***
Он согласился встретиться с ней. Он и сам не знает почему. Действительно не знает. Но, как ни странно, он об этом не жалеет. Даже когда он натягивает свою любимую толстовку — ту, что красивого желтого пастельного цвета, а ее рукава достигают костяшек его пальцев, — это заставляет его чувствовать себя немного увереннее в себе. Он смотрит на себя в зеркало. Черные джинсы, желтая толстовка с капюшоном, наверное, это его любимый наряд. И это не совпадение! Он не жалеет об этом, когда расчесывает волосы. Они немного спутаны, потому что он не расчесал их после душа прошлой ночью, но вскоре даже они ему поддаются, и довольно скоро его волосы становятся пушистыми, как и всегда. Стрижки, которые он делал в последнее время, немного отличались от тех, что он делал, когда жил с Мэй. Он все еще не жалеет о встрече, когда заходит в лифт. Брюс сидит на диване, читает газету и потягивает кофе в общей гостиной, когда Питер выходит из лифта. Должно быть, он уже давно проснулся. — Доброе утро, Брюс, — радостно говорит он, проходя мимо. Доктор машет ему рукой. — Ты сегодня выглядишь очень бодрым, Пит, — замечает Тони, входя в кухню. Он все еще в пижаме, но Клинт и Сэм, которые сидят у стойки, потягивая коктейли, оба полностью одеты и так же готовы к выходу, как и он. — Ты готов увидеть свою тетю? — Конечно, — говорит он. — Тогда хорошо, — комментирует Клинт. Они с Сэмом обмениваются несколько удивленными взглядами, и Питер делает вид, что ничего не заметил. — Тогда выезжаем через полчаса. Не завтракай. Мы собирались покормить тебя в кафе. Хочешь смузи, Пит? — Завтраки Леголаса — мои любимые, — говорит Сэм, потирая ладони. Клинт фыркает. — А я просто люблю панкейки. — Кстати, я бы не отказался от смузи, — говорит Питер. — А Нат все еще спит? А Стив? Баки? Когда он заливает яблочный сок поверх множества свежих фруктов в блендере, Тони отвечает: — Она еще не выходила из своей комнаты, так что, вероятно, еще спит, как и Кэп с Бакару, — он закрывает коробку с яблочным соком крышкой и отходит от блендера. — Ты ведь все это любишь, Пит? Клубника, малина, бананы и яблочный сок. Я могу добавить еще и немного черники, если хочешь. — Черника звучит неплохо, — говорит Питер, махнув ему рукой. Он садится рядом с Клинтом за барную стойку в ожидании своего коктейля. Он надеется, что сегодня все пройдет хорошо. Питер не совсем уверен, сколько времени прошло с тех пор, как он видел свою тетю в последний раз, и не знает, стоит ли ожидать, что ее мнение будет отличаться от того, что было раньше. Может быть, она поймет, что выгнать племянника из квартиры было ошибкой, и начнет молить о прощении, а может быть, она все еще будет ненавидеть его так же сильно, как раньше. В любом случае, он знает, что они получат то, чего хотят. Если она откажется подписать бумаги, как бы они ни старались, то, по его мнению, у них есть неплохие шансы выиграть дело в суде. Он с нетерпением ждет того дня, когда все это закончится. Все они уверены в своей правоте. Не только он, но и Сэм, Клинт и даже группа адвокатов Тони. Тони ставит перед ним чашку с коктейлем. Он довольно аппетитного цвета — розовый с оттенком сирени. — Наслаждайся, — говорит он ему. — А мне нужно пойти и кое-что проверить. Вы, ребята, скорее всего уйдете раньше, чем я вернусь, так что я хотел бы пожелать вам всем удачи, и, что я не могу дождаться того, что Питер, наконец, сможет оставаться здесь официально. Я теперь даже смогу гордо называть себя папочкой. — Старик, — ворчит Питер. — Молодой человек, — в тон ему огрызается Тони, но при этом улыбается. — Вы двое такие милые, — говорит Клинт нараспев и машет в их сторону рукой. — Спасибо, Старк, — говорит