчали?       — Думаю, сестры не хотели загружать тебя, все равно сейчас с этим ничего не поделать, а потом, будем надеяться, ты сама научишься справляться. Насчет первой части вопроса, — Аэлита замялась, — Эм... сестренка так сделала, вроде как поделилась информацией, а ты за это... Ну...       — Давай уже выкладывай как есть.       — Хочу имя!       — Что?       — Имя! Пожалуйста, можно мне имя!       — Так, погоди, погоди, ты все это рассказала ради имени?       — Нет, то есть да, ну пожалуйста.       — Я вас совершенно не понимаю, — Сколотов остановился, недоуменно почесывая затылок, — почему это так важно?       — Без понятия, просто очень хочется, никаких секретов за этим нет, только наше желание.       — Хорошо, значит... — он прокрутил в голове список имен, примеряя их к застывшей в ожидании красавице. — Будешь Лизой.       Обновленная Небесная закатила глаза и издала сексуальный стон, от которого Олег вздрогнул, ноги красавицы подкосились, и она повисла на шее Сольвейн.       — Спасибо.       Вот те на, а я с Дианой в кровати из кожи вон лезу, стараюсь, может у меня неправильный подход, надо просто ее переименовывать каждодневно. Или бегать по улицам, сражая незнакомок наповал своим бескомпромиссными наречениями, так можно пол-Амиладеи удовлетворить. Подхватив водяную волшебницу на руки, Олег размеренной походкой зашагал дальше. Лиза, видно, посчитала дело сделанным и никаких телодвижений самостоятельно воспроизводить не хотела, реагируя на любые попытки себя растормошить тихим, кошачьим урчанием. Очередная странность, связанная с его прекрасными знакомыми незнакомками, прошла как-то вскользь, первое недоумение быстро прошло. Вот когда объявится желающая расшатать его мозги, вот тогда и будем думать, а сейчас опасность оказаться в желудке искаженного превалировала над всем остальным.

* * *

      В Лабиринте за время их непродолжительного отсутствия произошло несколько примечательных событий. На первое было незапланированное пополнение, целый табор Железячников заселялся в Львятам. Толпа народа с семьями и домашним скарбом, прихватив все, что успели, слиняла из клана. Пошатавшись по городу в раздумьях, парочка мастеров, возглавляющих этот исход, не нашла ничего лучше, чем двинуться к "Луни", куда, как они знали, отправились остатки людей Утвара. По сути, к ним иммигрировало две пятых клана Железячников; та вакханалия, которая творилась внутри крепи, заставила адекватных людей искать спасения. Блюстители традиций и вековых законов настолько озверели, что начали подозревать каждого второго, постоянные судилища, казни и пытки чуть не довели до полноценной войны внутри клана, но оставшиеся в здравом уме мастера, которых набралось двое: Яника, та самая что предотвратила резню посреди улицы во время возвращения каравана Утвара, и Валентий Две кирки, мужик мутный, но на первый взгляд не опасный. Они решили, что гражданское противостояние, перешедшее в поножовщину, закончится для обоих сторон в животах искаженных. Собрав сторонников, в один прекрасный день они просто взяли и ушли, на этот раз кидаться в погоню никто не стал, бойцов среди беглецов было достаточно, да и не у всех настолько сорвало крышу, чтобы без вопросов броситься убивать своих бывших соседей. У "Луни" их подобрала пара охотников, оставленная Кайлом для отлова разбежавшихся остатков наемников и возможных соглядатаев Ючгена. В итоге Лабиринт приобрел сто пятьдесят опытных воинов, около полусотни боеспособных ополченцев и целую кучу гражданских, которых пришлось рассортировывать по свободным помещениям. До кучи на неофициальных лидеров их сообщества свалилась груда дипломатической работы. Договариваться, что да как, приходилось Коротару, но вовремя вернувшаяся Соль оказала неоценимую помощь в этом деле. Старик с порога перехватил проклятую, отвел ее в переговорную, усадил за стол и отбыл по делам, прокомментировав свои действия так: вот наша глава, уважаемая и почитаемая хозяйка клана... как его, — он повернулся к Алисе, та споро подскочила к старику, шепнув пару слов на ушко, — да, клана Искателей, прошу любить и жаловать.       