Графиня де Вержи

      В канун Рождества 1684 года в графском имении на севере Франции ждали гостей.       — Вот бы отец не смог приехать, — сказала молодая графиня де Вержи и поёжилась.       Холод проникал сквозь каменные стены, за которыми лежали пустынные холмы, поросшие сухим кустарником, и лишь ветер веял между ними и заледеневшим небом. Солнечный свет почти не просачивался в украшенную безвкусными ангелочками комнату из затянутого промасленной тканью окна. В это время в Берлоге обычно уже зажигали свечи.       Иногда их блики касались портрета родителей графини. «Вашей матушке стало дурно на улице, Диана… Мадам… мадам умерла», — сквозь слезы повторяла няня, упав на колени. Только это и вертелось в её голове всякий раз, когда она видела эту картину.       — Мадам, может быть, вам сказаться больной? — предложила Коко, её худенькая рыжеволосая камеристка лет тринадцати с милыми чертами усыпанного веснушками лица.       — Боюсь, Коко, сегодня точно не выйдет, приезжает отец смотреть на Надин, — сказала графиня, кивнула на запечатлённого на портрете молодого мужчину, очень похожего на неё саму, и нахмурилась.       Случайно взглянув на портрет снова, графиня поспешила отвернуться. Руки сами тянулись к старой потёртой шкатулке, открывали и закрывали крышку, трогали лежавшие внутри украшения, водили пальцами по холодному гладкому дереву и острым граням драгоценных камней, тускло блестевших в свете свечей. Она не чувствовала ровно никакого трепета в груди, прикасаясь к очередному колечку или брошке, и лишь равнодушно вспоминала цены, столь часто озвучиваемые мужем при очередном пополнении его коллекции.       «Вот это стоило, как хорошая лошадь, вот это — как вся Берлога, вот это — больше, чем вы», — снова и снова звучал в её голове голос графа, вызывая у Дианы лишь холод на кончиках пальцев и острое желание забиться куда-нибудь в угол.       — Думаете, ваш отец останется у нас надолго? — спросила Коко, потуже затягивая шнуровку парчового платья.       — Вряд ли он захотел бы ехать так далеко ради пары дней. Хотя я всё же надеюсь, его не будет вовсе, иначе это Рождество окажется безвозвратно испорчено.       — А как думаете, хозяин что-нибудь вам подарит? — продолжила болтать камеристка, вынимая из шкатулки жемчужное ожерелье и застёгивая на шее хозяйки. — Ой, вы в нём такая красивая, просто кукла!       — Одарил уже всем, чем мог, я бы сказала! — пробормотала Диана, мысленно согласившись со служанкой по поводу куклы. Помедлив секунду, она натянула белые перчатки, надёжно прятавшие от посторонних глаз фиолетовые следы на узких бледных запястьях.       — Мишель так и не возвращался?       Коко лишь покачала головой, расправляя кружево на рукавах тёмно-синего платья. Графиня тяжело вздохнула и бросила взгляд на большое зеркало, ещё раз убеждаясь в том, что выглядит безупречно: серые глаза совсем не кажутся покрасневшими, а из причёски не выпущено ни одной лишней пряди.       — Что ж, может, ещё вернётся…       «Надеюсь, следующие роды меня убьют, и я больше никогда не увижу их всех», — подумала графиня и, улыбнувшись зеркалу, спустилась к гостям.       За огромными окнами столовой, украшенной старинными гобеленами, в слегка покрытом снегом саду гулял ветер. В короткое тёплое время года яркие цветы из этого сада стояли в высоких вазочках на белых скатертях. Сейчас же их заменяли крепкие веточки с необычными розоватыми цветочками. Трое гостей уже сидели за столом, когда она переступила порог.       — Это пробный новый сорт зимней яблони, дорогой тёзка, — благодушно пояснил граф, обращаясь к её отцу, высокому черноволосому мужчине, сидевшему напротив, и лениво отпил вино из фамильного кубка с орлом. — Их выращивает мой брат. К сожалению, сам приехать не смог, с яблоками ему веселей. На вкус они так себе, да и, держу пари, замёрзнут, подморозь посильнее, но цветут красиво. Налей-ка мне ещё вина, — обратился он к худенькой молоденькой служанке с неправильными чертами лица и жидким пучком волос.       — Всем добрый вечер, — негромко поприветствовала графиня, тут же опустив глаза в пол, стоило её мужу оторваться от кубка. — Месье, отец, Мари, Филипп. Счастлива, что вы всё же смогли встретить Рождество с нами.       — Да-да, Диана, здравствуйте, — поспешно кивнул её отец, от неожиданности подавившись вином, и, откашлявшись, добавил: — Взаимно.       — Здравствуйте, дорогая, — сказала Мари и улыбнулась ей, а Филипп лишь молча кивнул.       — Это Мари, я собираюсь на ней жениться, когда кончится траур по твоей матушке. — Помявшись, отец указал на стоявшую поодаль женщину в скромном бежевом платье.       Она, наматывая прядь волос на палец, постаралась улыбнуться и выдавила что-то вроде «доброе утро, Диана. Безумно сочувствую твоей потере». Из-за её юбки выглядывал черноволосый худой мальчишка, на вид ровесник Дианы, хоть и был на полголовы выше неё.       — А это Филипп, — её отец снова замялся, кивая на мальчишку. — Твой брат. Он на год младше тебя, ему пять.       Диана вместо ответа развернулась и убежала в сад, где ещё долго плакала, спрятавшись за фонтаном, пока её не нашла няня.       Граф улыбнулся, выждав пока все приветствия окончатся, и сказал:       — Его тут нет, Диана.        Она обхватила себя за запястья и опустила лицо, ответив, что совершенно не понимает, о ком он.       — Садитесь, только вас ждали.       Хозяин дома был широкоплечим, почти седым мужчиной, одетым с иголочки в яркий, как и у Филиппа, дублет и рубашку с изящными кружевными манжетами, которые совершенно ему не шли. Грубоватые черты лица и крупный нос придавали ему сходство с коршуном: одного взгляда его неживых глаз хватило, чтобы Диана почувствовала идущую по ногам дрожь и с трудом опустилась на своё место.       — Филипп, а вы что молчите, как пень? Где ваши манеры? Поздоровайтесь же с сестрой, я вам говорю, — так ничего и не дождавшись, зашипела Мари на хмурого сына, жевавшего мясо, и, поняв, что это бесполезно, устало улыбнулась Диане: — Простите его, дорогая, он весь в свою старуху.       — Мари, перестаньте, вы всегда прекрасно выглядите, особенно в изумрудном атласе, он очень подходит к вашим глазам, — сказала Диана и вежливо улыбнулась в ответ.       — Диана, прекрасно выглядите, — наконец произнес Филипп, запивая мясо вином.       — Благодарю, — сдержанно ответила графиня.       — Да перестаньте, вы вгоняете меня в краску. — Мари тоже отпила из кубка и выжидающе взглянула на мужа. Так и не дождавшись никакой реакции, она разочарованно махнула рукой, буркнув: «Эти двое совершенно разучились быть галантными».       — Я просил вина, — рявкнул граф служанке, засмотревшейся на новое платье хозяйки. Та негромко извинилась и послушно плеснула в кубок из хрустального графина для особых случаев. Граф жестом отпустил её и пригубил терпкий напиток родом с солнечного юга. — До чего люблю «Рашель» шестидесятых. Лучшее вино на всем юге. Не так ли, Диана?       — Не разбираюсь в вине, месье. — Она поджала губы и опустила глаза в тарелку.       — Вот видите, с вами даже не о чем поговорить! Ну не о тряпках же, в самом деле, — прихлебнул граф из бокала. — Тёзка, скажите уже жене, что она хочет услышать, пока вас не прожгли взглядом.       — Двухцветное платье, стоячий воротник, кружева, всё, как вы любите, чего вам ещё надо? — хмурясь, протянул месье де Лален, выпив. — Эта рыжая лисица безумно любит выслушивать совершенно очевидные вещи!       — Вы совершенно бессовестны, Антуан! — обиженно бросила Мари и обратилась к графу: — Простите мне моё любопытство, но где ваш сын? Мне очень нравится слушать его рассказы о странствиях, это так увлекательно.       Диана вздрогнула и, посмотрев на мачеху, спешно опустила ресницы, чувствуя на себе тяжёлый взгляд мужа.       — Не могу знать, мадам, — наконец равнодушно пожал плечами хозяин дома, окинув взглядом небольшой стол, накрытый белой скатертью. На нём стояло множество самых разных ароматных яств на изящных расписных блюдах из китайского фарфора: куриное рагу, приправленное миндальным молоком с зёрнышками граната и артишоками, тушёная птица с морковью и луком пореем, свежевыпеченный хлеб, нарезанные лимоны и апельсины, аппетитные булочки с корицей и, конечно же, несколько сортов сыра. — Угощайтесь сыром, кстати, очень хороший. Кажется, у моего сына были какие-то дела в пригороде, но надеюсь, шанс проиграться нам в мушку он не упустит.       Отец Дианы понимающе хмыкнул и потёр руки. Граф кивнул и, отсалютовав кубком, сделал несколько глотков. Мари, бросив быстрый взгляд на мужа, обратилась к Диане:       — Королевский синий? Вам идёт. Дорогое, наверное, платье? — спросила она, понизив голос, и преувеличенно таинственно добавила: «Я слышала, в чём-то подобном буквально на той неделе появилась всем нам известная дама?»       — Это подарок месье, он не смог бы подарить мне что-то иное, — с трудом изобразила улыбку Диана.       — Да, действительно, женщина, обладающая всей красотой де Лаленов, непременно обязана носить что-то достойное самой королевы, — сказал месье де Лален, не упустив случая напомнить о родстве с самой королевской фавориткой. Граф спрятал усмешку за кубком, но отец Дианы ничего не заметил.       Из-за неловкой служанки с тонким звоном разбился какой-то графин, по полу тут же расплылось тёмно-красное пятно, напомнившее графине кровь и вызвавшее приступ тошноты. Обед с семьёй стремительно таял перед глазами.       Красное… Осколки… Звон…       Граф с грохотом снёс со стола поднос, и всё посыпалось на пол. В плечо впились пальцы и потащили куда-то. Она сама не поняла, как уже чувствовала под собой ступени лестницы. Свекровь продолжала сидеть за столом и молча смотреть. Наверху он пинком распахнул дверь и швырнул её на пол.       — Я надеюсь больше никогда не видеть вас рядом с ним.       И он просто ушёл, как будто ничего и не было. Дверь хлопнула, и Диана осталась одна. Она забилась в угол, обняв себя за ноги и пряча лицо в коленях. Светлые юбки намокли, пошли красными пятнами…       — Диана, вы себя хорошо чувствуете? — отчего-то забеспокоилась Мари, бросив взгляд на её тарелку с нетронутой едой. — Вы какая-то бледная. Слишком сильно затянули корсет?       — Да-да, кажется, — поспешила кивнуть графиня и посмотрела на мужа, с аппетитом жевавшего ароматное мясо.       Отчего-то этот запах показался ей слишком резким, и к горлу подкатил ком. Чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок, она отодвинула подальше вино и свою тарелку. Стоило только мужу повернуть голову в её сторону, как графиня начинала прятать глаза, принималась рассматривать скатерть или выводить под столом узоры на платье и, лишь на долю секунды, когда граф о чём-то спрашивал Филиппа, переводила взгляд на дверь, прежде чем снова уставиться в пол.       