Сэм. — Увидимся позже. Смех Тони не заставляет себя долго ждать. Он берет свой собственный коктейль и поворачивается, чтобы выйти из кухни. — До скорого, крокодильчик! — тянет он в ответ и, наконец, исчезает в общей гостиной. Глядя ему вслед, Питер делает глоток своего коктейля. Вкус у него отличный — наверное, самый вкусный коктейль, который он когда-либо имел удовольствие пить. Он как раз собирается сказать об этом, когда Сэм вдруг кладет руку ему на плечо и говорит: — Ты уверен, что готов сделать это? Сейчас ты прямо светишься уверенностью. Гораздо сильнее, чем ты был неделю или две назад. Я не хочу, чтобы ты надевал фальшивую маску и закрывался в себе. Паркер судорожно сглатывает и говорит ему: — Да, я готов. Уверяю тебя, все нормально. Левая бровь Сэма приподнимается, и Питер понимает, что, возможно, он вовсе не так уверен в себе и своем решении, как ему кажется. Да, он знает, что адвокаты сделают свою работу гладко — но уверен ли он, что у него есть силы снова увидеть тетю? Сесть и посмотреть ей прямо в глаза, зная, сколько боли она тогда ему причинила? Сумеет ли он поговорить с ней, не крича на нее от гнева и разочарования, что он так долго сдерживал? Но потом он думает, что, возможно, сможет выразить ей свой гнев и разочарование, не крича. Не теряя рассудка. Может быть, он расскажет ей, как все это заставило его себя чувствовать таким отверженным, таким никчемным, таким одиноким, и скажет, что он прощает ее за все это. Потому что так оно и есть. Это странно — он прекрасно знает это, — но он простил ее за все это, потому что понимает. Он понимает, что, возможно, ей было страшно, что, возможно, она чувствовала себя уязвленной всей той ложью, которой он кормил ее, что, возможно, она просто не знала, что делать, и была слишком напугана, чтобы противостоять этому. Он понимает это, потому что тоже боится. Но то, что она прощена, еще не значит, что он к ней вернется. Может у них и изменятся отношения, но сейчас он счастлив там, где он есть. Он не может выразить, как он счастлив с Мстителями прямо сейчас. Не из-за всей той роскоши, которой они владеют — это просто приятный бонус, на самом деле, — а потому, что они сделали так много, чтобы он чувствовал себя желанным гостем, и он просто не хочет покидать это прямо сейчас. Обдумывая все это, Питер понимает, что готов. Он готов встретиться с ней лицом к лицу. Может быть, это будет трудно, и, возможно, он переосмыслит свой выбор, когда придет время, но сейчас он готов и не собирается менять это решение. — Я готов, — говорит он, глядя прямо в глаза Сэму. — Честно. Сэм наблюдает за ним всего несколько секунд, а затем его плечи, наконец, опускаются, и он тепло ерошит волосы Питера. — Я горжусь тобой, — говорит он. — А теперь пей свой коктейль. Если хочешь, я приготовлю тебе еще одну порцию перед уходом. Ну, знаешь, на дорожку. — Боже, — фыркает Клинт, и Питер только сейчас вспоминает, что он все еще там. — Ты такой хороший отец, Сэм. — Заткнись. — Ладно, папочка.***
Они приходят в кафе «Завтрак» в Куинсе без четверти одиннадцать утра, за пятнадцать минут до назначенной встречи. Это уютное маленькое заведение с бледно-голубыми стенами и потертыми белыми столиками, салфетками, соусами и столовыми приборами, расставленными в маленькой корзинке посреди каждого стола рядом с горшочком красивых розовых орхидей. «Похоже на место с картинок книжки,» — думает про себя Клинт. Это тихое маленькое кафе. Публичное, но не слишком многолюдное. Посетителей немного, и за прилавком только один человек — темнокожий парень, на вид года на два старше Питера, одетый в черное поло и джинсы в тон ему. Он с энтузиазмом приветствует их, когда