В переговорах большей частью участвовал Валентий, грузная леди-кузнец предпочитала слушать, предоставляя честь чесать языком своему союзнику по несчастью. Суть всей затеи заключалась в желании новоприбывших устроиться в Лабиринте с минимальными изменениями в привычном укладе жизни. Железячник по феншую разложил на столе стопки бумаг и свитков с правилами и традициями клана и начал настойчиво торговаться за каждый пункт списка. По первости Сколотов думал, что сможет учесть некоторые особенности в традициях переселенцев, вписав их в разномастное общество Лабиринта, но по мере споров эта надежда становилась все более призрачной. Его оппонент действовал как заправский крючкотвор, заваливая собеседника документами и постановлениями многолетней давности. Железячники за время существования накопили такой багаж писаных и неписанных правил, что им могли позавидовать некоторые государства, каждый новый член совета мастеров начинал свою деятельность со внесения изменений и уточнений в законы, голосования шли одно за одним, а по факту половина всего принятого банально не работало или не исполнялось. В ходу оказались противоречащие друг другу указания и правила с самой широкой трактовкой. Собрав воедино всю законодательную систему Железячников, ее с чистой совестью можно было отправить на помойку; в Амиладее многие кланы обходились здравым смыслом, привычками и, в сложных случаях, решениями лидеров или советов. Как и каким образом бюрократический монстр умудрился вырасти в неблагоприятной среде города-помойки, оставалось только гадать. Повоевав с непробиваемым блюстителем правил, Сколотов был вынужден спуститься на уровень ниже по шкале толерантности и, взяв в руки перо, начал безжалостно вычеркивать лишние, по его мнению, пункты законодательства. В итоге осталось не более десятой части, по которым он готов был договариваться дальше, но еще через сорок минут споров планка терпения съехала до нуля. Сольвейн, плюнув на всякие приличия, сообщила Валентию в лоб, что у них тут продвинутая форма социального устройства под лозунгом "я права, а все остальные дураки", и самые правые выбираются по объемам груди, так что она в связи с подавляющим превосходством в этом параметре является законодательной, исполнительной и судебной властью в одном лице, так что теперь жить будем так: гражданин Лабиринта имеет право защищать свой дом до последнего вздоха, работать на общее благо до упаду и гордиться тем, что их инновационное общество предусматривает для всех одни только права и никаких обязанностей. А кто против, имеет законную возможность отойти на пару километров от крепи и выразить свое возмущение в любой удобной ему форме, главное, чтобы после этого назад не возвращался. Так и живем, мол, до тех пор, пока жизнь в городе не устаканится, а пока у нас военное положение и тирания.       Побугуртив еще минут пятнадцать, Железячник согласился с завуалированным ультиматумом и стал пригоден к конструктивному диалогу. Обсудив все и вся, собрание пришло к соглашению, по итогам которого все военные силы собрались под командованием Коротара, жилищные вопросы переадресовывались Лирэе, а прихваченные беженцами запасы передавались в общак. В заключительной части переговоров активно поучаствовала Янака, внеся немалый вклад в преодоление упрямства своего друга.       Довольный, но до предела вымотанный Сколотов вывалился из переговорной спустя три часа, голова гудела, будто в ней обосновался целый рой пчел; по крайней мере теперь он понимал, почему старик так резко катапультировался с переговоров, переупрямить Валентия без чреновредительства мог только человек с кучей прокаченной харизмы, именно на этот параметр Олег списывал удачное завершение их общения. Там в коридоре его и отловил Стиф, утащив Сольвейн в дальнюю часть жилого сектора. Преодолев несколько поворотов, они вышли к комнатам, занятым несостоявшимися Железячниками, переселившимися в Лабиринт самыми первыми. Воин отловил пробегающего мимо пацана и отправил его собирать народ. Взгляд Соль сам собой опустился на перемотанный обрубок руки мальчика, разжигая внутри немного притухший за прошедшее время гнев, у нее набралось много долгов в городе, и пока все они не будут розданы адресатам, она ни за что не покинет Амиладею.       Их появление вызвало непонятную суету: женщины споро отлавливали бегающих детей и уводили их из коридора, а мужики торопливо собирались в закрытом зале. Стиф остановился, попросив Сольвейн немного подождать, пока народ закончит приготовления непонятно к чему. Любопытство распирало изнутри, но волшебница держалась, не задавая лишних вопросов. Мужское сознание успешно воевало с женским нетерпением, хотя борьба протекала на грани, одно только чувство собственного достоинства удерживало ее от того, чтобы немедленно засунуть свой носик за прикрытую дверь.       