В этот момент мачеха выразительно взглянула на её отца и скосила глаза в её сторону, как бы говоря: «Да посмотрите же!» По выражению его лица было очевидно, что он так и не понял, что он должен был увидеть. Диана, впрочем, тоже была не уверена, что правильно расценила это многозначительное: «Глядите!».       — Что-то не так, матушка? —  спросил Филипп, оторвавшись от пустяковой беседы с зятем о последних новостях из дворца. Король, как говорили, осенью тайно женился на маркизе д’Обинье, но графиня так толком ничего и не поняла, застав только конец разговора.       — Да нет, мне просто показалось, — отмахнулась Мари. Она сделала небольшой глоток вина, краем глаза следя за мужем и сыном, которые о чём-то шептались и, поставив кубок, непринужденно улыбнулась:        — Не стоит беспокоиться. Итак, что интересного произошло тут с нашего последнего визита к вам? Ну, кроме, конечно, рождения девочки. Кстати, очень хотела бы взглянуть на неё после ужина. Всегда так любила маленьких детей. Антуан, как, кстати, зовут вашу дочь?       — Надин, хотя я бы назвал Маргаритой, как мою сестру, если бы был уверен, что ребёнок выживет. — Граф следом за ней сделал несколько глотков из кубка. — О новом я вряд ли скажу что-то большее, чем вы уже знаете. А, хотя постойте. В январе будет двадцатая годовщина смерти моей несчастной Софи. Безумно не хватает её временами, знаете ли. Диана, вы видели её портрет? Она была красавицей, не правда ли?       — У неё были очень выразительные глаза, — осторожно согласилась графиня, от неожиданности чуть не подавившись воздухом.       — О да, до сих пор не могу забыть её похорон! — охотно поддержал разговор её отец. — Мари, как же я рад, что вы тогда не поехали со мной. Мне самому, признаться, было не по себе. Как же так получилось, что балкончик не выдержал её?       — Думаю, когда его строили, ещё в молодости моего уважаемого отца, поленились достаточно хорошо укрепить перила, видимо, от этого и пошли трещины. Не могу точно припомнить, как мне тогда это объяснили, был слишком потрясен её смертью. Подумайте только, Софи не было и двадцати!       — Какой кошмар! — изумленно ахнула Мари, будто впервые слышала эту историю. — Бедная София! Как же ваш сын это пережил? Остаться без матери в таком возрасте… Не могу даже представить! Неужели его воспитание полностью на себя взяла ваша матушка?       — О, она, несомненно, очень хотела, — деловито ответил граф, сделав ещё несколько глотков вина. — Но возраст, возраст. Матушка уже тогда была немолода. Конечно, большую часть забот взяли бы няньки, но воспитание мальчиков требует железной дисциплины и огромной силы воли, так что, не думаю, что она бы справилась.       — Господи, если бы мой сын так же заботился о нас с отцом, когда мы состаримся, как вы о мадам… Долгих лет ей!       Диана смотрела на белую тарелку перед собой и чувствовала, как голова тяжелела, а перед глазами всё начинало плыть. Где-то далеко раздался раскат грома, по крыше и окнам застучал дождь. Прислуга поспешила закрыть ставни. Они противно заскрипели.       Ставни в Берлоге закрываются с ужасным скрипом. Время тянулось бесконечно, пока она стояла одна на улице и пыталась хоть как-то укрыть от капель дочь. Платье уже давно отяжелело и неприятно холодило кожу, по растрёпанным волосам на лицо и шею стекали холодные потоки воды. Вскоре и белые пеленки Надин потемнели и промокли насквозь. Шёл дождь, а она стояла перед запертой дверью и пыталась докричаться до мужа, пока не сорвала голос.       — Диана! Он что, опять?       Она обернулась, услышав знакомый голос. Мишель подошёл к двери и с силой постучал. Граф открыл дверь, уставившись сначала на опустившуюся голову Дианы, потом на Мишеля, смотревшего ему в глаза.       — Ну, предатели, и что вы оба мне скажете?       — Что вы помешались на своей ревности, с вами жить уже просто невозможно. Пустите её, если не хотите, чтобы я устроил вам неприятности, — сухо потребовал Мишель, до побелевших костяшек сжав кулаки.       — Уже боюсь, — презрительно усмехнулся граф и перевёл взгляд на жену. — Ну, а от вас я что-нибудь умное услышу?       — Простите, месье, я была не права. Этого больше не повторится, — выдохнула Диана, опуская глаза. — Здесь холодно, можно мне войти?       — То-то. Заходите. — Он пропустил жену с вопящим ребёнком в дом и бросил ей в спину: «Жду вас у себя через десять минут, заодно и согреетесь».       Мишель вдруг выдернул опешившего графа на улицу. Диана не расслышала, что он сказал ему, но чётко услышала звук пощечины.       Возвращаясь в дом, граф бросил:       — Не дорос ещё, выродок, так со старшими говорить.       — Диана, да что с вами такое? Вы так ничего и не съели и сидите, как неживая! — обеспокоенно поинтересовалась Мари.       — Всё в порядке, Мари, у меня немного болит голова. — Она потерла виски и неохотно сделала глоток из кубка, тут же поморщившись, и снова отодвинула его. — А где все?       — Играют. Вы обещали показать вашу дочь, не прикажете её принести?       — Право, я боюсь её разбудить, давайте поднимемся сами. — Графиня снова потёрла виски и громко спросила сидевших в соседней комнате: «Месье, я же больше вам не нужна сегодня?»       Ответа не последовало. Пожелав всем удачной игры, они с мачехой тихо вышли, даже с лестницы слыша ликование победителя и брань проигравших.       — Надеюсь, ваш отец не проиграет всё снова! Филипп хоть иногда вспоминает о мере, за него я не так сильно волнуюсь! — покачала головой Мари, поднимаясь по лестнице в детскую.       — Он — игрок, он не может без этого, — ответила Диана.       Стоило им войти в полутёмную комнатку, как дремавшая возле колыбели служанка встрепенулась и поприветствовала хозяйку книксеном, бодро доложив, что её дочь прекрасно себя чувствует: её только что накормили, и теперь она спит. Графиня отпустила прислугу, осторожно присела на старую табуретку возле колыбели, в которой спала Надин.       — Красивая будет, как мать, — заметила Мари, с интересом рассматривая младенца.       — И как Анна-Мария, — добавила Диана, вздохнув и нахмурившись.       — Вы думаете, она умерла из-за проклятия? — Мари коснулась плеча Дианы. — Боже, девочка моя, вы же взрослая образованная женщина, ну как можно верить в такую ерунду?       — «Будет жизнь твоих потомков серой, как твои глаза, а смерть чёрной, как твои волосы…» — Она сглотнула. — Да не верю я, просто… Просто, мало ли, — она пожала плечами и принялась поправлять пелёнки и чепчик дочери.       — Надеюсь, от вас она взяла больше, чем от своего отца. От него она не унаследует ничего хорошего, кроме фамилии. И да, Диана, — женщина повернулась к ней лицом и выдержала паузу, привлекая к себе внимание, — попросите завтра служанку не затягивать корсет так сильно, если вы понимаете меня.       — Вполне понимаю, благодарю за заботу, — вымученно улыбнулась Диана. — И всё же, я полагаю, это было просто совпадением.       — Возможно, — не стала спорить Мари.       Снизу раздались оживлённые голоса, и влетевший через минуту сияющий Филипп гордо объявил:       — Матушка, отец и месье берут меня с собой охотиться!       — Пойду прослежу, чтобы ваш отец снова не проиграл всё состояние графу, — мрачно пошутила Мари, уходя вместе с Филиппом вниз.       — И второго ребёнка в придачу, — буркнула Диана им вслед.       В этот вечер она как будто впервые внимательно присмотрелась к брату. У него тоже были серые глаза и чёрные волосы.