колокольчик над дверью возвещает об их появлении. Ребят сопровождал один из самых дружелюбных и умных адвокатов Тони — женщина русского происхождения с короткими черными волосами и добрыми карими глазами, назвавшая себя Вероникой. — Мы пришли слишком рано. Может быть, закажем завтрак прямо сейчас? — спрашивает Сэм, когда они занимают свои места за одним из столов подальше от входа. — Не вижу причин не заказать сейчас кофе, — говорит Клинт, оглядываясь на остальных. Не видя возражений, он поднимает руку и подзывает официанта. Через пять минут после того, как они все получили свои напитки — Сэм и Клинт заказали латте, Вероника — черный кофе (такой типичный адвокатский напиток, как думает Клинт про себя), а Питер — латте-матча, — снова раздается звоночек над дверью, и они слышат, как работник за стойкой приветствует кого-то. Женщина благодарит его и заказывает черный кофе. Клинт чувствует, как Питер напрягается рядом с ним. Он видит, что Сэм, сидящий напротив него, тоже это заметил. Должно быть, это тот самый голос, который Питер сразу же узнал, потому что он еще даже не повернулся, чтобы посмотреть на вновь прибывшего. — Ты будешь в порядке, Питер, — шепчет он, кладя руку ему на плечо, чтобы хоть как-то утешить. — Ты можешь уйти, если хочешь. Никто не будет возражать. — Нет, я в порядке, — говорит Питер. — Я правда в порядке. У меня все в порядке. Клинт хочет сказать ему что-то еще, но вскоре его прерывает кто-то, занимающий место напротив него, рядом с Вероникой. Она… она выглядит очень доброй. Клинт не совсем понимает, почему он так удивлен — может быть, потому что вообразил ее каким-то ужасным чудовищем, — но она выглядит такой доброй, совсем не похожей на человека, который мог бы выгнать собственного племянника. Ее вьющиеся каштановые волосы с проседью доходят чуть ниже плеч. Ее кожа почти такого же оттенка, как у Питера, а глаза того же цвета, что и кофе, но при этом нежные и понимающие. Женщина еще ни разу не взглянула на Питера, а Питер даже не взглянул на нее. Внезапно состояние его собственных ногтей стало ему очень интересно. — Давно мы не виделись, Питер, — наконец, говорит она. Это привлекает его внимание. Его голова медленно, нерешительно отрывается от рассматривания колен, но он твердо ловит ее взгляд. Питер ничего не говорит, только смотрит. Клинт не знает, о чем тот думает, но видит, как в его глазах, на лице, по языку тела закипает сдерживаемое разочарование. — Это не займет много времени, — говорит Вероника. — Все, что нам нужно от вас, — это подписать эти две бумаги, — она достает их из портфеля (опять же, очень типично для адвоката, как подумал Клинт) и кладет их на стол, — и мы сможем закончить с этим за десять минут. — А ты кто такая? — Меня зовут Вероника Баринова, и я один из адвокатов Тони Старка. Приятно познакомиться, Мэй Паркер, — она протягивает руку для рукопожатия, но Мэй не берет ее. Вместо этого она вздыхает и откидывается на спинку стула. Она пару минут наблюдает, как Питер ерзает, а потом выпрямляется и наконец говорит: — Тебе очень идет новая стрижка. Он ничего не говорит. И никто не говорит. Поэтому Мэй продолжает. — Слушай. Я знаю… знаю, что ты ненавидишь меня. Я знаю, что ты ненавидишь меня за то, что я сделала. Я ненавижу себя за это не меньше, за то, что была такой опрометчивой… я не перестаю думать о том, что сделала. С тех пор, как ты перестал стучать в дверь каждый день, умоляя впустить тебя, умоляя о прощении, умоляя меня остановиться и выслушать твою точку зрения. Я не перестаю думать обо всем, что сделала неправильно, обо всем, что могла бы сделать лучше. Через некоторое время я пошла искать тебя. После слишком долгого