Переселенцы не заставили Сольвейн долго мучиться, через пять минут она стояла посреди зала, обозревая ровный ряд закованных в броню бойцов. Правая рука каждого воина оканчивалась знакомым стальным стаканом, намертво приваренным к треугольному щиту, переплетение цепочек и ремешков надежно удерживало руку с отрубленной кистью внутри. Лица всех присутствующих были торжественно сосредоточенными. Вперед вышел крупный мужик с карими глазами и седой, аккуратно подстриженной, бородой, черные с проседью волосы торчали коротким ежиком до затылка, где немного отросшие концы были собраны в короткую косу. Угловатое лицо с выступающей квадратной челюстью придавало ему вид решительного, резкого человека.       — Мое имя Хорхрин, люди еще называют меня Вестник, старая история, ежели пожелаете, я потом вам ее поведаю. Но перейдем к делу: мы просим вас, госпожа, принять нас под свою руку. Обещаем честную службу, свою и потомков, вам и детям вашим, ежели таковые будут.       Полуленивое состояние Сколотова как ветром сдуло, предложение не простое, эти люди в него вкладывали намного больше смысла, чем в долгосрочное сотрудничество, как у них сложилось с Цветами или Охотниками.       — Это не предложение союза? — полуутвердительно спросила Соль.       — Нет, мы хотим вверить свою судьбу в ваши руки, стать бойцами клана Искателей, его щитом от тварей Лжецов и ублюдков вроде Инокена. Взамен просим только взять нас в бой против убийц и палачей оставшихся в клане Железячников.       Сольвейн покосилась на Алису:       — И чья же это была идея? Кто подсказал ее Робину? Насколько мне помнится, о клане Искателей знал он да еще одна особа.       — Наверно, малыш Ро рассказал еще кому-то, — Лисвэн беззаботно пожала плечами, раскачиваясь на месте с каблуков на носки туфель.       — Ага, интересная версия, либо так, либо одна сверхзаботливая теневая мадам постаралась и втянула в это своих сестер.       — Ничего не знаю, — Алиса тряхнула головой, из-за чего водопад серебристых волос на мгновение прикрыл ее лицо, скрывая проскользнувшую на губах улыбку.       — Хорхрин, я хочу, чтобы вы все правильно поняли, я не благородных кровей, это раз, я проклятая, это два, и третье — рано или поздно я оставлю Амиладею и двинусь дальше. Устраивает вас такое?       — Да, мы считаем, что только вы сможете объединить разрозненные остатки кланов в Лабиринте, возглавить их и привести к победе. Месть за Утвара — дело чести, но сами мы не справимся, а вы, госпожа, справитесь. О будущем будем думать, если доживем, в любом случае приказ выполним, прикажете — уйдем с вами, прикажете — останемся, — часть про проклятую Хорхрин намеренно проигнорировал, показывая насколько для них это было незначительно.       — Так и быть, я согласна, Щиты Искателей, — Сольвейн сдержала улыбку, чтобы не испортить людям торжественный момент. Не сказать, что она в полной мере понимала резоны Хорхрина и его людей, но в одном они были правы: все эти сложности дела грядущие, а сейчас у них под носом легионы монстров, армия Ючгена с прихлебателями и непонятные существа, что-то выискивающие в канализации. Соль никак не представляла себя в роли полноценного лидера клана, но сейчас этого и не требовалось, достаточно было зацепиться за жизнь всеми руками и ногами, вытянув за собой как можно больше людей.       Постоянная борьба за выживание шла даже между самыми обездоленными горожанами, там, где кланы делили между собой улицы и переулки, нищие сражались за мусорные кучи и объедки. Укромный угол, в котором можно провести ночь без опасности попасть на зуб монстрам, для них ценился ничуть не меньше, чем иная крепь для нейтралов, и битвы вокруг подобных сокровищ разгорались нешуточные. Никого не удивляли остывшие трупы оборванцев, каждодневно появляющиеся среди грязных подворотен. Десяток или несколько десятков смертей — обыденность для отбросов человеческого общества, их жизнь не стоила и медяка, они прониклись этой мыслью, пропитались насквозь, жили с ней и умирали. Осколок стекла с перевязанной тряпьем рукоятью, ржавая труба, обычный камень или