перерыва, я думаю. Я искала тебя повсюду, я выслеживала тебя каждый раз, когда шла на работу или выполняла поручения. Я просила людей, чтобы они сказали мне, если вдруг увидят тебя… но я не смогла найти тебя. Я не знаю, было ли это потому, что ты не хотел, чтобы тебя нашли, или потому, что ты уже жил с… с ними. Послушай… я знаю, ты, наверное, не захочешь этого слышать. Ты, наверное, больше никогда не захочешь меня видеть. Конечно, нет, и это правильно. Меня это вполне устраивает. Я не заслуживаю тебя после того, что с тобой сделала. И я… я хочу сказать, что мне очень жаль, Питер. Мне очень, очень жаль. Я не могу выразить, как сильно сожалею об этом, как сильно мне хочется все переделать и исправить. И я знаю, что извинения могут ничего не значить. Они не исправят этого, они не сотрут прошлое. И… — Мэй. — Я и не жду, что ты меня простишь. Я не заслуживаю этого, правда, я ничего от тебя не жду. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я сожалею обо всем, что сделала, и… — Мэй. — Просто знай, что ты… твоя тайная личность в безопасности. Я никому… никому не скажу. Я тебе очень многим обязана. Я так горжусь твоей работой в качестве Человека-Паука. Ты сделал так много замечательных вещей, пытаясь помочь людям. И это замечательное качество в тебе, а я такая, такая… — Мэй, прекрати. Остановись. На этот раз она так и делает. Она смотрит на племянника покрасневшими глазами, взглядом, который говорит о многом, взглядом, который дает Клинту понять, что она говорит то, что действительно имеет в виду. Лучник видит, как дрожат ее руки вокруг дымящейся кофейной чашки на столе. — Мэй, — говорит он, делая глубокий вдох. — Просто знай, что… я прощаю тебя. И я не должен был бы прощать тебя за то, что ты сделала, но я прощаю. Я действительно это делаю. Я все понял. Ты была напугана, тебе было больно, и я это понимаю. Я тебя прощаю, — он трет пальцем свой глаз. — Я прощаю тебя. Теперь Клинту становится немного легче дышать. Похоже, что все будет хорошо, что все будет улажено быстрее, чем они думали, что все пройдет более гладко, чем они думали. Мэй вытирает слезы из-под глаз. И следующую фразу говорит практически ломающимся и дрожащим голосом. — Я могу попросить об одной вещи? — Все, что угодно, — говорит Питер. — Можно мне тебя обнять? Они долго обнимаются. Дрожащее дыхание Мэй превращается в плач в тот момент, когда они касаются друг друга, а затем в бессвязные рыдания после того, как он обнимает ее за талию. Клинт, Сэм и Вероника ничего не говорят. Им это и не нужно. Они этого не хотят. Они не хотят рисковать, нарушая такой хрупкий момент, такой один на миллион. Когда Питер отходит от Мэй и снова садится на свое место, Сэм наконец говорит: — Приятно познакомиться, миссис Паркер. Меня зовут Сэм Уилсон. Возможно, вы знаете меня как Сокола. На этот раз она пожимает протянутую ей руку. — Это вы нашли моего мальчика в одиночестве на улице? — спрашивает она сдавленным от волнения голосом. — Это был я, — вмешивается Клинт. Он тоже протягивает ей руку для рукопожатия. — Я Клинт Бартон, иначе известный как Соколиный Глаз. Мы с Питером впервые встретились в круглосуточном магазине на угловой. — Он купил мне сэндвич, Мэй. Женщина фыркает. — С курицей в майонезе? — С курицей в майонезе, — подтверждает Питер, смущенно улыбаясь, сидя за столом. Мэй подносит сжатый кулак ко рту. — Он всегда был твоим любимым, — говорит она. — Я перестала тебя спрашивать, что класть в ланч еще в середине начальной школы, потому что ты всегда говорил одно и то же. Ты всегда говорил, что хочешь сэндвич с курицей и майонезом. Питер радостно смеется. — Да… Они оба на мгновение замолкают. Наконец, Мэй