заостренная палка в дрожащих от недоедания и холода руках отчаявшегося ничуть не хуже острого меча собирали кровавую дань во всех уголках Амиладеи. Но ночью вся жизнь застывала, мелкие шайки оборванцев сбивались в кучу, забиваясь как можно глубже в темные углы остатков домов, разбегались по ночлежкам, обустроенным в подвалах, зарывались в груды отходов и мусора, на улицах оставались редкие неудачники, исторгнутые с самого дна, где испуганных, обессилевших людей ждала только смерть, редко кто переживал хотя бы одну ночь, но даже для таких счастливчиков исход был один, сообщество отбросов изгнанников назад не принимало, и сколько не бегай от судьбы, клыки и когти тварей рано или поздно настигали несчастного. Однако сегодня настал особый день, едва заметные границы между жителями подворотен стерлись, самодельное оружие отложено в сторону, бережно хранимые схроны вскрыты, на свет появились затертые кувшины с самым дешевым варевом Кустарей, подгнившие запасы грибов или даже целые крысы. В этот день каждый, даже самый нищий оборванец, не имеющий на теле ни единого клочка одежды, получит свой глоток горячего варева и кусок снеди. Зажиточные, по меркам подворотен, группы сегодня угощали, настоящий праздник для тех, кто целый год трясся над каждой лишней крошкой, они праздновали эту ночь без страха и сомнений, пока искаженные затаились в ожидании, праздновали свой последний день в этом мире, освобождение от бесконечной борьбы за выживание, и пусть Яростный не ждет их в своих чертогах, отбросы верили в тихое и теплое место после смерти, где они смогут как следует отдохнуть.       Амиладея в каком-то смысле уникальный город, по неизвестной причине волна чудовищ накрывала его всего один раз в год, и после нее выживал от силы один из двухсот бездомных. Кровавая резня захлестывала улицы, оставляя после себя куски растерзанных тел и багровые ручьи, скатывающиеся по разбитым мостовым. Сражаться или прятаться бесполезно, у тех, кто оказался за пределами надежных стен крепей, практически не было шансов, они станут пищей для верещащих орд тварей, именно поэтому среди оборванцев возник обычай, который они называли Вопящей ночью, потому как этот сюрреалистический праздник проходил под аккомпанемент далекого воя и рычания собирающихся вокруг города монстров. Необязательно волна пойдет завтра или послезавтра, иногда перед атакой проходило три-четыре дня, однако это неважно, оставшееся до смерти время каждый проводил по-своему, кто-то в молитвах, кто-то погруженный в воспоминания, кто-то в полнейшей апатии. Отбросы знали свое будущее и были готовы к нему, а немногие выжившие передадут обычай Вопящей ночи следующему поколению, которое прибудет на черных кораблях спустя несколько недель. Корабли, в реальности, будут самыми обычными, вовсе незачем тратить краску, выкрашивая корпуса, но для их невольных пассажиров они самые что ни на есть черные.       Вокруг самого целого в округе здания собралась толпа, человек сто — сто пятьдесят; еще вчера тут располагалась наиболее успешная группа оборванцев в районе, ревностно охраняющая любые подходы к своей территории, а сейчас здесь располагался один из центров празднования. Грязные, измотанные люди сидели где попало, сжимая в руках разнообразные емкости с безбожно разбавленным водой варевом, но никому и в голову не могло прийти жаловаться, большинство бездомных за все время впервые пробовали нечто отличное от грязной дождевой воды из луж. Никто не говорил ни слова, глаза смирившихся со смертью людей были направлены вверх, на удивительно чистое и ясное звездное небо, они вслушивались в ночь, ловя отдаленный вой своих убийц.       Из прилегающей к зданию улицы послышались тяжелые шаги. Матерясь и чертыхаясь, через гору мусора перебрался вооруженный воин в добротном доспехе, в его сторону не повернулась ни одна голова, складывалось впечатление, что даже если пришелец прямо сейчас выхватит меч и начнет рубить оборванцев, никто и не шелохнется, в конце концов, на день раньше, на день позже, разница невелика. Между тем боец протолкнулся к самому центру, заняв место на небольшом холме образовавшемся в результате обрушения ближайшей стены.       — Эй болезненные, есть среди вас лидер?! — ответом ему была тишина.       — Ладно, и так сойдет, — он сделал паузу, чтобы набрать побольше воздуха в легкие. — Слушайте, что я скажу! В ближайшее время пойдет волна искаженных, о чем вы и сами в курсе, но на этот раз у вас есть выбор! Не просто бессмысленно помереть, а побороться за свою никчемную шкуру! Клан... Искателей, предлагает каждому готовому встретить монстров с оружием в руках шанс пережить эту бойню! У нас есть ресурсы, есть оружие, но недостаточно бойцов! За оставшееся время попробуем возвести укрепления, и чем больше будет помощников, тем надежнее и обширнее станет стена, всем выдадим какое-никакое оружие, накормим, напоим! Ваше же дело стоять рядом с нами и держаться до тех пор, пока натиск тварей не ослабнет! Обещаю, никого не выкинем раньше времени, сражаться будем на равных на одной стене! Ну, есть желающие?!       — Думаете, ежели побольше пушечного мяса вокруг крепи соберете, твари до вас не доберутся?! — раздался выкрик из толпы.       — Нет никакой крепи! Ты чем слушал, баран, говорю же, что построим, с тем и будем воевать, можете считать нас такими же изгоями, клан Железячников выпер моих людей на все четыре стороны, вот только мы не согласны послушно сдохнуть, будем драться!       — И что, всех примете?       — Всех, лишь бы меч в руках удержать могли!       — А после?       — Ну ты здоров загадывать, — ответил Стиф неизвестному оборванцу с деревяшкой вместо ноги, — кто выживет, те разберутся.       — Выпрете нас опосля, и дело с концом!       — А хоть бы и так, я вам тут не чудо предлагаю, а иной выбор, могу монет пообещать каждому выжившему. Насколько сумма велика будет, зависит от количества, сами понимаете, наши закрома тоже не бесконечны.       По рядам оборванцев прошелся шепот, люди переговаривались, эмоционально размахивая руками, процесс обсуждения пошел. Стиф дал им минут десять обсудить его предложение и заговорил снова:       — Ну, кто пойдет?       — А скажи-ка, на что вы рассчитываете? Вдруг нам задумается без вас обойтись? — с ним заговорил побитый старик, сидевший совсем рядом на осколке каменной плиты, его соседи после этих слов злобно покосились на говорящего, видно эта мысль пришла в голову не одному оборванцу, но озвучивать они ее не собирались.       — Гарантии на мне, старый, — все слаженно обернулись на источник приятного женского голоса. Там в тенях стояла шикарная красавица, в темно-зеленой кожаной броне, ее выдающаяся грудь рельефно выпирала вперед, очерчивая соблазнительные формы даже сквозь толстую куртку. — Давайте продемонстрирую.       Незнакомка подошла к первому попавшемуся оборванцу, похотливо пялящегося на нее мутным взглядом, и одной рукой подняла его в воздух. Рваное тряпье угрожающе затрещало, но выдержало, и бездомный остался висеть в воздухе. Его лицо застыло, а тело будто скрутила судорога, из-за которой он мог только испуганно вращать глазами, но конечности оставались недвижимы. Во второй руке красавицы сверкнуло лезвие ножа, короткий взмах, и парализованный полетел на землю, отброшенный, как бесполезный мусор.       — Ты что сдурела, сука? — перекатившись несколько раз в грязи, бездомный вскочил на ноги, он был абсолютно невредим, за исключением небольшого пореза на пальце.       — Всем хорошо видно?! — красавица подняла кинжал над головой, демонстрируя, как багровая капля впитывается в металл клинка. — А теперь... — она перевела взгляд на ругающегося оборванца, который моментально застыл. — Я проклятая, и эта магия называется контракт, правила просты, ваша капля крови, и вы мои со всеми потрохами на месяц. Мне даже делать ничего не надо, ежели задумаете ударить в спину или учинить еще какую подлость, моментально сдохнете, без моего вмешательства. Нападете на меня или моих людей — смерть, свяжетесь с другими кланами — смерть, украдете — смерть, думаю, вы потихоньку врубаетесь как это работает? С моей стороны обязательство только одно — в этот месяц я ваш командир и обязана о вас заботиться, так что от голода и холода никому откинуться не дам и без причины не убью. Если переживем волну, будет вам оплата, и разрешу, так и быть, оружие оставить. Выбор полностью ваш, те, у кого есть желание побороться за свою жизнь, подходите, капля крови, и вы приняты, но уж потом не скулите — и поработать, и повоевать придется. Кто откажется, пусть сидит и ждет искаженных, тоже вариант. Ну?!       Первым поднялся тот самый старик:       — Дубину удержать еще могу, на пару часов меня хватит, а более и не понадобится.       — Не загадывай, — Сольвейн осторожно кольнула кинжалом палец оборванца, — как все сложится, одному Яростному известно, мы не помирать собираемся, а побеждать.       Следом встали еще несколько бездомных, потом еще, а через несколько минут на псевдоинициацию выстроилась целая очередь, сидеть на месте осталось не более десятка человек.       Молодой, по меркам бездомных, парень, только что прошедший ритуал, с интересом разглядывал разрез на ладони. Он не стал отходить к собирающейся вокруг Стифа группе, а остался наблюдать со стороны, переводя взгляд с непрерывно работающего кинжала на проклятую.       — Слышь, деваха, есть у меня сомнения, что-то того парализованного не видно, а на мне свою магию показать по силам?!       Соль приостановила очередь и безразлично щелкнула пальцами, наглеца тут же скрутило от боли, он схватился за бок и, часто дыша, опустился на землю.       — Еще? — оборванец вскрикнул, разрывая тряпье, но когда он обнажил кожу, там не было никаких ран.       — Смертельное действие контракта тоже продемонстрировать, для наглядности? Или остановимся на этом?       — Я понял, я все понял, хватит!       — Молодец, с третьего раза всего дошло. — Сольвейн, моментально забыв о проблемном оборванце, продолжила свое дело, по крайней мере, так это выглядело со стороны. Под обликом лжеца дело обстояло немного иначе, шипя через зубы от боли, волшебница выдернула из своего бока лезвие кинжала. Зеркало боли решило проблему подтверждения всемогущества проклятой, но Сколотова уже немного беспокоило то, с какой легкостью ему даются подобные решения. Имея богатейший опыт разнообразных ранений и самоистязаний, он без раздумий готов втыкать в себя колюще-режущие предметы по необходимости, при том, что болевые ощущения ничуть не притупились, болевой порог не возрос, просто терпеть боль вошло в привычку. Такими темпами как бы до мазохизма не докатиться, что еще полбеды, намного страшнее, если в критический момент сознание недооценит опасность очередной травмы, в бою каждый удар может оказаться фатальным, даже если это всего лишь неглубокая царапина. Широкий выбор глупых способов подохнуть, начиная от хитрого яда и заканчивая банальной потерей крови, всегда к услугам зазевавшегося попаданца. Хорошо хоть прошлой группе отбросов трюка с фантомом хватило, все-таки когда Сколотов учил каст зеркала, ему даже в голову не могло прийти, что самой частой целью для него станет он сам.       Сборы оборванцев с улиц заняли полдня, это все время, которое их компания согласилась потратить на это занятие. Кайл под конец уже в открытую высказывался против этого плана, который Сольвейн осуществляла с упорством, достойным лучшего применения. Для охотника эти недолюди были всего-навсего дармовой рабочей силой и затычкой против искаженных, так он и воспринимал всю эту движуху, но проклятой двигали совсем другие соображения, понять которые смог только Коротар.       — Ты же понимаешь, что как от бойцов, толку от них будет немного, — спросил старик, подойдя к обозревающей строительную площадку со второго этажа Соль.       — Понимаю.       — Ясно... — Коротар задумчиво почесал подбородок. — Я так и думал, но мы собрали совсем небольшую часть оборванцев города.       — Я не надеюсь спасти всех, по-хорошему, даже не рассчитываю спасти этих.       — В чем тогда смысл?       — Знаешь, Коротар, смысл в моем собственном убеждении. Не каждый готов драться за свою жизнь, для многих заползти в темную щель и ждать смерти намного проще, чем встретить ее лицом к лицу с оружием в руках, но раз уж у человека нашлись на это силы, у него должен быть хотя бы шанс. Такое мое понятие мировой справедливости, было бы у нас поболее места, приняла бы всех.       — Ты, наверно, перва,я кто озаботился их судьбой за все время.       Соль пожала плечами:       — Это не благотворительность. Этим людям нечего терять, они живут, как загнанные в угол звери, а как известно, когда отступать некуда, даже самая трусливая крыса может вцепиться в морду убийце. Я ожидаю, что бездомные не будут бесполезны.       — Твое решение, посмотрим, что выйдет, — Коротар развернулся и, уже собираясь уйти, бросил через плечо: — Если все будет так, как ты сказала, я буду чувствовать себя последней сволочью, одно дело, когда там за стенами, в грязи, копошится бесполезный человеческий мусор, такой образ мыслей успокаивает совесть, совсем другое дело... Волих хотел все изменить, а мы... — старик замолчал и, глубоко вздохнув, спустился по лестнице.       