поворачивается и смотрит на Клинта. — Спасибо, — дрожащим голосом говорит она. — Большое вам спасибо. Спасибо вам, что присмотрели за моим мальчиком, когда я потерпела неудачу. Спасибо, что дали ему шанс. Спасибо, что дали нам возможность снова увидеться. Я не могу выразить словами, как высоко я это ценю. Спасибо. Спасибо. Клинт поймал себя на том, что улыбается. — Все в порядке, мэм. Он отличный сожитель. Мэй кивает, снова откидываясь на спинку стула, но не так, будто она закончила, а так, словно она была совершенно довольна. — Если я подпишу вот это, — говорит она, указывая на бумаги и доставая из сумки ручку, — то смогу ли я по-прежнему поддерживать контакт с моим мальчиком? Даже если вы станете его законными опекунами? — Если он этого захочет, — говорит Сэм. Все взгляды устремляются на Питера. — Конечно, мы можем оставаться на связи, — говорит он без малейшего колебания. — Давай мне свой телефон, я добавлю в него свой новый номер. Она любезно протягивает телефон и улыбается. — Спасибо тебе, — говорит она, — за то, что ты дал мне возможность все исправить. Я знаю, что все уже никогда не будет прежним, но так и не должно быть. — Мы можем встречаться за завтраком по воскресеньям. Ты не работаешь, а у меня нет школы, — замечает Питер. — И нет, в этот раз ты за меня платить больше не будешь, на этот раз моя очередь. Тони по деньгам скучать не будет. — Такой джентльмен, — воркует Клинт, и Питер бьет его по плечу.***
— Угадай, что только что пришло по почте, Питер! Дверь врезается в стену с такой силой, что Питер уверен, что там осталась вмятина, когда Клинт врывается в его спальню, размахивая листом бумаги, как будто это был белый флаг капитуляции. Питер спрыгивает вниз с потолка. — Стенка не такая уж и крепкая, — ворчит он, — не надо так ее портить. — Да кому нужна твоя стена? Посмотри, что у меня есть! Питер закатывает глаза и выхватывает бумагу у мужчины. Он ожидает чего-то глупого, смешного, как и всегда, но вместо этого увидел… — Это мои… документы об опеке. Он бегло читает первую строчку. — Дорогой мистер Бартон. Это письмо должно подтвердить, что теперь Вы имеете полную опеку над Питером Бенджамином Паркером до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать лет, — он снова читает. Снова, и снова, и снова. Просто чтобы убедится, что это реально. Чтобы он понял, что все это не сон. Снова и снова, пока он не заучит текст письма, как свои пять пальцев. Он продолжает читать ее до тех пор, пока на него сразу не накатывает волна эмоций, и он так крепко обнимает Клинта, что чуть не сбивает лучника с ног. Когда мужчина своими руками притягивает Питера поближе, его охватывает облегчение, как будто все тревоги, которые он когда-либо испытывал за то время, что провел один на улице, сразу рассеялись, как будто все снова в порядке. Примерно через минуту он снова высвобождается из объятий и вытирает левый глаз сжатым кулаком. — Прости, — бормочет он. — Я чувствовал необходимость в этом. — Я тоже, — соглашается Клинт. Он хлопает Питера по плечу. — О, и ты не освобождаешься от школы. Мы записали тебя на занятия, ты выходишь в следующий понедельник. — Вот черт, — ворчит Питер, но на самом деле он не так уж и разочарован. Он всегда находил школу довольно приятной и солгал бы, если бы сказал, что не скучал по ней. Интересно будет посмотреть, насколько странно туда возвращаться после всего пережитого.***
Именно тогда, когда они наслаждаются своей первой порцией праздничного коктейля, Питер шутливо спрашивает Клинта: — Эй, это значит, что теперь я могу называть тебя «папа»? — Если ты хоть раз назовешь меня папой, я отрекусь от тебя. Питер смеется и бросает ему в лицо салфетку.