Сколотов понимал, что хотел сказать ветеран, но ничуть ему не сочувствовал, муки совести — это самый минимум того, что причиталось всем кланам в городе за то, какое общество они создали. Тяжелая жизнь при дефиците ресурсов, наверно, должна была их оправдывать, но Олега экономика жизни в Амиладее волновала мало, он просто знал, что в любом случае есть возможность поступить по-человечески и по-скотски, и вариант, выбранный кланами, не делал им чести.       Спешная стройка была в самом разгаре, Цветы оказались достаточно запасливыми для обеспечения возведения стен стройматериалами, а Стиф — достаточно компетентным для выбора наилучшего места расположения крепи. Сердцем обороны являлся спуск в Лабиринт, он же последний шанс защитников, если дела станут совсем плохи; там сейчас тесновато, но при необходимости можно было и потесниться. Бывший Железячник, а ныне лидер Щитов клана Искателей, провел обстоятельную работу по выявлению проходов Лабиринта и, к общей радости, обнаружил один спуск в подвале относительно целого двухэтажного дома. Львята им не пользовались и давно о нем забыли, так как внизу обосновалась стая плевунов. Стифа наличие искаженных нисколько не смущало, он заявился в гости к арендаторам со Щитами и без проблем выселил монстров прямиком в ад. Потом прибрались, подмели, отмыли стены, и все, первая линия обороны на восемьдесят процентов готова, осталось только наглухо заложить окна и двери, оставив проход только по веревочным лестницам. Покончив с реставрацией здания, строители взялись за стену, опоясывающую новую крепь по периметру, с ней справились в рекордные сроки, разобрав все близлежащие постройки; в ход шло все каменное, начиная от плит фундамента и заканчивая разбитой брусчаткой. Стена получалась неказистой, зато достаточно прочной, огромные массы скрепляющего раствора и железные решетки, вынесенные бойцами Цветов из собственной крепи, решали проблемы ускоренного строительства. Позже начавшаяся по инициативе Сольвейн вербовка оборванцев вдохнула в фортификационные работы новую жизнь, свободных рук стало много, а места в очерченном пространстве мало. Новые обстоятельства привели к идее создания второй стены, или третьей, если считать сам дом, тем более оборванцы работали на износ, им без всякой сторонней мотивации хватило одного факта раздачи горячей грибной похлебки.       Стиф взялся обеспечивать порядок среди новоприбывших, не позволяя им по привычке разводить повсюду срач, заодно пресекая зарождающиеся конфликты увесистыми тумаками. Кое-как наскребли ткани по-минимуму приодеть людей, сопроводив раздачу обновки свежей порцией пинков, чтобы оборванцы не отнимали одежку друг у друга. Сольвейн прошлась по своему нищему войску кастами исцеления, потратив на все четыре полных резерва маны, но в результате народ стал выглядеть более пристойно. Принудительные водные процедуры избавили строительную площадку от вони, а лечение — от еле передвигающихся инвалидов, теперь можно было констатировать, что они готовы к волне, насколько это возможно. Люди работали как заведенные, используя каждый лишний час на укрепление внутренних и достройку внешних стен, и судьба сжалившись над барахтающимися в исступлении несчастными, отмерила им еще два полных дня, ни минуты из которых не были потрачены зря.       Редкие люди отваживались ходить по улицам Амиладеи глубокой ночью, тем более в одном из самых незаселенных районов города. Тут искаженные чувствовали себя как дома, многочисленные стаи плевунов, недопсов и других тварей бродили между развалин, вынюхивая неосторожных оборванцев, которых вытеснили на самую границу относительно безопасных территорий более сильные собратья. Тем страннее выглядела группа людей, добровольно сунувшихся в эту клоаку. Три высокие фигуры в медных шлемах безмолвно следовали, окружив человека в дорогом черном плаще, сзади процессии плелась пятерка полуголых рабов, тащивших на плечах увесистый мешок.       Монстры не обделили незнакомцев своим вниманием, на протяжении всего пути из подворотен выпрыгивали плевуны, оборотни и даже редкие щелкуны, но каждый раз попытки нападения заканчивались одинаково. Светящийся ломаный луч врезался в тварей, превращая их в оплавленные, гротескные фигуры.       — Сюда, — человек в плаще указал на свободную от мусора площадку, куда рабы опустили свой груз. — Они больше не нужны, — он безразлично отвернулся, копаясь во внутреннем кармане камзола, несколько вспышек озарили улицу, раздались истошные крики носильщиков, и через несколько секунд все было кончено: на месте, где только что стояли рабы, дымились оплавленные горы бесформенной плоти.       Наконец искомый предмет был найден, аккуратно перевязанный кожаной лентой свиток появился из глубокого кармана. Незнакомец поднял его вверх двумя руками, чтобы молчаливые спутники получили возможность хорошенько рассмотреть печать на обратной стороне. Со всем уважением, медленно и торжественно, он приложил свою печатку к воску, металл кольца слабо засветился, растворяя священный символ, запирающий послание Вершителей. Шелест благословенного пергамента, и торжественная тишина, вот все, что должно предшествовать оглашению приказа.       — Сим указующий, свершение не подлежащее иному толкованию и к исполнению обязано, — голос человека в плаще был ровным и спокойным, а каждое слово произносилось твердо и отчетливо, чтобы ни в коем случае не исковеркать написанное. — Веление света, голосом круга Вершителей, внимайте. Длань Люмен, длань Светоч, длань Ярк, указываю во имя пути принять мерзость Лжецов под свой надзор и произвести требуемое, источить сущность мерзости ради великого плана. Деяние должно быть свершено, наше доверие святейшему Гилиарану на то дано.       Завершив чтение, человек развернул свиток к спутникам. Каждый из жутких существ едва заметно кивнул, подтверждая соответствие прочитанного настоящему тексту. Уверившись в этом, Гилиаран приложил печатку к пергаменту, и послание вспыхнуло, моментально превратившись в золу.       — Приступайте.       Жуть со шлемом, изображающем оскаленные морды животных, опустилось на колени и рывком вытряхнуло из мешка его содержимое. На землю рухнула избитая тварь; антропоморфное существо имело человеческие руки и ноги, однако все его тело было покрыто жесткими перьями, местами выжженными каленым железом, когти на руках были спилены кое-где вместе с пальцами, одно крыло на спине отсутствовало, другое висело изорванной тряпкой. На морде существа, представлявшей сплошное кровавое месиво, вместо рта угадывался короткий совиный клюв, а оставшийся глаз светился чистой ненавистью, исходящей из нечеловеческого, вертикального зрачка.       — Грязные Баски, расплата будет страшна, истинные наследники уничтожат весь ваш род... — поток угроз прервал башмак, опустившийся на голову существа.       — Не трать силы, выкормыш Лжецов, — Гилиаран вдавил подошву в морду твари, — они тебе сейчас понадобятся. Длань Светоч, прошу вас.       Жуть протянула руки над связанным пленником, мягкий желтоватый свет осветил избитого монстра. Некоторое время ничего не происходило, но через минуту человекоподобный искаженный задергался и глухо замычал.       — Не сдерживайся, кричи.       Мычание переросло в хрип, потом в громкие стоны.       — Кричи!       Из горла монстра вырвался сиплый вой.       — Громче, тварь, громче, зови их, зови своих ублюдков! — человек в плаще наслаждался процессом, наслаждался своей властью, дарованной Вершителями, пусть даже на короткое время. По его приказу скоро весь город заполонит невиданная прежде орда тварей, сметая жалкое сопротивление ослабленных кланов, а после останется только взять свое. Исполнить волю Вершителей, ибо их воля абсолютна, а их благодарность верным исполнителям по-настоящему велика.       Верещание пытаемого чудовища разносилось далеко за пределы города, но для восприимчивых к нему ушей искаженных оно оглашало местность на километры вокруг, и твари отвечали на зов. Огромные массы незадействованных в нападении мутантов сорвались со своих мест, стремясь как можно скорее добраться до цели.       Пленник выдержал минут двадцать, после чего его труп был превращен в пригоршню пепла.       — Думаю, этого достаточно. Надеюсь, Ючген, ты хорошо подготовился, а то неудобно будет рассчитываться за помощь с твоими раскиданными по городу кусками, — Гилиаран хмыкнул, обращаясь в пустоту, сегодня у него было прекрасное настроение, ведь план, занявший столько времени, вышел на финальную стадию и скоро будет завершен.